"Передряга" - читать интересную книгу автора (Сербин Иван)

Глава 13

«Давешний капитан», Андрей Андреевич Строев, вошел в темный предбанник своего отделения, кивнул сидящему за толстым стеклом старшине и уже собрался было свернуть к кабинету, когда тот окликнул:

— Товарищ капитан, вам тут передали…

Андрей резко изменил направление движения. В дежурной части на обнесенной деревянным барьерчиком лавочке сидел небритый припухший мужчина, насквозь пропитанный водкой. Он вяло бормотал что-то себе под нос. Андрей покосился на него, спросил жестко, в пространство:

— Что, Семёнов, все никак не угомонишься? Не стыдно? Ты же боевой летчик, а ведешь себя, как шваль подзаборная.

— Да ладно стыдить, — пьяно и зло огрызнулся мужчина, поднимая голову и утирая слюни. — Хочу и выпиваю.

— Что этот герой теперь натворил, старшина?

— Дебош устроил у универсама, — ответил тот. — На «хлебушек» просил, а какой-то прохожий сделал замечание. Так наш лётчик ему физиономию расколотил — страшно смотреть. Если бы наряд не подоспел — и вовсе убил бы.

Мужик забормотал что-то матерно.

— Не хочешь, значит, по-хорошему? — Андрей подошёл к окошку, остановился, глядя на Семёнова. — Ну, тогда будем на тебя дело заводить. Уголовное. И на этот раз пятнадцатью сутками не обойдется. Пару лет я тебе обеспечу.

— Да ла-адно… — отмахнулся пьяный.

Андрей повернулся к дежурному.

— Что передали-то?

— Вот. — Старшина протянул сверток, крест-накрест перетянутый скотчем.

— Что это? — Андрей покрутил сверток в руках.

— Не смотрел, — пожал пухлыми плечами старшина, поднимаясь и цепляя с консоли связку ключей.

— Кто передал?

— Да тоже один из этих, — дежурный кивнул на Семёнова. — Климко, знаете?

— Знаю, — кивнул Андрей.

Фёдор Анисимович Климко, один из местных алкоголиков, как и Семёнов, постоянно ошивался возле универсама, стреляя у прохожих-«братков» на выпивку.

— От него сивухой перло — за километр. Отдал, сказал, вас это обязательно заинтересует.

— Так и сказал?

— Слово в слово.

— Непохоже на Климко. У него же словарный запас — десяток слов и тех не наберется.

— Ну, это уж я не знаю. — Старшина отомкнул дверь КПЗ; кивнул Семёнову: — Давай, герой, заходи. До выяснения. Вперед, шагом марш. — Тот поднялся, пошатываясь. Старшина покосился на Андрея, спросил тихо: — Так как, дело-то заводить?

— Заводи, заводи, — кивнул следователь рассеянно, разглядывая сверток.

— По двести тринадцатой будем оформлять?

— Точно.

Андрей вышел в коридор, направился к своему кабинету, на ходу ощупывая сверток. Не оружие. Похоже на коробку. По размерам вроде бы видеокассета. Если кассета, то скорее всего какой-нибудь компромат. Использовали местного алкаша — значит, хотели сохранить анонимность. Почему?

В кабинете Андрей плюхнулся на жесткий стул, взял со стола ножницы и аккуратно разрезал скотч. Развернул бумагу. Так и есть, видеокассета. Интересно, интересно. Придется топать в зал совещаний, но сначала поклониться в ножки начальству. Андрей вздохнул. А если отложить просмотр до вечера? Ну не любил он просить. Каждая просьба для него была хуже пытки. Нет, надо. А вдруг на пленке что-нибудь важное. Он выматерился сквозь зубы, запер кабинет и пошел к начальнику отделения. Ключ от зала совещаний тот хранил у себя.

Раньше зал совещаний назывался «ленинской комнатой», и телевизор с видеомагнитофоном стояли в нем. Почему не хранить ключ у дежурного, Андрей понять не мог. В упорствовании начальства по данному вопросу была какая-то малопонятная Андрею начальская логика, напрочь не поддающаяся анализу. Начальника отделения нет — ключа тоже нет. Как хочешь, так и крутись.

У нужной двери Андрей остановился, постучал и, услышав маловнятное «войдите», вошел.

Через десять минут он наконец получил желаемый ключ, а через двадцать уже вытаскивал кассету из кассетоприёмника корейского видеоплейера. На лице его ясно читалась досада. Только что он стал свидетелем разгрома какого-то офиса. Погромщика Андрей узнал. Иван Владимирович Диденко. У следователя не осталось сомнений и относительно помещения. Наверняка офис «Холодка». Да и причина погрома, в принципе, объяснялась легко. Человек крушит все в офисе, а затем вызывает милицию и говорит: «Смотрите-ка, братцы, как тут всё раскурочили. Не сомневаюсь, это те же гады, что ранили моего компаньона и лучшего друга».

Андрей сдал ключ от зала совещаний начальству, запер кассету в сейф и направился в дежурную часть. Семёнов буянил в камере временного заключения, разгоняя по углам «сотоварищей». Старшина пил чай и читал газетку. На носу его красовались большие очки в роговой оправе. Если бы не китель, дежурного вполне можно было бы принять за жизнерадостного профессора.

— Сергеич, — Андрей наклонился к окошку, — выясни-ка сводку по городу за сегодняшнее утро.

— Вот так всегда, — благодушно ухнул старшина, откладывая газету. — Новостей почитать не дадут. Одни хлопоты от вас, товарищ капитан. Что искать-то?

— Например, погром в офисе фирмы «Холодок».

— «Холодок»? — переспросил старшина. — Сейчас узнаем. — Он снял трубку телефона. — Центральная? Куппсин из триста двенадцатого беспокоит. Узнал, узнал. Степан, не в службу, а в дружбу, посмотри, не зарегистрировано ли каких происшествий в фирме «Холодок» этим утром. Ага, подожду. — Он прикрыл ладонью трубку, сообщил Андрею доверительно: — Хороший мужик. У нас дачи рядом. Через участок. И рыбак завзят… Да, слушаю тебя, Степан. Вон что… — Старшина посерьёзнел и поднял взгляд на Андрея. — И во сколько? Ага. Спасибо. Поедем, а как же. А на выходные. Я Клавдю уговорю. Ещё раз спасибо.

Старшина положил трубку на рычаг, достал платочек и утер со лба пот,

— И что? — терпеливо спросил Андрей. По опыту он знал, что с людьми вроде Сергеича лучше не ссориться. Через них частенько можно получить интересующую информацию на пару дней быстрее, чем по официальным каналам.

— Насчет погрома никто не заявлял, но в половине второго ночи на центральную позвонил какой-то мужчина и сообщил об убийстве. Некий Дмитрий Максимович Луник. Найден удавленным в офисе «Холодка». Эксперты говорят: сначала его ударили по голове и только потом повесили. Произошло это вчера около полуночи.

— Постой, так ударили или повесили? — спросил серьёзно Андрей. — Ты поясни, пожалуйста.

— Сначала ударили, потом повесили, но к моменту приезда наших сотрудников тело уже сняли.

— Отпечатки есть?

— Андрюша, — старшина посмотрел на молодого оперативника с жалостью и вздохнул, — ты ещё молодой и нетерпеливый. Есть отпечатки, есть. И на одежде покойника, и на балке, к которой крепилась верёвка. Сейчас с ними работают. Оперативник из местного отделения вместе с участковым обходит ближайшие дома, опрашивает жителей.

— Спасибо, Сергеич. — Андрей улыбнулся.

— Не за что. Работай, сыщик. — Старшина придвинул к себе газету и вдруг рявкнул зычно, на все отделение: — Семёнов, а ну кончай мне бузить там, пока на ручники на тебя не надел!

— Андрей вышел на улицу. Вот и появился повод навестить Ивана Владимировича Диденко. Он прикрыл глаза. Перед его мысленным взором, сменяя одна другую, проплыли статичные картинки: «чудом уцелевший» во время покушения компаньон громит собственный офис, вот он оборачивается на скрип открывающейся двери, быстро гасит свет, подбирает какую-то железяку и отходит в темноту, вот на пороге появляется ныне покойный Дмитрий Луцик, а вот он уже висит, агонизируя, а Иван Владимирович Диденко спокойно стоит рядом и с холодной змеиной улыбкой наблюдает за смертью своего сотрудника. М-да, неприятная картина, что и говорить. Ладно, разберёмся.

Андрей потянулся, похрустел с наслаждением суставами, сказал сам себе:

— Любопытно, любопытно. Чем же занимался гражданин Диденко этой ночью?..

Вторая встреча пятерки проходила в том же комплексе «Измайловский», только предосторожности ради они сменили корпус и номер. Никаких сложностей это не представляло. Их наниматель, судя по всему, был человеком не только денежным, но и влиятельным.

На сегодняшнюю встречу явился еще один человек. Посредник не считал нужным скрываться, так как зная всех пятерых в лицо. Именно он набирал исполнителей.

Сидя в удобном кресле «Измайловского» люкса, этот шестой раскладывал перед собой бумаги, извлеченные из кожаного кейса.

— Планы изменились, — вещал он громко, исподволь поглядывая на собеседников. — Операция переносится на завтра.

— Почему на завтра? Мы же говорили о субботе, — напомнил Рыхлый-Шустрик. Выражение лица у него стало плаксивым. Казалось, еще немного — и он разрыдается.

— Вас это не касается, — отрубил посредник. — Ваша головная боль — хорошо сделать своё дело.

— Так не пойдёт! — взвизгнул Шустрик, но Тонколицый остановил его взмахом руки.

— Помолчи. — Он повернулся к посреднику. — Мы не пойдём туда, пока вы не объясните причину переноса сроков. В конце концов, нам это может стоить жизни.

— Вам и так это может стоить жизни, — пробурчал посредник. Однако он знал характер Тонколицего лучше, чем кто-либо из присутствующих, и понимал: если тот сказал «нет», то это твердое «нет». — Хорошо. Я объясню, если вам непонятно. Подготовка к операции была обнаружена.

— Расскажите лучше то, что нам неизвестно, — поморщился тот.

— В таком случае вы должны понимать, — повышая голос, продолжал посредник, — что одной из сторон, участвующей в сделке, может прийти в голову поменять квартиру. Этого допустить нельзя. Иначе вся наша затея провалится к чертовой матери.

— Допустим, — кивнул Киноактер. — Что-то изменилось в охране? Количество людей, их расположение, смены постов, способы связи?

— С четвертого и второго этажей убрали по одному охраннику. Теперь они дежурят в квартире, где вы работали. Больше ничего.

— Хорошо, — кивнул Тонколицый. — Это обнадёживает. Какие-либо изменения в плане произошли?

— Нет. В двадцать один ноль-ноль, — посредник пододвинул к Киноактеру фотографию, — вы должны войти в квартиру. Устранить необходимо всех, кроме… — Он постучал согнутым пальцем по карточке. — Далее действуете по плану. Ровно в девять утра послезавтра мы встретимся в одном из номеров этой гостиницы. Вы отдадите мне бумаги, я вам — новые документы и деньги.

— Документы уже готовы? — поинтересовался Киноактёр.

— Разумеется.

— Хотелось бы увидеть их, прежде чем браться за дело. А то, кто знает, может быть, вы решите после дела вместо документов и денег выдать нам по пуле.

Киноактёр жестко умехнулся.

— Это не деловой разговор, — с такой же улыбкой ответил посредник. — Все строится на взаимном доверии. И потом, откуда мне знать, не планируете ли вы сами что-нибудь подобное?

— Разговор-то как раз очень деловой, — вновь взял слово Тонколицый. — Давайте-ка еще раз пройдемся по схеме обмена. Мы приезжаем сюда послезавтра ровно в девять. С вами один охранник. Больше никого. Мы будем ждать в машине неподалеку. Вы и ваш человек встретите вот его, — кивок на Киноактера, — в фойе. Убедитесь, что он один и проводите в ваш номер. При нём будет несколько бумаг. Вы проверите их подлинность. Затем он, проверив наличие и подлинность документов и денег, подаст условный сигнал. Мы подъезжаем ко входу. Охранник присматривает за нашим человеком, вы спускаетесь вниз, забираете оставшуюся часть бумаг, отдаете документы и наш гонорар и звоните своему «бультерьеру». Здесь — уж извините — мы присмотрим за вами. Охранник и наш человек спускаются на первый этаж, охранник убеждается, что с вами все в порядке, и мы производим обмен. Вас на него, — ещё один кивок в сторону Киноактера. — Предупреждаю сразу: стоит нам заподозрить подвох — и ваш заказчик никогда этих бумаг не увидит. Думаю, ему это не слишком понравится. Проще говоря, он спустит с вас шкуру. Да, и еще. Если наш парень не подаст сигнал в течение определённого времени или, допустим, что-то пойдёт не так, мы уедем. Но потом отыщем и вас, и заказчика. Надеюсь, вы понимаете, зачем?

— И ты согласился на такой дерьмовый расклад? — насмешливо спросил посредник, глядя на Киноактёра.

— Папаша, — ухмыльнулся тот, — умираем всего один раз. Иногда приходится рисковать.

— Ну что же. Вроде бы все нормально. Надеюсь, план операции вы сможете проработать без меня?

— Разумеется, — ответил Тонколицый.

— Отлично! — Посредник поднялся, забрал со стола фотокарточку и, ещё раз продемонстрировав её всем присутствующим, предупредил: — Отвечаете головой.

— Следовало бы взять с вас повышенный тариф. Вы здорово усложняете нам задачу, хотя, убейте меня, не пойму, зачем вам эта возня. Ну да ладно. — Рыхлый-Шустрик растянул толстые губы в улыбке, напоминающей гримасу плача. — Как говорится, клиент всегда прав.

Посредник спрятал фотокарточку в кейс.

— Постойте-ка, а как насчёт амуниции? — напомнил Киноактёр. — Если не ошибаюсь, эти хлопоты вы обещали взять на себя.

— Не ошибаетесь, — кивнул посредник и указал настоящий у кресла объёмный баул. — Здесь всё, что вы заказывали.

— Отлично. — Тонколицый улыбнулся. — С вашим работодателем приятно иметь дело.

Посредник не отреагировал на комплимент. Подхватив кейс, он обвел взглядом всех пятерых исполнителей.

— Учтите, рациями там пользоваться следует очень осторожно. Не приведи Господь, охрана поймает ваши переговоры.

— Мы помним, — ответил Тонколицый.

— До встречи послезавтра утром, — добавил посредник и вышел из номера.

В роскошном банковском кабинете Константин Георгиевич покосился на мрачного как туча Олялина, затем перевел взгляд на сына. Тот беспечно рассматривал собственные ногти. Волосы его, забранные в тонкий крысиный хвост на затылке, вызывали у Константина Георгиевича раздражение. Как, впрочем, все, что бы ни делал сын. Он невольно сильнее сжал телефонную трубку, которую держал в руке. Однако голос его звучал спокойно и ровно. Этот человек хорошо умел владеть собой.

— Я успею, — проскрипел Константин Георгиевич в трубку на вопрос собеседника. — Зарегистрировать сделку в реестре акционеров — не проблема. Можно оформить все в течение пяти минут. Меня больше волнуют продавцы и деньги.

— Это уже моя головная боль, — ответил Сергей Борисович. — Не волнуйся на этот счет. Продавцы сегодня вечером будут в Москве. Я отправил за ними своих людей. Насчет денег. Мы можем поступить следующим образом. Сейчас я подъеду к тебе и привезу всю сумму наличными. Мы зачислим деньги на нужное количество счётов, а затем переведем их на счета одного из немецких или швейцарских банков с условием осуществления любых дальнейших финансовых операций только при наличии буквенно-цифрового кода. У тебя есть германский или швейцарский банк, с которым ты работаешь?

— Разумеется, — ответил Константин Георгиевич. — И не один. Продолжай.

— При переводе денег часть кода введешь ты, вторую часть — я.

— Ты мне не доверяешь?

— Нет. Как, впрочем, и ты мне. Когда речь идёт о подобных суммах, я перестаю доверять даже себе самому. Поэтому-то и прожил так долго. На чем мы остановились?.. Ах да! Каждый полный код снабжается своим номером, соответствующим номеру продавца. Таким образом, мы не запутаемся в том, кто и какую сумму должен получить. Подтверждение о зачислении денег в этом варианте придёт в течение часа.

— Да, ты прав, — мрачнея, подтвердил Константин Георгиевич и снова покосился на молодого. — Но то, что легко спрятать, легко и найти.

— Ну, дорогой мой, странно, что я должен объяснять тебе такие вещи. — Похоже, Сергей Борисович улыбнулся. — На то, чтобы уничтожить все следы перевода денег, у тебя будет несколько дней. Конкретно — три дня, включая субботу. Если очень постараешься — успеешь. Впрочем, если хочешь, можем ждать до пятницы. Лично мне плевать.

— Нет, — отрубил Константин Георгиевич. — Сделка должна состояться завтра. Самое позднее. Если бы не финансовые вопросы, я бы вообще настаивал на том, чтобы провести ее сегодня.

— Я могу узнать, в чем дело? С чем связана такая спешка?

— Сегодня кое-кто из моих «коллег» созванивался с председателем правления завода. А мой друг присутствовал при беседе. Так вот, не знаю, каким образом, но всплыла моя фамилия. Кроме того, выяснилось, что ФСБ занимается розыском наших продавцов уже как минимум неделю. Это слишком много. Не стоит затягивать с покупкой. Никто не знает точно, что им удалось выяснить. Я решил не рисковать понапрасну. Ты понимаешь?

— Понимаю, — серьезно ответил Сергей Борисович. — Ну что же, завтра так завтра. Через три часа я приеду с деньгами.

— Отлично. Буду ждать. — Константин Георгиевич повесил трубку и повернулся к Олялину: — Твои люди готовы?

— Давно уже, — ответил тот.

— Прекрасно.

— На какой день назначено подписание договора с акционерами? — спросил молодой, откровенно зевая.

— На пятницу, — сказал Константин Георгиевич с нескрываемой неприязнью. — Но тебе-то зачем? Ты же ни хрена не понимаешь в том, как зарабатываются деньги. — Он вновь повернулся к Олялину, буркнул ядовито: — Вот наградил Бог сынком. Без чужой помощи шагу ступить не может.

Тот пожал плечами. Детей собственных «боссов» не обсуждают.

«Я проснулся. Эхо звонка всё ещё гуляло по квартире, но у меня возникло ощущение, что оно лишь отголосок моего ушедшего сна. Не знаю, как с вами, а со мной такое случается. Вскакиваешь, несешься как полоумный к двери и с удивлением обнаруживаешь, что площадка пуста. Неимоверным усилием я оторвал голову от подушки и взглянул на часы. Половина десятого! Проспал! И тут трель звонка прозвучала снова. Спросонья впечатление от нее было такое, будто кто-то сунул мне два пальца в череп и принялся выдавливать глаза из глазниц. Аж заныло в зубах.

— Иду! — крикнул я и принялся суматошно натягивать джинсы.

Наверное, память щадила меня, ибо события прошлого вечера и ночи вспомнились не сразу. Они проступали, как остов корабля из мелеющего моря. Там — шпиль грота, тут, — фока. Вот стал виден подгнивший борт, и наконец под темной водой проступили тревожные очертания всего корпуса. Я вдруг вспомнил, а вспомнив, остановился в нерешительности посреди коридора. Мне следовало быть более осторожным. А что, если это „взломщики“? Пришли по мою душу…

Наклонившись к глазку, я приподнял „шторку“ и приник к линзе. Нет, это были вовсе не „взломщики“. На площадке стояла Ирина. Меня несколько удивил её визит. Хотя, не стану скрывать, и обрадовал тоже. Я щелкнул замками, открыл дверь и отступил в сторону.

— Заходите.

Она смотрела на меня и не двигалась с места. Я описывал вам эту женщину? Сегодня она выглядела сто крат… удивительнее. И дело тут даже не в красоте, хотя Ирина и была привлекательной. Но благодаря какой-то внутренней искре ее лицо казалось светящимся изнутри.

— Что-то не так? — спросил я.

— Пётр звонил мне, — пояснила она.

— И что?

Я почувствовал противный холодок в животе. Неужели „взломщики“ добрались и до него? А как же охрана Сергея Борисовича? И на кой ляд ему было впутывать в это дело Ирину? Наши неприятности её-то точно не касались никаким боком. Эгоист чёртов.

— Он пытался всю ночь и все утро связаться с вами, но вы не подходили к телефону.

— Я… гм… наверное, спал. Он ведь звонил на сотовый телефон, да?

— Не знаю. Наверное. — Она продолжала стоять на пороге, как-то странно гладя на меня.

— У него очень тихий сигнал, а я обычно крепко сплю и…

По лестнице спускался сосед с четвертого этажа. Он изумленно посмотрел на меня, всклокоченного, заспанного Геркулеса-задохлика в брюках и шлепанцах. Представляю, что ему подумалось. Мы бормотнули друг другу неловкое „здравствуйте“, и он продолжил свой слаломный спуск, выворачивая неловко шею, чтобы как следует разглядеть заодно и даму. Раз уж представился случай.

— Может быть, вы все-таки зайдете? — предложил я. — А то стоим в дверях на радость соседям. Неловко как-то.

Ирина еще несколько секунд колебалась, а затем сделала шаг вперед, и мне наконец удалось закрыть дверь. Слава Богу! Не люблю, когда меня разглядывают, словно слона в зоопарке. Я принял плащ гостьи, пригласил:

— Проходите в комнату. Хотите кофе?

— Спасибо, — ответила она. — С удовольствием.

Пока варился кофе, я быстро умылся и даже успел напялить футболку, в которой обычно хожу дома.

— Итак, вас озаботило моё молчание, и вы — после смены! — приехали ко мне, — констатировал я, вплывая в комнату с чашками.

Она вновь помолчала, словно решая, насколько уместен ответ, но все-таки кивнула утвердительно.

— Это обнадёживает. Отрадно понимать, что ты хоть кому-то небезразличен.

Я быстро накинул на разобранный диван покрывало, плюхнулся в кресло. Ирина пила кофе маленькими глотками, почему-то глядя себе под ноги. У меня создалось впечатление, что она вообще меня не слышит. Во всяком случае, не слушает.

— А зачем я понадобился Петру? — В первую минуту нашего разговора данный вопрос мне просто не пришёл в голову.

— Не знаю, — ответила Ирина задумчиво. — Он упомянул, что у вас серьёзные неприятности. Я подумала… вдруг это как-то связано с тем происшествием?

Перед моим взором вновь проплыла жутковатая картина: неестественно вытянувшееся тело Димки, покачивающееся в проволочной петле. Если убийство можно отнести к разряду серьезных неприятностей, то мои неприятности были более чем серьёзными, хотя и не сравнимыми с Димкиными.

— Пётр преувеличил. — Я улыбнулся через силу. — Но мне всё равно приятно, что вы приехали.

Она подняла взгляд и изучающе посмотрела на меня.

— Почему вы… говорите мне неправда?

Похоже, эта женщина видела меня насквозь. В ней чувствовалась какая-то странная сила. Такое обычно ощущаешь рядом с человеком, очень много пережившим.

— Клянусь вам, я никогда не лгу.

— Ну да, конечно, — серьезно кивнула она и отвела взгляд, словно ей стало скучно. — А наши чиновники никогда не берут взяток.

М-да. Ирина, наверное, была отличницей в своём институте.

— Во всяком случае, мои неприятности не имеют отношения к вам.

— Хорошо. — Она отставила чашку и поднялась. — Полагаю, не имеет смысла отвлекать вас от дел.

— Бросьте. — Мне очень не хотелось отпускать её. — До пятницы я совершенно свободен. В нашей конторе каникулы.

Ирина осталась стоять в дверях.

— Я просто волновалась за вас, — тихо сказала она.

Ребята, если вы не верите, что женщина может свести с ума мужчину одним взглядом, словом, жестом, то глубоко заблуждаетесь. Вам просто не встречалась ВАША женщина. Ирина же была МОЕЙ женщиной. Ибо мой следующий поступок иначе как сумасшествием не назовешь. Да и не оправдаешь. Это головокружение вместе с частичной потерей разума. Неожиданно даже для самого себя я поднялся, подошёл к ней и, притянув к себе, неловко поцеловал. У неё оказались очень мягкие, податливые губы. Она вдруг прижалась ко мне и коснулась ими моей шеи. Чуть ниже щеки. Это был не поцелуй, а именно прикосновение. Очень приятное, интимно-нежное и какое-то невыразимо трогательное. — Я очень волновалась за тебя, — прошептала Ирина едва слышно. — Очень».