"Nevermore" - читать интересную книгу автора (Шехтер Гарольд)

Эдгар Аллан По считается по праву родоначальником детектива. В самом деле, к середине XIX века литература была готова к появлению нового жанра: грамотная публика хотела сказок, предпочтительно — страшных, городской фольклор все чаще обращался к темам насилия, а развившееся книгопечатание позволяло авторам прилично зарабатывать на «сенсационных повестях». Оставалось смешать ингредиенты по рецепту. Сделать это выпало американскому критику и поэту-романтику, эмоционально неустойчивому и вечно бедствующему Эдгару По. Его раздирали два, казалось бы, взаимоисключающих стремления: склонность к кошмарному и мистическому — и стремление к сияющему свету чистого разума. Так появился классический и любимый всеми текст — «Убийство на улице Морг».

Современный американский исследователь романтизма XIX века Гарольд Шехтер — фигура, напротив, вполне уважаемая и академическая. В нем вряд ли можно заподозрить человека, увлеченного какой-то бесовщиной, но ценят его в литературном мире не за лекции для студентов. Он написал ряд документальных книг о «выдающихся» преступниках и маньяках прошлого, которые уже стали в США классикой «нон-фикшн», а также в высшей степени примечательную серию детективных триллеров, где главный сыщик — не кто иной, как сам родоначальник жанра Эдгар Аллан По. Причем сделал это Шехтер настолько хорошо, что удостоился официальной похвалы единственной наследницы Эдгара По — его внучатой племянницы Анны По Лер.

Шехтер не просто сочинил истории, а тщательно их стилизовал — воспроизвел манеру изложения и язык первоисточников (правда, по его собственному признанию, несколько упростив), предоставил свои «версии» рождения признанных шедевров По, насытил тексты множеством намеков, отсылающих к известным творениям мастера. И — да, тем, кто внимательно читал Эдгара По, дал подсказки прямо в тексте.

Переводчик первой книги этой серии — романа «Nevermore», который вы держите в руках, — решил немного упростить задачу для вас, читатель, и некоторые намеки автора расшифровал в сносках. Но в остальном вам придется полагаться на самого Эдгара По — и посмотрим, удастся ли вам разгадать имя кошмарного убийцы раньше самого автора?

Максим Немцов, координатор серии

ГЛАВА 8

ОН ОДЕЛСЯ В ОБЫЧНЫЙ СВОЙ КОСТЮМ, прибавив к нему черную фетровую шляпу с высокой тульей и широкими полями, но с неожиданным для такого дикаря уважением к правилам цивилизованного общежития он, очевидно, снял этот головной убор, едва переступив порог нашего дома, и теперь сжимал его в одной руке.

Я поднялся со стула, убрал пропитанный слезами платок в нагрудный карман сюртука и любезно, хотя не слишком сердечно, приветствовал полковника.

— Кротик! — заговорил он. — Мне, право, неловко врываться к вам в дом в такой безбожно поздний час, но у нас тут куча скверных новостей, и я хотел раскурить трубку совета на пару с вами. — Слегка поклонившись Виргинии, он добавил: — Страсть какая жалостная песня, мисс. Заливаетесь, точно синешейка на тополе, назовите меня индейцем, если это не так!

— Спасибо большое! — прощебетала Виргиния, одаряя незваного гостя изящнейшим реверансом. И голосом сладостно-невинным, точно ангельским, она задала вопрос: — Вы и вправду знаменитый полковник Крокетт — тот самый, о котором Эдди рассказывал столько ужасов за обедом?

— Самый что ни на есть под-длинный, вылитый, удостоверенный, без никаких! — провозгласил пограничный житель с хриплым смешком. — А что наш Кротик мне всякие шпильки подкалывает, это не новость для меня. Особой любови промеж нас нет, ясное дело. Однако, — и тут он с какой-то непривычной серьезностью обратился ко мне, — самое бы время нам зарыть томагавк. Очень уж скверные творятся дела, надо срочно за это браться, не теряя времени.

— И вправду срочные это «дела», — отпарировал я, — если они побуждают вас вновь столь опрометчиво нарушать мирную ауру нашего дома.

— Именно так, Кротик, — сурово отвечал полковник.

В эту минуту Матушка, до той поры созерцавшая нашего посетителя с (как это ни прискорбно) чрезвычайно малоуместным выражением восторга на своем честном лице, шагнула вперед и протянула Виргинии руку.

— Пойдем, дорогая, — сказала она. — Пусть Эдди с полковником займутся делами.

— Хорошо! — прощебетала отрада моего сердца. Изящно проскользнув по полу, она взяла мать под руку, и оба ангельских создания покинули комнату. Но перед тем как исчезнуть окончательно, Виргиния приостановилась и оглянулась на Крокетта.

— Надеюсь, вы скоро заглянете к нам снова, — воскликнула она, — и я спою вам другую песню.

— Можете рассчитывать на меня, малышка! — отвечал Крокетт.

Поленья в камине успели обратиться в груду раскаленных углей, и гостиная погрузилась в полумрак, хотя уютное тепло еще сохранялось в ней. Приблизившись к масляной лампе, которая покоилась в центре комнаты на кофейном столике со звериными лапами, я снял стеклянный колпак и серной спичкой поджег фитиль. Затем — все еще сжимая в руке бумажный лист, на котором были начертаны загадочные буквы, — я вернулся на свое место и жестом пригласил полковника опуститься в высокое кресло с подлокотниками напротив меня.

Пограничный житель устроился поудобнее, закинув ногу на ногу и пристроив на выступающем колене свою фетровую шляпу.

— Симпатичная у вас девчушка, Кротик. А я и знать не знал, что вы успели папашей заделаться.

Горячая волна негодования алым румянцем захлестнула мое лицо.

— Вы совершенно превратно истолковали мое родство с Виргинией! — воскликнул я. — Она приходится дочерью отнюдь не мне, а той доброй женщине, вместе с которой только что удалилась, моей тетушке Марии Клемм. Тем самым Виргиния мне приходится кузиной, хоть я надеюсь и молюсь, что еще до истечения года она согласится стать моей женой!

Па это заявление полковник ответил взглядом, выражавшим удивление и даже некоторую обескураженность. Он долго молча смотрел на меня, а затем испустил тихий, еле различимый свист.

— Ну уж это и вовсе, — пробормотал он как бы про себя. — Ладно, — продолжал он уже вслух, — ваши семейные отношения нисколько меня не касаются, Кротик, хотя, должен признаться, на мой слух все это несколько необычно.

— Но, как уже сказано, Дэви Крокетта ваши дела не касаются.

— Что же привело вас сюда, полковник Крокетт? — уточнил я. — Должен признаться, вы на редкость неторопливы для человека, который явился по срочному и неотложному делу.

— Этот чертов язычник Нойендорф — вот в ком загвоздка, — со вздохом ответил полковник. — Выходит, никакой он не убийца. — При ровном свете лампы я отчетливо различал, как привычная самоуверенность на его лице сменяется гримасой сомнения.

— На каких фактах основан сей вывод? — поинтересовался я.

— На том факте, что его и в городе-то не было в ту ночь, когда прикончили миссис Макриди. Отлучался почти что на всю неделю. С десяток парней готовы присягнуть в этом. Эта тварь заразная трудилась на рыболовецком судне, которое только нынче утром вернулось в порт.

Его сообщение вызвало в моей груди на редкость смешанные ощущения: довольно лестное чувство собственной правоты, сопровождавшееся уколом тревоги.

И словно полковнику сообщилась сверхъестественная способность читать мои затаеннейшие мысли, он тут же откликнулся:

— Да, Кротик, печальная у нас ситуация, спору нет. Ведь если этот дьявол Нойендорф невиновен, выходит, злодей-убийца все еще разгуливает на свободе.

С минуту мне понадобилось на обдумывание этой мысли.

— Описанная вами ситуация, — отвечал я наконец, — хотя, безусловно, печальна, однако вполне мною предвидена.

— Только что, перед вашим приходом, я вновь пытался расшифровать таинственное слово, оставленное кем-то неведомым на месте преступления, ибо пришел к убеждению, что это было вовсе не имя Нойендорфа. — И я протянул полковнику бумагу с загадочной надписью.

— Вот за этим я и пришел к вам, Кротик! После того как полицейские вынуждены были отпустить Нойендорфа, капитан Расселл заглянул ко мне и пересказал вашу утрешнюю беседу. Я и подумал: «А этот Кротик на многое горазд, сразу-то и не догадаешься».

— Разумеется, я весьма благодарен вам за столь красноречивую похвалу, — более чем сухо возразил я, — но что касается собственно цели вашего визита, должен признать, она по-прежнему остается для меня тайной.

— Тут все просто. Я зашел сделать вам предложение: беремся за дело вместе. С вашей крепкой головой и моими талантами — смею сказать, тоже незаурядными — мы словим этого подлого убивца быстрее, чем слепая лошадь наскочит на столб!

Предложение полковника прозвучало столь неожиданно, что на какой-то миг я лишился дара речи.

— Должен ли я понимать вас так, — спросил я наконец, — что вы предлагаете мне своего рода партнерство?

— Точно в яблочко, Кротик!

И еще мгновение прошло, прежде чем я сумел осмыслить этот странный поворот событий.

— А как же полицейские? Ведь они, избранные служители закона, а не частные граждане в первую очередь должны заниматься преследованием и задержанием опасных преступников.

Крокетт снял с колена свою широкополую шляпу, расцепил скрещенные ноги и подался вперед, ближе ко мне:

— Пусть уж капитан Расселл и его присные не обижаются, а только пользы от них немного, Кротик. Обычные полицейские служаки, во всем придерживаются правил, ползут, как застывшая патока в январские холода. К тому же, — с ухмылкой добавил он, — я не частный гражданин, а самый что ни на есть заправский конгрессмен Соединенных Штатов!

— Вот именно, — подхватил я, придавая своему лицу выражение хотя и не откровенной насмешки, но все же вполне безошибочного скептицизма. — И мне бы не хотелось неверно истолковать ваши побуждения, но мне представляется, что им не чужда и политика, не так ли?

Это замечание вызвало необычайную реакцию у обычно весьма бойкого покорителя границ, а именно — пусть не поймут меня превратно — он впервые погрузился в глубокое размышление. Улыбка его угасла, лоб нахмурился, и, потупив взор, он медленно, задумчиво кивнул. Когда после достаточно затянувшейся паузы он открыл рот, я услышал от него непривычно серьезный ответ.

— Вы отчасти правы, Кротик, — признал он. — Если я поймаю того подлого негодяя, который прикончил несчастную миссис Макриди, это не повредит мне на выборах, вовсе нет.

И тут же его лицо подверглось новой, не менее удивительной метаморфозе, и мрачность сменилась свирепой решимостью.

— Но вы промахнулись мимо цели, ежели вообразили, что лишь ради этого я хочу загнать подонка! — заявил он. — Своими собственными гляделками вы видели, как он разделался с бедной вдовушкой! Да от такого зрелища волосы дыбом встанут, все равно что колючки на кактусе. И вы думаете, я буду сидеть себе тихо и пальцем не шевельну, пока бесчеловечный дьявол на свободе?! Ну нет, Кротик, вы понятия не имеете, кто такой Дэви Крокетт, вот что я вам скажу!

К моему удивлению, эта страстная речь пробудила во мне вполне искреннее (хотя и небезоговорочное) уважение. Беспримесная чистота его побуждений по-прежнему вызывала у меня сомнения, однако же столь одухотворенная речь вызвала бы отзвук в душе любого мужчины, кроме разве что безнадежного флегматика. Как справедливо отметил Крокетт, я тоже был свидетелем кошмарной жестокости, и это зрелище воспламенило также и в моей груди не менее пламенное желание добиться справедливой кары для виновника этого преступления. Участие в столь благородном начинании послужило бы к вящему моему удовлетворению.

Более того, приняв это предложение, я сумел бы раз и навсегда показать самонадеянному герою, что человек исключительных умственных способностей благодаря несомненному превосходству интеллекта над физической силой заведомо достигает большего и заслуживает высших отличий по сравнению с тем, кто наделен лишь физическими данными. Но должен заметить, что личное соперничество с Крокеттом не играло никакой роли в принятом мной решении, поскольку такого рода мелочные расчеты совершенно чужды моей природе.

— Ну, что скажете, Кротик? — настоятельно повторил Крокетт, не давая мне хорошенько обдумать ситуацию.

Выпрямившись в кресле, я посмотрел покорителю границ прямо в глаза с выражением самой торжественной и целеустремленной решимости.

— Полковник Крокетт! — провозгласил я. — Тщательно поразмыслив над вашим столь явно заслуживающим внимания предложением, я пришел к выводу, что мой святой долг — не только гражданина, но и человеческого существа — заключается в том, чтобы всемерно способствовать поискам ответа на эту жуткую загадку. И потому я склонен ответить утвердительно.

Неисправимый охотник на бизонов высоко вскинул руку, издал радостный клич и звучно хлопнул себя по колену:

— Черт побери, Кротик, именно на такой ответ я и рассчитывал! Да мы с вами схватим это ядовитое пресмыкачее прежде, чем вы успеете выговорить «Джек Робинсон»!

Настолько заразителен оказался энтузиазм Крокетта, что я почти против воли ответил ему снисходительной улыбкой, которая, правда, быстро увяла под влиянием новой тревожной мысли.

— Однако, полковник Крокетт, у вас, несомненно, есть важные обязательства, неотложно призывающие вас. Хотя мне было бы неприятно подвергать сомнению ваш оптимизм, весьма вероятно, что эту загадку не удастся разрешить мгновенно, как вы рассчитываете.

— Верно, точно в проповеди, Кротик, — всех, кому я срочно требуюсь, и палкой не перебьешь. Вон бостонские шишки собрались задать мне послезавтра обед в Тремонт-Хаусе. Ничего, вечеринка малость подождет. Нет, сэр, — повторил он, эмфатически качая головой, — я не намерен распрощаться с вашим славным городом, пока не уличим виновного.

— Что ж, полковник Крокетт, — отвечал я, — если расследование займет больше времени, чем вы надеялись, по крайней мере вы воспользуетесь привилегией провести лишние дни в Балтиморе, который вы справедливо назвали «славным городом», — я бы также назвал его одной из наиболее прогрессивных столиц культуры! — Приподняв бровь, я добавил лукаво: — Полагаю, ваша новая знакомая успела с утра познакомить вас с кое-какими достопримечательностями?

— Мэриэнн Муллени? — переспросил полковник с решительно ухарской усмешкой. — Да уж, эта милая малышка была как нельзя более приветлива. Именно, сэр, она показала мне пару штучек, от которых у меня глаза выпучились, точно у лягушки-быка.

— Не сомневаюсь, — сухо ответствовал я. — И какое же из этих чудес, если осмелюсь спросить, в особенности поразило вас?

— Дайте подумать, — пробормотал он, поглаживая широкий, чисто выбритый подбородок. — Взять хоть это великостательный собор — ничего подобного в жизни не видывал. И театр на Холлидей-стрит. И то огроменное здание — там, на Гей-стрит.

— Ах да, — подхватил я. — Здание «Новой экспортно-импортной торговой ассоциации», одной из главенствующих коммерческих структур Балтимора.

— То самое — вот уж фиговина! А еще колоссенная статуя Джорджа Вашингтона, про которую я много слыхал. Вырви-глаз, да и только! Признаться, не слишком-то мне по душе видеть какого угодно человека, будь он хоть президент Соединенных Штатов, вознесенным на такую высоту. Как-то оно не совсем правильно. Хотя наш нынешний ничего бы против не имел, если б и его там поставили. Черт, старина Энди Джексон уж так превознесся, что… Эй, Кротик, что это на вас нашло?

В тот момент я не имел возможности видеть выражение своего лица, но, конечно же, оно сделалось достаточно оригинальным, если вынудило разошедшегося первопроходца споткнуться на полуслове. Но сколь бы странным ни выглядело мое лицо внешне, то было лишь слабое отражение крайнего внутреннего волнения, кое вздымало и колебало мою грудь.

— Какого дьявола, Кротик? — настойчиво повторил полковник.

— Разумеется! — воскликнул я, глядя на лист бумаги, который я по-прежнему сжимал в руках. — Не одно слово, а два!

Резко поднявшись с места, Крокетт зашел за мое кресло и глянул мне через плечо.

— Придержите вожжи, Кротик! — попросил он. — Чересчур вы разогнались, на мой вкус.

— Буквы над кроватью миссис Макриди! Я исходил из гипотезы, что это одно слово. Но предположим, что их два. Учитывая экстраординарные, даже противоестественные обстоятельства, в которых они написаны, — автором послания, полагаю, был не кто иной, как муж, сотворивый сие, а отнюдь не злосчастная жертва, — вполне возможно, что разделяющая слова лакуна была пропущена и они слились воедино.

— Что-то не скумекаю, о чем вы, Кротик.

— Смотрите! — воскликнул я и, взяв карандаш, быстро заполнил четыре пропуска буквами W, X, Р и Т, создав тем самым следующую графему.

NEWEXPORT

— И какого дьявола это значит, Кротик? Ничего не пойму.

— «Новый Экспорт»!

— Вы о том здании, которое я видел с утра — как его бишь?

— Вот именно! Здание «Новой экспортно-импортной торговой ассоциации». Как раз прозвучавшее минуту назад из ваших уст упоминание и подтолкнуло меня к этому выводу.

— Гром и молния! Какое отношение эта контора имеет к несчастной миссис Макриди? — глубоко озадаченным тоном переспросил пограничный житель.

— То-то и оно, полковник Крокетт, — отвечал я, а гроза границ тем временем вернулся к креслу и снова опустился в него. — Позволю себе процитировать Стратфордского Лебе дя: вот в чем вопрос.[23] А что касается ответа — здесь я пока воздержусь от определенного суждения. Я могу лишь предложить свою гипотезу.

— Выкладывайте, Кротик, я весь обратился в слух.

— Я вижу здесь намек на покойного супруга миссис Макриди, Джуниуса, который большую часть своей жизни состоял в числе самых состоятельных граждан Балтимора.

— В последние годы этот джентльмен сделался жертвой превратностей судьбы и почти полностью разорился, что привело к его скорому физическому упадку и преждевременной кончине. Подробности постигшей его катастрофы мне, разумеется, неизвестны. Но когда все это совершалось, ходил слух, что его падению способствовала, если не впрямую спровоцировала его, ожесточенная вражда с членами другого выдающегося балтиморского семейства, а именно — с Ашерами, чье состояние также заметно сократилось из-за этой маниакальной вендетты с Макриди. И не только их богатству был нанесен жестокий удар, но и сам патриарх этого рода, Сэмюел Ашер, как и его ненавистный супротивник Джуниус Макриди, был сокрушен и вскоре также умер, оставив двух взрослых детей, склонных к полному уединению и, по слухам, крайне эксцентричных.

— И как вы, Кротик, во имя всех ангелов и бесов, запихаете в эту историю ваше здание?

Подавшись вперед в кресле, я смерил пограничного жителя жестким немигающим взглядом.

— Согласно сообщениям, публиковавшимся в газетах в пору упадка мистера Макриди, — начал я, — первопричиной горькой распри между ним и Ашерами стало то самое здание, ибо основными патронами этой дорогостоящей и экстравагантной постройки стали оба вышеназванных джентльмена.

Несколько мгновений полковник молчал, нахмурясь и жуя в задумчивости нижнюю губу.

— И вы, стало быть, прикидываете, что эти самые детки Ашера могли руку приложить к убийству миссис Макриди? — уточнил он наконец.

— Учитывая широко распространенный слух об их наклонности к аномальному, если не вовсе ненормальному поведению, и ту ядовитую вражду, что на протяжении многих лет отравляла отношения между обеими сторонами, подобную вероятность нельзя вовсе исключать из рассмотрения.

— В таком случае, — заявил полковник и сразу же поднялся на ноги, — путь наш прям, точно выстрел: начнем с небольшого дружеского визита чтим самым Ашерам. Где они проживают, Кротик?

— Они по-прежнему обитают в доме своих предков, некогда величественном, а ныне пришедшем в упадок особняке, расположенном в некотором отдалении от города, в сельской местности — приблизительно в двадцати милях.

Нахлобучив на голову свою широкополую шляпу, покоритель границы воскликнул:

— Отлично, Кротик, в таком случае нам стоит малость всхрапнуть, а с утра найму нам пару лошадок в конюшне и заеду за вами сразу после завтрака.

— Это предложение кажется мне весьма разумным, — одобрил я, в свою очередь поднимаясь с кресла. — Позвольте проводить вас до двери.

Я вышел впереди полковника из гостиной и по узкому коридору проводил его до парадного входа. На пороге я обернулся к нему и предупредил:

— Еще один момент, полковник Крокетт. Хотя я с величайшей готовностью берусь за это предприятие, одну клаузулу я должен оговорить заблаговременно.

Брови полковника сдвинулись, выражая глубокое недоумение.

— Начиная с этой минуты, я желаю, чтобы вы обращались ко мне по имени, — пояснил я. — Я не могу и не стану более терпеть постоянное сравнение меня с досаждающим людям видом вредителей, известным в науке как Squalopus aquaticus Linnaeus.

С минуту полковник молча взирал на меня, широко разинув рот от изумления, как будто неистовая сила моего заявления лишила его дара речи. Наконец, лицо его прояснилось, и широкая усмешка медленно расползлась по нему.

— Слушайте, я и не сразу понял, к чему вы клоните, — ответил он со смешком. — Рад служить, Кр… то бишь По! — И, скрепляя установившееся между нами взаимопонимание, он протянул мне свою мощную десницу.

Я вежливо пожал ему руку. С прощальным поклоном герой пограничья отворил дверь, шагнул в вечерний туман, и на том мы расстались до нового дня.