"Искатель. 1971. Выпуск №2" - читать интересную книгу автора

4

В десять лет Виктор был д'Артаньяном, в восемнадцать — покорителем Парижа, обольстительным Растиньяком. Он играл судьбами людей и государств — мысленно, разумеется. Суховатый и замкнутый, он никого не посвящал в эти фантазии, тем более что не имел задушевных друзей и все вечера тратил на изучение иностранных языков. В двадцать один, заканчивая университет, он уже бегло говорил по-французски и по-испански, читал и писал на немецком, знал обиходный английский. Молчаливость, замкнутость и сдержанность, с которой он добивался своего, снискали ему на курсе репутацию человека сильной воли.

С лестными характеристиками он и пришел в управление. Здесь остро нуждались в людях, в совершенстве владеющих языками.

В 1937-м Виктора послали в Испанию. У республиканцев была неопытная разведка, Франко иногда перевербовывал старых профессионалов, к услугам которых республика была вынуждена прибегать, и Виктора прикомандировали советником к одному из агентурных отделов.

В операциях он не участвовал. Добровольцы, отправлявшиеся в тылы франкистских войск, возвращались или погибали, сведения оказывались порою важными, а иногда — «дезой», подсунутой франкистами неопытным разведчикам, и Виктор, товарищ Дюпон, анализировал просчеты и неудачи, разрабатывал «легенды» и в положенный час докладывал выводы начальству — испанскому капитану.

В Испании товарищ Дюпон провел несколько месяцев и вернулся в Москву до падения республики, избежав лагеря для интернированных во Франции, а следовательно, и «Сюртэ женераль».[8]

Несколько недель он прожил на даче, той самой, где до него отдыхал Леонид… Читал он не Крестовского, а мемуары разведчиков — английских и немецких. Среди этой литературы оказался «Я — шпион» Уильяма Д. Райта — ловкая смесь небылиц и приключений, в которых автору отводилась выдающаяся роль. Виктор перечитал мемуары дважды.

Перед новым назначением в Брюссель с Виктором беседовал один из руководителей отдела. На полированном столе в папке лежали аттестации и служебные заключения — чернильный рисунок жизни Виктора. Из них вытекало, что он настойчив, решителен, грамотен и имеет опыт.

Разговор был коротким, и в заключение Виктора спросили, под каким псевдонимом он хотел бы работать. Есть ли на этот счет предложения?

— Так точно, — сказал Виктор.

— Останетесь Дюпоном?

— Нежелательно. Не исключаю возможности расшифровки — в связи с Испанией. Разрешите подписываться — Райт?

Так умер товарищ Дюпон и родился Райт — он же впоследствии Артур, он же Винченте Антонио Сьерре, Лебрюк, Жан Морель, Альфонсо де Бариентос, Урвиц и Маленький шеф…

В Брюсселе Райт сначала работал один. Так было задумано. Находясь в отдалении от Сент-Альбера, Райт в случае провала Поля должен был создать отдельную группу. Работа была спокойной, уругвайский паспорт с визами и подлинными полицейскими пометками обеспечивал безопасность. По условиям задания Райт не имел контактов ни с кем…

Приказ войти в группу Сент-Альбера не обрадовал Райта, но он не выказал недовольства.

Поручения Поля оказались простыми. Выполнение их не требовало особой ловкости и отваги. До оккупации и в первые ее месяцы уругвайский подданный Винченте Сьерре продолжал вести привычный для себя образ жизни, уединенный и без лишних знакомств.

С отъездом Сент-Альбера в Париж спокойствие кончилось.

Отныне Райт отвечал за Венделя, Эрнстрема, Деме и Эламза, а помимо них — за Огюстена Сезе, антифашиста, привлеченного в группу Гроссфогелем. Сезе, пройдя ускоренное обучение у Венделя и Эламза, стал радистом в Остенде. Связь между ним и Райтом обеспечивал Деме.

Гроссфогель работал отдельно. Вместе с Венделем он старался как можно глубже проникнуть в недра немецкой колонии. И это ему удалось. «Симэкско» и «О руа дю каучук» работали на германскую армию: Гроссфогель находился вне подозрений. Собеседники Лео, разбалтывавшие имперские секреты, были бы потрясены, узнав, что числятся в Центре источниками — Пьером, или Анри, или Анжеликой. Краткие характеристики на них были переданы Венделем и Сезе в очередных шифровках.

Прежде чем попасть в Москву, сведения Пьера или Анжелики внимательно проверялись Эрнстремом. Эрудиция его в области военного дела была универсальной, а память — необъятной.

Часть сведений Деме раз в неделю отправлял в Париж — для Поля. Пропуском его обеспечил Сент-Альбер через парижскую комендатуру, куда он от имени «Симзкс» нередко обращался по поводу выполнения заказов Тодта. Немцы конфисковали почти весь автотранспорт и сосредоточили на своих складах запасы бензина, но для «Симэкс» у них находилось и то и другое. Владельца фирмы в комендатуре считали верным другом Германии. Отзывы, полученные из брюссельского гестапо, подтверждались положительными материалами, собранными в досье: и в отеле «Лютеция» — штабе парижского абвера, и в Булонском лесу — резиденции СД. По донесениям агентов, друзьями Сент-Альбера были финансисты и два-три деятеля белой эмиграции.

Никаких подозрений не вызывал и секретарь Сент-Альбера — Рене Дюбуа, в котором чисто французский практицизм сочетался с приверженностью нацизму. Гитлеровской контрразведке не удалось докопаться, что Рене Дюбуа и Хиллель Кац, разыскиваемый СД антифашист, — одно и то же лицо.

Не было известно и то, что за большим кабинетом Сент-Альбера в помещении конторы находится второй, секретный, где стоит передатчик, а на столе — часы с оригинальным устройством. Эламз, эксперт группы по кодам и радио, мог гордиться своей продукцией. Миниатюрная радиоустановка, вмонтированная в бронзовый пьедестал и соединенная с главной пружиной, ежечасно посылала в эфир короткий сигнал на постоянной волне. Пойманный приемниками Сезе и Венделя, он означал: все в порядке. Остановка часов и отсутствие сигнала знаменовали провал.

Заводить часы было обязанностью Дюбуа.

Он же работал на ключе.

Информация, собираемая Полем в комендатуре и штабе Тодта, касалась в основном войск, размещенных вне Германии. Поль ломал голову в поисках новых источников сведений. Он был изобретателен и находил их там, где на первый взгляд ничто не предвещало удачи.

Одну из самых успешных операций он провел на… светском приеме у коменданта Парижа — приеме, данном для генералов и высших офицеров, партейлейтеров, чиновников администрации и «высшего общества». Получить пригласительный билет из канцелярии гаулейтера Отто Абеца помог знакомый белоэмигрант, Он же представил Сент-Альбера на вечере вновь испеченному генерал-фельдмаршалу и чинам его свиты. Пили за рейх, германскую расу, гений фюрера и победоносное оружие фатерланда…

С приема Поль вернулся утром. Не снимая фрака, сел за стол и встал из-за него не скоро — доклад о германской армии едва уместился на 80 страницах. В нем содержались данные о качестве вооружения, тактических новшествах, родившихся в ходе боев за Седан и Дюнкерк, материальном оснащении войск. Специальный раздел был посвящен подготовке командного состава и моральному духу солдат. Дюбуа пришлось потрудиться, зашифровывая текст.

В Центр доклад повез курьер. Последний. И Центр и Поль считали, что «живая» связь слишком опасна. Отныне информация должна была идти исключительно через передатчики.

В Европе становилось все тревожнее.

Захватив Францию и оставив правительству предателя Пьера Лаваля «Зону Виши», немцы с показным усердием готовились к прыжку через Ла-Манш. О плане «Морской лев» говорили чуть не в открытую, призывая громы и молнии на голову коварного Альбиона, так хорошо окопавшегося на своих островах. Сент-Альбер съездил в Па-де-Кале и без труда установил, что собранные здесь немцами десантные суда — всего лишь старые галоши, не способные обеспечить высадку крупных сил. Зато на побережье воздвигались укрепления — без шума и довольно быстро. Одновременно ОКБ[9] отводило в глубь Франции расквартированные в портах дивизии и после недолгого отдыха перебрасывало на восток — в Польшу.

Обо всем этом и многом другом, подтверждавшем правильность предположения, что Гитлер отказывается от «Морского льва» и готовится к кампании на востоке, Сент-Альбер своевременно сообщил Центру. Передал он и данные о захвате немцами французской экономики. Цифры были зловещими: 80 процентов нефти и топлива, 74 — железной руды, 75 — меди, 75 — алюминия… Военно-промышленный потенциал третьего рейха рос буквально на глазах…

Меняя маршруты, Сент-Альбер ездил по Франции и Бельгии, добирался до границ Германии, стараясь собирать сведения не только о вермахте, но и о системе пеленгаторов — армейских, военно-морских и ВВС. Германская радиоконтрразведка, как удалось ему установить, в первую голову занималась контролем передач, идущих из самой империи. ВВС расположили свои станции полукольцом, изогнувшимся от Коббельсбурга в Восточной Пруссии до силезского городка Штригау. Военно-морские силы развернули установки в Лангенаргене (близ Бодензее), в Хахенайе, Вильгельмсгафене, Свинемюнде и Пиллау. Неужели немцы довольствуются только стационарами, в частности в Кранце, Шпандау, Кенигсберге и дальним пеленгатором в Страсбурге — единственным, который французская армия не взорвала при отступлении? Эта мысль не давала Полю покоя.

Постепенно Сент-Альбер все больше убеждался, что так оно и есть. Позже он узнал, что пеленгаторную службу армии разоружили немецкие подпольщики, работавшие на заводах «Опта-радио А. Г. (Левё)». Именно этим заводам вермахт передал заказы на оборудование радиомашин — мощных и подвижных «майбахов», — и он получил их… годные с виду, но с пороками монтажа, искажавшими угол пеленга на целые градусы! Гестапо внедрило на завод провокаторов, подпольщиков выявили и казнили, но время — несколько месяцев! — было упущено.

Не теряли времени и остальные товарищи. Эламз, чья голова была настоящим конструкторским бюро, разработал оригинальную приставку, с помощью которой мог превратить почти любой приемник в передатчик, и снабдил своей продукцией Райта, Поля и Сезе в Остенде.

Теперь он был уже не Эламз. Справедливо считая, что англосаксонская фамилия равносильна самодоносу в гестапо, Поль поторопился прислать через Деме новый паспорт — один из тех, что привез ему про запас последний курьер. Карлос Аламо, уругвайский гражданин, — так именовался теперь лейтенант Макаров.

Запасные паспорта получили и другие брюссельцы.

Получение их совпало с заданием, переданным Центром Райту. Расшифровав радиограмму, Аламо поспешил в «Симэкско», что означало: случай, из ряда вон выходящий. По строгому указанию Райта никто из членов группы не должен был появляться в конторе.

Райт разгладил ногтем крошечный клочок папиросной бумаги:

КЛС для РТ-икс. 1010. 1725. № 99. Райту. Лично. Немедленно отправляйтесь по указанным трем адресам в Берлин и установите причины постоянного нарушения радиосвязи.

В случае, если нарушения связи будут повторяться, возьмите на себя передачу телеграмм. Работа трех берлинских групп и передача сведений представляют большую важность. Адреса: Нойнестенд, Альтенбургер-алле, 19. Третий этаж направо. Коро. Шарлоттенбург, Фредерициаштрассе, 26-а, второй этаж налево. Вольф. Фриденау, Кайзерштрассе, 18, четвертый этаж направо. Бауэр. Пароль для всех — «Директор». Сообщите до 20 октября всем трем группам — 15 в первой половине дня начать работу по новой программе (повторяю: по новой). KЛC для РТ-икс.

Райт и раньше понимал, что они не одиноки и что где-то рядом действуют другие группы. Но что находятся они в центре Германии под самым носом у гестапо и СД, этого он не предполагал. Очевидно, товарищам приходится плохо… Почему нарушилась связь?

А вдруг явки разгромлены и перебои вызваны тем, что гестапо, арестовав радистов, не сумело пытками склонить их к радиоигре — жуткой комбинации, при которой радист вынужден передавать своим дезинформационный материал?

И кто эти «берлинцы» — немцы или русские? Можно ли им доверять?

Так ничего и не решив, Райт сжег бумажку. Растер пепел. Сказал Аламо:

— Уходите. Ответ составлю вечером.

— Связь по расписанию ночью.

— Хорошо, уходите…

Итак, поездка в Германию. В самое логово. Но каким путем? Пропуска у Райта не было, а нелегальный переход границы означал верную смерть… Райт составил длинный ответ, доказывавший невозможность поездки, но подумал и порвал его: Центр не принял бы отказа.

Может быть, выручит Сент-Альбер?

Несколько дней ушло на то, чтобы Деме — в который раз! — проделал путь из Парижа в Брюссель и обратно. В сигарете он увез с собой микроскопический шарик рисовой бумаги — письмо Райта. Поль не отозвался ни строчкой — вместо послания Деме доставил заполненный на имя сеньора Сьерре, директора «Симэкско» и представителя «Симэкс» в Бельгии, пропуск, завизированный комендантом Парижа и чиновниками канцелярии высшего руководителя СД и полиции безопасности во Франции. Как всегда, Поль предпочитал словам действия.

Зарегистрировав пропуск у брюссельких властей, Райт собрал чемодан. О, если бы знать, чем встретит его Берлин!

…Райт, как и Сент-Альбер в Париже, с момента прихода немцев постарался доставать все, какие мог, немецкие газеты. Это был не слишком надежный, но все-таки источник. Методично собранные вырезки позволяли судить о некоторых сторонах экономического и военного развития рейха и дополняли данные, поступавшие агентурным путем. В конторах «Симэкс» и «Симэкско», тщательно отобранные, хранились тысячи карточек с наклеенными на них заметками. Сейчас, перечитывая их, Райт напрасно искал хотя бы глухих упоминаний о наличии в Германии подполья. Газеты писали о чем угодно: о приемах у Розенберга, речах Геринга — генерального уполномоченного по четырехлетнему плану, о полковых праздниках… Но больше всего — о единстве консолидированной германской нации…

А оно было и боролось, подполье!

«Иннере фронт» в Берлине, организация Антона Зефкова в Гамбурге, антифашистская молодёжная группа Герберта Баума на заводах Сименса… Сотни и тысячи людей, считавших нацизм величайшим злом и не жалевших себя в сражениях с ним, были замучены в гестапо или сложили головы на плахе в Моабите по приговору «народного трибунала». Они не имели связи с военной разведкой и действовали сами по себе или под руководством бесстрашной КПГ, и газеты не писали о них… Но они были!

Были и те три группы, к которым Центр посылал Райта в трудный для них час. Три маленькие ячейки военной разведки, потерявшие связь с Центром и нуждавшиеся в немедленной помощи. В дальнейшем только одна из них, группа «Альты»,[10] использовала канал «Берлин — Брюссель», созданный Полем. Остальные две имели собственные рации и выходили в эфир до самого конца…

Их позывные умолкли в разное время. И это означало, что гестапо и СД, бросив против десятка смельчаков все наличные в Германии силы контрразведки, подняв на ноги и СС, и крипо, и зипо, и целую армию шпионов партии — блоклейтеров, добрались наконец до явочных квартир и произвели аресты. В камерах на Принц-Альбрехтштрассе к арестованным применили пытки, бесчеловечность которых вызывает ужас даже при чтении сухих протоколов гестапо. Электричество, дыба, клещи, паяльные лампы, «терновые венцы» — все было пущено в ход, и все безуспешно: ни один из арестованных не назвал ни имени того, кто посетил их в сорок первом с паролем «Директор», ни имен людей, передававших шифровки по каналу «Брюссель — Берлин»…

Герои… Не в их власти было предотвратить войну, но они, каждый как мог, на день, на час, на минуту отодвигали сроки ее начала.

И не только они.

Но война пришла.