3. СМЕРТНИК

Последующие три дня пребывания в камере предварительного заключения показались мне самыми длинными днями в жизни. Когда-то, по наивности, я полагал, что труднее всего переносится тяжелая работа, без перерыва и с длительным сроком завершения. Но мне хватило трех дней, чтобы понять — все не то, чтобы совсем наоборот, но, во всяком случае, весьма далеко от истины.

Тяжкий труд становится все менее тяжким по мере приобретения опыта. Длительный срок завершения имеет обыкновение сокращаться, причем со скоростью, пропорциональной мастерству, прилагаемым усилиям и вышеупомянутому опыту. Важно, что ОТ ТЕБЯ ЗАВИСИТ, насколько быстро закончится тяжелая работа и насколько тяжелой она для тебя будет. Не говоря уж о том, что ее успешное завершение, помимо всего прочего, придает уверенность в своих силах и вдохновляет на новые подвиги. Так, что теперь, после описанных событий, я заявляю с полной ответственностью: работы не боюсь. Скорее, я боюсь ее антипода, вынужденного и с туманными перспективами окончания. Когда приходится ЖДАТЬ неизвестно чего, неизвестно сколько, а лично от тебя ничего не зависит. И когда все твои усилия оборачиваются лишь бесполезным расходом нервных клеток, а самое разумное, что можно сделать — лечь и уснуть. На максимально возможный промежуток времени.

Именно таковым было мое пребывание в КПЗ — одиночной, кстати говоря. Нас с подельником, то есть с Риком, разъединили, чтобы мы не сговорились об общих показаниях. Кроме того, мое общение с внешним миром было сведено к минимуму. Даже телевизор смотреть не давали.

За вышеупомянутые три дня я удостоился вызова на допрос только один раз, вскоре после ареста. На допросе я выложил свою версию событий в квартире Пиявки и убийства Германа Ли. Рассказывал я, как мне казалось, убедительно, вот только с каждым упоминанием Человека-Без-Лица, следователь смотрел на меня с все более кислой миной, а слушал — с все меньшим интересом. Видимо, с тем же успехом я мог обвинять в происшедшем злых духов, Бабу-Ягу или пресловутых чужих. Хотя нет, версия с чужими, наверное, звучала гораздо убедительнее.

На второй день меня навестил адвокат, назначенный судом. Не испытывая ни тени энтузиазма от навязанной ему работы, этот молодящийся сороколетний щеголь сразу и без прелюдий предложил мне так называемую «сделку с правосудием». Я должен признать все обвинения, а адвокат, в свою очередь, ходатайствует о максимальном смягчении наказания. Основная ответственность по его замыслу должна пасть «на господина Харико Джобса, как на неоднократно судимого рецидивиста». Еще адвокат посулил мне отбытие наказания не на Нэфусе, а в одной из земных тюрем, которые, по его словам «почти курорт с бесплатным питанием». Выслушав все эти разглагольствования, я обещал, «подумать», тем самым, давая понять, что встреча окончена. На прощание, адвокат заявил, что в моем положении на большее рассчитывать не приходится.

Что у меня за такое отчаянное положение, он не уточнил, а я не спрашивал. Возможно местная правоохранительная система была априори настроена против меня, хотя в явной форме этот настрой проявился лишь со стороны Кристины Мбанга, и то, во время ареста. Но ведь Мбанга с ее жаждой кровной мести — это еще не вся «правоохранительная система». Далеко не вся. Тем более, что вышеупомянутая жажда на поверку оказалась вялой. За все три дня «мстительница» так и не удостоила меня даже кратким визитом.

Собственно, на третий день визитом меня не удостоил вообще никто. Передачи еды через маленькое, отдельно закрываемое окошечко в двери в камеру — не в счет. Я ведь даже не видел лица сотрудника, выполнявшего эту работу. Именно тогда мой страдающий от безделья мозг пришел к вышеупомянутым умозаключениям на тему: «что переносится тяжелее всего».

А на четвертый день мое пребывание в КПЗ закончилось — причем весьма неожиданным на тот момент способом.

* * *

— Заключенный Сальваторе, вставайте! На выход! — разбудил меня утром грубый голос и помогающий ему яркий свет фонаря, направленного в лицо.

— Что?… С меня сняли обвинения? — сонным голосом пробормотал я, нехотя поднимаясь с койки.

— Можешь считать и так, — в грубом голосе послышалось подобие усмешки, но горьковатой, через силу, — да побыстрее собирайся. Не задерживай.

— Кого не задерживать? — туго соображая спросонья, не понял я, — и к чему такая спешка?

— Ты — военнообязанный, — вместо ответа произнес грубый голос.

Если это был вопрос, то сугубо риторический. По закону Империи, одному из тех, что был принят под давлением адептов «внешней угрозы», военнообязанным формально считался любой житель Империи, достигший совершеннолетия и не успевший выйти на пенсию. Военная подготовка, обязательна для студентов и старшеклассников, не обошла стороной и меня. Вот только подготовка эта и преподавателями, и учащимися воспринималась как обычная формальность. Из разряда «на всякий случай». Ни мне, ни моим сверстникам и в голову не могло прийти, что полученные на ней знания тоже когда-нибудь придется применить на практике.

Дело в том, что специфика современных войн и вся стратегическая концепция Империи держится на трех китах: на Военно-Космическом Флоте и Силах Противокосмической Обороны. Насчет того, что китов именно три, я не оговорился, ибо Флот предназначен для выполнения боевых операций не только в космосе. Любая ударная группировка ВКФ включает в себя не только корабли, предназначенные для сражений с судами противника или дистанционного поражения целей на поверхности планеты. Важную роль в операциях Флота играют десантные подразделения, высаживаемые на вышеназванную планету. Короче говоря, по расчетам военного руководства Империи, роли в боевых действиях расписаны следующим образом: ударные корабли уничтожают флот противника и разрушают укрепления на поверхности его планет; затем на «обезвреженные» планеты для их захвата высаживаются десантные подразделения; базы СПКО, в свою очередь, препятствуют ударам противника в тыл и его ответным действиям в отношении наших планет.

Что же касается «военнообязанных» граждан, то они в этой, пусть не идеальной, но, по крайней мере, самодостаточной конструкции — даже не пятое колесо. Скорее — неприкосновенный запас, сбережения «на черный день», или вообще, последнее желание для смертника. Какова бы не была численность такого формально подготовленного ополчения, систематически использовать его в военных действиях — заведомая глупость, чреватая миллионными потерями. Но если уж о человеке сугубо гражданской профессии начинают говорить как о «военнообязанном», это может означать только одно.

Что пресловутый «черный день» все-таки настал.

Меня, в числе многих других людей, заключенных и не только, загоняли в транспортные модули, что стояли близ следственного изолятора. Эти модули набивались до отказа, не считаясь с количеством посадочных мест. Мне, например, пришлось всю дорогу стоять, в окружении встревоженных, недовольных, помятых от грубо прерванного сна, людей, вполголоса переговаривающихся между собой. Видимо, они были информированы лучше меня, так что из этих разговоров я смог составить более-менее четкую картину текущей ситуации. И последних дней — тоже.

Третья война с миганами, о возможности которой я задумался в первый день знакомства с Риком Ястребом, все-таки началась. Наверное, этому поспособствовали в том числе и снимки, сделанные в НИИ «Нэфус Фарма», отправленные в редакцию «Небулы» и, по всей видимости, приданные огласке. Так или иначе, чужие начали вторжение и в качестве первоочередной цели избрали именно Нэфус. Планету с неблагоприятным климатом, зато удобно расположенную и колонизированную при помощи интересной технологии.

Разумеется, две войны с миганами многому научили наших военных. Избавили от шапкозакидательских настроений, способствовали разработке нового оружия и более быстрых и маневренных боевых кораблей. Во всяком случае, к моменту вторжения наш Флот уже не выглядел мальчиком для битья по сравнению с военной машиной чужих. И первая же группировка миганских кораблей, что вторглась вчера в систему Альтаира, получила достойный отпор — со стороны, как вовремя подоспевшей имперской эскадры, так и СПКО Нэфуса, немногочисленных, зато находящихся в состоянии повышенной готовности.

Далее события разворачивались с калейдоскопической быстротой, заполняя выпуски теленовостей и местных электронных изданий. Не смирившиеся с неожиданным поражением и не желавшие отступать, миганы запросили подкрепления. Аналогичным образом поступило командование имперской эскадры. В систему Альтаира стягивались все новые подразделения флотов обеих сторон, а сражение с каждым часом становилось все более ожесточенным. Закончилось оно быстро, неожиданно и совершенно нелогично. Этой ночью наши корабли синхронно, как по команде, покинули систему, оставляя Нэфус один на один с военно-космическими силами миганов практически в полном составе. И, понимая общую безнадежность ситуации, а также более чем скромные возможности СПКО, власти колонии приняли решение о мобилизации военнообязанных граждан.

С формально-тактической точки зрения этот шаг был более чем оправдан. В свое время мне пришлось делать репортаж о миганах и я имею кое-какие представления об их образе жизни. И о диктуемой им тактике, соответственно, тоже.

Как и положено грызунам, миганы строили свои жилища не на поверхности планеты, а по ней. И города их со временем росли не как у нас — в глубину, а не в высоту. В результате, такого тактического приема, как бомбардировка наземных (напланетных) целей, у этой расы не возникло, даже, наверное, в мыслях. Взамен миганы довели до совершенства приемы ведения боевых действий с использованием десантно-диверсионных подразделений. Именно на глубоком проникновении под поверхность планеты, развертывании наступления «снизу вверх» и контактном бое основана их тактика.

Так что защитникам Нэфуса, включая меня, можно не опасаться орбитальных бомбардировок, разрушения городов и разгерметизации защитных куполов. Это не в стиле и, главное, не в интересах чужих. Им нужны наши города в целости и сохранности, со всеми системами жизнеобеспечения и инфраструктурой. И, в этой связи, сражение будет проходить в городе — что называется, за каждый угол. Вопрос лишь в том, сумеем ли мы, с нашей формальной подготовкой, оказать сопротивление регулярным силам. И насколько нас хватит.

* * *

Площадь, куда пребывали и где останавливались транспортные модули, была заполнена людьми. Стоило мне оказаться в этой толпе, и она потащила меня как океан маленькую лодку. Совершенно потеряв ориентацию в пространстве, я шел ни в каком-то конкретном направлении, а просто ШЕЛ. Ибо, оставаясь на одном месте, я банально рисковал быть растоптанным. Так я и шел, продираясь через толпу, пока меня не остановила чья-то твердая и тяжелая рука, схватившая за плечо. Оглянувшись, я увидел высокого, поджарого и коротко стриженого человека чуть постарше меня. На нем была форма СПКО, то ли офицерская, то ли…

— Сержант Цзюба, — на одном дыхании выпалил он, избавляя меня от необходимости угадывать звание, — потерялся, рыжий?

— Угу…, - без энтузиазма ответил я.

— Как старшему по званию отвечаешь? — нахмурился сержант, — крыса тыловая… Тебя бы к Маркусу во взвод, он бы тебя уму-разуму поучил. Ты бы ему даже во сне честь отдавал. И руки по швам вытягивал. Впрочем, черт с тобой. Потерялся — а я тебя нашел. Идем, будешь у меня для комплекта.

— Для какого комплекта? — не понял я, — и… простите, как к вам обращаться? Сержант Зюба?

— Поговори еще, остряк, — беззлобно огрызнулся Цзюба, а затем, без промежуточных этапов, рявкнул, кажется, на всю площадь, — не толпись! Не толкайся! Пропустить!

И, расступаясь перед командным голосом, люди пропускали. Словно по волшебству, людской океан затихал, по крайней мере на нашем с сержантом Цзюбой пути. И, в результате, этот путь закончился достаточно быстро, на другом конце площади. Народу хватало и там, однако назвать его «толпой» у меня не повернулся бы язык. Люди не толкались, не совершали хаотичных движений, а были разбиты на группы численностью от одного до трех десятков человек. Каждая группа образовывала некое подобие горизонтального строя, а если и сходила с места, то вся сразу, и опять же строем — вертикальным. Сержант Цзюба подтолкнул меня к одной из таких групп, а сам встал напротив.

— Слушайте внимательно, — начал он высоким грубым голосом, — тыловики, маменькины сынки, и все прочие, кто привык на вопросы отвечать междометьями, а на знаки отличия смотреть как на забавные картинки. Время отсиживаться в уютных квартирках закончилось — по крайней мере, для вас. Чужие прорвались к планете и вот-вот начнут высаживать десанты. О поддержке Флота можно забыть. Все, что Нэфус может противопоставить кораблям чужих — два десятка баз с ракетами и лазерами. Надеюсь понятно, что запас ракет не бездонный и сбивать ими десантные боты не эффективнее, чем пытаться выпить море. Поэтому оставшиеся боеприпасы мы, СПКО, приберегли для первого города, который будет занят чужими. А сами явились сюда — для менее бессмысленного занятия. Наша задача — сформировать из таких уродов как вы ударные отделения и взводы. А конечная цель — не дать вам сдохнуть просто так.

Я невольно оглянулся на новоявленных боевых товарищей. Вид их действительно не внушал оптимизма и позволял рассчитывать, самое большее, на «героическую» гибель вместо «бесславной». Кроме меня в строю стояли: пожилой джентльмен с аккуратной седой бородой; два мужичка средних лет, из тех, кто любит коротать время за кружкой-другой пива и просмотром спортивных соревнований; четыре типа с бандитскими рожами… Странно, уж этих-то я никак не ожидал увидеть в строю защитников Нэфуса, даже по принуждению. Хотя, если подумать, ничего удивительного в этом нет, и дело не в проснувшейся совести или чувстве патриотизма. Просто врагу, напавшему на нас, люди НЕ НУЖНЫ — ни в каком количестве. И ни в каком качестве — ни как пленные, ни как коллаборационисты, ни как рабы, ни даже как домашние животные. Для миганов мы — не больше и не меньше, чем биологический виду, который занимает ту же экологическую нишу, проще говоря — мешает. И расправляться они с нами будут соответственно, проявляя не больше сожаления, чем при травле тараканов. А бандиты, те, что поблагоразумнее, это понимают, потому и предпочитают подороже продать свою жизнь.

А еще в отряде я увидел женщин — целых трех. Две молоденькие, перешептывающиеся подружки, наверное, студентки, и… Кристина Мбанга собственной персоной. Встретившись со мной взглядом, она резко и демонстративно отвела глаза.

— Вы должны усвоить главное, — продолжал тем временем Цзюба, — ВСЕ МЫ ЗДЕСЬ — ОБРЕЧЕНЫ. И я, и вы, и вот вы, и, тем более, эти три клуши, что сбежали от своих мужиков. Раньше или позже — но все. Погибать нам или нет — решение уже принято и без нашего участия. Но мы можем выбрать условия, при которых погибнем. Вы можете забиться в самый дальний угол вашей норки и, дрожа и испражняясь под себя, ждать, когда вас укокошит десантник чужих. А можете попытаться перед смертью прихватить с собой и этого десантника, и, если повезет — одного-двух его товарищей.

В мою голову случайно забрел один интересный вопрос. Это ж сколько требуется офицеров и сержантов, чтобы собрать миллионы военнообязанных жителей Нэфуса вот в такие небольшие отряды. Сотни тысяч, наверное. Правда, при первом же умственном напряжении с моей стороны вопрос отпал. Сержант прямым текстом сказал — «ударные отделения», а это значит, что стратегия обороны как минимум, не сводится к попыткам «задавить всей массой» противника. По всей видимости, ополченцы Нэфуса специализируются на двух направлениях. Первое — это бойцы ударных отрядов, в числе которых оказался и я. Второе, более многочисленное — вооруженные группы, держащие тыл и занимающие позиции в жилых и служебных корпусах. Ударные подразделения вовсе не предназначены для того, чтобы «драться до последнего» и «геройски» полечь в первом же бою. Их задача другая — продержать оборону сколько можно, покуда остальные ополченцы не закрепятся на позициях, после чего переходить к партизанским формам сопротивления.

— И последнее, — напутственная речь сержанта Цзюбы подходила к логическому концу, — для вас, уроды, больше не существует таких понятий как «рабочее время», «семья», «права человека» и «планы на жизнь». На тот недолгий промежуток времени, что всем нам остался, это отделение и я, сержант Цзюба будут вашей единственной семьей. Оставшееся вам время принадлежит мне — без остатка. Двадцать пять часов в сутки — если у нас есть хотя бы эти сутки. А, поскольку вы — смертники, ни планов, ни прав у вас не может быть по определению. ВСЕМ ВСЕ ЯСНО!

— Извините, конечно, — прозвучал, вместо ожидаемого сержантом дружного вопля «так точно!», спокойный и чем-то знакомый голос. Оглядевшись, я увидел стоящего неподалеку Рика Ястреба, переминавшегося с ноги на ногу. Энергичной походкой Цзюба подошел к нему.

— Извинить — за что? — нахмурившись и демонстрируя искреннее непонимание на лице, спросил он у Рика.

— Ну, я как бы не в строю… Короче, можно к вам в отряд? Или группу…, - Ястреб, видимо привыкший считать себя крутым, мялся перед этим бравым воякой как подросток на первом свидании.

— Это называется «отделение», — медленно, по слогам, проговорил сержант, одновременно оценивающе разглядывая новобранца, — ладно. Боевых единиц много не бывает. Рассчитывал я на нормальную дюжину — будет чертова…

Последнюю фразу сержант адресовал уже не Рику, и вообще, непонятно кому. Но у отделения она спровоцировала реакцию громкую, нечленораздельную и явно недовольную. Видимо, цифра «13» не вызывала добрых чувств ни у кого. Несчастливое число, так сказать. Хотя, если подумать, какая разница, счастливое число или несчастливое? Смертникам счастье ни к чему. Монаху от эротического журнала, наверное, и то пользы больше… А может, дело в том, что не все мои «товарищи по оружию» осознали свою роль? Может, они просто надеются? На помощь извне, например, или на собственную боевитость. Или, на чудо, наконец. Один я не надеюсь. Ох уж эта журналистская смекалка! Все-то до меня быстро доходит!

Я поймал себя на том, что предстоящая, причем довольно скоро, гибель меня совершенно не волнует. Я не дрожу, не шепчу молитв, не опускаю бессильно руки и даже позволяю себе усмехнуться — например, над реакцией сержанта, которого Рик, обращаясь, назвал «Дзюбой». «Цзю-ба!» — рявкнул тот прямо в лицо Ястребу, а я еще подумал, до чего не повезло человеку с фамилией.

Еще я понимал, что вот-вот придется стрелять в живых существ — пусть не людей, но тоже наделенных разумом. И это обстоятельство тоже меня не волновало. Странно? А может наоборот, мое отношение — самое правильное в такой ситуации? Я понимаю, что волнение ничего не решает и поэтому берегу нервные клетки.

* * *

После построения был поход в арсенал — служебный корпус, расположенный рядом с площадью, или, как ее называл сержант Цзюба, «плацем». У этого корпуса не было вывесок и проходных, вход был один, с огромными герметичными дверями, открывающимися по индивидуальной карте доступа. Таковая у нашего сержанта имелась, но не понадобилась, ибо кроме нас туда пожаловало не менее десятка других подразделений ополчения.

Внутри не было ни коридоров, ни множества дверей, ни разделения на помещения. Больше всего внутренняя обстановка арсенала напоминала торговый зал какого-нибудь магазина. Только вместо продуктов питания или, скажем, бытовой техники, на стеллажах с полками красовалось разнообразное оружие, а также другие элементы воинской экипировки. Например, защитные костюмы или боеприпасы.

Я выбрал для себя лазерную винтовку с инфракрасным прицелом. Хороший выбор, как прокомментировал сержант Цзюба, расходные материалы не нужны. Работает от батареи, которой на год хватает.

С оружием в руках и, облачившись в защитный костюм, я полюбовался на себя в висящем тут же зеркале. Не дать, не взять — пропагандистский плакат времен начала звездной экспансии. До первого, отрезвляющего, столкновения с чужими. К сожалению, в ту пору никого не интересовало, что стоит за таким героическим видом. В противном случае образ получился бы не героический, и даже не трагический, а, скорее, достойный театра абсурда. Человек, по стечению обстоятельств вынужденный убивать других, пытаясь отсрочить тем самым собственный неизбежный конец. Наполненный такой смысловой нагрузкой плакат из пропагандистского превращался в предупредительный. Вроде тех, что информируют людей о вреде курения, пьянства, либо несоблюдения правил разного рода безопасности. Что ж, склонность к войне — не менее вредная привычка человечества, чем потребление спиртных напитков. И не менее прочная.

Подобные мысли заставили меня немного погрустнеть — правда, без губительной в данной обстановке депрессии. Вообще, изобилие «военных игрушек» в арсенале произвело на меня впечатление и далеко не самое приятное. Особенно, вкупе с догадками о том, что этот арсенал во вроде бы мирном городе — не единственный. Это ж насколько надо быть предусмотрительным, чтобы иметь возможность за считанные часы превратить «мирных тружеников» в плохо обученную, но хорошо вооруженную армию? И сколько денег налогоплательщиков вбухано в такую предусмотрительность?

Нет, все- таки я неисправим! Даже перед лицом скорой и неизбежной гибели продолжаю рассуждать как журналист.

На выходе из арсенала я столкнулся с Кристиной Мбанга, которая, хоть и не пустила свое оружие в ход, но предпочла поспешно уйти, избегая общения со мной. Вернее, она ПОПЫТАЛАСЬ уйти и избежать, но я, схватил ее за локоть, остановил и попытался расставить все точки над i.

— Понимаю, вы… ненавидите меня, — начал я весьма вежливым, и даже, можно сказать, любезным тоном, однако эта любезность не произвела на мою собеседницу ни малейшего эффекта.

— Ты опозорил моего отца на всю Империю и упрятал за решетку, — сухо и без малейшего намека на дружелюбность, сказала Кристина, — ради красного словца. А он отдал службе в полиции большую часть своей жизни. И, ты думаешь, за это я должна тебя любить?

— Твой отец был гнилым легавым, — ответил я довольно жестко, в духе «коллег» Рика Ястреба, отбросив интеллигентские заморочки и будучи готовым к пощечине или чему-нибудь побольнее, — и если он угодил в тюрьму на любой другой планете, кроме Нэфуса, поверь — ему сейчас гораздо лучше, чем нам. Но я не за этим к тебе подошел. Мне ведь тоже не очень-то приятно общаться с человеком, едва не убившим меня. Проблема в том, что мы, будучи врагами, оказались… в одной лодке, что ли. И я хочу быть уверенным, что ты не выстрелишь мне в спину. И не побежишь с поля боя, когда всем нам, включая меня, будет грозить опасность. Вот, собственно, о чем речь.

Я замолчал. Кристина Мбанга тоже не спешила ни отвечать мне, ни уходить без ответа. Видимо, мои слова спровоцировали в ее душе настоящую войну, а установка на «кровную месть» и ненависть к «нехорошему журналюге Сальваторе» оказалась на линии огня. С минуту мы молчали, стоя один напротив другого, пока резкий окрик сержанта Цзюба не вывел нас из ступора.

— Эй, голубки! — рявкнул он чуть ли не под ухо мне, — отставить миловаться и вперед. Чужие не ждут. Смотрите!

Он указал на выход. Видимый в открытом проеме кусочек обычно черного неба теперь был озарен множеством маленьких, летящих вниз, огоньков.

— Одно могу обещать, — молвила наконец, шедшая рядом со мной, Кристина Мбанга, — что в спину не выстрелю. Разве что, если сам попробуешь удрать.

* * *

Честно говоря, необходимости в спешке у нас не было. Десантные боты чужих высаживались не на наши головы, и не на город, защищенный колпаком из пластика. В первую очередь миганов интересовал космопорт — в качестве плацдарма для пребывающих подкреплений. И только после овладения космопортом они начали наступление на город — в полном соответствии со своими мышиными привычками, то есть, снизу вверх. В данном случае это означало следующий порядок действий: как можно более глубокое проникновение в неподатливую, насквозь промерзшую кору Нэфуса, бурение туннелей, и, с их помощью, проход войск в подземные коммуникации города.

Именно там, в подземных коммуникациях, произошло наше первое столкновение с десантом миганов. Без ложной скромности скажу, что дыру в стене первым заметил я. И я же, используя свою винтовку, снял первого из чужих десантников. Поскольку наши защитные костюмы, а, точнее, их шлемы были оснащены средствами связи, я одновременно оповестил о подходе миганов своих боевых товарищей. Через минуту все отделение было рядом, и на пролезающих в дыру миганов обрушился шквальный огонь. Чужие отошли, оставив возле дыры несколько обугленных трупов, а к характерным для подземных городских сооружений неприятным запахам примешалось мощное амбре горелого мяса.

Вряд ли миганы рассчитывали на такую встречу. Наверняка их стратеги квалифицировали Нэфус как «молодую, малоосвоенную и минимально укрепленную планету». Однако, если чужие и растерялись, то ненадолго. Затишье продлилось менее двух минут, а потом из обстрелянной нами дыры жахнуло, да так, что нас раскидало как кегли. Всех, кроме одного из двух мужичков, любителей пива и спортивных матчей. Бедняга оказался прямо на линии удара, который, хотя и не был ни лазерным, ни реактивным, но обладал немалой силой. Этой силы оказалось достаточно, чтобы буквально размазать несчастного ополченца по стене.

Впрочем, нам, тем кто выжил после этого удара, было ненамного легче. Я, например, едва смог приподняться, превозмогая боль во всем теле… и почти сразу же был вынужден вновь пригнуться к полу, потому что в стене образовалась новая дыра, пошире. Из нее засверкали вспышки выстрелов, и мы, не успев толком опомниться, сами оказались под огнем.

Ответного огня с нашей стороны практически не было. Я видел, что находящийся неподалеку Рик Ястреб успел сделать пару выстрелов и даже кого-то убить, пока его самого не сбило с ног прямым попаданием — правда, не смертельно. Еще один выстрел сделала Кристина Мбанга, находившаяся рядом со мной. Остальные ополченцы, кажется, ударились в панику. Слышал я и девичий визг, переходящий в нечленораздельные плаксивые тирады, и нецензурную брань, и охи-ахи. Положение спас сержант Цзюба.

— Рассредоточиться и занять новые позиции, — прозвучал в наших переговорных устройствах его резкий голос, — всех бегунов расстреливать на месте.

Следуя командирскому приказу, я отполз подальше от линии обстрела и юркнул за угол. Петляя по лабиринту подземных коммуникаций, я быстро потерял из виду и Рика, и Кристину, и других боевых товарищей. Впрочем, их местонахождение отображалось на встроенном навигаторе защитного костюма — зелеными точками. С немалым удовлетворением я заметил, что эти точки вскоре прекратили хаотичные движения и выстроились в новом порядке, напоминающем полукольцо.

Медленно передвигаясь в поисках удобной позиции, за одним из поворотов я наткнулся на десантника миганов. Даже вооруженный и в боевом костюме, чужой не выглядел слишком грозно — видимо, из-за своих небольших размеров. Стоя на задних конечностях, он не доставал мне даже до плеча.

Хмыкнув, я выстрелил десантнику прямо в спину. Тот упал, но, к сожалению, остался жив и почти моментально попытался подняться. Видимо, защитные костюмы миганов по своим характеристикам не уступали нашим. Я сделал еще один выстрел, затем, для верности, саданул чужому прикладом по голове.

Миган затих, но еще два чужака, появившиеся из-за угла, вынудили меня отступить. Я лег на пол, и, отстреливаясь, начал отползать назад. Одного из двух десантников мне все-таки удалось подстрелить, хотя эта парочка и не думала давать мне возможность хорошенько прицелиться.

Порадоваться своему небольшому успеху мне не пришлось. Не успел я прицелиться во второго мигана, замешкавшегося из-за потери товарища, как в метре от меня образовалась еще одна дыра. Оттуда разом вынырнуло целых пять десантников, а я, не дожидаясь стрельбы, банально дал деру.

Удачный (для миганов) выстрел в спину уронил меня на пол. Едва я начал подниматься, как вопль «ПРИГНИСЬ!» из переговорного устройства буквально впечатал меня в пол. Голос был высоким, и, кажется, женским.

Впрочем, думать о последнем мне было некогда, ибо окружающую темноту озарила яркая белая вспышка. Воздух стал теплым, потом горячим, я буквально вжался в пол и чувствовал, будто по моей спине проходит стена огня. И это — даже с учетом защитного костюма…

Потом жар прошел, в нос ударил запах паленого, а я понял, что стало причиной моего спасения. Пучок плазмы — солидный такой пучок. Его действительно хватило на то, чтобы сжечь целую группу живых существ. У плазменного оружия всего один минус — из него очень трудно прицелиться. Зато, соответственно, легко попасть по своим.

— Жив, Сальваторе? — голос звучал совсем рядом, звучал насмешливо, а я смог его узнать. Как ни странно, моей спасительницей оказалась Кристина Мбанга и никто другой.

— Вроде да, — ответил я с небольшой долей уверенности, — плазма… это серьезно.

— Тогда лучше не поднимайся… Хотя, нет… Лучше прикрой меня. Хорошо? Держи ту дыру.

Приподнявшись на локтях, я взял свежевырытую дыру миганов в прицел, в то время как Кристина, прокравшись и прошуршав шагами мимо меня, пустила в вышеназванную дыру новый пучок плазмы.

— Вот так, — сказала она, обращаясь, скорее, не ко мне, а к самой себе, — если там кто-то и был, ему сейчас оч-ч-чень плохо!

Ответить, тем более, сострить в том же духе, я не успел. Из-за поворота показалась новая когорта чужих, один из выстрелов которых сбил Кристину с ног. Мне, правда, в этот раз удалось прицелиться и вывести из игры одного за другим целых трех миганов. Четвертый выстрел с моей стороны не понадобился, поскольку Кристина, в отличие от меня, нисколько не робея, пустила новый пучок плазмы. Чужие вспыхнули как свечки и даже закричать не успели.

— Ну, что?! — закричала Кристина Мбанга, поднимаясь и давясь от прямо-таки истерического смеха, — что, мышки?… И кто теперь из нас смертник?

* * *

Наш первый, после боевого крещения, прием пищи, прошел на поверхности, конкретно — в одном брошенном магазинчике. Брошенном, понятное дело, людьми, а не продуктами. Именно в этом магазинчике мы, как сказал сержант Цзюба, «реквизировали продовольствие на нужды обороны». Он распорядился покинуть позиции и выйти на поверхность, когда бой затих, а из фронтовой сводки стало известно, что первая волна наступления отбита.

Вообще, итоги первого столкновения внушали определенный оптимизм. Наше отделение потеряло одного из тринадцати человек — того мужичка, что угодил в эпицентр удара миганской артиллерии. Второй мужичок, а также Рик Ястреб отделались легкими ранениями. Ущерб, нанесенным остальным ополченцам, ограничивался повреждениями защитных костюмов. Сержант обещал, что если останется время, наши костюмы будут отремонтированы в том же арсенале специальными машинами, в крайнем случае, будут заменены на новые. Еще он сказал, что по сводкам, в других подразделениях уровень потерь «плюс-минус такой же». А вот у миганов дела обстоят похуже. Во всяком случае, примерно миллионная группировка войск, что была высажена на планету для ее захвата, практически полностью выбита.

Я слушал эти известия в смешанных чувствах. С одной стороны, то обстоятельство, что чужие получили по своим мышиным мозгам, не могло не радовать. С другой — поводов обольщаться у нас тоже не было, ибо своим успехом оборона Нэфуса обязана причинам, отнюдь не зависящим от нас.

Во- первых, миганы, вряд ли ожидали от жителей планеты сопротивления, тем более, организованного и с настоящим оружием. Бегство нашего Флота расслабило их, заставило считать, что Нэфус-де у них уже в лапках. Теперь же, поняв, что это не так, чужие учтут свои ошибки при планировании следующих операций. И новая волна наступления будет действовать с гораздо большей эффективностью.

Во- вторых, наши преимущества носят сугубо временный характер. Внезапность мы утратили уже в результате первого столкновения; стараниями разведки противника на нас вскоре перестанет распространяться пословица «дома и стены помогают». Что касается организованности, то в этом отношении время тоже работает против нас. Нэфус, как известно, зависит от импорта продовольствия, а какой может быть импорт, если планета блокирована, а космопорты захвачены? Вполне возможно, что командование чужих поступит умнее — не станет без толку класть свои войска, а предпочтет подождать несколько дней. Когда запасы продовольствия будут подходить к концу, нетрудно предсказать, что останется от нашей организованности, сплоченности и готовности «защищать родной дом». Ополчение превратиться в голодную, озабоченную лишь продлением своей агонии, толпу, вдобавок, вооруженную до зубов. Вот когда жители Нэфуса будут опасны прежде всего для других жителей Нэфуса, когда они начнут рвать друг другу глотки, хватая последние куски — тогда и придет время для второй волны вторжения.

И все же напряжение, державшее нас в ожидании первого боя, слегка отпустило, и, соответственно, вернулись нормальные человеческие потребности. Проснувшийся аппетит был одной из них, в моем случае — самой сильной. Ведь я с момента пробуждения даже крошки не съел.

Набросившись на содержимое прилавков магазинчика, я лихорадочно, в спешке, утолял голод и восстанавливал силы, которые могли пригодиться в новых схватках с чужими. Остановился я, лишь когда почувствовал сытость, приятное тепло внутри, а также совсем нежелательное расслабление. Оглянувшись и заметив, что Рик Ястреб тоже покончил со своей трапезой, я подошел к нему, дабы удовлетворить зародившееся еще на построении любопытство.

— Слушай, Рик, — обратился я к Ястребу, — не подскажешь, для чего ты присоединился к нам? Из-за меня, что ли? Все надеешься получить свои деньги?

— Мне твои деньги — как мертвому припарка, — хмыкнул Рик, — или, как мертвому деньги. Тем более, что вряд ли в городе остался хоть один работающий банк. Дело в другом. Во-первых, когда такая заварушка, в одиночку погибнуть легче, чем в большой компании. А во-вторых… ты не забыл, что свело нас на этой планете?

— Убийство Германа Ли?

— Верно. Хочется ведь хотя бы перед смертью узнать правду, тем более, что Человек-Без-Лица меня уже не пугает. И я подумал, что в этом деле не все так просто.

— То есть? — не понял я.

— Мы подозревали «Нэфус Фарма» с их опытами над чужими. Вернее, с самого начала придерживались цепочки Герман — Я — «Нэфус Фарма» — «Проект «Ксено». И упустили из виду один важный момент.

— Какой?

— Видишь того старика? — и Рик указал на пожилого джентльмена, что ел ложечкой какие-то консервы из банки.

— Он-то тут при чем? — спросил я удивленно.

— Это доктор Радован Штилье, — пояснил Ястреб, — то ли друг, то ли приятель Германа Ли. Во всяком случае, пару раз я видел его у Германа дома.

— Доктор, значит, — произнес я, — врач, в смысле?

— Нет, астрофизик с докторской степенью. И институт, в котором он рабо… тал, окружен завесой секретности, почище «Нэфус Фарма».

— Вот как, — сказал я и уже хотел направиться к доктору Штилье, как мое внимание привлекли шум и крики на другом конце торгового помещения.

А произошло там следующее. Естественные человеческие потребности, о которых я уже говорил, знаете ли, не ограничиваются одной лишь необходимостью наполнить желудок. И четверка «бандитских рож», что явно не привыкли сдерживать себя, утолив голод, решила и с другими потребностями не тянуть. Проще говоря, недавняя схватка подействовала на бандитов возбуждающе, соответственно, возникла необходимость это возбуждение унять. И четверка ублюдков не могла не заметить, что личный состав отделения представлен не только мужчинами.

Разумеется, вариант с Кристиной Мбанга для бандитов был полностью исключен. Я слышал, как они ее меж собой называли «мегерой». С этим нетрудно согласиться, если вспомнить участие Кристины в минувшем сражении. Поэтому объектом интереса «невеликолепной четверки» стали подружки-студентки.

Бандиты, конечно, не настолько опустились, чтобы устроить оргию прямо в магазине. Честно говоря, до дела у них даже не дошло, однако «знаки внимания» и недвусмысленные намеки, в сочетании с назойливостью и того и другого, выглядели настолько отвратительно, что несчастные девушки уже были на грани истерики. Но «бандитские рожи» это только раззадоривало.

Чего я не могу себе простить, так это привычную реакцию на подобного рода зрелища. Вместо необходимого в таких случаях активного действия, они вызывают у меня ступор и смешанное состояние страха и отвращения. Видимо, то же самое чувствует кролик, увидев хищное животное… Вот Рик Ястреб — другое дело. Не жалуясь на толщину кожи, он сорвался с места, намереваясь вмешаться, но не успел. Его опередил сержант Цзюба, что быстрыми шагами подошел к четверым ублюдкам и, не говоря ни слова, выстрелил в упор в одного из них. В едва успевшую повернуться голову, «украшенную» нагло-похотливой ухмылкой.

Еще одного бандита метким выстрелом уложила Кристина Мбанга — видимо, из соображений женской солидарности. А с двух оставшихся «бандитских рож» ухмылки как ветром сдуло.

— Ну? — медленно и без эмоций произнес сержант Цзюба, держа лазерный пистолет перед собой, — кто не ПОНЯЛ? Кого еще ВОСПИТЫВАТЬ надо?

— Да па-шел ты! — бросил ему в лицо один из оставшихся бандитов. Вопреки сказанному, он предпочел «пойти» сам, а по дороге толкнуть сержанта боком — разумеется, умышленно. Я ожидал, что наглеца настигнет выстрел в спину, однако Цзюба лишь проводил его взглядом. А бандит мирно и без эксцессов покинул магазин. И ряды ополчения — тоже.

— Ладно, понял, — буркнул его «коллега», оказавшийся поблагоразумнее, — ты, главное, не шуми. Лады?

— Смирно! — рявкнул на него Цзюба, — как к старшему по званию обращаешься, мразь? Да чтоб тебя чужие на консервы пустили! Я тебя еще раз спрашиваю — ПОНЯЛ?

— Так точно! — голос бандита слегка дрогнул, но сержанту Цзюбе такого ответа оказалось достаточно. Он повернулся к остаткам отделения и спросил — громко, во весь голос:

— А вы-то, все, ПОНЯЛИ?

Наш ответ не заставил себя ждать. Он был правильным (с точки зрения сержанта) вот только прозвучал несколько жалковато.

* * *

Расправа над бандитской четверкой может и улучшила в отделении моральный климат, но исключительно в ущерб боеспособности. Ведь, как не крути, с оружием эти ублюдки обращаться умели, убивать им было не в новинку, и в первом бою они показали себя с лучшей стороны. Если, конечно, к таким людям применимо слово «лучший». Так, что факт оставался фактом — отделение потеряло трех относительно опытных бойцов.

Пополнение в лице четырех школяров-старшеклассников иначе как суррогатом назвать было нельзя. Эти почти еще дети воспринимали войну лишь как практические занятия по военной подготовке, и впечатление производили самое жалкое. Их всех выбили второй волной наступления, начавшейся через сутки после первой.

Кроме того, наше отделение потеряло оставшегося из четырех бандитов, а также подружек-студенток, так некстати спасенных от этой четверки. Поняв, что удержать позиции не удастся, сержант Цзюба приказал отступать и попытался закрепиться в одном из городских корпусов.

В тот день линия обороны была прорвана сразу в нескольких местах. Остатки ударных отрядов искали новые позиции или банально разбегались, в то время как миганы брали под контроль подземные коммуникации города и системы жизнеобеспечения.

Попытки возобновить организованное сопротивление на новых позициях не увенчались успехом. Не получилось и «боя за каждый дом». Отчасти этому помешал боевой дух ополченцев, подорванный большими потерями, отчасти — действия диверсионных групп чужих. Диверсанты безошибочно находили городские сооружения, превращенные в огневые позиции, и с тыла наносили по ним удары. Именно под такими ударами пали Рик Ястреб и сержант Цзюба.

Сообщения, получаемые по информационным сетям, а также по встроенным в защитные костюмы средствам связи, тоже не внушали оптимизма. В других городах Нэфуса положение было ничуть не лучше, а то и хуже, чем у нас. А потом прекратились даже эти сообщения. В эфире и информационных сетях воцарились тишина и пустота.

Тем временем, следом за потрепанной, но, в основном, выполнившей свою задачу, второй волной наступления последовала третья волна. На улицах города все чаще можно было увидеть технику миганов, выглядевшую странно, непривычно, но в целом, узнаваемо. А еще — трупы людей и не только (не столько) вооруженных. Чужие всерьез вознамерились не только захватить эту планету, но и вычистить ее от прежних хозяев. И для этой цели задействовали огромные силы.

Сопротивление, вернее, то, что от него осталось, мучительно агонизировало, отбросив остатки своей организованности. Теперь каждый человек был сам за себя и не имел никакой другой задачи, кроме как всеми силами пытаться оттянуть неизбежное.

От нашего отделения к тому времени осталось три человека. Первыми двумя, по иронии судьбы, были я и Кристина Мбанга — практически, кровные враги. А третьим, как не странно, оказался астрофизик Радован Штилье. Не смотря на свой почтенный возраст, он не только умудрился уцелеть сам, но и указать нам свет в конце туннеля. Подать надежду в тот момент, когда, казалось, надеяться было уже не на что.

Произошло это к концу первой недели войны. Точнее сказать не могу, ибо среди царящей на Нэфусе темени я потерял счет суткам. Информационные системы уже не работали, так что уточнить дату и время было негде.

Продолжая, видимо, по инерции, держаться вместе, мы втроем обитали в почти заброшенном жилом корпусе. Именно ОБИТАЛИ, подобно животным, ибо условий для человеческой ЖИЗНИ там не было. Электроэнергия не поступала, канализация не работала, воздух не кондиционировался, так что в помещениях царили темнота, духота и вонь. Видимо, чужим показалось затруднительно очистить от людей многомиллионный город и, вообще, планету, одной только силой оружия. И они, захватив контроль над системами жизнеобеспечения, лишили этого самого обеспечения районы, все еще контролируемые ополченцами. Рано или поздно голод, озверение и болезни, неизбежные спутники антисанитарии, должны были сделать свое дело — результативнее, чем десантники или боевая техника.

Но мы еще держались. Доедали оставшиеся в корпусе продукты питания, те, что не успели испортиться, разжились переносными фонариками, чтобы не сидеть в темноте, и на здоровье пока особо не жаловались. Чужие нас почти не беспокоили, а оружие все чаще приходилось применять против менее удачливых собратьев по биологическому виду. И все-таки это была агония — медленная и мучительная. Мучительная настолько, что к концу первой недели, за обедом, я заявил следующее:

— Кристина, — я все чаще обращался к своим товарищам по оружию и несчастью на «ты», — если ты по-прежнему горишь жаждой кровной мести, то сейчас самый подходящий момент. Хочешь меня убить — пожалуйста. Мне настолько все здесь осточертело, что я не буду сопротивляться. Ты меня только порадуешь.

— А ты помучайся, Сальваторе, помучайся, — равнодушно хмыкнула Мбанга, — плевать я хотела на твою радость. Нашел тоже избавителя.

— А я ведь могу сам тебя убить, — сказал я злобно, — что ты сделаешь, если встанет такой вопрос — ты или я?

— Сальваторе, ты идиот, — произнесла Кристина все тем же апатичным голосом, — этот вопрос давно уже отпал. Не «ты или я», а «ты и я», но, скорее всего, в разное время. Мы ведь не любящие супруги, чтобы умереть в один день.

Произнеся последнюю фразу, Кристина Мбанга расхохоталась, видимо сочтя ее удачной шуткой. Смех был отнюдь не здоровый, ни капли не радостный, а скорее нервный и истерический. В тишине почти пустого корпуса он звучал даже зловеще.

— Никого убивать не надо, — подал голос Радован Штилье, до сих пор бывший тише воды, ниже травы.

— Не твое дело, — раздраженно огрызнулся я, — и вообще, какого черта ты за нами таскаешься?

— А ведь смог уцелеть, гадюка, — прокомментировала переставшая смеяться Кристина, — почти все отделение полегло, а этот старикан до сих пор жив.

— В принципе вы правы, — спокойно, и будто не замечая хамства, сказал Штилье, — я рассчитывал именно на то, что в компании вооруженных людей у меня будет больше шансов…

— За наши спины прятался! — крикнула Мбанга, перебивая астрофизика. А меня его заявление разозлило еще больше.

— Шансов — на что? — заорал я, — старик, ты умом что ли тронулся? Оглянись вокруг! Где ты видишь хоть маленький шанс?! В городе чужие, планета почти захвачена, еще несколько дней — и нам конец! Мы сдохнем, понимаешь?! Не от выстрела, так от голода. Или ты все еще надеешься, что за нами прилетят и спасут?

— Лететь не обязательно, — пробормотал Штилье, словно говоря сам с собой, — если бы миганы отступили, или наоборот, быстро с нами сладили, тогда бы прилетели… может быть. Я бы доложил — и прилетели… А так все идет по плану. Чужие увязли на этой планете…

— Старик совсем рехнулся, — сказала Кристина Мбанга, — вот уж кого действительно впору от страданий избавлять. Придумал тоже: чужие — увязли! Это мы тут увязли, дубина…

— Стоп, — резким окриком я остановил потянувшуюся за пистолетом Кристину, — как бы вы доложили, доктор? Куда? И о каком плане идет речь?

Профессиональная журналистская цепкость не покидала меня и перед лицом близкой гибели. Вот я и зацепился за бредовые, на первый взгляд, слова. Ибо журналист не вправе игнорировать даже бред.

— Я все расскажу, — ответил Радован Штилье, — все. Только помогите мне дойти. А вот когда дойдем, я все расскажу.

— Куда идти-то? — кислым, лишенным даже частички энтузиазма, голосом осведомилась Кристина Мбанга, — если в космопорт, то…

— Никаких космопортов! — замахал астрофизик руками, — нет, друзья, нам идти гораздо ближе. К администрации колонии.

— Администрации? — переспросил я недоверчиво, — если ты рассчитываешь на местные власти, то я, пожалуй, соглашусь с Кристиной. В том смысле, что вас пора избавить от страданий. Вы ведь, безумцы, как я слышал, умираете с улыбкой на лице.

— Ваша тупость меня достала, — не выдержал доктор Штилье, — хотите выбраться отсюда — будьте добры сделать все, что требуется. Или, хотя бы, дослушайте до конца. А если нет — пеняйте на себя.

— Ладно. Я слушаю вас, доктор, — поспешно согласился я.

— Валяй, старикан, все равно делать нечего, — небрежно бросила Кристина Мбанга. И Штилье начал.

— Видите ли, — его голос звучал спокойно, ровно, без лишних эмоций. Так мог говорить преподаватель на лекции, — под администрацией я подразумевал не чиновников, которые, наверняка давно дали деру. Или, по своему обыкновению, принялись жрать друг друга, но, на этот раз, в буквальном смысле. Интерес представляет сам административный корпус. Вы спросите, что в нем такого интересного? Отвечаю: прежде всего интересна его охранная система, против которой, скорее всего, бессильны даже чужие. Стены и входные двери, непробиваемые из пушки, автоматические самонаводящиеся орудия по периметру, автономное энерго- и водоснабжение…

— Вот уроды! — воскликнула Кристина, подразумевая чиновников колониальной администрации, — нас на убой послали, а сами под защитой отсиживаются. А ты говоришь — деру дали, жрут друг друга…

— Кстати, по поводу «жрать», — поинтересовался я, — там что, еще и запас продовольствия есть? То есть, административный корпус — еще и убежище на случай войны? Но если это убежище для избранных, то с чего вы взяли, что НАС туда пустят?

— С того, что у меня есть автоматически распознаваемый доступ, — ответил астрофизик, — это все, что я могу вам сейчас сказать. Остальное — когда и если дойдем.

— Может вы еще про убийство Германа Ли расскажете? — я попытался сострить, но Штилье воспринял вопрос совершенно серьезно.

— Расскажу, — заявил он твердо, — вот дойдем — и расскажу.

— Мне это нравиться! — протянула Кристина притворно-ласковым тоном, — мы тебя доведем, ты будешь в этом убежище отсиживаться, а нас расстреляют на входе. Орудия твои… наводящиеся.

— А я пойду, — твердо возразил я, — и неважно, правду он говорит или нет. Правда в том, что мы смертники, а значит можем рисковать без страха. Какая разница, от чего погибать — от орудий, от лап миганских десантников, или банально от голода? Вернее, для меня разница есть, потому, что первые два способа — быстрые и безболезненные. Так, что если есть шанс — я им воспользуюсь. Идем, доктор.

— Хорошо, — Радован Штилье поднялся с занимаемого им стула, — только для надежности нам понадобиться еще один или два человека — желательно, подготовленных. Попытаем счастье в соседнем корпусе…

— Стойте! — Кристина догнала нас уже возле аварийной лестницы, в отсутствии электричества используемой вместо лифта, — ладно, убедили. Маленький шанс все же лучше, чем никакой.

* * *

Доктору Штилье следовало отдать должное. Какой бы глупой на первый взгляд не казалась его идея, одно только начало ее воплощения сделало в нашем спасении половину дела. Мы с Кристиной уже не маялись от скуки, не разлагались в своем импровизированном убежище и не воспринимали каждый прожитый день как последний. Стоило даже маленькому шансу мелькнуть посреди всеобщей безысходности, и мы буквально преобразились. Увидели перспективу — и встряхнулись, включили наши мозги, стали МЫСЛИТЬ и ДЕЙСТВОВАТЬ, в общем, снова были ЛЮДЬМИ. А не дрожащими в своей норке загнанными зверями. Короче говоря, необходимое условие нашего спасения было выполнено, осталось выполнить достаточное.

Радости при этом особой не было. Еще когда мы покидали наше пристанище, я понимал, что к административному корпусу придется пробиваться силой. Другими словами, придется убивать — и не важно, миганов или людей.

Конечно, последние несколько дней исцелили меня от гнилого и совершенно неуместного теперь гуманизма. На смену писаным и неписаным законам человеческой жизни пришел один закон — естественного отбора, и, по отношению к нему я готов был проявить законопослушание. Но при этом оставался человеком и понимал, что готовность и радость — все-таки разные вещи.

Однако оставшимся в живых обитателям Нэфуса было абсолютно наплевать на мою радость. Собственная агония занимала их куда больше. И, не успели мы пройти пару кварталов, как наткнулись на целую толпу — два десятка таких вот агонизирующих. Я сознательно не назвал их людьми, ибо со стороны они выглядели именно как животные — грязные, оборванные, озлобленные. Возможно, я и сам смотрелся не лучше, но, во всяком случае, в душе был ЧЕЛОВЕКОМ. У меня была цель, я МЫСЛИЛ и ДЕЙСТВОВАЛ, а не догнивал в каком-нибудь темном углу оккупированной планеты.

У встретившейся нам стаи (иначе не назовешь) было численное преимущество. Но мы по-прежнему были облачены в полученные при мобилизации защитные костюмы и таскали с собой остатки боекомплекта. Костюмы если и были повреждены, то ненамного, а пускать в ход оружие было не впервой. Что касается двуногих хищников, то в качестве оружия они использовали лишь обломки мебели да столовые приборы, которые наводили на мысль именно о гастрономическом интересе к нам.

Сверкнул выстрел, второй, третий… Стая несколько поредела, но вид крови лишь раззадорил хищников. С нечленораздельными воплями они ринулись на нас, надеясь задавить массой. Не смотря на почти непрекращающуюся стрельбу, это практически удалось. Во всяком случае, эти ублюдки успели выхватить лазерный пистолет из рук нашего слабого звена, Радована Штилье, а самого астрофизика — повалить на тротуар. Но мы с Кристиной, не растерявшись, использовали наши стволы в качестве дубин. И разбили несколько голов, прежде чем обратили хищников в бегство. Те семь особей, что еще могли бегать.

Восьмой, удирая, допустил роковую для себя ошибку, попытавшись воспользоваться отобранным у Штилье пистолетом. Его выстрел сбил с ног Кристину Мбанга, но ответный огонь из моей винтовки разнес незадачливому стрелку голову.

— Хорошее начало, — пробормотал я, помогая своим компаньонам подняться, — не передумали, доктор?

— Напротив, — уверенно, и даже с какой-то бодростью в голосе заявил Штилье, — хуже чем здесь быть не может.

Не согласиться с последней фразой было трудно.

Без приключений мы одолели еще пару километров, и наткнулись на транспортный модуль, который, слегка накренившись, стоял частично на проезжей части, частично на тротуаре. Вид поверженной техники лично на меня произвел довольно тягостное впечатление — как символ поражения и краха человеческой цивилизации, по крайней на этой планете. А вот Кристина Мбанга пришла от находки в настоящий восторг.

— Видите? — крикнула она, подбегая к модулю и осматривая его со всех сторон, — нам везет. На этой штуковине мы доберемся быстрее. И безопаснее.

— Ты же видишь — он не работает, — возразил я, — или ты забыла, что транспортная система обесточена?

Собственно, в этой части города обесточено было ВСЕ — кроме разве что уличного освещения. Его миганы держали для своих нужд, рассчитывая, видимо, на скорый захват и этого района. Ведь даже грызунам при свете лучше, чем без него. На темной планете, вроде Нэфуса — тем более. Что касается городской транспортной системы, то в ней чужие не нуждались вовсе, потому и отключили в первую очередь. Но Кристину данное обстоятельство, похоже, нисколько не смутило.

— Разве вы не знаете? — сказала она насмешливо и слегка удивленно, — в любом транспортном модуле есть аккумулятор, предназначенный для таких случаев. Энергоснабжение ведь не очень надежная штука, вот проектировщики транспортных модулей и решили… подстраховаться.

— Все равно, — недоверчиво парировал Штилье, — модули ведь ездят автоматически, по определенным маршрутам. Вряд ли маршрут этого модуля ведет туда, куда нам нужно.

— Ну, доктор, вы меня рассмешили! — воскликнула Кристина, — хорошего же вы мнения о нашем транспорте! Да, для модуля можно задать программу и он будет автоматически курсировать по определенному маршруту. Но в случае надобности не возбраняется его с маршрута снять и перевести на ручное управление. Иначе, зачем там кабина? Или вы, умники, мобилизацию забыли? Тогда ведь транспортные модули без всяких маршрутов ездили.

— Поняли, поняли, — поспешно согласился я, чувствуя себя невежественным дикарем, — вот только кто будет управлять этой штуковиной? Я не умею. А ты?

— Обижаешь, Сальваторе, — ответила Кристина, — да будет тебе известно, умение управлять дорожным транспортом входит в число обязательных требований к сотруднику полиции. У нас ведь тоже свои транспортные модули… были.

— Что ж, тогда не смею тебя больше задерживать, — подытожил я.

Дверца в кабину управления транспортным модулем была открыта. Забравшись внутрь и посветив фонарем, Кристина на что-то нажала, что-то передвинула, и в темноте кабины вспыхнул монитор бортового компьютера. Еще несколько манипуляций — и транспортный модуль словно ожил, озарившись изнутри ровным ярким светом.

Бесшумно разошлись двери в пассажирский салон.

— Добро пожаловать на борт! — крикнула нам Кристина Мбанга, высунувшись из кабины, — в добрый путь!

Остаток пути до административного корпуса действительно выдался «добрым», и, главное, быстрым. Но, когда пункт назначения практически был достигнут, я понял — трудности только начинаются.

Штилье оказался прав — против защитной системы административного корпуса оказались бессильны даже миганы. Но и отпускать или сдавать его боевые грызуны не собирались. Они предпочли обложить местную администрацию со всех сторон и, занимая позиции на почтительном расстоянии, периодически перестреливались с «автоматическими самонаводящимися орудиями». На стенах виднелись копоть и вмятины, но административный корпус еще стоял. Как последний оплот сопротивления.

— Будем прорываться, — сообщила Кристина Мбанга, — да вы не бойтесь, броня крепка. Сейчас ускорение придам, и…

Что следовало за «и» мы так и не узнали. Не успела Кристина договорить, а транспортный модуль, рванулся и на повышенной скорости одолел большую часть расстояния до административного корпуса, походя сминая позиции чужих. Не ожидавшие такого поворота событий бравые миганские вояки бросились врассыпную, непрерывно отстреливаясь. От фейерверка выстрелов рябило в глазах, разноцветные лучи полосовали модуль со всех сторон, но броня все-таки была крепка.

— Проклятье! — со злостью воскликнула Кристина, — со всех сторон обложили. Доктор! Куда ехать-то?

— Кажется, направо и прямо, — ответил Радован Штилье, — такие двери большие… Хотя, тут не разберешь из-за выстрелов.

Неожиданно Кристина Мбанга развернула модуль и направила его прямиком на миганских солдат — кого-то задавив, а кого-то сбив с ног. Потом, подавшись в противоположную сторону, врезалась в их товарищей. И, наконец, сориентировавшись в пространстве, рванула на ближайшие к административному корпусу огневые позиции.

Я следил за этими маневрами со смешанным чувством страха и восхищения. Восхищала меня та метаморфоза, что произошла с мирным транспортным средством и превратила его в громящий кулак, разивший врагов направо и налево. А страх внушало предчувствие ответных мер миганов. И эти меры не заставили себя ждать.

От удара модуль содрогнулся, мы выпали из сидений, а в салоне почти сразу стало темно. Последние мгновения своей жизни транспортный модуль употребил на то, чтобы открыть кабину и салон.

Осторожно выбравшись наружу, мы заметили, что кабине управления и находящейся там Кристине Мбанга повезло куда меньше, чем нам. Возможно, именно в нее целилась миганская артиллерия.

Сама Кристина не вышла, а буквально вывалилась наружу. Она была еще жива, но с трудом держалась на ногах, и вряд ли могла пройти оставшиеся несколько метров самостоятельно. Быстро — тем более.

А медлить было нельзя. Сообразив, что против них работает небольшая группа, миганы обратили свою огневую мощь на нас. Нас оберегали только везение и громада транспортного модуля, частично закрывавшая обзор.

Подхватив Кристину под руки, мы с доктором Штилье сделали несколько шагов — как оказалось, с трудом. И чуть не угодили под вспышку очередного выстрела чужих.

— Не надо… этого, — слабым голосом, но довольно грубо произнесла Кристина, — уходите без меня.

— Только не надо этого тупого самопожертвования, — рассердился я, — ты ранена, но еще есть шанс. Давай, поднажмем, немного ост…

В метре от нас прогремел небольшой взрыв, заглушая мои слова.

— Ты журналист…, - сказала Кристина, — ты должен спастись. Чтобы рассказать, про то, что здесь происходит. Про меня… Про всех. А что я?…

— Перестань, — почти взмолился я, — ну, как я могу тебя бросить?

— Очень просто, — неожиданно жестко ответила Кристина, — я бы смогла. Ты же мой злейший враг, Сальваторе. Забыл? Да будь я на твоем месте, мы бы уже были внутри. А ты — снаружи. И знаешь, что я сделаю первым делом, если спасусь? Пристрелю тебя, как надо было тогда, при первой встрече…

Вот это на меня подействовало! Проклятье, а я ведь действительно забыл, кто есть кто! Вот и развел сопли с сантиментами. Ну, да ладно. Лучше поздно, чем никогда.

Обменявшись с Радованом Штилье взглядами, мы, по обоюдному молчаливому согласию, осторожно, но уже без сожаления спустили Кристину на площадь. К чести нашей, теперь уже бывшей, спутницы, она предпочла не безропотно погибнуть, а дать чужим последний бой.

— Приятного аппетита! — визгливо крикнула она навстречу миганским солдатам. Невольно оглянувшись, я увидел летящий в их сторону пучок плазмы.

До входа в административный корпус мы домчались из последних сил, причем Радован Штилье — с далеко не старческой прытью. Остановившись и судорожно ловя ртом воздух, астрофизик буквально прижался к бронированным дверям четырехметровой высоты.

— Сезам, откройся, — прошептал я, глядя на медленно и степенно расходящиеся створки. Только когда они снова сомкнулись, а мы уже были внутри, я позволил себе облегченно вздохнуть.

* * *

Внутри административного корпуса было относительно светло, чисто, тихо и… безлюдно. Причем тихо и безлюдно было не ОТНОСИТЕЛЬНО, а скорее АБСОЛЮТНО. Прислушиваясь, приглядываясь, ничего не понимая и тщетно надеясь наткнуться хоть на какое-то человеческое присутствие, я шел по пустым коридорам вслед за Радованом Штилье. Прямо как собачка на прогулочной площадке!

А вот доктор не страдал ни непонятливостью, ни напрасными надеждами. Видимо все еще жил по старому лозунгу МКЭК: «меньше народа — больше кислорода!». Остановку Штилье сделал лишь раз, когда извлек из внутреннего кармана небольшой, похожий на коммуникатор, приборчик с экраном. Заглянув через плечо доктора в этот экран, я увидел выведенный на него план, судя по всему — план данного корпуса. Пролистав этот план на экране, Радован Штилье отыскал небольшое красное пятнышко, огляделся и продолжил путь.

— Куда теперь? — не выдержав, спросил я, — и где все люди?

— К главному компьютеру, — ответил астрофизик, скорее всего, на первый вопрос.

Главный компьютер, вернее, его управляющий терминал, помещался на самом верхнем этаже. Такое впечатление, что, помещая святая святых наверху, проектировщики корпуса рассчитывали именно на вторжение миганов. Скорее всего, так оно и было, если учесть расположение Нэфуса, для вышеназванного вторжения весьма удобное. Уже тогда, блуждая по опустевшему административному корпусу с доктором Штилье, я начал догадываться, что события последних дней на Нэфусе, перипетии его обороны и этот корпус в придачу являются частью какого-то плана наших военных. Как там Штилье говорил? «Все идет по плану. Чужие увязли на этой планете». Вот только странный какой-то вырисовывался план. Малоэффективный.

Подойдя к управляющему терминалу главного компьютера, Радован Штилье произвел какие-то малопонятные мне манипуляции.

— Ну вот, — сказал он, закончив и хитро улыбаясь, — оставим чужим небольшой подарочек. Надеюсь, часа нам хватит.

— Хватит — на что? — не выдержал я, — и где, кстати говоря, все люди? Где администрация?

— Терпение, мой друг, терпение, — проворковал Штилье, всем своим видом демонстрируя душевный подъем, какой бывает от снятия колоссального морального напряжения, — идемте за мной и скоро все поймете.

И вновь я нехотя потащился по коридорам административного корпуса. И снова Радован Штилье сделал одну остановку — в этот раз перед дверью с эмблемой мужского туалета. Достал приборчик с экраном и планом, посмотрел, словно удостоверяясь, и жестом указал мне на дверь.

— Нет, я не хочу, — отмахнулся я, — если вам невтерпеж…

— Игорь, вы меня разочаровываете, — сказал астрофизик невозмутимо, — «невтерпеж» тут не при чем. Я же сказал, если хотите выбраться и получить ответы на свои вопросы…

— … будьте добры сделать все, что требуется, — воспроизвел я по памяти, — не думал, что в это «все» входит пользование туалетом.

— Пользоваться не обязательно, — уточнил Штилье, — вы, главное, зайдите.

И он гостеприимно распахнул передо мной дверь. За ней, как я и ожидал, находился обычный, вернее, стандартный, туалет. Его единственной, нарушающей стандарт, чертой было большое, высотой в человеческий рост, зеркало.

— Ничего не понимаю, — пробормотал я, оглядываясь.

— Может, вот так вы поймете? — Радован Штилье подошел к зеркалу и ткнул его пальцем. Идеально гладкая поверхность исказилась, по ней пошли круги, как по воде от брошенного камня.

— Что это? — спросил я, испуганно глядя на этот оптико-геометрический фокус.

— Шанс, Игорь, шанс. Наш с вами последний шанс. Просто подойдите к зеркалу вплотную.

— Может, сначала вы? — предложил я, с опаской разглядывая так называемое «зеркало».

— Приятно видеть воспитанного молодого человека, — сказал доктор Штилье, — старшего решили пропустить. Но, увы, случай неподходящий. На той стороне приказ — отключить установку, как только через нее пройду я. Она и так извела нимало энергии.

— Ладно, — с этим, пусть не однозначным, но выражающим согласие, словом и, набрав воздуха в грудь, я прислонился к зеркалу. Вернее, думал, что прислонился, однако характерной для стекла твердости и прохлады не почувствовал. Вместо нее я ощутил тягучую полужидкую массу, которая объяла меня со всех сторон, затопила глаза, протекла в уши и рот…

Не успел я мысленно проклясть ушлого астрофизика, что сначала использовал меня, а потом заманил в такую коварную ловушку, как ощущение тягучей массы отпустило. Я снова мог слышать, хотя звуки казались мне невообразимо громкими. Вернулась и способность к дыханию — правда, пока, с трудом. Наконец, я решился открыть глаза. И присвистнул от удивления, когда открыл и огляделся.

Я находился в помещении, похожем на лабораторию. Все немаленькое пространство было заполнено разнообразными приборами и техническими устройствами. Единственным человеком здесь был длинный и тощий, похожий на дерево и увенчанный гривой давно не стриженых волос, парень в белом халате — не то научный работник, не то лаборант. Скорее всего, последнее, учитывая его молодость и слегка раздолбайскую внешность.

— Кто вы? — спросил он удивленно, и, не дожидаясь ответа на первый вопрос, задал второй, — вы — доктор Радован Штилье?

— Нет, — ответил я, — но доктор Штилье на подходе.

— Тогда вас не должно быть здесь… наверное, — неуверенным тоном произнес лаборант, — и… отойдите наконец от прохода!

Не успел я поинтересоваться, почему меня не должно быть, и уточнить, о каком проходе идет речь, а ощутимый толчок в спину заставил меня спешно отойти на несколько шагов. Оглядевшись, я увидел «проход» — небольшую, вмурованную в стену арку, переливающуюся всеми цветами радуги. Прямо из участка стены, ограниченного этой аркой, выделилась человеческая фигура, также сияющая разными цветами, но вскоре принявшая вид Радована Штилье. Лицо астрофизика выражало почти полный комплект положительных эмоций, включая радость, облегчение и гордость.

— Дом, милый дом! — не сказал — пропел он благодушно, — поздравляю, Игорь, мы все-таки сделали это!

— Как я понимаю, теперь можно вырубить эту штуку? — осведомился лаборант.

— Да на здоровье! — бросил Штилье, — только… вы не подскажете, как выйти отсюда?

— Погодите, — пристал я к нему с профессиональной журналистской назойливостью, — вы же обещали ответить на вопросы. На много вопросов. Прежде всего, ГДЕ МЫ? И что это?

Задав последний вопрос, я указал на арку.

— Мы на Земле, мой друг, — все тем же благодушным тоном доброго дядюшки ответил доктор Штилье, — на вашей и моей родине. С помощью этой установки, инициирующей малый нуль-переход, мы покинули Нэфус. Как я понимаю, вы хотели именно этого. Что касается ваших проблем с законом, то они ограничены юрисдикцией одной отдельно взятой колонии — фактически уже не существующей. Так что…

— Вот о «проблемах с законом» я и хотел с вами поговорить. И о «несуществующей колонии» — тоже. Вы ведь обещали ответить, когда дойдем. Помните?

— В общем-то да, — беззаботная улыбка не то, чтобы покинула лицо Штилье, но, по крайней мере, слегка потускнела, — расскажу, что знаю. Спрашивайте.

— Для начала скажите поконкретнее — что это за место?

— Секретный институт, задействованный в проекте «Ксено». И, я был бы очень признателен тому юноше, если он подскажет нам выход из лаборатории.

— Сперва прямо, потом налево, — небрежно бросил лаборант, ковыряясь в панели управления нуль-транспортной установкой. Последовав его указанию, мы с Радованом Штилье нашли дверь и через нее вышли в коридор.

— Проект «Ксено»? — переспросил я, не понимая, — но разве проект «Ксено» — не разработка компании «Нэфус Фарма»?

— Скорее, наоборот, — сказал Штилье, — «Нэфус Фарма» была чем-то вроде прикрытия для проекта «Ксено», вернее, для его медико-биологического направления. Но в проекте задействовано нимало других научных учреждений чуть ли не по всей Империи. В том числе и возглавляемый мной «Институт Альтаира». А сейчас мы, как я понял, в головном институте, курирующем проект в целом.

— А, доктор Штилье, вы живы! Рад вас видеть, — к нам подошел смуглый мужчина лет сорока.

Одет он был не в белый лабораторный халат и даже не в деловой костюм, а в черный китель с погонами, что свидетельствовало о принадлежности… пусть не к армии, но к какой-нибудь из силовых структур — точно.

— Простите, иначе было нельзя, — человек в кителе, кажется, в чем-то оправдывался перед Радованом Штилье.

— Я понимаю, — сказал астрофизик с легкой грустью в голосе, — я ведь сам вызвался. Добровольно. Я как-никак старик, свое большей частью прожил, а юных мальчиков-девочек жалко.

— А кто это с вами? — осведомился человек в кителе, заметив меня.

— Игорь Сальваторе, — представил меня Штилье, — без его помощи я бы не дошел до установки. Игорь, познакомьтесь, это Эдгар Касим, руководитель проекта «Ксено». Возможно, шансов ответить на ваши вопросы у него побольше, чем у меня.

— Вопросы? — насторожился Касим.

— Да, Игорь Сальваторе — журналист, — с самым невинным видом пояснил Радован Штилье, — и у него есть вопросы относительно проекта «Ксено». Надеюсь, вас не затруднит на них ответить, тем более, что проект близок к завершению.

Если Эдгар Касим и растерялся, то на считанные доли секунды. Быстро собравшись с духом, он молвил следующее:

— Как говорил кто-то из первого состава Комитета, победителей не судят. Спрашивайте — я отвечу. Только, как я понимаю, разговор предстоит долгий, поэтому предлагаю пройти в мой кабинет. И вот еще что, господин журналист. Проект ПОЧТИ завершен, однако, если в течение сорока восьми часов в СМИ промелькнет хотя бы фраза, я обещаю вам крупные неприятности. ЭТО вы поняли?

— Пожалуй, — согласился я.

* * *

Кабинет Эдгара Касима был невелик по площади и большей частью состоял из стола, по форме напоминающего букву «Т». Сам хозяин кабинета расположился у верхней части «буквы», мы же заняли места с боков. С минуту Касим сидел молча, положив сцепленные пальцы на стол и глядя попеременно то в мою сторону, то на Радована Штилье. Первым нарушить тишину и «игру в молчанку» осмелился я.

— Вопросы у меня следующие, — мой голос звучал без дрожи, без заискивания, твердо и решительно, — кто и почему убил Германа Ли? Для чего его убийство чуть не повесили на меня? Что такое проект «Ксено» и с какой целью проводились эксперименты над миганами? Почему планета Нэфус с ее многомиллионным населением и фактически вся система Альтаира была сдана противнику? И какого черта, скажите на милость, чиновникам была дана возможность покинуть планету, как крысам — тонущий корабль?! Почему об установке не знало все остальное население Нэфуса?!

На последних фразах я все-таки сорвался на крик. Вспомнились боевые товарищи, особенно Рик Ястреб и Кристина Мбанга; гибель их вспомнилась — где-то героическая, но большей частью нелепая. А еще я вспомнил то беспечно-веселое настроение, что охватило Радована Штилье, когда мы прорвались к установке. Эти два воспоминания и привели меня в ярость.

Доктор Штилье, кажется, смутился. А вот Эдгар Касим остался спокойным и невозмутимым, как памятник первому Императору.

— Не возражаете, если я отвечу не по порядку? — спросил он таким же, по-олимпийски спокойным, голосом. Я кивнул и Касим начал, — вы, наверное, в курсе нынешнего положения Империи. Человечеству нужно развиваться, а для этого — наращивать свой потенциал, в том числе и демографический, контактировать с другими разумными расами, торговать. В случае необходимости — стрелять. Сидя на краю галактики, на горсти планет, которые мы успели ухватить в мирные годы, ничего этого делать невозможно.

— Места не хватит, — произнес я вполголоса.

— Не хватит. А еще — мы оказались в изоляции, как, в свое время, ряд земных государств и народов. Эти государства и народы в конце концов не просто отстали, а банально остановились в своем развитии. И стали легкой добычей сильных и продвинутых соседей. Надеюсь, вы не хотите такой участи для человечества?

Я промолчал, тем более, что вопрос наверняка был риторическим. А Эдгар Касим продолжил.

— Миганы — главное препятствие для прорыва человечества к галактике. А следовательно и для развития. Просто их владения и родной мир расположены слишком неудачно — для нас.

— Все это я прекрасно знаю, — перебил я нетерпеливо и слегка раздраженно, — и в курсе нашего с миганами противостояния. Двух первых войн и их результатов. Так что можете переходить сразу к третьей войне. Той, что идет в настоящее время.

— Как скажете, — согласился Касим, — кстати, если проект «Ксено» завершится успешно, третья война с миганами станет и последней. Это я вперед забегаю… Короче, как вы, наверное, знаете, на момент первого контакта с миганами мы отставали от них по всем пунктам. По военно-космической технике — особенно. За сто с лишним лет нам с трудом, но удалось достичь паритета. Наш Флот не слабее миганского, а в плане противокосмической обороны боевые крысы и вовсе нам не соперники. Но для того, чтобы одержать безоговорочную победу, недостаточно даже этих… достижений. Возможно, нам удалось бы выиграть ряд сражений, добиться от чужих кое-каких территориальных уступок, и… стимулировать их к наращиванию сил для реванша. Я уже молчу о потерях, технических и людских, которые понесли бы наши Вооруженные Силы в случае такого варианта развития событий. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло… Доктор, не расскажете нашему не в меру любопытному собеседнику про «несчастье»?

— Отчего бы не рассказать? — усмехнулся Штилье, — мой институт специализировался на изучении одной звезды — Альтаира. Его состояния, происходящих в нем физических процессов. Первое время, когда в системе Альтаира не было ни колоний, ни постоянно действующих баз, изучение звезды осуществлялось дистанционно и эпизодически, через посылку к ней беспилотных кораблей и зондов. Получив все требуемые данные, эти корабли возвращались на Землю, данные фиксировались и обрабатывались, а потом институт ждал новых исследований.

Но тринадцать лет назад… Я до сих пор удивляюсь, как при такой системе мы не пропустили столь важное открытие. Тогда, по результатам обработки очередной порции данных, было установлено, что в обозримом будущем Альтаир перейдет в состояние сверхновой.

— Как я понимаю, об этих сорока восьми часах вы и говорили, — перебил я, обращаясь к Касиму, — тогда зачем вообще было колонизировать Нэфус?

— Хотя бы затем, чтобы Институту Альтаира было удобнее за вышеназванным Альтаиром наблюдать, — ответил руководитель проекта «Ксено», — не посылать зонды, не говоря уж о дорогостоящих экспедициях; не ждать, пока данные сами придут на Землю, с пятнадцатилетним опозданием.

— Шестнадцатилетним, — поправил Штилье Эдгара Касима, — более, чем шестнадцатилетним опозданием, да еще не в полном объеме. А прогноз, знаете ли такая нехорошая штука — чем дальше срок, тем ниже точность. По этой причине я до последнего не покидал Нэфус, даже когда весь институт эвакуировали. Тот приборчик, который уважаемый журналист принял за коммуникатор, на самом деле является универсальным приемником-передатчиком. Он принимал информацию о состоянии Альтаира со спутников… странно, почему-то спутники чужие пощадили. Наверное, рассчитывали использовать в своих целях.

— Надо полагать, полученная информация передавалась на Землю по «мгновенке», — предположил я и астрофизик утвердительно кивнул, — и вы ради этого рисковали жизнью?

— Таково уж бремя ученого, — Штилье вздохнул, не то тяжело, не то с облегчением, — рисковать жизнью ради науки… А во многих случаях — не только рисковать, но и жертвовать. Знаете, Игорь, в истории было нимало случаев…

— Только не надо фарисейства, доктор, — перебил я его, — нашли с кем себя сравнивать. Лучше бы вспомнили хотя бы один случай, когда ученый остался жив-здоров и предпочел пожертвовать чужими жизнями. В количестве десятков миллионов.

— Бандиты, убийцы, насильники, наркоманы, проститутки, — перечислил Эдгар Касим с все тем же выражением невозмутимости, — а еще — коррумпированные полицейские. Дурная наследственность и неисправимые пороки. Вам правда их жалко? Больше, чем все остальное человечество? Успокойтесь, мы знали, каким людским материалом не жалко пожертвовать.

— Потому новая колония и стала местом для ссылки?

— Абсолютно. С этого и начался проект «Ксено». Одной из его основных задач было заманить военно-космические силы миганов в систему готовой взорваться звезды. Планета, колонизированная по неординарной технологии, должна была стать приманкой. Или, учитывая биологию расы-противника — «сыром в мышеловке». Этот «сыр» должен был дать иллюзию легкой доступности, потому мы и не держали в системе крупных военных группировок. Даже противокосмическая оборона Нэфуса была неизмеримо слабее, чем на других планетах Империи. Однако вторжение в систему Альтаира небольших сил и, тем более, их достаточность для захвата вроде бы беззащитной колонии не имело стратегического смысла.

— И чтобы заманить в систему побольше чужих кораблей, был устроен этот фарс с якобы сражением и бегством нашего Флота в самый ответственный момент. Так? — догадался я.

— Почти, — подтвердил Касим, — вот только насчет «фарса» вы явно погорячились. Было не «якобы сражение», было настоящее сражение, причем, крупнейшее в истории наших военно-космических сил. Сотни сожженных кораблей с обеих сторон. И закончилось оно не бегством, а отходом в связи с выполнением боевой задачи. А чтобы у миганского командования не возникло аналогичных мыслей после прорыва к Нэфусу, нашим кораблям пришлось совершать в систему Альтаира регулярные вылазки. Несколько выстрелов по позициям сил чужих — и отход. Если делать это часто, создавалось впечатление, будто Империя пытается отбить Нэфус обратно. А там уже, наверное, миганские десантники обустроились.

— Ага, — подтвердил я, — и не один миллион, кажется. Наше сопротивление… практически сломлено.

Последние слова дались мне тяжело, снова вспомнилось пребывание на Нэфусе, особенно наше с Кристиной Мбанга и Радованом Штилье, убежище. А вот Касим не переживал ни капельки. Для него слова о «сломленном сопротивлении» звучали как репортаж о спортивных соревнованиях. А то и вовсе, как пересказ видеофильма или сериала.

— Вряд ли они успеют порадоваться победе, — руководитель проекта «Ксено» усмехнулся, как мне показалось, по-садистски, — вы говорите — сорок восемь часов? Нет, сорок восемь часов у нас на реализацию ВСЕГО проекта, а не только этой фазы. По самым свежим данным, что успел прихватить доктор Штилье, Альтаир станет сверхновой менее, чем через сутки. Двадцать с хвостиком земных часов — и звезда выплеснет столько энергии, что миганский флот разнесет на молекулы. Что касается Нэфуса, то его поджарит вместе с десантом чужих и остатками наших колонистов. Температура на планете вырастет настолько, что льды, которыми покрыта ее поверхность, не только растают, но и испарятся. Те же, кому каким-то чудом удастся выжить после вспышки, схватят смертельную дозу радиации. Такую, что старинные атомные бомбы покажутся детскими игрушками. И никакая защита, что наверняка стоит на миганских кораблях, не поможет.

— Ловко придумано, — сказал я, из последних сил сохраняя самообладание, — только непонятно, какой был смысл в экспериментах «Нэфус Фарма»?

— А это вторая задача проекта, — пояснил Касим, — уничтожить вражеский флот — еще полдела. Флот ведь восстановить можно, причем гораздо легче, чем население. А захват миганских планет, который должен стать следующим этапом войны, осложняется особенностями образа жизни противника.

— Подземные города? — догадался я.

— Верно. Бомбить планеты миганов не имеет смысла, ибо мышки отсидятся в своих норках. Посылать десанты — рискованно, в чем, наверное, вы уже успели убедиться. И в рамках проекта «Ксено» был выработан третий вариант — оптимальный при данном раскладе.

Сразу после взрыва Альтаира в направлении принадлежащих миганам планет направляется целый рой мелких беспилотных корабликов — так называемых «мини-ботов». Мини-боты начинены вирусом, избирательно поражающим один биологический вид — Rodentus Erectus Sapiens. Смертельно поражающим, учтите. Вирус апробирован на… живом материале и воздействует на генетическом уровне. Вероятность выработки иммунитета к нему составляет менее одного процента, причем всех «счастливчиков» ждет другой неприятный сюрприз. Взаимодействие вируса с антителами приведет к необратимым изменениям в зараженном организме. В частности, выжившие особи становятся бесплодными. Все, о чем я сейчас говорю, подтверждено экспериментально, так что у меня есть основания для такой уверенности.

По нашим прогнозам, миганские планеты, включая их родной мир, вымрут в течение недели. Перехватывать мини-боты будет нечем, оставшиеся корабли уничтожит наш Флот, а ПКО у грызунов слабая. Знаете, существо, которое редко выходит на поверхность, в небо смотрит еще реже. И источником угрозы его считает в последнюю очередь. Странно, как вообще миганы сподобились выходу в космос… Впрочем, без разницы.

— Другими словами, — мрачно произнес я, — цель проекта «Ксено» — уничтожение целой расы разумных существ. Я правильно понял?

— Да не совсем! — моя формулировка будто бы смутила Эдгара Касима, а я уж было подумал, что его ничем не проймешь, — не «уничтожать», а расчистить место. Что касается миганов как биологического вида, то им, в качестве резервации, предполагается оставить одну планету. Планета небогата природными ресурсами, так что у грызунов просто не будет экономических возможностей для восстановления. Скажу даже больше: эксперты нашего института рекомендовали сформировать специальное подразделение для контроля за планетой-резервацией. В частности — для своевременного уничтожения военных и космических объектов.

— Понятно, — хмыкнул я, — шкуру неубитого медведя делите…

— Нам главное не мешать, — твердо и уверенно парировал Эдгар Касим, — и медведь будет убитым.

— Надо полагать, мы с Германом Ли сильно вам мешали.

— В большей степени — Герман Ли. Он успел разнюхать про эксперименты «Нэфус Фарма» и вовсю подбирался к доктору Штилье. Понимаете? С вашей помощью он бы придал огласке ключевые положения проекта «Ксено», который после этого оставалось лишь выкинуть на свалку. Так что нам пришлось… принять меры.

— Человек-Без-Лица, — произнес я почти благоговейным шепотом.

— Он не совсем человек, — уточнил Касим, — но, как и мы — гуманоид.

— Чужой?

— Да, раса да башей. Биологически они очень близки к нам, но имеют свои особенности. В частности, их кожа и глаза другого цвета и очень светочувствительны. По этой причине агент разведки да башей, которого вы знали как Человека-Без-Лица, общался с людьми при минимуме света и прятал свое лицо.

— А как вы вообще связались с да башами?

— Случайно. Сеанс мгновенной связи, ошибка в направлении сигнала, разведывательный корабль, прорвавшийся через владения миганов… Счастливая случайность, благодаря которой мы обрели союзников, причем гуманоидов. Да баши воюют с миганами не одно столетие, и, кстати, технологию колонизации Нэфуса мы получили от них.

— Рад за вас, — вздохнул я, поднимаясь из-за стола. Разговор с руководителем проекта «Ксено» не просто утомил меня. Ощущения после него были — хуже, чем от поедания несвежих продуктов на Нэфусе. И также хотелось на свежий воздух.

— Погодите, — повелительный тон Эдгара Касима ненадолго остановил меня, — я еще не все сказал. Насколько мне известно, вам удалось проникнуть на секретный уровень служебного корпуса «Нэфус Фарма».

— Ага, — подтвердил я, — и не только проникнуть.

— Вряд ли вам удалось вынести оттуда что-то существенное, — продолжал Касим, — тем более, что вас вскоре арестовали и обыскали. Остаются фотоснимки… Кстати, это не из-за них на счет вашего подельника Харико Джонса…

— Из-за них, — перебил я нетерпеливо и раздраженно, — да, я сделал снимки и по «мгновенке» отправил их в редакцию. И что теперь? Убьете меня за это?

— Ну что вы, — Касим улыбнулся, — зачем? На ваше счастье, в тот день мы заблокировали доступ «Небулы» к мгновенной почте. Ибо просчитали и предусмотрели вашу вылазку в «Нэфус Фарма».

— Вот спасибо! — с иронией выдохнул я, в то время как мою душу все больше заполняли дурнота и тяжесть, — теперь — ВСЕ?

— Пожалуй, — ответил Эдгар Касим, — надеюсь, вы не забыли? Про сорок восемь часов?

Конечно же я все помню. Тем более, что из «Небулы» меня, скорее всего, уже уволили. А то и вовсе признали мертвым. Так, что не беспокойтесь, господа секретчики. Огласки бояться не стоит. Провала проекта «Ксено» — тем более.

На подробностях, перипетиях и результатах этого проекта я останавливаться не буду. Просто напомню что у человечества, как правило, получается ВСЕ. Все, за что оно берется всерьез и по-настоящему. Спасение Земли под началом МКЭК — одно из многих тому подтверждений. Вот только есть ли у нас повод радоваться очередной победе? Сомневаюсь. Тем более, что так называемые союзники, в данном случае да баши, после победы скорее всего станут врагами. И на горизонте неизбежно замаячит новый проект «Ксено». С новыми жертвами.

Они- то волнуют меня в первую очередь. Герман Ли, Френсис Панчев, Рик Ястреб, Кристина Мбанга, сержант Цзюба… И миллионы других людей, имевших несчастье оказаться на алтаре спасения человечества.

Может быть, эти жертвы не были невинными. Может быть, гибель этих людей, по крайней мере большинства, была заслуженной. Но я уверен, что одной из многих вещей они не заслужили точно.

Забвения.

1 октября — 28 ноября 2009 г.