"Королева из Прованса" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

КАСТИЛЬСКАЯ НЕВЕСТА

Эдуарду исполнилось пятнадцать лет. Он был здоровым, энергичным юношей, прирожденным вождем. Это качество проявилось у него еще с пятилетнего возраста. Во всех мальчишеских забавах Эдуард непременно хотел верховодить. Его кузен Генрих, сын Ричарда Корнуэлльского, был тоже храбр и ловок, но книги он любил больше, чем подвижные игры, и был склонен к задумчивости. Из Эдуарда, возможно, тоже мог бы получиться ученый – мальчик любил читать и имел способности к наукам, но рыцарские забавы привлекали его больше, чем знания. Принц хотел во что бы то ни стало быстрее всех скакать на лошади, точнее всех стрелять из лука, лучше всех охотиться с соколами. Эдуард сам придумывал игры и сам был главным их участником.

Эдуард все время помнил, что он старший сын короля и наследник престола, и требовал, чтобы остальные тоже об этом не забывали. Мужчины относились к нему с подобострастием, женщины из кожи вон лезли, желая ему понравиться. Эдуард знал, что мать в нем души не чает, отец тоже отличает от прочих своих детей, а ведь Генрих был нежным и любящим отцом для всех своих чад. Однако ни для кого не было секретом, что любимец и надежда всего двора – златокудрый Эдуард.

Кузены Монфоры все время подзадоривали принца, подговаривая его на дерзкие и безрассудные выходки. Дети Симона знали, что их отец с королем в ссоре, и потому хотели во что бы то ни стало утереть нос королевским отпрыскам. Чем больше впадал Симон де Монфор в немилость, тем озорнее и неуемней вели себя его сыновья, желавшие показать, что они тоже принцы королевской крови.

Здравомыслящий Генрих Корнуэлльский пытался вразумить сорванцов, и за это они его недолюбливали.

Принц Генрих видел, как опрометчиво ведет себя Эдуард, поддаваясь влиянию Монфоров. Они частенько подбивали его на поступки, которых Эдуард, будь он один, ни за что бы не совершил. Однако, боясь показаться рохлей, принц шел на поводу у своих сорванцов-кузенов.

Чем настойчивее были увещевания Генриха, тем больше неистовствовали Монфоры. Они испытывали смелость и отвагу Эдуарда, вовлекая его все в новые и новые приключения.

С тех пор, как Эдуард получил во владение собственные земли и замки, он взял за обычай разъезжать по стране в сопровождении двухсот рыцарей. Эта орава «развлекалась» как могла: разоряла деревни, переворачивала повозки и телеги, угоняла лошадей, похищала девушек. Вначале эти забавы имели вид обычных проказ, но со временем делались все более жестокими и разорительными. Когда в стране стало известно, что наследный принц бесчинствует со своей бандой, обижая мирных жителей, люди встревожились: какой же король получится из такого наследника? Многие вспоминали короля Джона, который в годы своей юности вел себя точно так же. Второй раз это повториться не должно. Король Генрих слаб, расточителен, любит чужеземцев, но он, по крайней мере, человек набожный, добрый муж и отец. Никто не мог бы обвинить Генриха в беспутстве.

Теперь же, когда король покинул страну, а регентами стали королева и Ричард Корнуэлльский, Эдуард и вовсе распоясался. Его выходки делались все более и более сумасбродными.

Кузен Генрих пытался образумить Эдуарда, но тот лишь отмахивался и говорил:

– Если вам не нравится наше общество, можете нас не сопровождать.

Воспользовавшись этими словами, Генрих и в самом деле перестал участвовать в эскападах наследника.

После нашествия Эдуардова воинства деревни выглядели так, словно через них прошла дикая орда или же здесь бесчинствовала моровая язва.

Как-то раз Эдуард и его люди ворвались в монастырь, где монахи как раз собирались приступить к своей скудной трапезе. Безобразники выставили монахов за дверь, слопали всю их еду да еще отколотили слуг.

Эдуарду казалось, что шутка очень остроумна, однако, когда он поведал кузену Генриху о своем подвиге, тот презрительно скривился.

– Мы славно позабавились, – пробормотал Эдуард.

– Да? А монахи?

– Подумаешь, монахи! У них такая скучная жизнь. А теперь будет, что вспомнить.

– Они вспомнят, Эдуард, вспомнят с проклятиями. Ведь вы наследник престола, не забывайте об этом. Вам следует помнить о своем предназначении.

– А вам следует помнить, с кем вы разговариваете! Перестаньте меня учить!

– Я говорю все это, потому что страшусь за вас. Неужто вы хотите, чтобы народ возненавидел вас еще до того, как вы стали королем?

Эдуард рассмеялся:

– Какое мне до этого дело? Простолюдинам не дано судить королей.

– Иметь собственное суждение может каждый, а к королям относятся особенно безжалостно.

– Вечно вы испортите все удовольствие! – сердито воскликнул Эдуард и вышел вон.

Несколько дней спустя Генрих решил отправиться со своим кузеном в очередную прогулку. Эдуард все еще дулся, не забыв упреков в свой адрес. На душе у принца было скверно. Он внутренне чувствовал правоту Генриха и оттого злился на него еще сильней. Какое право имеет Генрих изображать из себя такого святошу! Скучный, занудный праведник! Кичится тем, что на четыре года старше.

По дороге всадники встретили какого-то подростка, примерно того же возраста, что Эдуард. Застыв от ужаса, паренек боялся пошевелиться. Эдуард и его рыцари наводили страх на всю округу, и паника, охватившая подростка, была вполне объяснима.

– Что ты здесь делаешь, юнец? – громко спросил Эдуард.

Паренек от страха не мог вымолвить ни слова.

– У тебя что, языка нет? – прикрикнул на него Ги де Монфор. – Раз ты не пользуешься языком, значит, можешь обойтись и без него.

– Ты слышал? – грозно повысил голос Эдуард.

Тут мальчишка и вовсе потерял голову.

– Взять его! – рявкнул принц.

Двое солдат соскочили с седла и взяли несчастного под руки.

– Как он на меня смотрит! – вспылил принц. – Наглец!

– Выколоть ему наглые глаза! – крикнул кто-то из свиты.

– Нет, отпустите его! – воскликнул Генрих. – Он ничего плохого не сделал.

– А мне он не нравится, – упрямо произнес Эдуард, все еще раздраженный на кузена.

Один из солдат схватил подростка за волосы.

– Смотрите, милорд, у него еще и уши есть.

С этими словами говоривший занес над головой паренька меч.

– Так как он все равно вас не слышит, милорд, давайте я отрежу ему одно из них.

– Как можно! – возмутился Генрих.

Эдуард вскипел. До каких пор Генрих будет указывать ему, что можно делать, а чего нельзя? Генрих – просто слюнтяй, он боится черни. Надо преподать ему хороший урок.

– Давай! – крикнул принц.

Сверкнул клинок, и мальчик упал, обливаясь кровью, а солдат с торжествующим видом протянул Эдуарду обрубок кровоточащей плоти.

– Ну, все, с меня хватит! – воскликнул Генрих.

Он порывисто спрыгнул с седла и поднял подростка на руки.

– Ничего не бойся, – прошептал Генрих. – Я отнесу тебя домой. Ничего плохого с тобой больше не случится.

Все молча смотрели, как Генрих удаляется с раненым на руках.

– Вперед! – крикнул Эдуард.

Кавалькада поскакала дальше, на дороге остался только один конь, терпеливо дожидавшийся хозяина.

Генрих отнес паренька домой, оставил ему свой кошель и с тяжелым сердцем направился обратно во дворец.

С того дня Генрих перестал разговаривать со своим кузеном, проникшись к Эдуарду глубочайшей неприязнью.

Он все не мог забыть перепуганного, дрожащего паренька, который так и не понял, что с ним произошло.

Пусть отец позволит мне уехать за море, думал Генрих. Дальнейшее общение с Эдуардом невозможно – перед глазами у Генриха будет постоянно возникать окровавленное лицо крестьянского мальчишки.

После того памятного происшествия Эдуард вернулся в замок мрачнее тучи. Оставшись один, он сел на кровать и закрыл лицо руками.

В чем дело, спросил себя принц. Какая безделица – отрубленное ухо крестьянина, презрительный взгляд Генриха. Стоит ли из-за этого так расстраиваться?

Эдуард подумал об искалеченном мальчишке. На всю жизнь он останется уродом, люди будут смотреть на него и говорить: это сделал Эдуард.

Генрих прав. Тупая, бессмысленная жестокость. Пострадал мальчишка, пострадала его семья, и все ради чего? Чтобы Эдуард возвысился в глазах кузенов Монфоров? Неужто он испугался, что они обзовут его трусом и неженкой?

Монфоры ненавидят Генриха, потому что ревнуют к нему. Ведь его отец – великий Ричард Корнуэлльский, брат короля, один из самых могущественных людей страны. Юные Монфоры готовы на что угодно, лишь бы дискредитировать Генриха, но сделать это непросто, ибо Генрих – юноша нравственный и в гнусных затеях не участвует.

Эдуард подумал, что он всегда смотрел на старшего кузена как бы снизу вверх, мечтал заслужить его одобрение. С самого раннего детства Генрих был ему старшим братом, а теперь все испорчено.

Нужно объясниться с Генрихом, оправдаться перед ним. Крестьянского мальчишку можно разыскать, выплатить ему компенсацию. У Эдуарда было такое чувство, будто он внезапно повзрослел и смотрит на себя со стороны. Разве может бесчинствовать тот, кто готовится стать великим государем?

Принц решил немедленно отправиться к кузену, однако Генриха на месте не оказалось.

– Где мой кузен? – спросил принц у слуг.

– Милорд, он уехал рано утром.

– Уехал? Ничего мне не сказав?

Эдуард совсем пал духом. Он знал, что не успокоится, пока не увидится с Генрихом.

Генрих же отправился в Вестминстер к отцу, которого не видел с того самого дня, как король уехал в Гасконь. Ричард теперь был регентом, и государственные дела отнимали у него все время.

Увидев сына, принц несказанно обрадовался. Он больше всего на свете любил этого мальчика – больше, чем власть, больше, чем богатство, больше, чем жену. И своим сыном Ричард мог гордиться. Всякий раз, глядя на высокого, сильного юношу, Ричард поневоле вспоминал его мать. В юности бедняжка Изабелла была знаменитой красавицей. Вообще-то Ричарду не очень хотелось вспоминать свою первую супругу, ибо обошелся он с ней довольно жестоко. Брак с самого начала был обречен. Но благодаря этой женитьбе у Ричарда был сын – такой сын, о котором можно только мечтать.

Хороший мальчик – добрый, храбрый, мужественный. За таким люди пойдут в огонь и в воду, потому что он честен и целен. Еще бы, ведь его дедом по материнской линии был великий Вильям Маршал, достойнейший и мудрейший из рыцарей. Ни разу за всю свою долгую жизнь Вильям Маршал не уклонился с пути чести и долга. Да, Генрих пошел в деда. Есть за что благодарить покойную Изабеллу. А по отцовской линии Генрих – потомок короля Джона, Генриха Второго и Вильгельма Завоевателя.

Отец и сын крепко обнялись.

– Добро пожаловать, сын мой. Рад вас видеть.

– Как поживаете, батюшка?

– Неплохо. Очень много дел, ведь мы с королевой теперь регенты. Не так-то просто иметь с ней дело. Мне было бы легче, если бы я занимался делами один. Однако я вижу, вы чем-то расстроены.

– Мне нужен ваш совет.

Ричард был счастлив. Как приятно сознавать, что сын в трудную минуту обращается именно к нему, а не к кому-нибудь другому.

– Что случилось, сын мой?

– Я не хочу больше служить Эдуарду.

– А что такое? Вы поссорились?

– Мне невыносимо видеть, что он вытворяет.

– Вы имеете в виду его выходки в провинции? Мальчик ведет себя преглупо.

Генрих рассказал отцу историю с отрубленным ухом.

– О господи, – вздохнул принц, – какая глупость! Он очень похож на свою мать, никак не возьмет в толк, что именно от народа зависит, удержится ли король на троне. Так вы были при этой сцене?

– Я пытался заступиться за несчастного, но мои уговоры лишь подливали масла в огонь. Так было и прежде. Потом я доставил подростка домой и дал его семье денег.

Ричард кивнул, он знал, что в такой ситуации Генрих поступит как подобает.

– Я больше не могу ему служить, – повторил юноша. – Хочу уехать за границу.

– За границу? Вы хотите сказать, в Гасконь, к королю? – Ричард нахмурился. – Не согласен. Нельзя оставлять Эдуарда. Ведь в один прекрасный день он станет королем.

– Если он станет таким же королем, как наш дед, я не желаю иметь с ним ничего общего.

– Отлично вас понимаю. Однако, если он пойдет по стопам деда, долго ему на троне не усидеть. Генрих, оставайтесь у меня. Я буду этому очень рад. А Эдуард наверняка пришлет справиться, почему вы его покинули.

– Он и так это знает. Я не скрывал своего отвращения. Отец, я больше не стану сопровождать его в этих поездках, не желаю быть свидетелем чудовищных, жестоких выходок. Ни за что!

– А вы и не обязаны ему служить. Вы такой же принц, как и он. Если б его отец не появился на свет на несколько месяцев раньше меня, наследником престола были бы вы. Англия об этом может только мечтать. Если вы не захотите служить вашему кузену, сын мой, это ваше право. Но за границу я вас не отпущу. – Ричард замялся. – Вы ведь уже не мальчик, вы знаете, что происходит в стране. Королева становится все более и более непопулярной, короля народ тоже не любит. Бароны внимательно следят за тем, как усугубляется конфликт между королем и Симоном де Монфором. Скоро наступит день, когда страна разделится на два лагеря, как во времена вашего деда. И в этот день, Генрих, вы должны быть здесь. Нужно быть в курсе событий.

– Я и так уже многое знаю, – ответил Генрих. – Я вижу, какими взглядами смотрят простолюдины на королеву, когда она следует куда-нибудь со своей свитой. Я слышу ропот, а иногда и крики.

– Положение скверное. Послушайте, поживите у меня. Мы с вами слишком мало видимся. Если не хотите жить при дворе – не живите. Это ваше право.

Однако через несколько дней в Вестминстер приехал сам Эдуард. Он сказал, что хочет поговорить со своим кузеном.

Когда они остались наедине, наследник схватил Генриха за руки:

– Генрих, вы покинули меня! – воскликнул он с упреком.

– Да, – кивнул Генрих.

– Из-за того проклятого мальчишки?

– Мальчишка теперь и в самом деле проклятый – на всю жизнь. Подумайте только, что вы с ним сделали.

– Я только об этом все время и думаю. Никогда не забуду, как вы уносили его на руках.

– Я останусь жить у отца, – отрезал Генрих.

– А я хочу, чтобы вы вернулись со мной.

– Нет, предпочитаю остаться здесь.

– Не забывайтесь, Генрих. Ведь я ваш сюзерен.

– И что же вы со мной сделаете? Уши отрежете?

– Генрих, мы всегда были добрыми друзьями. Нас ведь двое – вы и я. Я хочу, чтобы так и было впредь. Помните, как мы вместе мечтали о будущем, как хорошо нам было вдвоем?

– Тогда мы были детьми. Теперь же вы стали взрослым, и вам нравится грабить деревни и истязать простых людей.

– Я положу этому конец.

– Как так? Вы откажетесь от своих забав?

– Какие там забавы… Потому-то я и хочу, чтобы вы вернулись. Давайте вместе съездим к тому мальчишке. Я докажу, что раскаиваюсь в содеянном. Дам ему денег…

– Вряд ли деньгами можно откупиться за увечье.

– Ну, я придумаю что-нибудь другое. Даю вам клятву, Генрих. Если вы вернетесь, я переменюсь. Честное слово. Я уже не мальчик. Внезапно я понял, как безрассудно себя вел. Ведь мне суждено быть королем, и я хочу быть хорошим королем, как великий Завоеватель. Он-то не разъезжал по стране, глумясь над своими подданными.

– Да, если бы он вел себя подобным образом, он не стал бы великим государем.

– Вы правы, Генрих. Вы всегда правы. Я пошел на поводу у Генриха, Симона и Ги де Монфоров. Уверен, что они нарочно подзуживали меня, чтобы испортить мою репутацию. Я был глупцом. Больше этого не повторится. Вот увидите. Возвращайтесь, и мы первым же делом исправим зло, причиненное мальчишке.

Генрих заколебался.

– Вы и в самом деле так думаете, Эдуард?

Эдуард поднял правую руку, словно давая торжественную клятву.

– Клянусь. Отныне я стану другим. Мне нужно готовиться к тому, чтобы стать великим королем. Мой час настанет, и тогда я хочу, чтобы обо мне говорили, как о моих великих предках.

Генрих протянул кузену руку:

– Хорошо, я возвращаюсь с вами.

А два дня спустя к Эдуарду явилась взволнованная королева и сообщила:

– Пришло письмо от короля! Мы едем к нему. Эдуард, он нашел вам невесту.

Королева и ее спутники покинули Портсмут теплым майским днем. Элеанора пребывала в радостном возбуждении, предвкушая скорую встречу с мужем. Эдуард же испытывал смешанные чувства. Мысль о женитьбе его не пугала, тем более что невеста, судя по описаниям, была красавицей. Но Генрих, лучший друг принца, остался в Англии, с отцом – ведь теперь, после отъезда королевы, единственным регентом стал Ричард.

Зато жена Ричарда, Санча, тоже отправилась в плавание. Ей не хотелось расставаться с мужем, но слишком велико было искушение посетить родные места и повидаться с матерью.

Король в Бордо с нетерпением ждал прибытия своего семейства и очень боялся, не случилось бы по дороге какого-нибудь несчастья. Когда же встреча наконец состоялась, Генрих чуть не обезумел от счастья.

Он сказал Элеаноре, что безмерно рад, и супруги страстно обнялись. Потом Генрих сердечно приветствовал остальных.

В замке состоялся роскошный пир. Король сказал, что давно уже у него не было такого достойного повода для веселья. Он засыпал Элеанору вопросами о малютке Катарине. Бедняжка, как жаль, что ее не взяли с собой!

Затем, уединившись с королевой и наследником, Генрих объяснил им, как обстоят дела с женитьбой.

Этот брак – необходимое условие, без соблюдения которого гасконские земли будут безвозвратно утрачены. Король Альфонсо, взошедший на престол после смерти своего отца Фердинанда III, выдвинул очень жесткие требования.

Элеанора Кастильская еще совсем девочка. Она – дочь той самой Жанны де Понть, на которой Генрих намеревался жениться перед тем, как посвататься к Элеаноре Прованской. Впоследствии Жанна вышла замуж за кастильского короля Фердинанда. Нынешний король, дон Альфонсо, – сын Фердинанда от предыдущего брака. Таким образом, юная Элеанора Кастильская приходится новому королю сводной сестрой, и он вправе распоряжаться ее судьбой по собственному усмотрению.

Когда дон Альфонсо предложил выдать свою дочь за Эдуарда, Генрих сразу же согласился. Это предложение было для него настоящим спасением.

После женитьбы Гасконь останется во владении британской короны.

Однако Генрих не скрывал, что дон Альфонсо ведет себя по отношению к англичанам весьма недоверчиво.

Впрочем, кастильца трудно было за это винить. Ведь Генрих в свое время скверно обошелся с матерью юной Элеаноры – сначала обручился с ней, потом разорвал всяческие отношения. Помнили в Кастилии и о бабушке юной Элеаноры, принцессе Алисе, которую некогда отправили в Англию, дабы выдать замуж за Ричарда Львиное Сердце. Этот брак так и не состоялся, потому что отец Ричарда соблазнил невесту своего сына и забрал ее к себе в любовницы.

На сей раз ничего подобного произойти не должно, прямо заявил дон Альфонсо. Вот почему невеста не поедет в Англию, а, наоборот, сам жених должен явиться в Кастилию, где и состоится свадьба. Более того, Эдуард должен прибыть в Бургос не позже заранее условленного дня, иначе дон Альфонсо объявляет Англии войну и вторгается в Гасконь.

– Сами видите, в каком мы положении, – подытожил Генрих.

– Каков наглец этот Альфонсо! – возмутилась королева.

– Увы, дорогая, так оно и есть. Но мы всецело от него зависим. Если мы хотим сохранить Гасконь, Эдуард должен прибыть в Бургос не позднее назначенного дня.

– Должен – значит, прибудет, – отрезала Элеанора.

Не теряя времени, королева и наследник отправились в Бургос, а Генрих остался в Бордо, чтобы управлять провинцией.

Путешествие через Пиренеи было тяжелым и опасным, но, слава Богу, стояли погожие дни. А тягот и трудностей королева никогда не боялась.

В качестве крайнего срока дон Альфонсо назначил Михайлов день.

Пятого августа неутомимая Элеанора и ее спутники прибыли в Бургос, где сразу же начались шумные празднества.

Юная инфанта Элеанора еще издалека увидела пышную кавалькаду, а впереди нее английскую королеву и ее сына.

Так вот он какой, Эдуард, будущий супруг инфанты.

У юной Элеаноры взволнованно забилось сердце, ибо принц оказался необычайно красив. Она сразу же узнала его, так как много слышала о его знаменитых золотых кудрях. Эдуард резко выделялся в любой толпе – и это несмотря на юный возраст. Вряд ли он был намного старше самой Элеаноры. Девушка облегченно вздохнула. Раз уж ей суждено покинуть отчий дом, то лучше с таким женихом, чем с каким-нибудь иным.

Впрочем, родительский дом никогда не был для нее таким уж раем. Ее мать была не первой женой дона Фердинанда. Король, естественно, отдавал предпочтение не дочери от второго брака, а своему сыну Альфонсо. Тот же, став королем, сразу дал понять, что не намерен придавать своей сводной сестре какое-либо значение.

Альфонсо рассматривал Элеанору как пешку в политической игре. На сей раз пешка пришлась как нельзя более кстати. К тому же невредно будет иметь столь близкую родственницу на английском престоле.

Дон Альфонсо интересовался двумя вещами: политикой и астрономией.

Короля считали человеком умным и ученым. Он изобрел таблицу небесных счислений, известную под названием Альфонсовой астрономической таблицы. Король получил прозвище Мудрый, все глубоко чтили его за знание небесных сфер.

Однако на свою мачеху Жанну и сестру Элеанору у короля времени не хватало.

Жанна, которая должна была стать королевой Английской, а стала королевой Кастильской, с детства внушила дочери, что инфанта не вольна распоряжаться своей судьбой. Однако брак с наследником английского престола – весьма выгодная партия, тем более что король Генрих обожает жену, и можно надеяться, что сын пойдет в отца.

Вот почему маленькая инфанта, видевшая в детстве мало счастья, готовилась расстаться с отчим домом без особых горестей.

Мать вывела ее за руку во двор, и Элеанора увидела перед собой золотоволосого юношу, жадно впившегося в нее глазами.

Юноша улыбнулся, и девочка залилась краской.

Сердце ее радостно забилось – по взгляду Эдуарда она поняла, что он остался ею доволен.

Молодых поженили. У принцессы не было возможности поговорить с женихом перед свадьбой, однако он все же дал ей понять, что суженая пришлась ему по вкусу. Эдуард и Элеанора едва успели перекинуться парой слов – он немного говорил по-кастильски, а Элеанора с некоторых пор начала учить язык своей новой родины.

Инфанта считала, что ее жених необычайно красив. Не просто красив, а не идет ни в какое сравнение с прочими молодыми людьми.

Своей будущей свекрови девочка боялась. Королева, которую тоже звали Элеанорой, была так прекрасна, держалась так уверенно и властно! Оказывается, до приезда в Англию королеву звали не «Элеанора», а на французский манер «Элеанор». Но англичане стали звать чужеземку так, как им удобней. Королева сказала, что англичане все переиначивают на свой манер, ибо считают, будто их привычки и традиции самые лучшие на свете.

Инфанта ответила на это, что совсем не расстроится, если в Англии ее будут называть немного по-другому – лишь бы англичане полюбили жену наследника престола.

Королева насупилась, сказала, что англичане и в особенности лондонцы – народ строптивый и неуступчивый.

Правда, Эдуард отзывался об англичанах менее неприязненно. Он уверял свою юную жену, что народ непременно ее полюбит, потому что она хороша собой и мягка нравом. Эдуард отметил особо, как высоко ценит это последнее качество. Он заявил, что весьма доволен своей супругой.

Дон Альфонсо хотел доказать английским гостям, что в Бургосе умеют развлекаться ничуть не хуже, чем в Англии. Празднества и пиршества и в самом деле оказались еще роскошнее, чем при английском дворе. Все это великолепие произвело на Эдуарда изрядное впечатление, но больше всего ему понравилось сидеть рядом со своей юной женой и рассказывать ей об английских нравах и обычаях.

Дон Альфонсо произвел Эдуарда в рыцари, и маленькая инфанта чуть не прослезилась, когда увидела, как прекрасный Эдуард преклоняет колено перед ее братом.

Невесте шел всего одиннадцатый год, и потому о брачной ночи речи идти не могло. Король Кастильский сказал, что с этим придется подождать.

Королева согласилась, заметив, что лучше всего, когда сближение между мужем и женой происходит постепенно. В любом случае девочка сначала должна завершить свое образование. Ее воспитанием будет руководить сама королева, а у королевы большой опыт, потому что она лично занимается образованием и воспитанием своих детей.

Обе стороны остались весьма довольны исходом дела. В положенный срок английские гости двинулись в обратный путь, но на сей раз Эдуарда сопровождала его маленькая жена.

Генрих с нетерпением ждал возвращения родных. Он горячо обнял и королеву, и сына, и свою юную невестку.

– Моя милая дочь, – сказал он, – добро пожаловать в наше семейство.

Принцессе Элеаноре ее новая семья очень понравилась. Сразу было видно, что король любит и жену, и детей, а ведь это не простой монарх, а властелин большой и сильной державы. С королевой тоже можно было поладить, если ни в чем ей не перечить. А галантный Эдуард, ловкий наездник и красавец, так нравился принцессе, что она не могла отвести от него глаз. Еще Элеанора познакомилась с госпожой Санчей, сестрой королевы, Эдмундом, мальчиком ее возраста, и Беатрисой, которая была немного постарше. Только теперь девочка поняла, как ей не хватало прежде любви и ласки. В английском королевском семействе и того, и другого было в избытке.

Король решил устроить своей новой дочери самый сердечный прием. В ее честь состоялся грандиозный пир. Всех потрясла сумма, в которую должен был обойтись сей небывалый праздник. Инфанта слышала, что расходы составили целых триста тысяч марок.

– Ничего, мы найдем деньги, – жизнерадостно объявил Генрих, как всегда в подобных случаях.

Король начинал гневаться, лишь когда выяснялось, что деньги раздобыть не так-то просто.

В Бордо королевская семья прожила до конца лета, и все это время не прекращались торжества. Доброжелатели короля приуныли, пытаясь подсчитать, во что обойдется казне такая экстравагантность.

Но Генрих отметал любые возражения. Так продолжалось до тех пор, пока не настало время возвращаться домой. Однако, прежде чем направиться к английским берегам, король и королева решили совершить паломничество к гробнице святого Эдмунда – покойного архиепископа Кентерберийского, похороненного в Понтиньи. При жизни Эдмунд был человеком неуживчивым и строптивым; он вечно каялся в собственных прегрешениях, а к прегрешениям ближних относился еще более непримиримо, чем к собственным.

Поклонившись мощам святого Эдмунда, королевская чета воспряла духом. Паломничество как бы сняло с короля и королевы тяжкий грех расточительства. Далее супруги проследовали в Фонтевро, где Генрих велел вынуть из могилы тело его матери и перезахоронить останки в церкви, где для покойницы была сооружена гробница.

От подобных богоугодных деяний на душе у короля стало совсем хорошо.

Королеву же несказанно обрадовало приглашение от Людовика, просившего своих английских родственников пожаловать в Париж.

Королева Элеанора была счастлива, потому что при французском дворе все провансальское семейство наконец собралось вместе.

Дабы сделать приятное своей жене, Людовик отвел гостям лучший из парижских дворцов – Тампль, где располагалась главная резиденция ордена тамплиеров.

Встреча четырех сестер была радостной. Маргарита недавно вернулась из Святой Земли, куда она сопровождала в крестовый поход своего супруга. Здесь же была и Беатриса, вышедшая замуж за Карла Анжуйского, брата французского короля.

Узнав о приезде Элеаноры и Санчи, в Париж прибыла и мать, графиня Прованская. Таким образом, все члены провансальского семейства были в сборе.

– Не хватает только нашего милого отца, – вздохнула Маргарита.

– Не будем печалиться, – утешила ее мать. – Отец был бы счастлив, если б видел нас в эту минуту. А может быть, он и взирает на нас с Небес. Давайте же, не забывая о нем, радоваться встрече.

Генрих хотел показать французам, как он богат и могуществен, поэтому в первый же день принялся раздавать парижским нищим милостыню. Популярность английского короля сразу же поднялась до необыкновенных высот, толпы приветствовали его появление радостными криками.

– Я знаю, как вы довольны нашим визитом, дорогая, – сказал Генрих супруге. – Я намерен устроить богатый пир, на который мы пригласим всю французскую знать. Пусть всем станет известно, как чту я ваше семейство.

– Вы – лучший муж на свете! – вскричала Элеанора. – Теперь, когда я видела мужей всех своих сестер, я окончательно в этом уверилась.

Генрих очень любил, когда Элеанора так говорила, а она, в свою очередь, не упускала возможности сделать мужу приятное. Королева частенько отпускала критические замечания в адрес и Людовика, и Карла, и Ричарда. Генриха задевали постоянные похвалы, которыми окружающие осыпали французского короля. Подданные буквально боготворили своего монарха и шумно приветствовали его, где бы он ни появлялся.

– Французы менее сдержанны в чувствах, чем наши подданные, – говорил Генрих, – и все же следует признать, что меня народ любит куда меньше.

– Людовик только что вернулся из крестового похода, – успокаивала его Элеанора. – Поэтому французы относятся к нему как к святому.

Но дело было не только в крестовом походе. Людовик IX странным образом сочетал в себе смирение и королевское достоинство. Он был полон участия и сострадания к своим ближним. Король не на словах, а на деле заботился о своем народе. Ему и в голову бы не пришло облагать подданных налогами, чтобы устроить пир или праздник. Людовик не придавал большого значения внешним признакам величия, да и праздники его не привлекали. Куда больше короля заботили мысли о чаяниях народа, он искренне стремился к благу своих подданных.

Элеаноре надоело выслушивать восхваления в адрес Людовика. Маргарита, душой и телом преданная своему «святому», только и говорила, что о его несравненных достоинствах. А между тем Элеанора ясно видела, что Людовик относится к своей жене вовсе не так любовно, как Генрих.

Сестры много времени проводили вчетвером – гуляли, вышивали, вспоминали детство.

Им казалось, что вернулись прежние времена, и как-то само собой случилось, что Элеанора вновь задавала тон – совсем как под отчим кровом.

– А помните…

Эта фраза звучала вновь и вновь. Сестры оживленно болтали, смеялись, снова чувствовали себя детьми.

Потом разговор заходил о настоящем, о том, как изменилась жизнь каждой из них. Больше всего приключений выпало на долю Маргариты, ибо она побывала в крестовом походе.

– Я не хотела отпускать Людовика одного, – рассказывала королева. – И я настояла, чтобы он взял меня с собой. Королева-мать не хотела, чтобы Людовик отправлялся в Святую Землю. Никто этого не хотел. Люди считали, что король должен находиться дома и управлять своей страной. Но однажды Людовик заболел, да так тяжело, что никто уже не чаял увидеть его исцеленным. Помню, как одна из служанок, сочтя его умершим, хотела закрыть ему лицо простыней. Но я никого не подпустила к Людовику, я не верила, что он умер. «Он еще жив!» – кричала я, и вдруг Людовик разомкнул уста и странным, глухим голосом сказал: «По Божьей милости было явлено мне видение. Всевышний вернул меня из мертвых». Придя в себя, Людовик послал за епископом Парижским и повелел ему: «Поместите на плечо мое святой крест, дабы мог я отправиться за море». Мы сразу поняли, что он имеет в виду. Я и королева Бланш переглянулись, и нам стало страшно. Честно говоря, я недолюбливала свою свекровь, да и она ревновала ко мне, не хотела делить со мной сына. Но теперь мы были заодно. Мы умоляли Людовика оставить мысль о крестовом походе, ведь он не давал никаких обетов. Но Людовик отказывался принимать пищу до тех пор, пока епископ не осенит его крестом. Королева Бланш погрузилась в траур. Она ходила бледная, как смерть, но Людовик все же настоял на своем. Он дал обет, поцеловал крест, и тогда королева Бланш отвела меня в сторонку и сказала: «Я скорблю по своему сыну, ибо вскоре потеряю его». Она, конечно, имела в виду, что, вернувшись из крестового похода, Людовик уже не застанет ее в живых.

– Ну и что? – пожала плечами Элеанора. – Вы ведь сами говорите, что не любили ее. Она хотела отстранить вас от управления государством.

– Да, поначалу я ее просто ненавидела. Но потом я многое поняла. Королева-мать слишком любила своего сына, и ей была нестерпима мысль, что он достанется другой женщине. В Людовике была вся ее жизнь.

– И что было потом? – спросила Санча. – Вы с Людовиком отправились в Палестину?

– Нет, сборы заняли целых три года. Но я знала, что Людовик не отступится. Он все время говорил со мной о крестовом походе. После болезни и чудодейственного исцеления он уверился, что в мир живых его вернули не просто так, а ради выполнения священной миссии. Он должен отправиться в Святую Землю, ибо такова воля Господня.

– Недаром говорят, что он святой, – вздохнула Санча.

– И правильно говорят, – кивнула Маргарита.

– Что касается меня, то я предпочитаю иметь мужем не святого, а нормального мужчину, – фыркнула Элеанора.

– О, Людовик – самый настоящий мужчина, – уверила ее Маргарита. – Вы бы видели, сестрицы, как страшен он бывает в гневе. Обычно это происходит, когда Людовик видит несправедливость. Но он не желает никому зла. Он мечтает лишь, чтобы его народ был счастлив и доволен…

Элеанора подавила зевок и сменила тему – принялась рассказывать сестрам, какие чудесные праздники устроил Генрих в Бордо, когда отмечали свадьбу Эдуарда и кастильской инфанты.

Но Беатриса, чей муж сопровождал Людовика в крестовом походе, вновь вернула беседу в прежнее русло. Она сказала, что во Франции все с нетерпением ждали возвращения крестоносцев.

– Там, в Святой Земле, было очень страшно, – сказала Маргарита. – Не раз мне казалось, что все мы погибнем. Бедный Людовик разрывался между своей священной миссией и необходимостью править королевством. Он говорил, что точно так же, должно быть, чувствовал себя его дед, тоже отправившийся в Святую Землю со своей королевой.

– Только та королева, насколько мне известно, в Палестине совсем не скучала, – заметила Элеанора. – Я всегда интересовалась этой особой – ведь ее звали так же, как меня.

– Ах, Элеанора Аквитанская, – мечтательно вздохнула Беатриса.

– Это бабка моего супруга, – напомнила Элеанора. – Пожалуй, я тоже не прочь отправиться в крестовый поход.

– Крестовый поход кажется таким увлекательным, когда к нему готовишься, – покачала головой Маргарита. – Зато когда прибываешь в Палестину… – Она передернулась. – Надеюсь, Людовик никогда больше туда не отправится. О, как горевала его мать в день расставания! Она знала, что больше не увидит своего сына. До сих пор слышу ее голос, вижу, как ее голубые глаза, всегда такие холодные, подернулись влагой. «Мой милый сын, мой славный мальчик, – сказала она. – Больше мы с вами не увидимся. Так говорит мне сердце». И ее пророчество сбылось. Четыре года спустя королева Бланш умерла, а мы все еще находились в Палестине. Лишь узнав о смерти матери, Людовик решил вернуться. Он знал, что отныне долг короля превыше долга крестоносца. Смерть матери для него стала знамением свыше, что поход пора заканчивать.

– Бедняжка Маргарита, – вздохнула Элеанора, – пока мы с Санчей развлекались у себя в Англии, вы терпели страдания и лишения.

– Как замечательно, что вы с Санчей живете вместе, – ответила на это Маргарита.

– Это судьба, правда? – восхитилась Беатриса. – Две сестры вышли за двух братьев, а остальные две сестры тоже вышли за двух братьев! Бывало ли такое прежде?

– Однако старшим сестрам достались короли, – напомнила Элеанора.

– А Ромео обещал, что нас всех выдадут за королей, – вздохнула Беатриса.

– Он слишком хвастлив, – заметила Санча.

– И тем не менее всем нам достались хорошие мужья, – заявила Элеанора. – Не забывайте, как мы были бедны. Кроме красоты и ума, у нас не было ничего.

– Мало того, что вы с Маргаритой вышли замуж за королей, но вам еще и достались верные, любящие мужья. Это просто поразительно. Ведь редко бывает, чтобы король любил свою жену и хранил ей верность.

– Мой Людовик – просто святой, – развела руками Маргарита.

– А Генрих наверняка скажет вам, что я – идеал женщины, – шутливо сказала Элеанора.

И разговор вновь зашел о мужьях. Маргарита рассказывала о благочестии Людовика, Элеанора – о преданности Генриха, Санча же тревожилась из-за странных припадков вялости, то и дело накатывавших на Ричарда. Он то воспламенялся жаждой действия, то вдруг погружался в непонятную апатию. Беатриса жаловалась на вспыльчивый, непредсказуемый характер графа Анжуйского. Маргарита слушала ее и кивала. Сразу было видно, что она не слишком-то жалует брата своего мужа. В глубине души Элеанора подозревала, что Ричард изменяет Санче, и думала, что старшим сестрам все-таки повезло гораздо больше, чем младшим.

Она все не могла избавиться от ревнивого, завистливого чувства по отношению к Маргарите. Как бы добиться, чтобы король Английский затмил короля Французского? Праздники и пиры при английском дворе должны быть пышнее и роскошнее. Добиться этого нетрудно: во-первых, Генрих ни в чем не откажет своей женушке, а во-вторых, Людовик Французский не очень-то стремится к великолепию.

Сестры наговорились всласть – и о прошлом, и о настоящем, и о будущем.

Элеанора, как и прежде, была самой умной, самой блестящей, и остальные, сами уже замужние дамы, смотрели на нее как бы снизу вверх.

Эдуард чувствовал себя вполне счастливым. Он уже и думать забыл о крестьянском подростке и его отрубленном ухе. А если и вспоминал эту давнюю историю, то лишь как некий знак, явленный ему свыше. Благодаря этому жуткому происшествию принц изменил свои привычки, решил начать новую жизнь, достойную будущего великого короля. А теперь у него появилась и жена, смотревшая на мужа с восхищением и обожанием. Конечно, Элеанора еще совсем ребенок, но это и к лучшему: тем взрослее и мудрее предстает он, Эдуард, в ее глазах. С женой принц был ласков и нежен. Он вел себя так, как подобает галантному рыцарю: сопровождал ее в верховых прогулках, осыпал знаками внимания, рассказывал об Англии, описывал в самых лучезарных красках их будущую совместную жизнь. Пусть Элеанора знает – с таким мужем ей нечего бояться.

Никогда еще инфанта не чувствовала себя так хорошо. Стоит ли удивляться, что она по уши влюбилась в своего красивого мужа?

Генрих сказал девочке, что отныне она – член английской королевской семьи, а это лучшая семья в мире, потому что все ее члены любят и чтут друг друга.

Королева была менее красноречива, однако дала понять принцессе, что если Эдуард будет ее любить, то королеве от невестки ничего больше и не нужно.

Одним словом, инфанта была на седьмом небе.

Эдуард в последнее время только и говорил, что о крестовом походе. Принц восхищался французским королем – но не из-за рассказов о его набожности и справедливости, а из-за приключений, выпавших на долю Людовика в Святой Земле.

Юноша часами просиживал со своим дядей, выспрашивая у него подробности о крестовом походе.

Людовик рассказал, как, освятив в соборе Сен-Дени королевское знамя – орифламму, взяв государственную печать и жезл, он распрощался с матерью и отправился в Эгмор, где уже ждал готовый к отплытию флот. Сборным пунктом для крестоносцев был назначен остров Кипр. Королевский флагман «Монжуа» под пурпурной орифламмой, развевавшейся на золоченом древке, покинул порт, но почти сразу же угодил в шторм, рассеявший весь флот по морю. Прошел целый год, прежде чем армия крестоносцев наконец прибыла в Дамьетту.

– Все командиры собрались на борту флагмана, – рассказывал Людовик, – и я выступил перед ними с речью. Меня, французского короля, признали главнокомандующим всей крестоносной армией, однако я честно сказал присутствующим, что я ничуть не лучше их, что я такой же слабый, смертный человек. Лишь провидение избрало меня возглавить святой поход. Но на моем месте легко мог бы оказаться кто-то другой. «Если мы потерпим поражение, – сказал я, – то попадем на Небо как мученики. Если же победим, то весь христианский мир восславит торжество Господне. Мы сражаемся за Господа нашего Христа. Это Христос восторжествует вместе с нами, и все наши деяния ради Его пресвятого Имени».

– И потом вы напали на сарацинов и разгромили их, да? – допытывался Эдуард. – Вы снискали славу своему королевству.

– Мы вернулись, и вернулись без победы, – ответил Людовик. – Люди отправляются в Святую Землю, преисполненные высоких помыслов. Однако действительность их разочаровывает. Там, в Палестине, приходится испытывать тяготы и лишения. Победа все время уходит из рук. Не раз я слышал, как люди ропщут, говоря, что Господь поддерживает не христиан, а сарацинов.

– Умоляю вас, сир, расскажите мне об этом поподробней.

– Я вижу, милорд Эдуард, что в ваших глазах горит огонь, вы жаждете приключений. Так знайте же, что нам не удалось одержать победу над неверными. Город Дамьетта мы взяли без труда. Нам следовало бы сразу же, без промедления, двигаться дальше. Слишком много времени потеряли мы на Кипре, а тут еще застряли и в Дамьетте. Я надеялся, что к нам подойдут подкрепления. Тем временем армия занималась грабежом, победители пировали, развлекались кто как мог. Насиловали женщин, грабили мирных жителей. Я пытался остановить их, но никто меня не слушал. Солдат, одержавший победу в бою, словно с цепи срывается. Наши воины долго бесчинствовали в захваченном городе. Когда же армия вновь была готова тронуться в поход, мусульмане успели принять необходимые меры. В двадцати лигах от Дамьетты, при Мансуре, произошла битва. Авангардом командовал мой брат Робер, граф Артуа.

Людовик прикрыл глаза рукой и отвернулся.

– Продолжайте же, милорд!

– К чему вам знать обо всех этих печальных событиях? Героических деяний там не было.

– Я хочу знать все, – порывисто воскликнул Эдуард. – Расскажите мне, что было дальше.

– Поначалу мой брат легко добился успеха. Но Робер был слишком самоуверен. Я приказал ему подождать, пока подойдут основные силы, но мой брат сгорал от нетерпения. Он кинулся вдогонку за неприятелем, однако сарацины перестроились, набросились на него со всех сторон, к ним подошли подкрепления… Робера окружили. Он упал наземь, весь израненный. Мой брат всегда был своенравен. И теперь у меня нет брата.

– Но ведь сарацинов вы все равно победили?

Людовик покачал головой:

– Мы кое-как отбились от них… Не более того. Пришлось отступить, сдать Дамьетту. О победе я уже и не мечтал. В армии началась эпидемия, люди умирали, потом из Франции сообщили, что на нас напали англичане. Я не мог бросить Святую Землю, потому что это грозило бы гибелью тем, кто оставался. И тогда я собрал своих соратников и спросил: как мне быть?

– Но ведь вы король, вы сами должны принимать решения!

– Я считал и считаю, что люди, делившие со мной победы и поражения, имеют право на свое мнение. Но мои соратники тоже колебались. В конце концов я решил задержаться в Палестине. У меня была великая мечта – вернуть город Иерусалим в лоно христианской церкви. Четыре года воевали мы в Палестине и Сирии. Я старался облегчить участь больных, помочь местному населению. Речь уже не шла о новых завоеваниях – лишь бы сохранить христианские территории, которые удалось занять моим предшественникам. План взятия Иерусалима пришлось оставить. В свое время ваш великий предок Ричард Львиное Сердце чуть было не захватил этот великий город, но и у него ничего не вышло. Когда стало известно, что моя мать умерла, я вынужден был вернуться во Францию.

– Милорд, я отправлюсь в крестовый поход, – объявил Эдуард.

– Об этом мечтают многие юноши.

– Они мечтают, а я это сделаю! – страстно воскликнул Эдуард, и слова его прозвучали, как обет.