"Городской мальчик" - читать интересную книгу автора (Вук Герман)

23. Катастрофа

На следующий день, еще до подъема, Герби проснулся от жуткого сновидения. За сочащимися росой оконными сетками туманилось серое утро. В хижине все спали. Дядя Сид судорожно храпел, точно задыхался. Сверчки сидели молчком. Сквозь сетки втягивались струйки тумана и повисали в хижине, тугие на вид и влажные на ощупь. Герби передернуло, оттого что всплыли события ночного кошмара и повисли в памяти, как струйки тумана.

Во сне он убил человека и схоронил его на пустыре за Хозяйством. Что за человек, он не помнил, но убийство было совершено и следы заметены уже давно, он почти забыл о нем. И вот почему-то отцу вздумалось вырыть яму за Хозяйством, и он выбрал как раз то самое место, где было зарыто тело. Отец, мистер Кригер и мистер Пауэрс рьяно взялись за дело и быстро вырыли большую темную яму, которая с каждым мгновением становилась все глубже. Не на шутку перепуганный Герби, наблюдавший за раскопками, понял, что скоро обнаружится труп. И вдруг его объял такой смертельный ужас, что он проснулся: «преступник» вспомнил про улику, которую оставил на трупе и которая тотчас укажет на убийцу. Еще не оправившись от кошмара, Герби сел в постели и силился припомнить улику и наконец выхватил из памяти ее ускользающий образ, хотя это не имело никакого смысла. То была коробка из-под сигар, в которую Герби накануне сложил вырученные на горке деньги.

Сон до того походил на явь, что мальчик, спросонок решив проверить, не убил ли он кого-нибудь на самом деле, принялся перебирать в уме события ночной поездки в город и испытал немалое облегчение, когда окончательно проснулся и выбросил из головы этот нелепый бред. Теперь мысли его обратились к сигарной коробке. Некоторое время он провел в воображаемых спорах с мистером Гауссом; тот норовил не отдать деньги под разными предлогами, которые Герби с презрением разбивал один за другим. Затем мальчик посмаковал свой вчерашний шумный успех и представил, какие удовольствия в роли повелителя лагеря готовит ему наступающий день. Мало-помалу тягостное чувство вины, вызванное страшным сном, рассеялось, как рассеялся утренний туман под лучами восходящего солнца. Прошла, казалось, целая вечность, и когда наконец протрубил горн, Герберт Букбайндер был уже таким же веселым, как те, кто только что проснулся, и быстрее всех вскочил с постели.

– Эй, Герби, а ты-то зачем встаешь? Ты же дядя Гусь, – зевнул Ленни.

– Нет еще, – тотчас возразил дядя Сид и потер тыльной стороной ладони синеватый, щетинистый подбородок. – День лагеря начинается только в десять.

– Ну да, а то вожатым пришлось бы сдавать хижины на чистоту, – съязвил Тед, влезая в стоптанные грязные шлепанцы. – Мистер Гаусс ввел это правило после первого года, за ним не заржавеет. Во была потеха, когда вожатых заставили драить полы и всякое такое. А теперь это фигня, а не праздник.

– Замолчать, и все марш на построение, – приказал дядя Сид, и мальчики вышли за дверь, а он плюхнулся спиной на кровать и закрыл глаза.

Спустя час, во время завтрака, старший вожатый подошел к столу Тринадцатой хижины и сказал как бы между прочим:

– Герби, после завтрака зайди ко мне в палатку. Дядя Сид, поручите кому-нибудь из ребят застелить Гербину кровать.

– Хорошо, сэр, – ответил дядя Сид.

Товарищи Герби поглядели на будущего капитана с уважением и завистью, а тот скромно уставился в тарелку.

– Эй, Герб, а кого ты назначишь старшим вожатым? – спросил Ленни, навалив в тарелку толстяка щедрую порцию яичницы-болтухи. – Не забудь старых дружков. Мы уж вон сколько лет дружки, сам знаешь.

– Вы? – Тед с отвращением наморщил тонкий птичий нос. – Да ты ему житья не давал все лето! Как у тебя хватает наглости рассчитывать на место дяди Сэнди? Будь доволен, если он назначит тебя Умным Сэмом.

Ребята за столом прыснули.

– Точно подмечено, – одобрил дядя Сид. – А пока что, Ленни, я поручаю тебе застелить Гербину кровать. Если подстроишь какую-нибудь пакость, два дня проведешь в койке.

– Зачем мне подстраивать гадость? С удовольствием застелю Гербину кровать, – ответил Ленни с пугающей гримасой радости на лице. – Мы с Герби старые дружки. Точно, Герби? Помнишь, как мы учились у миссис Горкин, а, Герби? Здорово было, да? Слушай, а интересно, чего там поделывают в Хозяйстве наши отцы.

При упоминании о Хозяйстве Герби поперхнулся, сделал вид, что у него полный рот яичницы, и неопределенно хмыкнул. Ленни в течение всего завтрака продолжал выступать в роли закадычного друга и так увлекся, напоминая Герби о связывающих их многочисленных трогательных узах, что даже забыл поесть. Герби изо всех сил старался не отвечать.

– Представляешь, Герб, какие штуки можно отколоть, если ты будешь за Капитана, а я за дядю Сэнди? Ух, мы бы весь лагерь перевернули вверх тормашками. Они у нас запомнят ребят с улицы Гомера!

Герби встал:

– Извините, дядя Сид, можно мне раньше выйти из-за стола? А то, наверно, дяде Сэнди надо скорей поговорить со мной.

– Конечно, иди прямо сейчас… Капитан! – улыбнулся дядя Сид.

– Не забудь, Герби, – крикнул вдогонку Ленни. – Мы с тобой не разлей вода, точно? Лучшие друзья – Герби и Ленни! Законные ребята с улицы Гомера!

Появление новоиспеченного друга в лице Ленни почему-то расстроило Герби. Он шел по столовой, и десятки ребят по-приятельски окликали его, однако почтение не доставляло ему ожидаемого удовольствия. Все это слишком сильно смахивало на случай, который он наблюдал неделей раньше. Живчик – ничтожный, гадкий Живчик – пережил краткую вспышку ослепительной популярности, когда почтальон привез ему посылку с четырьмя палками салями. По глубине уважения и сердечности, которые хлынули на него, можно было подумать, будто Живчик внезапно вырос на два фута. В голове у сосунка помутилось от всеобщей любви, бедолага схватил нож и кружок за кружком нарезал и отдал все четыре палки салями клубку протянутых рук. Но вот исчез последний кружок, и Живчик столь же внезапно ужался до своего настоящего роста. Герби отчетливо вспомнил, как худенький очкарик сидит один на огромном, с латунными полосами, чемодане, еще держит в руках сальный нож и озирается в опустевшей хижине. Велика ли разница, подумал Герби, между Живчиком с его колбасой и генералом Помойкиным в роли Капитана? Невеселые это были размышления для одиннадцатилетнего мальчика, которому улыбается удача, и, как все циничное, размышления эти лишь отчасти были правильными. Слава Живчика была столь мимолетной, потому что взошла целиком благодаря колбасе, а не поступку. Но надо признать, тем летом Герби многое узнал о некоторых явлениях нашей жизни. И до следующего заката ему предстояло узнать еще больше.

Он робко постучал по подпорке при входе в палатку дяди Сэнди. Добродушный голос пригласил его войти.

– Здорово, Герб. Садись. – Дядя Сэнди показал дымящей трубкой на треногий табурет возле узкого стола. Стол представлял собой кусок доски, прибитый к четырем брускам. – Прежде всего, поздравляю. Ты замечательный мальчуган.

– Если бы не Элмер Бин, Тед и не мой двоюродный брат Клифф, у меня бы ничего не вышло. Мне повезло, – сказал, садясь, Герби.

– Знаю. Хорошо, что ты это понимаешь. Но ведь без везения и помощи ничего не добьешься. Ты заслужил свою награду.

– Спасибо, дядя Сэнди.

– Так, теперь быстро за дело. – Старший вожатый сунул ему в руки отпечатанный на машинке список и карандаш. – Я всегда честно соблюдаю правила, по которым проводится День лагеря, насколько… хм… насколько мне это позволяют. Поэтому праздник всем нравится. Просмотри список и в каждой хижине отметь мальчика, которого ты хочешь назначить вожатым.

– Хорошо, сэр. – Герби склонился над списком и принялся медленно, внимательно делать пометки.

– Кстати, а кто будет за меня?

– Клифф, – быстро ответил Герби.

– Что ж, – усмехнулся дядя Сэнди, – хоть сегодня дядя Сэнди сможет покататься на Умном Сэме. По-моему, Клифф отлично подходит. – Вожатый заглянул Герби через плечо и кивнул. – Толково. Хороший выбор. Тед за дядю Сида, да? Прекрасно. За все эти годы Тед ни разу не был вожатым. – Дядя Сэнди вернулся за стол что-то дописать. Через несколько минут Герби подал ему список. – Ты не отметил фамилии врача и медсестры.

– Медсестры? – Герби почесал в голове и уставился в одну точку.

– Обычно мы делаем это ради шутки. Впиши любого, кто будет смешно выглядеть в форме медсестры. Йиши подходящий кандидат, но ты уже поставил его на место дяди Малышки.

Герби задумался на мгновение, потом нацарапал что-то на списке и протянул старшему вожатому, тот посмотрел и расхохотался. В списке значилось:

Дядя Сэнди взглянул на большие дешевые наручные часы, висевшие над кроватью на гвоздике.

– Девять двадцать пять. Мистер Гаусс ждет тебя к девяти тридцати, Герби. Давай-ка беги наверх. Когда освободишься, возвращайся сюда.

– А зачем он меня вызывает?

Старший вожатый отвернулся к столу.

– Не знаю. Может, что-то насчет выручки от горки. Поторопись.

В поведении дяди Сэнди засквозил вдруг осторожный холодок, Герби это очень не понравилось. Он вышел из палатки и заспешил наверх, чувствуя, как снова поднимается мутный осадок от сна. Запыхавшийся и порозовевший, он подошел к крыльцу дома для гостей и с удивлением увидел, что из кабинета директора, качая головой и скрежеща зубами, выходит Йиши Гейблсон.

– Ах, он… Ах, он старый, жирный… – пробурчал старшеклассник, употребив два выражения с самого что ни на есть дна корыта, в котором хранится сквернословие. – Ах, он!.. – добавил здоровяк, употребив еще более забористое выражение, Герби даже не слыхал такого.

– Привет, Йиши, ты чего это? – встревоженно окликнул его Герби, когда тот не глядя прошел мимо. Йиши вздрогнул и обернулся.

– А ты тут зачем? Ты же знаешь, в чем дело.

– Нет, не знаю, – дрогнувшим голосом ответил Герби.

– Чего? Ты хочешь сказать, он еще не говорил с тобой про деньги?

У Герби внутри все сжалось в каменный комок.

– Нет, Йиши, честно.

– Ах, он старый врун! – Йиши покачнулся, приложил ладонь ко лбу и застонал. – Ах, он… Ах… – раздалось одно из предыдущих выражений и одно совершенно новое. С этим Гейблсон покатился под гору, спотыкаясь, сквернословя и потрясая кулаками. Герби в изумлении посмотрел вслед странной фигуре, уныло взобрался по ступенькам и вошел в кабинет.

Там он удивился еще больше. Мистер Гаусс, как всегда, улыбался за своим рабочим столом, а рядом, на старом, засаленном мягком стуле – Герби чуть не упал в обморок при виде этого человека, – сидел тот самый костлявый, чахлый, чудной водитель, который подвез их с Клиффом от Нью-Йорка до Панксвиля!

– А-а, Герби, доброе утро, – расцвел мистер Гаусс. – Позволь представить тебя мистеру Драбкинду. Мистер Драбкинд, это один из наших самых блестящих, самых умных, наиболее выдающихся воспитанников – Герби Букбайндер. С гордостью могу добавить: ученик моей школы.

Мистер Драбкинд протянул Герби сизую руку. Мальчик ухватил холодные кончики пальцев, встряхнул раз и выпустил. Костлявый пригляделся к Герби сквозь толстые, как донышки бутылок, стекла очков.

– Я плоховато вижу, – извинился скелет незабываемо пронзительным голосом, – но, по-моему, мы встречались, уважаемый юноша, совсем недавно.

Герби пожал плечами и постарался унять дрожь в коленках.

– Не понимаю, как это может быть, – проговорил мистер Гаусс, в упор глядя на Герби. – А ты, Герберт?

Герберт покачал головой, не в силах выдавить ни звука.

– Должно быть, вы обознались, – сказал хозяин лагеря. – Ведь вы у нас впервые этим летом. Если только, – добавил он лукаво, – Герби не путешествует без моего ведома.

В кошки-мышки он, что ли, играет, подумал Герби, ощутив прилив сильного волнения. Он ждал удара – чему быть, того не миновать.

– Ох, я вижу столько мальчиков… столько мальчиков, – вздохнул мистер Драбкинд. Он снова сел на стул, и его скелет искривился, как увядший цветок. – Хотя почему-то он мне вспоминается не в толпе.

– И это правильно. Наш Герберт существенно выделяется из толпы, – заметил мистер Гаусс, и оба мужчины вежливо и, на взгляд Герби, жутковато хохотнули. Наступило короткое молчание.

– Ну, мистер Гаусс, можно перейти прямо к делу, – пропищал скелет. – Видите ли, я не могу долго оставаться здесь.

– Герби, ты ведь не знаешь, кто такой мистер Драбкинд, да? – спросил мистер Гаусс, глядя перед собой на сцепленные пальцы.

Герби снова как можно убедительнее покачал головой.

– Конечно, не знает, – сказал мистер Драбкинд. Гость вынул из черного бумажника визитку и протянул Герби. Мальчик прочитал:

– Герби, – продолжал мистер Гаусс, – мистер Драбкинд участвует в одном из самых достойных дел, какие мне известны. Беркширский бесплатный лагерь предоставляет нескольким сотням мальчиков из бедных городских семей возможность отдохнуть так же замечательно, как отдыхаешь ты… ну, конечно, не совсем так же, как у нас в «Маниту», но для благотворительного лагеря, как я уже сказал, это великолепно.

– В большой мере благодаря таким людям, как вы, мистер Гаусс… и сей уважаемый юноша, – вставил бестелесный мистер Драбкинд.

Мистер Гаусс машинально кивнул и улыбнулся гостю.

– Так вот, Герби, если бы ты бывал здесь в прошлые годы, то знал бы, что каждое лето у нас производится сбор средств в пользу бесплатного лагеря. Мы, которым повезло иметь родителей, способных оплатить замечательный отдых в «Маниту», должны помогать ребятам, которым повезло меньше… Ты не согласен?

Еще не понимая, куда клонит хозяин лагеря, Герби почувствовал, что лучше бы ему не соглашаться. Но деваться было некуда. Он кивнул.

– Прекрасно. Вот видите, мистер Драбкинд, не стоит большого труда разъяснить мальчику таких умственных способностей, как Герберт Букбайндер, простое дело… Стало быть, Герби, ты считаешь, я правильно поступил, выписав этот чек.

Он протянул мальчику зеленую бумажку. Герби не взял ее, но прочитал написанное. Чек на сумму двести долларов предназначался Фонду Беркширского бесплатного лагеря. Он вопросительно посмотрел на мистера Гаусса.

– Данная сумма, двести долларов, Герби, складывается из денег, вырученных от твоей горки, представления Йиши Гейблсона, «Комнаты смеха» Гуча Лефко, и я вложил… э-э… тридцать пять долларов пятьдесят центов. Были и другие маленькие аттракционы, выручившие кое-какие деньги, но я счел их недостаточно солидными, чтобы удостоиться подобной чести… Ты хотел что-то сказать, Герби?

Мальчик действительно открыл было рот, собираясь возразить. Но тут он бросил испуганный взгляд на мистера Драбкинда, без единого слова закрыл рот и покачал головой.

– Н-да, тогда продолжим. Ты же понимаешь, Герби, что изначально деньги, которые ты заработал на горке, принадлежали нашим воспитанникам. Честь тебе и хвала за то, что ты… как бы это выразиться… собрал их. И я хочу знать, согласен ли ты присоединиться к Йиши, Гучу и… ко мне и пожертвовать эти деньги в пользу бедных мальчиков мистера Драбкинда?

Раздираемый, с одной стороны, убийственностью потери семидесяти пяти долларов, необходимых для возмещения кражи, а с другой – боязнью быть узнанным по голосу и разоблаченным, Герби был самым несчастным мальчиком в Беркширских горах. Разве мог он рисковать тем, что мистеру Гауссу, а потом и родителям станет известно, как в ночь ограбления Хозяйства он подсел в проезжавшую машину на Бронкс-Ривер-Паркуэй? Голова гудела от злости, страха и отчаяния.

– Итак, Герби, могу ли я считать, что ты согласен, и вручить мистеру Драбкинду этот чек? – спросил мистер Гаусс, взмахнув смертоносной бумажкой в сторону тощего. – Йиши и Гуч с радостью – сказал бы, с воодушевлением – уже пожертвовали все заработанные средства. Теперь решай сам.

Герби вспомнил состояние Йиши, которого действительно охватило своего рода воодушевление, но вряд ли его можно было назвать радостным. Ясно, что мистер Гаусс сказал Йиши, будто он, Герби, уже пожертвовал свои сто тринадцать долларов.

На самом деле случилось вот что: Йиши загнали в тот же угол, в котором сейчас мучился Герби, но положение последнего не было осложнено ужасом перед мистером Драбкиядом, и тот рискнул посопротивляться: «Ну и дела. Не знаю. Вы говорите, Герби Букбайндер собирается отдать все до гроша?» На это мистер Гаусс отвечал: «Конечно, я не стал бы просить тебя об этом, если бы дело обстояло иначе». Йиши сдался, проворчав: «Тогда ладно», и выскочил за дверь, где произошла его встреча с Герби, свидетелями которой мы были. Ну, строго говоря, мистер Гаусс, пожалуй, обманул Йиши. Однако его ответ был тщательно продуман, и если бы его поймали на явном противоречии, он тотчас объяснил бы, что в своем ответе выразил намерение просить Герби отдать все деньги, точно так же, как он просил Йиши.

Серенький мир полуправды, в котором наши серенькие мистеры гауссы проживают свои серенькие часы, ловча ради мелкой серенькой корысти! Этой сложной интригой мистер Гаусс всего-то и хотел, что сэкономить долларов пятнадцать да еще чуть-чуть поднять свой престиж. В прежние годы сбор средств в пользу бесплатного лагеря приносил в среднем пятьдесят долларов, к которым мистер Гаусс добавлял еще пятьдесят, и получалась круглая сумма – сто долларов. Столько же вносили обычно «Пенобскот» и другие лагеря такого размера. Когда накануне вечером мистер Гаусс собрал сигарные коробки, у него и в мыслях не было лишать детей их денег. Однако наутро Искуситель подослал мистера Драбкинда. После быстрого подсчета в уме хозяина лагеря осенило, что он очень просто может удвоить взнос «Маниту» и уменьшить свои расходы, стоит только предложить троим самым удачливым участникам Марди-Гра пожертвовать свои доходы. Перед собою и дядей Сэнди директор оправдал свой поступок тем соображением, что эти деньги «в действительности» не принадлежат Герби, Йиши и Гучу, а являются взносом всех воспитанников. Во всяком случае (объявил он, посвящая старшего вожатого в свой замысел), мальчикам будет предоставлена свобода выбора: хотите – жертвуйте, не хотите – не жертвуйте, – поэтому какие, мол, могут быть возражения. Дядя Сэнди, усталая рабочая лошадка, хорошо изучившая своего возницу, пригнулся еще немного под грузом знойного лета и смолчал. Он считал часы до воли. Их оставалось всего сорок восемь.

Итак, Герби предоставили свободу выбора: хочешь – жертвуй, не хочешь – не жертвуй. Чек выписан и трепещет у самой руки получателя, двое взрослых мужчин охмуряют и подталкивают тебя, а ты решай: согласиться на то, что и так уже почти сделано, или в последний миг отказаться – наперекор всему, приобретя славу жестокосердного человека. Прибавьте к тому же опасность любое мгновение быть узнанным, в чем, правда, нельзя винить мистера Гаусса. Замечательно, что и в этих обстоятельствах мальчик сумел оказать хоть малейшее сопротивление. Он попробовал изменить голос, сильно повысив его тембр, и издал нечто похожее на лошадиное ржание:

– А я должен все отдать?

– Прости? – переспросил мистер Гаусс.

– Я должен все отдать? – повторил Герби, по-прежнему удачно подражая Умному Сэму. Этот звук явно изумил мистера Драбкинда, однако на его лице не мелькнуло и проблеска узнавания, а это было главное.

– Да нет же, Герберт, конечно, не должен, – ответил мистер Гаусс, тоже озадаченный странными переливами, но он отнес это на счет нервозности. – Позволь мне внести полную ясность. Ты не обязан вносить ни единого цента, Герберт. Я знаю, что материалы достались тебе бесплатно от знакомого Элмера Бина, иначе, само собой, я предложил бы вычесть долларов семьдесят пять на оплату расходов. Однако, если хочешь, можешь забрать все свои деньги. – Он зажал чек между большими и указательными пальцами, словно хотел разорвать его пополам. – Одно слово, Герби, и бесплатный лагерь не получит от тебя ни цента. Одно слово, Герби, и я верну деньги Гучу и Йиши, просто скажу им: «Герби Букбайндер иначе относится к благотворительности, нежели все мы». Так порвать чек или отдать мистеру Драбкинду?

Под тяжестью собственного вранья, ослабленный страхом перед скелетом, который явился по его душу из похороненной в памяти преступной ночи, немилосердно понукаемый мистером Гауссом, Герби сдался. Он пожал плечами и кивнул. Хозяин лагеря тотчас вложил чек в руку получателя.

– Спасибо, Герберт! – воскликнул он. – Ты именно такой юноша, каким я всегда считал тебя.

– Позвольте и мне поблагодарить вас, уважаемый Герберт Букбайндер, – взвизгнул мистер Драбкинд, аккуратно вкладывая чек в черный бумажник, – от имени двухсот бедных мальчиков, которые воспользуются вашей…

Но Герби уже выходил, пошатываясь, за дверь. На его лице было написано такое безграничное горе, что на мгновение в сердце хозяина лагеря шевельнулось незнакомое ему чувство: сомнение в собственной правоте.

– Герби, вернись! – позвал он. – Так уходить нехорошо.

Мальчик, не оглядываясь, протопал вниз по ступенькам.

– Ну, еще раз спасибо, мистер Гаусс, за чрезвычайно щедрый взнос и до свидания, – заторопился мистер Драбкинд. – Превосходный мальчуган этот Букбайндер. И лагерь у вас поистине превосходный, мистер Гаусс. Нет, пожалуйста, не трудитесь провожать меня; моя машина всего в нескольких метрах от крыльца. До свидания, до свидания. – В спешке нахлобучивая шляпу и пряча бумажник в карман, тщедушный собиратель пожертвований даже забыл пожать руку хозяину лагеря, и был таков. Когда Герби вернулся в палатку дяди Сэнди, до десяти часов оставалось пять минут. Клифф уже был там: он облачился в знаменитый старый синий свитер и серую бейсбольную шапочку старшего вожатого, держал в руках мегафон, а на шее у него висел ремешок со свистком – символом верховной власти в мужском лагере. Сэнди с серьезным видом давал ему множество последних наставлений, а сам тем временем с трудом натягивал на себя серо-зеленую фуфайку Клиффа, которая годилась ему разве что на нос. Герби стоял рядом, подавленный и словно лишний.

– Дядя Сэнди, а мне куда? – наконец спросил он. – Да тебе-то, Герб, делать особенно нечего, просто будь начальником – бери пример с Капитана. А работать будет Клифф, – усмехнулся старший вожатый собственной шутке. Дядя Сэнди взял с полки большие зеленые очки от солнца и головной убор из перьев, принадлежащие мистеру Гауссу. – Наряжайся. Потом ходи везде с важным видом. Пора, Клифф, десять часов. Заступай.

Старший вожатый и его преемник вышли наружу. Герби отбросил свой наряд и упал спиной на койку. Прямо над ним на брезент крапчато-оранжевым квадратом падало солнце. В палатке было душно. Герби услыхал три знакомых пронзительных свистка – сигнал к построению в две шеренги вдоль Общей улицы, шум беготни по гравию, хлопанье многочисленных дверей, веселый визг и вопли ребят при виде вожатых в нелепой детской одежде. «Капитану на день» все это шутовство казалось скучным и противным. Он прикрыл рукой глаза и невольно простонал. Ничтожество, да и только: украл деньги у собственного отца и теперь никогда не расплатится.

– Ну, так, парни, – раздался окрик Клиффа. – Сейчас я хочу, чтобы вы встретили дядю Гу… то есть Капитана, как настоящие патриоты лагеря. Вот он, наш родной Капитан.

Герби тяжело поднялся и смахнул с лица слезы. На ходу водрузил на себя пернатый убор и очки. Перед выходом из палатки невероятным образом изогнулся, чтобы подальше выпятить пузо и попку. Так он вышел на солнечный свет и надменно заковылял по Общей улице, придерживая двумя пальцами уголки рта в застывшей улыбке и по-гусиному выворачивая ступни.

Ребята вопили и приплясывали, а заодно с ними и вожатые. Некоторые от смеха катались по земле. Дядя Сэнди, стоявший среди мальчишек Тринадцатой хижины, секунд десять сохранял серьезную мину, потом не выдержал и закатился хохотом, чем окончательно довел окружающих до истерики. Герберт брел сквозь строй, невозмутимо вихляя бедрами, и раздавал кивки. Пройдя улицу До конца, «Капитан на день» исчез в направлении озера, оставив лагерь в припадке беспорядочного веселья. В то радостное утро Капитана больше не видели, ибо он провел его, лежа на плоском камне у берега, в кустах. Тихий, укромный уголок, скажете вы, а между тем Герберт был далеко не одинок. По правую руку от толстяка сидело Горе, по левую – Стыд; и уж они постарались, чтобы Герби не скучал в то утро.