"Невидимое зло" - читать интересную книгу автора (Ридпат Майкл)

6

28 июня 1988 года

Все утро я была в ужасном настроении. Домой Нелс так и не вернулся. Я позвонила Джорджу, и он сказал, что встреча с сотрудниками уже состоялась. По его словам, еще никогда в жизни ему не было так тяжело. Все журналисты пребывали в настоящем шоке. И не только журналисты — работу потеряет много людей, в том числе и сам Джордж. Нелс дал им три месяца, сообщив, что газета закроется 30 сентября. Джордж говорит, что эти три месяца будут настоящим кошмаром.

Что я скажу Нелсу? Прошлой ночью я была готова закатить ему настоящий скандал и вышвырнуть его вон. Но сейчас я уже не уверена, что это правильно. Спрашивать его, где он провел прошлую ночь, унизительно. Говорить с ним спокойно будет очень непросто, а кричать на него — просто опасно. Я вообще постараюсь его игнорировать. Он запросто может выдумать какую-нибудь поездку — так уже не раз случалось.

Когда Кэролайн утром собиралась в школу, она выглядела напуганной до смерти. Как она все это воспримет? А Тодд?

И в довершение всего сегодня приезжает Зан. Интересно, как она себя поведет? Вежливо и угрюмо? Или неловко и сердито? Я уверена, что ничего хорошего из этого не получится. Я не знаю, где брать силы.

Позже, в этот же день…

Приехала Зан, и все оказалось нормально. Она стала совсем африканкой. В светлые волосы вплетены бусины, на руках полно браслетов, одета в футболку с Сифо Мабузом,[13] резиновые сандалии и восточноафриканскую юбку. Она по-прежнему много плавает, о чем свидетельствуют широкие и сильные плечи. Она пышет здоровьем, и у нее такие же, как у Нелса, голубые глаза. Приехав после обеда, она искренне обрадовалась, увидев меня. С Дорис она тоже ведет себя очень приветливо, а ведь раньше ее отношение к служанкам было настоящей проблемой. Было видно, как довольна этим Дорис. Думаю, что она, как и я, сильно переживала, видя, как меняется Зан, подрастая.

Зан подробно расспросила о Тодде, Кэролайн, моих родителях и о Нелсе. Я говорила только хорошее. Честно. Она заняла комнату, в которой всегда спала, когда проводила время в «Хондехуке», и пустилась в воспоминания о том, как мы с Дорис помогали ей шить платья для кукол. Зан сказала, что хочет их разыскать. Я уверена, что мы их не выбросили и они где-то убраны — в них иногда играла Кэролайн. Дорис обещала, что поищет их завтра утром. Четыре года назад Зан оскорбилась бы при одном лишь намеке, что она когда-то играла в куклы. Взрослую девушку может смутить игра в куклы, но в свое время это было просто замечательно.

В детстве она много времени проводила со мной. Когда Нелс развелся с Пенелопой, Зан было всего пять лет. После нашей свадьбы Зан с Эдвином приезжали к нам на выходные два раза в месяц. Мне было ее жаль — Пенелопа много пила, и вокруг нее постоянно крутились разные мужчины. Я пыталась привыкнуть к своей новой родине, и Зан стала моей союзницей. Мне даже кажется, что я слишком ее баловала: мы купили ей пони и Матта, который сначала был очаровательным щенком, а потом вырос и превратился в огромного и громогласного лабрадора. Мне его так не хватает! А Зан в такие выходные ходила за мной как хвостик и постоянно что-то лепетала. Затем она серьезно занялась плаванием и стала побеждать на соревнованиях. Я ее на них сопровождала и постоянно поддерживала.

А потом… потом все изменилось.

Но теперь, я думаю, все будет хорошо. В моем нынешнем состоянии вовсе не плохо иметь компанию. Конечно, она не знает, что мы с Нелсом сейчас не ладим. И будет непросто. Потому что, когда он вернется вечером, она обязательно все поймет.

29 июня

Когда я это пишу, Зан плавает в бассейне — методично, туда и обратно, хотя на улице достаточно прохладно — не больше пятнадцати градусов. Я не хочу, чтобы она знала, что я веду дневник.

Вчера вечером они с Нелсом были ужасно рады встрече. Он так сильно сжал ее в объятиях, что чуть не раздавил. Несмотря на всю мою злость на него, эта картина меня очень тронула.

Я продолжаю на него злиться, но пытаюсь этого не показывать. Вроде получается, и мне кажется, Зан ничего не заметила. Правда, не знаю, на сколько меня хватит. Не окажись мой муж таким лживым мерзавцем, это был бы замечательный вечер.

Я приготовила морские гребешки. Мы с Дорис составляем отличную команду, и мне нравится готовить с ней вместе. Зан немного рассказала нам о том, чем занимается в Йоханнесбурге. Она снимает комнату вместе с Тэмми Маккай, дочерью Дона и Хитер Маккай, членов Коммунистической партии Южной Африки, которые сейчас находятся в изгнании. Тэмми ограничена в правах, то есть она может посещать встречи только с ограниченным количеством участников, а у Зан ограничений нет, и она этим вовсю пользуется. Я уверена, что она не рассказала нам и половины того, в чем принимает участие, но все равно это звучало очень увлекательно. Нелс просил ее вести себя поосторожнее, пока она живет с нами. К моему удивлению, она согласилась.

О газетном бизнесе мы совсем не говорили, хотя Нелс предупредил, что хочет через пару дней пригласить на ужин Пеллингсов. Мы знакомы с ними, но не дружим. Грэм Пеллингс очень богат, и я уверена, что этот визит как-то связан с бизнесом. Может, Нелс хочет предложить ему купить «Мейл»? Это было бы здорово.

Прошлой ночью я пустила Нелса в свою спальню, но не разговаривала с ним. Когда он попытался дотронуться до меня, я его оттолкнула.

Негодяй!

30 июня

За окном идет дождь. Над Хондекопом нависли тяжелые облака, на пару миль полностью закрывая всю долину тяжелым серым одеялом. Влага сочится отовсюду. Ветра нет. Во влажном воздухе удивительно благоухают фейнбос. Я стояла у колокола рабов, размышляя, как защитить луковицы тюльпанов от вездесущих кротов, как послышалась замысловатая трель, на которую тут же последовал ответ. Это был кустарниковый сорокопут со своей подружкой, сновавшие в кроне большого дерева. У этих маленьких птичек желтая грудка, черный воротничок и громкий голос. На африкаанс они называются бокмакири, что передает звучание любовного призыва самца — «ка-уит, ка-уит, бокмакири», на который отвечает самка. В их пении есть что-то удивительно домашнее, и мне кажется, что это сад не только мой, но и их.

И среди этой буйной растительности влажного сада я вдруг почувствовала, как из глаз покатились слезы. Я завидую семейной идиллии двух этих глупых птиц! Мне обязательно надо взять себя в руки.

1 июля

Этим утром Зан отправилась в Кейптаун на митинг против призыва в армию. Я хотела спросить, не могу ли составить ей компанию, но так и не решилась.

В последние пару дней я очень мало видела Нелса. А когда мы встречались, он был в ужасном настроении. Сегодня в газетах о нем было много критических статей. За один день из благожелательного, хоть и авторитарного руководителя он превратился в злого тирана. Так ему и надо. Надеюсь, ему по-настоящему больно!

Сегодня у Кэролайн последний день занятий в школе перед зимними каникулами. В это время она раньше никогда не была такой подавленной, как сейчас. Я уверена, что она чувствует разлад в нашей семье. Бедняжка!

2 июля

Сегодня суббота, и Нелс взял себе выходной. Все редакционные статьи, колонки писем и журналисты ругают его за решение закрыть «Мейл». Они ненавидят Нелса, и это его достает! Джордж со своими журналистами требуют, чтобы Нелс позволил им выкупить газету самим или найти сочувствующего покупателя. Нелс заявил, что если им удастся найти покупателя, то он с удовольствием продаст. Он уверен, что у них ничего не выйдет, и я боюсь, что он прав.

Сегодня за завтраком он разговаривал об этом с нами — Зан и со мной. Он очень расстроен и разочарован. Говорит, что эти годы потратил на «Мейл» миллионы рандов, но никто этого не помнит и не желает замечать. Но он прежде всего бизнесмен и всегда им был, а от убытков, которые приносит «Мейл», нельзя просто отмахнуться. Когда десять лет назад премьер-министром страны стал Бота, обещавший перемены, Нелс был полон оптимизма. Но сейчас он не сомневается, что через пару лет страну охватит пожар беспорядков, и он ничего не может с этим поделать. Полиция все больше прибегает к насилию, черные ни в чем ей не уступают. Взрывы бомб, самосуды, при которых на человека надевают автомобильную покрышку и поджигают, восстания школьников, зулусы и Объединенный демократический фронт, уничтожающие друг друга, убийство его брата. Спираль насилия, которого он так хотел избежать, начала раскручиваться и не может не закончиться всеобщим кровопролитием. Пора уносить ноги.

Он обращался в основном к Зан, и она его внимательно слушала, хотя было видно, что он ее не убедил. В какой-то момент мне даже стало жалко его. Но он заслужил ту волну критики, которая на него обрушилась. Он прав — с введением чрезвычайного положения и всеми беспорядками все выглядит хуже некуда, но именно сейчас его стране как никогда нужны люди, подобные ему.

И еще эта любовница! Я знаю, что у меня нет никаких улик, но я знаю, что она существует! Я это просто знаю. Это все объясняет.

После завтрака Нелс и Зан решили совершить продолжительную пешую прогулку в горы. Я наблюдала, как они уходят — две высокие решительные фигуры по колено в тумане, стелющемся по земле среди золотых кустов виноградника. На росе, блестевшей на лугу, остались их следы. Сейчас уже три часа, а их все еще нет. Я даже немного ревную его к Зан — это я должна была поддержать мужа в трудный час.

Нелс объявил, что на следующей неделе уезжает в Дурбан, а потом в Филадельфию, где будет заниматься сделкой с «Гералд». Если честно, я рада, что он уезжает. Сегодня вместе с четой Пеллингсов придет какой-то банкир. Свой долг радушной хозяйки я выполню.

3 июля

Вчера на ужин приезжали Пеллингсы и банкир Нелса. Зан тоже была и вела себя просто отлично: со своим загаром и бусинками в волосах она выглядит потрясающе. Грэм Пеллингс был явно впечатлен. Я играла роль радушной хозяйки.

Вообще-то я умею принимать гостей, особенно если их не очень много. Нелс любит приглашать знакомых, и у нас часто собираются разные интересные люди, с большинством из которых мы очень дружны. В 1970-е годы, когда мы только поженились, то нередко приглашали ведущих радикалов, причем как белых, так и черных, но сейчас они все или за решеткой, или им запрещено общаться с другими, или они просто стали слишком подозрительными. Потом преподаватели Стелленбошского университета, довольно интересные люди, но сплетники необычайные! Мне особенно нравится профессор журналистики по имени Дэниел Хавенга. Он очень смешной на вид: хотя ему всего около сорока пяти лет, но волосы рано поседели, и на голове у него их целая шапка. Лицо маленькое, круглое, с бородой, глазки карие, хитрые, а уши торчат под прямым углом. Он называет Стелленбош «городом жуликов», и если хотя бы половина из того, что он рассказывает за столом, правда, то это название вполне заслужено. Хотя никто из них никогда не говорил нам, что поддерживает апартеид, думаю, что некоторые из них, включая Дэниела, являются членами «Брудербонда».[14]

Я однажды спросила Нелса, является ли он «братом», и он заверил меня, что нет. Я ему верю, хотя смысл тайного общества как раз и состоит в том, чтобы не признаваться в его членстве. Я помню, в каком шоке была моя подруга Нэнси в двенадцать лет, когда узнала, что ее отец масон. Насколько я понимаю, все идеи апартеида исходят от «Брудербонда», поэтому вряд ли Нелс с ними связан. Но не сомневаюсь, что заполучить его в члены им бы очень хотелось.

За ужином разговор зашел о том, как важна пресса даже в наши дни драконовских ограничений на то, о чем можно писать, и Нелс доверительно сообщил, что, может быть, вынужден будет продать южноафриканские газеты. Он проделал это очень тонко — Грэм явно заинтересовался. После ужина они уединились, чтобы поговорить с глазу на глаз. Нелс считает, что Грэм может заглотить наживку. Он стал бы хорошим владельцем, а с его золотыми приисками денег у него достаточно. Может, он купит и «Мейл»?

А банкир был черным! Господи Боже, представляете? Надеюсь, нам удалось сделать так, чтобы он чувствовал себя нормально. Беднягу зовут Бентон, и он занимается подготовкой бумаг, связанных с южноафриканскими газетами Нелса. Его поселили в «смешанной» гостинице в Кейптауне, но Нелс выделил ему машину с водителем, чтобы он мог ездить, куда захочет. На практике это означает в офис и обратно.

Я была так рада поболтать с другим американцем, особенно накануне Дня независимости! Он кажется очень приятным, гораздо более начитанным по сравнению с другими инвестиционными банкирами, которых я знаю, и очень неглупым. Он читал все произведения латиноамериканской литературы, которые мне нравятся. Сказал, что последняя книга Изабель Альенде[15] была очень неплохой и что он только что прочитал Надин Гордимер.[16]

Живет он в Гринвич-Виллидже, но из-за СПИДа этот район Нью-Йорка теперь больше похож на город-призрак. Хоть этой проблемы у Южной Африки нет.

Мне жаль этого беднягу, вынужденного работать в День независимости. Может, я испеку ему шоколадного печенья и оставлю в коробке в гостинице. Но где достать шоколадную стружку? У меня еще есть остатки «Толл хаус», но их производит «Нестле», а я снова начала бойкотировать эту компанию. Я недавно прочитала, что они по-прежнему навязывают детскую питательную смесь африканским матерям, которые вполне могут кормить младенцев грудью. После шума, поднятого несколько лет назад, я думала, что они от этого отказались. Ладно, придется сделать стружку вручную. Может, мне поможет Зан, совсем как раньше, когда она была маленькой.

4 июля

День независимости. Как бы мне сейчас хотелось оказаться в Америке, причем без Нелса. Я отвезла печенье Бентону в гостиницу. Надеюсь, ему понравится.

Зан объявила, что сегодня на пару дней возвращается в Йоханнесбург. Я думаю, что это связано с окончанием кампании против призыва в армию, но она не вдавалась в подробности. А сама я не спрашивала. Я спросила ее о движении «Черная лента». Она сдержанно ответила, что это движение белых женщин против апартеида. Мне кажется, она мне не доверяет по вполне понятным причинам.

В субботу около стадиона регби «Эллис-парк» прогремел взрыв. В это время на самом стадионе проходила игра, и газеты удивлялись, что погибло всего два человека. Это еще раз подтверждает правоту Нелса — страна катится в пропасть. Но я уверена, что мы не должны бежать.

5 июля

Я только что вернулась с ужина с Бентоном Дэвисом. Он послал мне замечательную записку, в которой благодарил за печенье, которое мы испекли с Зан, и предложил встретиться. Бентон не хотел покидать гостиницу, поэтому мы устроились там же, в ее ресторане. Нелс уехал в Дурбан, где пытается решить, что делать с «Дурбан эйдж». Надеюсь, он поехал один, хотя откуда мне знать.

Неудивительно, что Бентон ненавидит эту страну. Он говорит, что самое противное — это не идиотские правила, дискриминирующие черных, раздельные туалеты и прочее. Они омерзительны, но чего-то подобного он ожидал. Самым неприятным является то, как белые смотрят на него — высокого чернокожего, одетого в дорогой костюм. Он говорит, что их реакция бывает самой разной: у них на лицах написан страх, ненависть, шок и даже презрение. Единственная реакция, с которой он может смириться, это изумление. Она дорогого стоит!

В первое же утро в отеле сразу после приезда в страну он шел по вестибюлю, когда услышал за спиной, как кого-то окликнули: «Эй, ты!» Сначала он не обратил внимания, решив, что обращаются не к нему, но оклик повторился: «Эй, парень, постой!» Он повернулся и увидел, как к нему направляется невысокий седовласый мужчина с усами.

— Я могу вам чем-то помочь, сэр? — оторопев, поинтересовался он, пытаясь скрыть за вежливостью свое замешательство. Когда мужчина подошел ближе, он почувствовал, что от того пахнет спиртным.

Услышав акцент Бентона, незнакомец напрягся, и в глазах вспыхнул огонек.

— Убирайся обратно на родину, парень. Мы не хотим, чтобы из-за таких, как ты, у нас были беспорядки.

Первой реакцией Бентона было ударить обидчика, который был меньше ростом и старше его. Но потом, поняв, что тот именно этого и добивается, он повернулся и вышел из гостиницы. А потом весь остаток того дня провел, придумывая разные достойные ответы на этот выпад.

Он спросил, есть ли у нас какой-нибудь местный эквивалент слову «хамло». Я ответила, что обычно этим словом буры у нас называют англоязычных либералов, но есть пара слов, по смыслу соответствующих оскорбительным «педик» и «скотина». «Педик» его вполне устроил.

Я спросила, зачем он приехал. После долгих лет игнорирования событий в Южной Африке Америка, особенно черная, вдруг сильно ими обеспокоилась. Разве его приезд не был на пользу врагам черных?

Он ответил, что решение далось ему нелегко. Он ненавидел своего босса. Когда стало ясно, что кому-то из «Блумфилд-Вайс» придется отправиться в Южную Африку, чтобы проверить местные газеты Нелса, его начальник решил командировать Бентона. Тот отказался, и начальник обозвал его трусом. На мой взгляд, это вполне тянуло на иск по расовой дискриминации, но, судя по всему, именно этого босс и добивался: он всегда пытался заставить Бентона разыграть именно эту карту. Но Бентон уверяет, что никогда на это не ссылался и не будет ссылаться и впредь: он хочет добиться успеха благодаря своим способностям, а не цвету кожи. Он еще сомневался, когда ему позвонил Нелс.

Нелс, похоже, предвидел такое развитие событий. Он сказал, что Южной Африке нужны люди, подобные Бентону, которые покажут белым, что в других странах черные могут быть хорошо образованными, а женщины — занимать высокие посты. Чернокожие посол США в ООН Эндрю Янг и член совета директоров «Дженерал моторс» Леон Салливан посетили Южную Африку, и их визит многим открыл глаза. Бентон мог сделать то же самое.

Разговор с Нелсом произвел на Бентона сильное впечатление, тем более что он всегда был поклонником Леона Салливана, что и предопределило его решение.

Ужин удался. Но в самом конце Бентон сказал о «Зейл ньюс» нечто такое, что явилось для меня полной неожиданностью. Я испытала шок. Настоящий шок! Когда мы снова начнем разговаривать с Нелсом, я постараюсь выяснить побольше. Если вообще начнем разговаривать.

7 июля

Нелс вчера вернулся из Дурбана, а завтра улетает в Штаты. Я этому только рада. Особенно тому, что он будет далеко от этой женщины, кем бы она ни была. Сейчас я не хочу о ней даже думать.

В отсутствие Зан мы снова оба почувствовали напряжение. Я упомянула, что ужинала с Бентоном предыдущим вечером, но не стала расспрашивать Нелса о том, что узнала. Спать мы легли молча. Нелс выключил свет и повернулся ко мне:

— Liefie?

— Да?

— Я хотел с тобой кое о чем поговорить. Я собираюсь это сделать уже несколько дней.

Я застыла, лежа на своей половине кровати и отвернувшись. О его любовнице должна была заговорить я, а не он. Я не люблю отдавать инициативу.

— Ты помнишь, как в субботу мы с Зан отправились на прогулку?

— Да, — ответила я, сбитая с толку.

— В тот день она мне кое-что рассказала. То, что она узнала, когда была в Лондоне.

— Я понятия не имела, что она летала в Лондон.

— Я тоже, — отозвался он. — Может, ей надо было кое-что утрясти в Лондонской школе экономики, я не знаю. А расспрашивать ее мне не хотелось.

— И что?

— Там она случайно натолкнулась на южноафриканца. Члена Коммунистической партии Южной Африки.

— Кого именно?

— Она не сказала. Но не забывай, что она живет с дочкой Маккаев. Может, это были ее родители. Или друзья ее родителей. Кто знает? Но этот южноафриканец сообщил ей очень тревожную новость.

Я ждала. Корнелиус лежал на спине, глядя в потолок.

— Он сказал, что существует список, в котором есть мое имя.

— Что за список?

— Список тех, кого поставят к стенке, когда произойдет революция.

— Не может быть! — Я повернулась к нему.

— Это так.

— И ты веришь?

— Я не знаю. Думаю, что да. Штаб-квартира КПЮА находится в Лондоне. Это общеизвестный факт.

— А кто еще в этом списке?

— Судя по всему, этот список большой. Этот человек больше не назвал ей других имен. За исключением одного.

— И чье это имя?

Он облокотился на локоть и впервые за вечер заглянул мне в глаза.

— Твое.