"Удовлетворение гарантировано" - читать интересную книгу автора (Брукс Хелен)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Апартаменты Кольта оказались как раз такими, какие и следовало ожидать от миллионера-плейбоя. И именно это глубоко задело ее.

Джессика уже достаточно знала этого сложного человека и понимала, что истинный Кольт Айронс скрывается где-то глубоко под броней циничности и броня эта очень толстая. Роскошная, типично холостяцкая квартира, с черной кожаной мебелью и дорогими серыми коврами, в которой все, от штор до телевизора, управлялось кнопками пульта, не выдавала ни единой черты личности хозяина – нигде не было видно ни фотографий, ни украшений, ни растений.

– Ну? – Он подал ей бокал вина и прищурил серые глаза. – Что ты думаешь о моем доме?

Джессика очень надеялась, что он не будет настаивать на ответе. Квартира была величественной… и ужасной.

– Мой настоящий дом в Гастингсе, – сказал он и с ленивой грацией развалился в кресле. – Но я там бываю редко. Работа держит меня в городе большую часть времени.

– О, понимаю. Но не проще ли жить в отеле, чем покупать квартиру? – осторожно спросила она. Ей никак не удавалось расслабиться. Кольт казался величественным, непонятным и опасным. И невероятно притягательным.

– Да, – он улыбнулся одними губами. – Но жить на чемоданах утомительно, а здесь мне нравится. Безопасно, и соседи не вмешиваются в личную жизнь.

Нет слов, вполне продуманное место обитания, но здесь нет уюта – ни камина, ни тапочек. Теперь Джессика понимала, почему эта красивая раковина устраивает такого человека, как Кольт.

Интересно, сколько раз он разыгрывал здесь один и тот же сценарий, с болью в сердце подумала она. Он разжег огонь. Включив музыку – протяжную, нежную балладу, – он разжег в ее душе огонь.

– Может, ты хочешь что-то другое? Джаз или классику?

– Нет, все хорошо. – Она ответила слишком быстро и резко и, стараясь умерить голос, добавила: – Интересно, как там Моника?

– Хотите, позвоню?

– Нет, не надо. – Она надеялась, он не поймет, что она заговорила о Монике, чтобы разрядить атмосферу, ставшую вдруг слишком интимной.

– Расслабься, Джессика, – мрачно и сухо сказал он. – Разве тебе не известно, что верх пошлости – пытаться соблазнить женщину до того, как накормишь и напоишь ее?

– Не смешно.

– Это ты уже говорила. – Безжалостное лицо было твердым, как гранит, но вдруг оно изменилось, взгляд его потеплел, и он произнес: – Впервые в жизни не знаю, что и сказать. Это действительно не смешно.

Не надо, со смятением подумала Джессика. Нападению она могла бы противостоять, но, когда Кольт признается в слабости, хочется подойти, погладить, стереть с его красивого лица маску цинизма.

Знает ли Айронс, как неотразимо действует сочетание облика «сильного мира сего» и «потерявшегося мальчика»? О да, Кольт знает.

Он сразу честно предложил правила игры, и это не он переменился, а она.

– Кольт, я вам уже говорила. Я не хочу скоротечной связи…

– Я тоже. – Он усмехнулся, и только это и удержало ее, чтобы не упасть в его объятия. – Она не будет скоротечной, Джессика, это я тебе обещаю.

– Вы знаете, что я имела в виду… – После того, что она узнала о себе, о своей любви, протест прозвучал слишком слабо, и он почувствовал это, как волк чует близость добычи.

– Иди сюда… – Он встал, она тоже встала, хотя знала, что один поцелуй – и она потеряет контроль над собой.

– Бедная маленькая Джессика. – Теплый, нежный, сексуальный голос; руки, обнимающие ее. – Одна в логове страшного серого волка.

– Кольт…

– Шшш… – Он чуть отстранился и посмотрел в бархатную глубину ее глаз. – Ты красивая, Джессика. Красивая, храбрая, в тебе есть все, о чем может мечтать мужчина. – Легкие, как перышки, поцелуи коснулись лба, закрытых глаз, носа. Когда они добрались до ушей, она застонала, с ужасом услышав себя, но что она могла поделать с собой? – Не так уж это страшно, правда? – В хрипловатом голосе звучала легкая насмешка, но ей было все равно, она потонула в водовороте наслаждения, которое он давал с такой легкостью. – Все случится медленно, так медленно и тихо, как ты захочешь, обещаю.

Жаркий язык проник в ее рот, и поцелуй превратился в обладание – она знала, что сейчас произойдет, ну и пусть, она не будет бороться, не хочет бороться. Случится то, что должно было случиться. Что плохого в том, что она станет его любовницей, пусть даже ненадолго – на неделю, на месяц? Разве она не имеет права на теплые воспоминания, которые когда-нибудь согреют ее вдали от него? Если не с ним, то ни с кем, вдруг поняла Джессика. Пусть их связь будет короткой, но это лучше, чем ничего…

– Ты не представляешь себе, что со мной сделала. Я дышал тобой все это время. – Его голос прерывался от желания, и она растворилась в его объятиях; его руки ласкали тело, разливая по нему ручейки огня. – Ты хочешь меня, Джессика? Скажи…

Она уже готова была подчиниться, признаться во всепоглощающем желании, как вдруг легкое жужжание звонка ворвалось в тишину квартиры. Кольт замер, тихо выругался и медленно, напряженно выпрямился, сказав с жалобной улыбкой:

– Чертова еда. – Помотал головой, откинул волосы, перевел дух. – До чего не вовремя.

Он вышел. Трясущимися руками Джессика оправила платье и, пока он говорил с посыльным, быстро села на место, глотнула вина, пытаясь прийти в себя.

Через несколько минут стол был уставлен блюдами, и Кольт с невинным видом подливал ей вина, а она все еще пылала от того, что чуть не случилось.

Может, она сошла с ума? В один миг отказаться от моральных принципов всей жизни? Как только Джессика ему надоест, он попросит ее уйти, как просил всех других, что были до нее.

Надо остановить Кольта, для него это только игра. Сказать, что она не та деловая, независимая женщина, которую он хочет в ней видеть, и что она не спала с Вильямом. Надо ему сказать, что она вообще ни с кем не спала.

Конечно, он тут же решит, что Джессика наивна, глуповата, старомодна, и немало повеселится на ее счет. Эта мысль была невыносима. Нельзя допустить, чтобы у него остались о ней такие воспоминания. Пусть запомнит ее другой: она сама уйдет от него, в отличие от остальных.

– Кольт? – Она подняла взгляд от нетронутой тарелки. Он смотрел на нее. Как долго он наблюдает? Ладно, неважно, через минуту он поймет, что гонялся за иллюзией, за призраком, за тем, чего вовсе не существует.

– Я весь обратился в слух. – Он без труда надел маску, которая редко покидала его лицо, но мысли в голове метались. Что, к чертям, она собирается сказать? Он несколько минут смотрел, как менялось ее лицо, – и ему это не нравилось, а он был так близок к победе. Но, черт возьми, как она прекрасна…

– То, что случилось… – У нее перехватило горло, и она глубоко вздохнула, чтобы продолжать: – Это было ошибкой. С моей стороны, я хочу сказать.

– Неужели? – (От тягучего, холодного голоса она сжалась.) – Насколько я помню, нас было двое.

Вспышка злости пополнила кровь адреналином, в котором она так нуждалась.

– И все же это моя ошибка. Я не хочу интрижки с вами, Кольт…

– О, ты опять за свое…

– Я не об этом. Я не могу винить вас: вы в первый же день прояснили свою позицию.

Он ничего не сказал, только сузились его глаза, и лицо стало таким холодным, что она поняла, как трудно будет все ему объяснить.

– Вопреки тому, что вы обо мне думаете, я не прыгаю в кровать к своим приятелям…

– Рискую показаться неделикатным, но это, кажется, не относится к бывшему жениху? Твой вероломный Вильям доказал тебе свою любовь перед тем, как вы решили пожениться?

– Не думаю, что ему бы это удалось. Я не собиралась спать с ним до свадьбы. Он не настаивал, а я не хотела.

– Браки совершаются на небесах.

Циничность фразы резанула ее. У Джессики не было достаточно опыта, чтобы понять: это лишь защитная реакция.

– Говорите что хотите, но я сказала правду.

– Значит, ты требуешь гарантий в уплату за тело? Рассуждая логически, это сильно смахивает на древнейшую профессию.

Оттого, что он извратил ее слова, Джессика рассвирепела.

– Я не говорю, что мне нужна плата. Нужна привязанность, доверие, понимание… любовь.

– Любовь? – Он невесело засмеялся. – Джессика, вернись на землю. О какой любви можно говорить в наше время? Иллюзия, плод воображения. Ее придумали женщины, чтобы приукрасить естественное влечение к мужчине. Открой глаза, посмотри вокруг.

– Я смотрю – и не вижу того, что хочу найти.

– Думаешь, я вижу? Любовь – величайший обман, тебе ли не знать? Посмотри на Вильяма и свою сестрицу – ведь они тебя любили? А ваши родители – после шестнадцати лет совместной жизни мать уходит к другому. Он что, моложе, богаче или больше возбуждает?

– Моя мать все еще любит отца. – Теперь Джессика была бесконечно благодарна матери за тот разговор. – Она не переставала его любить; мама так любила его, что не могла делиться.

– Делиться? – Он напрягся, но лицо оставалось бесстрастным. – Что ты имеешь в виду?

– Мой отец из тех, кто весь отдается работе, ни для чего другого у него не остается времени. Мать не смогла с этим смириться.

– Это она так сказала? – насмешливо протянул Кольт.

Она медленно встала, задвинула стул и посмотрела на него долгим, ровным взглядом.

– Я хотела бы уйти домой.

– Ты хочешь гарантий. – Он не шевелился. – Может, квартиру? Счет в банке? Подписанный контракт? Назови, и все будет твое.

– Я не верю, что вы это сказали, – с внезапным отвращением бросила она, и он встал так резко, что опрокинул стул, но оба этого не заметили, глядя друг на друга, как два гладиатора – перед боем.

– Черт возьми, Джессика, чего тебе от меня надо? – прорычал он, покраснев от гнева. – Я могу понять, что после неустроенного детства ты хочешь иметь дом, и я готов его тебе дать. Желание естественное, тем более для женщины…

– Не надо меня опекать, Кольт. – Все вышло гораздо больнее, чем она ожидала. Чего она хочет от него? Всего. Ей нужны привязанность, любовь, брак, дети. – Я ничего не хочу от тебя, Кольт, я уже говорила.

– Врешь!

– Неужели великий Кольт Айронс не может поверить, что ему дали от ворот поворот? – с горечью сказала Джессика, преодолевая желание кинуться ему на шею, отдаться ему, быть с ним…

– Вот, значит, каким ты меня представляешь? Человеком, у которого мозги не в голове, а гораздо ниже? Несмотря на то, что я сказал?

– Ты ничего не сказал, – тихо ответила она, поняв, что они говорят на разных языках. Он потерял невесту, она – жениха… И все же она его не понимает. Но любит больше жизни. Это любовь подсказала ей следующие слова: – Почему, Кольт? Почему ты боишься отдаться чувствам?

Он был ошеломлен.

– Брось свой любительский психоанализ, Джессика, мы с тобой по-разному смотрим на вещи.

– Вильям обошелся со мной отвратительно, но, если я встречу настоящего человека, – о, хоть бы он убрал этот железный щит! – я готова начать все сначала.

– Но я – не тот человек.

Кольт говорил так спокойно, что это обмануло ее, и она дала ему приблизиться. В следующее мгновение он прижимал ее к груди и осыпал поцелуями.

Он снял пиджак, как только вошел в дом, и теперь сквозь рубашку она ощущала, как сердце стучит у него в груди, ее сводил с ума запах мускулистого тела. Он ее не любит, но это больше не имело значения.

Кольт опустил ее на мягкий ковер, и желание волной прошлось по всему ее телу. Через какое-то мгновение она открыла глаза, почувствовав, что он ее больше не ласкает.

– Ты права, Джессика. – Кольт не спеша поднялся и посмотрел на нее сверху вниз с загадочным видом. – Здесь нет ошибки, в глубине души ты это понимаешь, но я буду терпелив, пока ты сама не признаешь этого. Не хочу, чтобы ты притворялась, будто я взял тебя против воли. Я овладею тобой, когда ты сама меня об этом попросишь.

Он остановился?! Она заметила расстегнутое платье и с пылающими щеками стала торопливо поправлять одежду. Как он мог? Он показал ей, что может завладеть ею в любую минуту, когда захочет. Невозможно поверить!

– Я не хочу тебя видеть, – ровным тоном сказала Джессика, встала и посмотрела ему в лицо. Оно было холодно и непроницаемо.

– Ребячество. – Больше не было пылкого любовника – перед ней стоял тиран, миллионер, полновластный хозяин своей маленькой империи.

– Нет, это правда. – Надо было с достоинством закончить этот страшный вечер. – Ты поставил точку, оставайся с этим.

– Что значит «точку»? – прошипел он.

– Сам сообразишь. – Спорить она была не в состоянии. Сначала Вильям, теперь он. Чем она провинилась, что мужчины топчут ее чувства? Других женщин любят, лелеют. А ее?

Что бы Кольт ни говорил о любви, он знает, что такое любовь. Он превратился в камень, только когда потерял невесту.

– Джессика…

– Я хочу домой. – Это было как плач ребенка.

Он понял, что она на пределе, и коротко кивнул.

– Как хочешь.

– Спасибо.

Дорога домой прошла как в страшном сне; осознание того, что она видит его в последний раз, не помогало. Она не поднимала глаз, и платье теперь выглядело как насмешка над ней. Она купила его сегодня днем. Неужели сегодня? Надеялась, что завоюет место в его сердце. Дура, дура, дура! Джессика до крови прикусила губу.

– Я провожу тебя до двери.

– Не беспокойся. И запомни, что я сказала: я больше не желаю тебя видеть, Кольт.

– Можно подумать, ты боишься поставить точку, Джессика!

Насмешливый тон Кольта переполнил чашу ее терпения. Она уже вылезла из машины, но тут же резко повернула к нему побледневшее лицо.

– Я не такая, как ты, я из плоти и крови, и хотя временами это тяжело, я не хотела бы стать таким куском льда, как ты! Ты призывал меня снова начать жить, тогда, в саду у, Гарри, не заточать себя в башню. Но это не я, а ты отгородился от реального мира, Кольт…

– У тебя истерика, – холодно прервал он, но она видела, что стрела попала в цель.

– Может быть, и истерика, но я же человек. Со всеми качествами, которые ты презираешь, с желанием любить и быть любимой. В отличие от тебя я не отказалась от этого даже после тяжелой потери.

– Хватит, Джессика! Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю, что твоя невеста погибла, и сестра тоже, поэтому ты стал таким. – Ей хотелось, чтобы он закричал на нее, чтобы из этого напряженного тела наконец прорвались чувства, но он молчал, и она поняла, что он ни за что не потеряет контроль над собой. Ей не добраться до его души, нечего было и пытаться. – Прощай.

Джессика быстрым шагом пересекла улицу, и он ее не окликнул. Тишина, страшная тишина говорила о том, что Кольт покончил с ней, что он не простит ей последних слов, вмешательства в его жизнь.

– Ну и пусть, – не то бормотала, не то рыдала Джессика, поднимаясь по лестнице. – Я правду сказала, он не может меня за это винить.

Ее охватило отчаяние – только что она сожгла за собой мосты.