"Собрание сочинений, том 9" - читать интересную книгу автора (Маркс Карл, Энгельс Фридрих, К Маркс и Ф...)

К. МАРКС ВОЕННЫЙ ВОПРОС. — ПАРЛАМЕНТСКИЕ ДЕЛА. — ИНДИЯ

Лондон, вторник, 19 июля 1853 г.

Царь не только начал войну, но успел уже завершить свою первую военную кампанию. Операционная линия проходит уже не за Прутом, а по Дунаю. А там временем что же предпринимают в связи с этим западные державы? Они советуют султану, то бишь принуждают его, рассматривать войну как мир. Они отвечают на действия самодержца не пушками, а нотами. Императора атакуют, но отнюдь не силами двух флотов, а не менее чем четырьмя проектами переговоров. Один исходит от английского кабинета, второй от французского, третий выдвинут Австрией, а четвертый наспех составлен «шурином» из Потсдама {Фридрихом-Вильгельмом IV. Ред.}. Надеются, что царь из этого embarras de richesses^{14} соблаговолит выбрать наиболее подходящий для его целей проект. Друэн де Люис в своем ответе (втором) на ноту (вторую) графа Нессельроде[197] всеми силами старается доказать, что «не Англия и не Франция первыми произвели демонстрацию». Подобно тому как собакам бросают кости, Россия забрасывает западных дипломатов множеством нот только для того, чтобы доставить им невинное развлечение, а себе обеспечить дальнейший выигрыш во времени. Англия и Франция, разумеется, кидаются на приманку. Не довольствуясь тем унижением, каковым является уже самый факт принятия подобных нот, их еще снабжают самыми миролюбивыми комментариями, как, например, в опубликованной в «Journal de l'Empire»[198] статье, которая, хотя и подписана г-ном де Ла Героньером, но написана по указаниям императора и им проредактирована. Эта статья предоставляет России право на прихоть «вести переговоры не на левом, а на правом берегу Прута». Вторую ноту графа Нессельроде статья превращает чуть ли не в «попытку добиться примирения». Делается это в следующих выражениях:

«Граф Нессельроде говорит теперь только о моральных гарантиях и объявляет, что они лишь временно должны быть заменены материальными гарантиями; он, таким образом, прямо призывает к переговорам. При таком положении дел невозможно считать дипломатический путь уже исчерпанным».

Газета «Assemblee nationale» — этот «русский вестник» в Париже — иронически поздравляет «Journal de l'Empire» с весьма запоздалым открытием и выражает лишь сожаление, что произошло так много шума из ничего.

Английская пресса потеряла всякое самообладание.

«Царь совершенно не в состоянии оценить учтивость, проявленную по отношению к нему западными державами… В своих переговорах с другими державами он неспособен к вежливому обращению».

Так говорит «Morning Advertiser». «Morning Post», в свою очередь, выходит из себя по поводу того, что царь так мало беспокоится о внутренних embarras {затруднениях. Ред.} своих противников.

«Предъявлять только из-за дерзкого каприза требование, которое не носит безотлагательного характера, и делать это без всякого внимания к состоянию Европы, готовой в любой момент воспламениться, значит допускать почти невероятную неосмотрительность».

Автор статей по вопросам денежного рынка в журнале «Economist» нашел,

«что люди теперь убедились на своем собственном опыте, какие большие затруднения проистекают из того, что самые сокровенные интересы мира» (то есть биржи) «зависят от причуд одного человека».

И все же в 1848 и 1849 гг. бюст русского императора можно было видеть рядом с самим veau d'or {золотым тельцом. Ред.}.

Между тем положение султана {Абдул-Меджида. Ред.} становится с каждым часом все тяжелее и запутаннее. Его финансовые затруднения возрастают еще и оттого, что он несет все тяжести войны, не пользуясь ни одной из ее выгод. Энтузиазм народа, не направляемый против царя, обращается против самого султана. Фанатизм мусульман угрожает ему дворцовыми переворотами, в то время как фанатизм православных грозит народными восстаниями. Сегодняшние газеты содержат сообщения о направленном против жизни султана заговоре, который был организован студентами-мусульманами из старотурецкой партии, стремящейся посадить на престол Абдул-Азиза[199].

Вчера в палате лордов лорды Бомонт и Малмсбери потребовали от лорда Кларендона, чтобы он доложило своих намерениях, поскольку французский император не поколебался заявить о своих. Но лорд Кларендон только вкратце сообщил о том, что Англия одобрила ноту г-на Друэн де Люиса, и уклонился от дальнейших объяснений, прикрываясь обещанием непременно представить палате в самое ближайшее время полную информацию. Когда был задан вопрос, верно ли, что русские взяли в свои руки также гражданское управление и почтовое ведомство в Дунайских княжествах, подвергнутых ими режиму военной оккупации, лорд Кларендон, разумеется, предпочел «отмолчаться». «Судя по прокламации князя Горчакова[200], он не может этому поверить». В ответ на это лорд Бомонт заявил, что Кларендон кажется ему поистине большим оптимистом.

На вопрос, заданный в палате общин сэром Дж. Уолмсли относительно последних беспорядков в Смирне, лорд Джон Рассел ответил, что он действительно слыхал о похищении венгерского эмигранта {Косты. Ред.} австрийским консулом {Векбеккером. Ред.}, но что у него нет ни малейших сведений о том, что Австрия потребовала выдачи всех венгерских и итальянских эмигрантов. Лорд Джон отвечает на запросы всегда в шутливом тоне и так, как ему самому бывает удобно. Всегда оказывается, что он не получает официальных сообщений и в газетах не читал того, что, по вашему предположению, мог или обязан был уже прочесть.

«Kolnische Zeitung»[201] приводит в письме из Вены, датированном 11 июля, следующий отчет об инциденте в Смирне.

«Шекиб-эфенди был послан в Смирну, чтобы произвести расследование о виновниках беспорядков, во время которых погиб г-н Хакельберг. Шекиб получил также приказ выдать Австрии эмигрантов австрийского или тосканского происхождения. Г-н Браун, поверенный в делах Соединенных Штатов, вел по этому поводу с Решид-пашой переговоры, результат которых еще неизвестен. Я только что узнал, что убийца барона Хакельберга получил от американского консула в Смирне паспорт, делающий его неприкосновенным для турецких властей. Этот факт показывает, что Соединенные Штаты намерены вмешаться в европейские дела. Несомненно также, что три американских военных судна находятся в Босфоре при турецком флоте и что американский фрегат «Камберлэнд» доставил турецкому правительству 80000000 пиастров».

Какая бы доля правды ни содержалась в этом сообщении или в других подобных сообщениях, они все же свидетельствуют об одном, а именно, что повсюду ожидают вмешательства Америки и что это даже рассматривается в благоприятном свете частью английской публики. Поведение американского капитана {Ингрехема. Ред.} и консула шумно одобряется на публичных собраниях, и во вчерашнем номере газеты «Advertiser» «Англичанин» {А. Ричардс. Ред.} призывал американский флаг явиться в Средиземное море и посрамить «грязный старый английский флаг», побудив его к действию.

Резюмируем в немногих словах сущность восточного вопроса. Царь, недовольный и раздраженный тем, что вся его громадная империя должна довольствоваться для своего экспорта единственным портом, расположенным к тому же у моря, которое в продолжение одного полугодия закрыто для судоходства, а в продолжение другого доступно нападению англичан, делает энергичные попытки осуществить план своих предков — добиться доступа к Средиземному морю. Одну за другой отделяет он от тела Оттоманской империи ее наиболее отдаленные части, и это будет продолжаться до тех пор, пока сердце этой империи — Константинополь — не перестанет биться. Он периодически повторяет свое вторжение всякий раз, когда приходит к убеждению, что его видам на Турцию угрожает кажущееся усиление турецкого правительства или еще более опасные стремления к освобождению собственными силами, обнаруживающиеся среди славян. Рассчитывая на трусость западных держав, он запугивает Европу, непомерно раздувает свои требования, чтобы потом выглядеть великодушным, довольствующимся тем, чего он, собственно, с самого начала непосредственно хотел.

С другой стороны, западные державы, непоследовательные, малодушные, подозревающие друг друга, начинают с того, что поощряют султана к сопротивлению царю из страха перед завоеваниями России, а кончают тем, что вынуждают султана к уступкам из страха перед всеобщей войной, которая послужит толчком ко всеобщей революции. Слишком слабые и слишком робкие, чтобы предпринять преобразование Оттоманской империи путем основания греческой империи или федеративной республики славянских государств, они направляют все свои устремления только на сохранение status quo, то есть такого состояния разложения, которое не позволяет султану освободиться от царя, а славянам — от султана.

Революционная партия может только поздравить себя с таким положением дел. Унижение реакционных западных правительств и открыто обнаружившаяся неспособность их защитить интересы европейской цивилизации от посягательств России не может не вызвать здорового возмущения среди народов, которые с 1849 г. были обречены подчиняться господству контрреволюции. Надвигающийся промышленный кризис будет обострен и ускорен этими полувосточными осложнениями в такой же мере, как и чисто восточными осложнениями в Китае. Одновременно с повышением цен на зерно и общей заминкой в делах валютный курс становится для Англии неблагоприятным, и начинается утечка золота на континент. Между 9 июня и 14 июля золотой запас Французского банка сократился на 2200000 ф. ст., что превышает всю сумму прироста, имевшего место за последние три месяца.

Прохождение билля об Индии через парламентский комитет не представляет большого интереса. Характерно, что представители коалиционного кабинета добиваются теперь отклонения всех поправок и голосуют вместе с тори против своих собственных союзников из манчестерской школы.

Нынешнее положение в Индии можно охарактеризовать несколькими фактами. Аппарат управления Индией, находящийся в Англии, поглощает 3 % всего чистого дохода Индии, годовые платежи процентов по внутреннему долгу и дивидендов акционерам Компании составляют 14 %, таким образом, всего — 17 %. За вычетом этих ежегодных перечислений из Индии в Англию, около двух третей всех расходов по Индии, то есть до 66 % ее дохода, падают на военные издержки, а расходы на общественные работы составляют не более 2³/₄% общего дохода, или 1 % от местных доходов в Бенгалии, 7³/₄% — в Агре, ¹/₈ — в Пенджабе, ¹/₂% — в Мадрасе и 1 %—в Бомбее. Это — официальные цифры самой Компании.

С другой стороны, приблизительно три пятых всего чистого дохода поступает с земли, около одной седьмой — с опиума и более одной девятой — с соли. Эти источники дохода вместе дают 85 % всех поступлений.

Что же касается второстепенных приходных и расходных статей, то достаточно сказать, что налог мотурфа, сохранившийся в Мадрасском президентстве и взимаемый с лавок, ткацких станков, овец, крупного рогатого скота, с разного рода профессий и т. д., приносит около 50000 ф. ст., то есть приблизительно столько же, во сколько обходятся ежегодные обеды в Ост-Индиа-хаус.

Основная масса дохода поступает с земли. Так как о разных типах индийского землевладения написано в последнее время очень много, и притом в популярной форме, то по этому вопросу я ограничусь немногими общими замечаниями о системах заминдари и райятвари.

Введение систем заминдари и райятвари явилось двумя аграрными революциями, осуществленными посредством английских указов и противоположными друг другу по своему характеру. Одна была аристократической, другая — демократической, одна — карикатурой на английский лендлордизм, другая — на французскую систему крестьянской собственности. Но обе они пагубны, обе таят в себе величайшие внутренние противоречия, обе произведены не в интересах народных масс, обрабатывающих землю, и не в интересах держателей, владеющих ею, а в интересах правительства, облагающего ее налогом.

Введением системы заминдари население Бенгальского президентства было сразу лишено своих наследственных прав на землю в пользу местных сборщиков налогов, так называемых заминдаров. Введением системы райятвари в Мадрасском и Бомбейском президентствах притязавшая на владение землей местная знать — мирасдары, джагирдары и т. д. — была низведена вместе с простым народом до уровня держателей небольших участков, обрабатываемых ими самими в пользу коллекторов Ост-Индской компании[202]. Но что за курьезное подобие английского лендлорда представлял собой этот заминдар, получающий только одну десятую долю дохода, а остальные девять десятых отдающий правительству. И какой пародией на французского крестьянина был индийский райят, лишенный всяких постоянных прав на землю и облагаемый поборами, меняющимися каждый год в зависимости от собираемого им урожая. Первоначальный класс заминдаров, несмотря на то, что он беспощадно и бесконтрольно грабил бесправную массу бывших наследственных владельцев земли, вскоре сошел со сцены под гнетом Компании, и его место заняли торговые спекулянты, которым принадлежат теперь все земли в Бенгалии, за исключением владений, перешедших в непосредственное ведение правительства. Эти спекулянты создали разновидность заминдарской системы, которая получила название патни [Patnee]. He довольствуясь своей ролью посредников по отношению к английскому правительству, они создали в свою очередь класс «наследственных» посредников, называемых патнидарами, которые опять-таки создали субпатнидаров и т. д. Так возникла законченная иерархия посредников, которая всей своей тяжестью давит на несчастного земледельца. Что касается райятов Мадраса и Бомбея, то введенная у них система быстро выродилась в систему принудительных полевых работ и земля потеряла всю свою ценность.

«Земля здесь», — говорит г-н Кэмпбелл, — «была бы продана коллекторами за недоимки, как в Бенгалии, но обычно они этого не делают по весьма существенной причине: ее никто не хочет покупать»[203].

Мы имеем, таким образом, в Бенгалии сочетание английского лендлордизма, ирландской системы посредничества, австрийской системы, превращающей помещика в сборщика податей, и азиатской системы, согласно которой подлинным владельцем земли является государство. В Мадрасе и Бомбее мы имеем французского крестьянина-собственника, который в то же время является крепостным и арендатором-издольщиком [metayer] государства. Недостатки всех этих разнообразных систем целой грудой ложатся на плечи индийского крестьянина, но при этом он не пользуется ни одной из их положительных сторон. Подобно французскому крестьянину, райят является жертвой вымогательства частных ростовщиков, но у него нет никаких наследственных, никаких постоянных прав на землю, как у французского крестьянина. Подобно крепостному, он должен обрабатывать землю в принудительном порядке, но в отличие от крепостного он не обеспечен в случае крайней нужды. Подобно издольщику, он должен делить свой продукт с государством, но государство не обязано авансировать его средствами и инвентарем, как оно обязано это делать по отношению к издольщику. Как в Бенгалии, при системе заминдари, так и в Мадрасе и Бомбее — при системе райятвари, крестьяне-райяты, а они составляют одиннадцать двенадцатых всего индийского населения, подвергаются ужасающей пауперизации. И если они фактически еще не дошли до такого же низкого уровня, как ирландские бедняки-арендаторы [cottiers], то этим они обязаны индийскому климату, ибо у жителей южных стран меньше потребностей и больше воображения, чем у северян.

Наряду с поземельным налогом следует принять во внимание и соляной налог. Как известно, Компания держит в своих руках соляную монополию и продает соль втрое дороже ее рыночной цены. И это происходит в стране, где море, озера, горы и даже простая земля в полной мере доставляют этот продукт. Вот как описывает применение на практике соляной монополии граф Албемарл:

«Значительную часть соли для внутреннего потребления в страна закупают у Компании крупные оптовые торговцы меньше чем по 4 рупии за маунд^{15}; примешав к ней известную долю песку, добываемого обычно в нескольких милях к юго-западу от Дакки, они продают эту смесь второму или, считая правительство первым, третьему монополисту по 5–6 рупий. Этот последний примешивает сюда еще земли или золы, и, пройдя таким образом через множество рук на своем пути из крупных городов в села, соль поднимается в цене до 8—10 рупии, а примесь возрастает до 25–40 %. В результате население платит за потребляемую им соль от 21 ф. ст. 17 шилл. 2 пенсов до 27 ф. ст. 6 шилл. 2 пенсов, иными словами в 30–36 раз больше, чем более зажиточное население Великобритании»[204].

В качестве образца английской буржуазной морали укажу на защиту г-ном Кэмпбеллом монополии на опиум на том основании, что-де она мешает китайцам потреблять это снадобье в слишком большом количестве, и на одновременную защиту им же водочной монополии (лицензий на продажу спирта в Индии) на том основании, что благодаря ей необычайно возросло потребление водки в Индии.

Системы заминдари и райятвари, а также соляной налог в соединении с индийским климатом, образуют питательную среду для распространения холеры — этого опустошительного бедствия, которое из Индии обрушивается на западный мир. Разительный и страшный пример солидарности человеческих бедствий и зол!

Написано К. Марксом 19 июля 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3838, 5 августа 1853 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Подпись: Карл Маркс