"Собрание сочинений, том 14" - читать интересную книгу автора (Маркс Карл, Энгельс Фридрих, К Маркс и Ф...)

Ф. ЭНГЕЛЬС АРМИЯ[1]

Армия — организованное объединение вооруженных людей, содержащееся государством в целях наступательной или оборонительной войны. Из армий древнего мира первой, о которой мы имеем сколько-нибудь достоверные сведения, является армия Египта. Эпоха ее славы совпадает с царствованием Рамсеса II (Сесостриса); рисунки и надписи на многочисленных памятниках его царствования, повествующие о его подвигах, являются главным источником наших сведений о состоянии военного дела у египтян. Военная каста Египта делилась на два разряда — хермотибов и каласиров[2]; в лучшие времена первый насчитывал 160000 человек, второй — 250000. Эти два разряда, по-видимому, отличались друг от друга исключительно возрастом или продолжительностью службы, так что каласиры через определенное количество лет переходили в разряд хермотибов или в запас. Вся армия размещалась в своего рода военных поселениях, причем каждый воин получал обширный участок земли в качестве вознаграждения за свою службу. Поселения эти были расположены главным образом в нижней части страны, где можно было ожидать нападений со стороны соседних азиатских государств; лишь несколько поселений было основано по Верхнему Нилу, так как эфиопы являлись не очень грозным противником. Сила армии была в ее пехоте, особенно — в ее лучниках. Помимо последних в ней имелись отряды пехотинцев, различно вооруженных и сформированных в батальоны[3] в зависимости от их вооружения: копейщики, меченосцы, воины, вооруженные палицами, пращники и т. д. Пехоту поддерживали многочисленные боевые колесницы, с двумя воинами на каждой: возницей и стрелком из лука.

Изображение конницы на памятниках не встречается. Единственный рисунок, изображающий человека верхом на лошади, относят к римской эпохе, и по-видимому правильно предположить, что использование лошади для верховой езды и применение конницы стало известно египтянам только благодаря их азиатским соседям. В более поздний период, как это несомненно явствует из единодушных свидетельств на этот счет древних историков, египтяне располагали многочисленной конницей, которая действовала, как и всякая кавалерия древнего времени, на флангах пехоты. Защитное вооружение египтян состояло из щитов, шлемов, нагрудников или кольчуг, изготовлявшихся из различного материала. Их способ атаки укрепленной позиции обнаруживает многие из приемов и ухищрений, известных грекам и римлянам. У них имелись testudo, или таран, винея[4] и штурмовая лестница; но утверждение сэра Г. Уилкинсона, что они также были знакомы с применением подвижных башен и умели вести подкопы стен, является всего лишь гипотезой[5]. Со времен Псамметиха египтяне содержали отряд греческих наемников, которые тоже были поселены в Нижнем Египте.

Ассирия дает нам самый ранний образец тех азиатских армий, которые свыше тысячи лет боролись за обладание странами между Средиземным морем и Индом. Здесь, как и в Египте, главным источником наших сведений служат материальные памятники. Судя по ним, пехота была вооружена подобно египетской, хотя лук, по-видимому, играл меньшую роль, а защитное и наступательное вооружение, как правило, отличалось лучшей выделкой и более изящным внешним видом. Кроме того, здесь было больше разнообразия в вооружении ввиду больших размеров империи. Главным оружием были копье, лук, меч и кинжал. Ассирийцы в армии Ксеркса изображены также с окованными железом палицами. Защитное вооружение состояло из шлема (часто изготовленного с большим вкусом), войлочного или кожаного панциря и щита. Боевые колесницы все еще составляли важный элемент армии; в колеснице помещалось два человека, причем возница должен был-прикрывать щитом лучника. Многие воины, сражавшиеся на колесницах, изображены в длинных чешуйчатых панцирях. Кроме того, существовала конница, с которой впервые мы встречаемся именно здесь. На более ранних скульптурных памятниках всадник сидит на неоседланной лошади; позднее вводится нечто вроде мягкого седла, а на одной скульптуре изображено высокое седло, похожее на употребляемые ныне на Востоке. Кавалерия вряд ли значительно отличалась от кавалерии персов и более поздних восточных народов. Это была легкая, иррегулярная конница, атакующая беспорядочными группами, легко отражаемая хорошо вооруженной и стойкой пехотой, но грозная для приведенной в расстройство или разбитой армии. В соответствии с этим она изображалась в строю позади воинов, сражавшихся на колесницах, которые, по-видимому, составляли аристократический род войск. В тактике пехоты был, очевидно, достигнут некоторый прогресс в смысле правильности движений и построений. Лучники либо сражались впереди, тогда каждого из них прикрывал щитоносец, либо же составляли заднюю шеренгу, и тогда воины первой и второй шеренг, вооруженные копьями, нагибались или становились на колено, чтобы они могли стрелять. Ассирийцы несомненно были знакомы с использованием при осадах подвижных башен и устройством подкопов, а из одного места в книге Иезекииля[6] можно, пожалуй, заключить, что они воздвигали нечто вроде насыпи или искусственного холма для того, чтобы господствовать над стенами осаждаемого города, — примитивный зачаток римского agger {вала. Ред.}. Их подвижные и неподвижные башни также сооружались вышиной до уровня стены осаждаемой крепости и еще выше, чтобы они господствовали над нею. Ассирийцы применяли также тараны и винеи; так как их армии были многочисленны, то они отводили целые рукава рек в новые русла, чтобы овладеть подступами к слабому участку фронта атакуемой крепости или воспользоваться сухим руслом реки как проходом в эту крепость. Армии вавилонян были, видимо, подобны ассирийским, но конкретные подробности о них неизвестны.

Персидская империя обязана своим величием ее основателям — воинственным кочевникам нынешнего Фарсистана, страны наездников, в которой конница сразу приобрела то господствующее положение, какое она с тех пор занимала во всех восточных армиях вплоть до недавнего времени, когда в этих армиях было введено современное европейское военное обучение. Дарий Гистасп создал постоянную армию, чтобы держать в повиновении завоеванные провинции, а также предупреждать частые мятежи сатрапов, или гражданских губернаторов. Каждая провинция, таким образом, имела свой гарнизон под командой особого начальника; кроме того, отряды войск размещались в укрепленных городах. Расходы по содержанию этих войск должны были нести провинции. В эту постоянную армию входила также гвардия царя — 10000 отборных пехотинцев («бессмертные», Athanatoi), блиставших золотыми доспехами; в походах их сопровождали длинные вереницы повозок с гаремами и слугами, а также караваны верблюдов с припасами; в царскую гвардию входили, кроме того, 1000 воинов, вооруженных алебардами, 1000 всадников конной гвардии и многочисленные боевые колесницы, причем некоторые из них были вооружены косами. Для больших экспедиций этих вооруженных сил считалось недостаточно, и во всех провинциях империи производился общий набор. В совокупности эти разнообразные контингенты образовывали подлинно восточную армию, составленную из самых разнородных частей, которые отличались друг от друга вооружением и способом ведения боя; ее сопровождали громадный обоз и бесчисленное множество обслуживающих армию людей. Именно присутствием этих последних мы должны объяснить ту громадную численность персидских армий, о которой говорят греки. Воины, в зависимости от своей национальной принадлежности, были вооружены луками, дротиками, копьями, мечами, палицами, кинжалами, пращами и т. п. Контингент каждой провинции находился под отдельным командованием; эти контингенты, согласно Геродоту, по-видимому, подразделялись на десятки, сотни, тысячи и пр., причем каждая десятичная воинская единица имела во главе офицера[7]. Командование крупными соединениями или крыльями армии обыкновенно поручалось членам царской семьи. В пехоте персы и другие арийские народы (мидяне и бактряне) составляли elite {отборную часть. Ред.}. Они были вооружены луками, копьями средней величины и короткими мечами; голову защищали чем-то вроде тюрбана, туловище — одеждой, покрытой железными пластинками; щит большей частью делался из плетеных прутьев. И все же эта elite, как и остальная персидская пехота, терпела жестокое поражение всякий раз, когда ей приходилось иметь дело даже с самыми немногочисленными отрядами греков; против зарождающейся фаланги Спарты и Афин эти неповоротливые и беспорядочные толпы были способны только на пассивное сопротивление, свидетельство тому — Марафон, Платеи, Микале и Фермопилы[8]. Боевые колесницы, которые в персидской армии появляются в последний раз в истории, могли быть полезны на совершенно ровной местности против такой пестрой толпы, какой была сама персидская пехота, но против плотной массы копейщиков, которую образовывали греки, или против легких войск, использовавших неровности местности, они были более чем бесполезны. Малейшее препятствие останавливало их. Во время сражения лошади пугались и, не слушаясь возниц, топтали собственную пехоту.

Что касается кавалерии, то более ранние периоды империи дают нам мало доказательств ее высоких качеств. На Марафонской равнине, — удобной для конницы местности, — у персов было 10000 всадников, и все же последние не смогли прорвать ряды афинян. В более поздние времена конница отличилась в сражении на Гранике[9], где, построенная в одну линию, она напала на головные части македонских колонн, поднимавшихся на берег после перехода реки вброд, и опрокинула их прежде, чем они смогли развернуться. Таким образом она в течение длительного времени успешно действовала против авангарда Александра, которым командовал Птолемей, пока не подошли главные силы, а на ее флангах не появились легкие войска, после чего ей пришлось отступить ввиду отсутствия второй линии или резерва. Но в этот период персидская армия была усилена влившимся в нее греческим элементом, а именно греческими наемниками, которых, вскоре после Ксеркса, цари стали нанимать на службу, и кавалерийская тактика, примененная Мемноном в сражении на Гранике, отличается столь неазиатским характером, что мы можем, даже при отсутствии достоверных сведений, смело приписать ее греческому влиянию.

Греческие армии являются первыми, об организации которых во всех ее деталях мы имеем обширные и точные сведения. Можно сказать, что вместе с ними начинается история тактики, в особенности тактики пехоты. Не останавливаясь на описании военной системы героического периода Греции, как она изображена Гомером, когда кавалерия была еще неизвестна, когда знать и вожди сражались на боевых колесницах или сходили с них для поединка с равным по знатности противником и когда пехота, по-видимому, была не многим лучше азиатской, мы сразу перейдем к военным силам Афин в эпоху их величия. В Афинах каждый свободнорожденный мужчина был обязан нести военную службу. Только лица, занимавшие определенные государственные должности, а в более ранний период и четвертый, или беднейший, класс свободных освобождались от воинской повинности[10]. Это была милиционная система, основанная на рабстве. Каждый юноша по достижении 18 лет должен был отбывать военную службу в течение двух лет, особенно по охране границ. В течение этого времени он завершал свое военное обучение и в дальнейшем оставался военнообязанным вплоть до 60 лет. В случае войны собрание граждан устанавливало число людей, подлежащих призыву; только в крайних случаях прибегали к levees en masse {всеобщему набору. Ред}. (панстратия).

Десять стратегов, ежегодно избиравшихся народом, должны были производить набор этих войск и формировать их, причем члены каждого племени, или филы, составляли отряд под командой особого филарха. Филархи, как итаксиархи, или командиры рот, также избирались народом. Все призванные составляли тяжелую пехоту (гоплиты), предназначенную для образования фаланги, или глубокого линейного строя копейщиков; из этой пехоты первоначально состояли все вооруженные силы, а позднее, когда к ней были добавлены легкие войска и конница, она оставалась их основным стержнем — родом войск, решавшим исход сражения. Фаланга имела различную глубину; мы встречаем упоминания о фалангах глубиной в 8, 12, 25 шеренг. Вооружение гоплитов состояло из нагрудника или панциря, шлема, овального щита, копья и короткого меча. Сила афинской фаланги заключалась в атаке; она славилась своим бешеным натиском при нападении, в особенности после того, как Мильтиад ввел при Марафоне ускорение шага во время атаки, так что пехота устремлялась на врага бегом. Но в обороне афинскую фалангу превосходила спартанская, более устойчивая и теснее сомкнутая. В то время как при Марафоне все войско афинян состояло из тяжеловооруженной фаланги в 10000 гоплитов, при Платеях они имели, кроме 8000 гоплитов, такое же число легкой пехоты. Страшная угроза персидских вторжений вызывала необходимость увеличения числа военнообязанных; в их списки был внесен беднейший класс населения — феты. Из последних формировались легкие войска (гимнеты, псилы); они либо совсем не имели защитного вооружения, либо у них был один только щит; они имели копье и дротики. С расширением власти Афин их легкие войска были усилены контингентами союзников[11] и даже наемными войсками. В армию были включены жители Акарнании, Этолии и Крита, славившиеся как стрелки из лука и пращники. Была сформирована промежуточная — между легковооруженными и гоплитами — разновидность войск, пелтасты, вооруженная как легкая пехота, но способная захватывать и удерживать позиции. Однако эти войска не имели большого значения до тех пор, пока после Пелопоннесской войны[12] Ификрат не реорганизовал их. Легкие войска афинян пользовались хорошей репутацией за сметливость и быстроту, как в принятии боевых решений, так и в их выполнении. В ряде случаев, — вероятно на пересеченной местности, — они с успехом противостояли даже спартанской фаланге. Создание афинской конницы относится к тому времени, когда республика была уже богата и могущественна. Гористая поверхность Аттики была неблагоприятна для этого рода войск, но соседство Фессалии и Беотии — областей, богатых лошадьми, и поэтому первыми сформировавших конницу, — скоро привело к созданию ее и в других государствах Греции. Афинская конница, сначала насчитывавшая 309, затем 600 и даже 1000 всадников, комплектовалась из самых богатых граждан и существовала постоянно, даже в мирное время. Это была весьма боеспособная часть армии, чрезвычайно бдительная, сметливая и инициативная. В бою она, как и легкая пехота, обыкновенно занимала позицию на крыльях фаланги. В более поздний период афиняне содержали также наемный отряд в 200 конных лучников (гиппотоксотов). Вплоть до эпохи Перикла афинский воин не получал никакой платы. Позже ему стали платить 2 обола (кроме того еще 2 обола на продовольствие, которое воин должен был сам добывать), а иногда гоплиты получали даже 2 драхмы. Командиры получали двойную, воины-кавалеристы — тройную, а военачальники — четырехкратную плату. Одна только тяжеловооруженная конница обходилась в мирное время в 40 талантов (40000 долларов) в год, а во время войны — значительно дороже. Боевой порядок и способ ведения боя были чрезвычайно просты: фаланга образовывала центр, причем воины выдвигали свои копья и прикрывали весь фронт стеной своих щитов. Они атаковали вражескую фалангу параллельным фронтом. Если при первом натиске не удавалось расстроить боевой порядок противника, то исход сражения решала рукопашная схватка мечами. Одновременно легкая пехота и конница либо атаковали соответствующие войска противника, либо старались действовать на флангах и в тылу его фаланги и использовать малейшее замешательство в ее рядах. В случае победы они осуществляли преследование, в случае поражения по возможности прикрывали отступление. Они использовались также для разведки и набегов, беспокоили противника, когда он находился на марше, в особенности когда ему случалось проходить через дефиле, и старались перехватывать его обозы и отставших. Таким образом, боевой порядок был крайне прост; фаланга всегда действовала как одно целое; расчленение ее на более мелкие единицы не имело тактического значения; их начальники были обязаны лишь наблюдать за тем, чтобы строй фаланги не нарушался или чтобы он по крайней мере быстро восстанавливался. Выше на нескольких примерах мы показали, какова была численность афинской армии во время персидских войн. В начале Пелопоннесской войны она насчитывала 13000 гоплитов для полевой службы, 16000 (из самых молодых и самых старых солдат) для гарнизонной службы, 1200 всадников и 1600 лучников. По подсчетам Бека войско, посланное против Сиракуз, насчитывало 38560 человек, отправленные затем подкрепления доходили до 26000 человек, а всего — около 65000. После полного провала этой экспедиции[13] Афины поистине были истощены не меньше, чем Франция после русской кампании 1812 года.

Среди государств Греции Спарта была военным государством par excellence {по преимуществу. Ред.}. Если общее физическое воспитание афинян развивало ловкость наравне с физической силой, то спартанцы направляли свое внимание преимущественно на развитие силы, стойкости и выносливости воинов. Стойкость в строю и соблюдение воинской чести они ценили выше, чем сметливость. Афинянин воспитывался так, как если бы ему предстояло сражаться в рядах легких войск, хотя он был подготовлен, чтобы во время войны занять строго определенное место в тяжеловооруженной фаланге; спартанец, напротив, воспитывался исключительно для службы в фаланге. Отсюда явствует, что пока фаланга решала исход боя, спартанец в конечном счете одерживал верх. В Спарте каждый свободный гражданин числился в списках армии с 20 до 60 лет. Эфоры определяли число подлежащих призыву, который обыкновенно производился среди людей среднего возраста, от 30 до 40 лет. Как и в Афинах, люди одного и того же племени или одной и той же местности зачислялись в один и тот же отряд. В основе организации армии лежали братства (эномотии), созданные Ликургом; два братства составляли пентекостис, 2 пентекостиса соединялись в лох, а 8 пентекостисов, или 4 лоха, составляли мору. Такова была организация во времена Ксенофонта; в более ранние периоды она, по-видимому, была иной. Численность моры определяют различно — от 400 до 900 человек; а количество мор одно время доходило, как утверждают, до 600. Эти различные отряды свободных спартанцев составляли фалангу; гоплиты, образовывавшие ее, были вооружены копьями, короткими мечами и щитами, привязанными к шее. Позднее Клеомен ввел в употребление широкий карийский щит, закрепленный повязкой на левой руке и оставлявший кисти обеих рук воина свободными. Спартанцы считали позором для своих воинов, если они возвращались после поражения без щита; сохранение щита служило доказательством того, что отступление было совершено в полном порядке и в сплоченной фаланге, тогда как одиночные беглецы, спасая бегством собственную жизнь, конечно, были вынуждены бросать свои неуклюжие щиты. Спартанская фаланга обыкновенно имела 8 шеренг в глубину, но иногда глубина ее удваивалась размещением одного крыла позади другого. Воины, вероятно, двигались в ногу; применялись также некоторые простейшие перестроения, как, например, перемена фронта полуоборотом каждого воина, выдвижение или оттягивание крыла путем захождения плечом и т. д., но они, по-видимому, были введены только в более поздний период. В свои лучшие времена спартанская фаланга, как и афинская, знала только атаку параллельным фронтом. Дистанции между шеренгами фаланги были: в походе — 6 футов, во время атаки — 3 фута, а при отражении атаки — лишь 1¹/₂ фута. Армией командовал один из царей; он и его свита (дамозия) находились в центре фаланги. Впоследствии, когда число свободных спартанцев значительно уменьшилось, численность фаланги поддерживалась путем отбора воинов среди зависимых периэков[14]. Численность конницы никогда не превышала 600 человек, разделенных на отряды (уламы) по 50 человек. Она только прикрывала фланги. Кроме того существовал отряд в 300 всадников — elite спартанской молодежи, но в бою они спешивались и образовывали нечто вроде отряда гоплитов-телохранителей, окружавших царя. Из легких войск у спартанцев имелись скириты — жители гор, расположенных близ Аркадии, — которые обычно прикрывали левый фланг; кроме того гоплиты фаланги имели слуг-илотов[15], которые в бою должны были играть роль застрельщиков. Так в сражении при Платеях 5000 гоплитов привели с собой 35000 легковооруженных илотов, но в истории мы не находим никаких сведений о действиях этих последних.

После Пелопоннесской войны несложная тактика греков претерпела значительные изменения. В сражении при Левктрах[16] Эпаминонду с небольшими силами фиванцев пришлось иметь дело с гораздо более многочисленной и до того времени непобедимой спартанской фалангой. Обыкновенная атака параллельным фронтом здесь означала бы верное поражение, ибо оба крыла Эпаминонда подверглись бы охвату со стороны более протяженного фронта противника. Эпаминонд вместо того, чтобы наступать в линейном строю, построил свою армию в глубокую колонну и двинулся против одного из крыльев спартанской фаланги, где находился царь. Ему удалось прорвать линию спартанцев в этом решающем пункте; затем он повернул свое войско п, двигаясь в обе стороны от прорыва, сам обошел с флангов прорванную линию фаланги, которая не могла образовать нового фронта, не расстраивая своего тактического порядка. В сражении при Мантинее[17] спартанцы придали своей фаланге более глубокое построение, но фиванская колонна все-таки снова прорвала ее. Агесилай в Спарте, Тимофей, Ификрат, Хабрий в Афинах тоже внесли изменения в тактику пехоты. Ификрат усовершенствовал организацию пелтастов — вида легкой пехоты, способной, однако, в необходимых случаях сражаться в линейном строю. Они были вооружены небольшим круглым щитом, панцирем из плотного холста и длинным деревянным копьем. В обороне Хабрий заставлял первые шеренги фаланги становиться на колено для отражения неприятельской атаки. Были введены полные каре, а также другие виды колонны и т. п., и в соответствии с этим развертывание разных боевых порядков стало составной частью элементарной тактики. В то же время уделялось больше внимания легкой пехоте всех видов; у своих варварских и полуварварских соседей греки заимствовали различные виды вооружения, ввели конных и пеших лучников, пращников и т. п. Большинство воинов этого периода составляли наемники. Богатые граждане, вместо того, чтобы самим отбывать воинскую повинность, находили для себя более удобным оплачивать заместителей. Характер фаланги как преимущественно национальной части армии, в которую допускались только свободные граждане государства, таким образом пострадал от этой примеси наемников, не имевших права гражданства. Накануне македонской эпохи Греция и ее колонии, подобно Швейцарии XVIII и XIX веков, являлись рынком для воинов-авантюристов и наемников. Египетские фараоны еще в ранний период формировали отряд греческих войск. Впоследствии персидский царь придал своей армии известную устойчивость, включив в нее отряд греческих наемников. Предводители этих отрядов были настоящими кондотьерами, подобно кондотьерам Италии XVI века. В этот период были введены в употребление, особенно афинянами, различные военные машины для метания камней, дротиков и зажигательных снарядов. Уже Перикл пользовался некоторыми из таких машин при осаде Самоса[18]. Осады велись посредством сооружения контрвалационной линии со рвом или парапетом, тянувшейся вокруг крепости; при этом стремились разместить военные машины на господствующей позиции вблизи стен. Для разрушения стен обыкновенно прибегали к подкопам. При штурме колонна образовывала синаспизм, то есть наружные ряды держали щиты перед собой, а внутренние — над головами, образуя, таким образом, крышу (у римлян она называлась testudo) для защиты от снарядов противника.

В то время как греческое военное искусство было таким образом направлено прежде всего в сторону создания из податливого материала наемных отрядов разного рода новых и искусственных формирований, в сторону заимствования или изобретения новых разновидностей легких войск, в ущерб древней дорической тяжеловооруженной фаланге, которая в ту эпоху одна могла решать исход сражений, — в это время выросла монархия, которая, усвоив все подлинные усовершенствования, создала из тяжеловооруженных пехотинцев формирование таких громадных размеров, что ни одна из армий, пришедших с ним в столкновение, не могла противостоять его натиску. Филипп Македонский сформировал постоянную армию, состоявшую из 30000 пехотинцев и 3000 кавалеристов. Главную часть армии составляла громадная фаланга, насчитывавшая примерно 16000 или 18000 человек и построенная по принципу спартанской фаланги, но лучше вооруженная. Небольшой греческий щит был заменен большим продолговатым карийским щитом, а копье средних размеров — македонским копьем (сариссой) длиною в 24 фута. Глубина этой фаланги колебалась при Филиппе от 8 до 10, 12, 24 шеренг. При чрезвычайной длине копья каждая из шести передних шеренг, опуская копья, могла выдвигать их острия впереди первой шеренги. Стройное движение таким растянутым фронтом в 1000–2000 человек предполагает совершенство элементарного обучения, которым поэтому непрерывно и занимались. Александр завершил создание этой организации. Его фаланга обычно насчитывала 16384 человека и имела в глубину 16 шеренг, по 1024 человека в каждой. Ряд из 16 человек — лох — находился под командой лохагоса, который стоял в передней шеренге. Два таких ряда составляли дилох, 2 дилоха — тетрарх, 2 тетрарха — таксиарх, 2 таксиарха — ксенагу, или синтагму, то есть построение, имевшее 16 человек по фронту и 16 в глубину. Это была эволюционная единица; на марше войска передвигались ксенагами, составлявшими колонны с фронтом по 16 человек. Шестнадцать ксенаг (составлявшие 8 пентекосиархов, или 4 хилиарха, или 2 теларха) образовывали малую фалангу; 2 малых фаланги — дифалангарх, а 4 — тетрафалан-гарх, или собственно фалангу. Каждая из этих единиц имела своего командира. Дифалангарх правого крыла называли головой, дифалангарх левого крыла — хвостом, или тылом. Всякий раз, когда требовалась особая устойчивость, левое крыло занимало место позади правого; образовывалось построение в 512 человек по фронту и 32 — в глубину. С другой стороны, развертыванием 8 задних шеренг влево от передних можно было удвоить протяженность фронта и уменьшить глубину до 8 шеренг. Расстояния между шеренгами и рядами были те же, что и у спартанцев, но сомкнутый строй был так плотен, что внутри фаланги отдельный воин не мог повернуться, Во время сражения интервалы между составными единицами фаланги не допускались: фаланга образовывала одну непрерывную линию, которая атаковала en muraille {стеной. Ред.}. Фаланга состояла исключительно из македонских добровольцев, однако после завоевания Греции в нее могли входить и греки[19]. Ее воинами были только тяжеловооруженные гоплиты. Кроме щита и копья они носили шлем и меч, хотя после атаки этого леса копий необходимость в рукопашном бое мечами не могла возникать очень часто. Но когда фаланге пришлось встретиться с римским легионом, положение оказалось совсем иным. Вся фаланговая система, с ранней дорической эпохи вплоть до распада Македонской империи, страдала одним крупным недостатком: ей не хватало гибкости. Эти длинные и глубокие линии могли равномерно передвигаться, сохраняя строй лишь на ровной и открытой местности. Каждое встречное препятствие заставляло фалангу строиться в колонну, но в таком построении она не была пригодна к действию. Кроме того фаланга не имела второй линии или резерва. Поэтому, как только ей приходилось встречаться с армией, подразделенной на менее крупные единицы, способной обходить неровности местности, не нарушая своего боевого порядка, и построенной в несколько линий, поддерживающих одна другую, фаланге приходилось вступать на пересеченную местность, где этот новый противник полностью рассекал ее на части. Но для таких противников, каких Александр имел перед собой в сражении при Арбелах[20], его две большие фаланги явно были непобедимыми. Кроме тяжелой линейной пехоты Александр располагал гвардией в 6000 гираспистов, носивших еще более тяжелое вооружение: более крупные щиты и более длинные копья. Его легкая пехота состояла из аргираспидов, имевших небольшие, окованные серебром щиты, и многочисленных пелтастов; оба эти вида войск были организованы в полуфаланги, обычно численностью в 8192 человека; они могли сражаться либо в рассыпном, либо в линейном строю подобно гоплитам, и их фаланга часто достигала такого же успеха. Македонская конница вербовалась из македонской и фессалийской знатной молодежи; впоследствии к ней был присоединен также отряд всадников из собственно Греции. Она делилась на эскадроны (илы), причем одна македонская знать формировала восемь таких эскадронов. Эта конница представляла собой то, что мы назвали бы тяжелой кавалерией; конные воины носили шлемы, латы с набедренниками из железных пластинок для защиты ног и были вооружены длинным мечом и копьем. Лошади тоже имели железные налобники. Этот вид кавалерии, катафракты, был предметом серьезной заботы как Филиппа, так и Александра; последний использовал катафрактов для своего решающего маневра в сражении при Арбелах, когда он сперва разбил и подверг преследованию одно крыло персов, а затем, обойдя их центр, обрушился с тыла на другое крыло. Конница эта атаковала в различных строях: в линейном строю, обыкновенной прямоугольной колонной, ромбовидной, или клинообразной, колонной. Легкая конница не имела защитного вооружения, она была снабжена дротиками и легкими короткими копьями; существовал также отряд акроба-листов, или конных лучников. Этот вид войск использовался для охранения, патрулирования, разведки и вообще для иррегулярных боевых действий. Он комплектовался из фракийских и иллирийских племен, из которых, кроме того, набирали несколько тысяч человек иррегулярной пехоты. Новым родом войск, изобретенным Александром, были димахи — конные войска, которые предназначались для боя как в конном, так и в пешем строю; этот род войск привлекает наше внимание в силу того обстоятельства, что он нашел подражание в новое время. Драгуны XVI и последующих столетий являются, как мы это увидим в дальнейшем, его точной копией. Мы, однако, не располагаем никакими данными, которые свидетельствовали бы, что этот войсковой гибрид античности удачнее справлялся со своей двойной задачей, чем современные драгуны.

Таков был состав армии, с помощью которой Александр завоевал страну, простиравшуюся от Средиземного моря до Оксуса и Сатледжа. Что касается численности этой армии, то в сражении при Арбелах она состояла из двух больших фаланг гоплитов (около 30000 человек), двух полуфаланг пелтастов (16000), 4000 конницы и 6000 иррегулярных войск, — всего около 56000 человек. В сражении на Гранике его армия, состоявшая из всех родов войск, насчитывала 35000 человек, в том числе 5000 конницы.

О карфагенской армии мы не имеем никаких подробностей; споры вызывает даже численность войск, с которыми Ганнибал перешел через Альпы. Армии преемников Александра не обнаруживают никаких усовершенствований по сравнению с введенной им организацией; использование слонов было лишь кратковременным, так как, пугаясь огня, эти животные оказывались более опасными для собственных войск, чем для противника. Позднейшие греческие армии (в период Ахейского союза[21]) были организованы частью по македонскому, частью по римскому образцу.

Римская армия дает нам образец самой совершенной из всех систем тактики пехоты, изобретенных в эпоху, не знавшую употребления пороха. Она сохраняет преобладание тяжелой пехоты и сомкнутых формирований, но добавляет к ней: подвижность отдельных небольших единиц, возможность сражаться на пересеченной местности, расположение нескольких линий одна позади другой, отчасти для поддержки и замены, отчасти же в качестве мощного резерва, и наконец, еще более целенаправленную, чем спартанская, систему обучения каждого отдельного воина. Благодаря этому римляне побеждали любые вооруженные силы, выступавшие против них, — как македонскую фалангу, так и нумидийскую конницу.

В Риме каждый гражданин в возрасте от 17 до 45 или 50 лет был военнообязанным, если только он не принадлежал к самому низшему классу или не участвовал уже в 20 кампаниях в качестве пехотинца либо в 10 кампаниях в качестве кавалериста. Но обычно в войска отбирались только люди помоложе. Обучение воина было очень суровым и было рассчитано на развитие в нем всеми возможными способами физической силы. Помимо регулярного обучения обращению с оружием и различным движениям широко практиковались бег, прыганье, прыжки с шестом, скалолазанье, борьба, плаванье — сначала без одежды, потом во всем снаряжении. Продолжительные марши в полном походном снаряжении, когда каждый воин нес на себе от 40 до 60 фунтов, совершались со скоростью 4 мили в час. В военное обучение входило также обращений с шанцевым инструментом и быстрое устройство укрепленного лагеря. И не только новобранцы, но и ветераны-легионеры должны были проделывать все эти упражнения, чтобы сохранять физическую бодрость и ловкость и быть привычными к утомительным занятиям и лишениям. Такие воины действительно могли покорить мир.

В лучшие времена республики обычно существовали две консульские армии, причем каждая состояла из 2 легионов и из контингентов союзников (численность пехоты в них была равна римской, а численность конницы вдвое большей). Набор войск производился на общем собрании граждан на Капитолии или Марсовом поле; из каждой трибы[22] брали одинаковое число людей; эти рекруты поровну распределялись между четырьмя легионами, до полного их укомплектования. Довольно часто граждане, освобожденные от службы по возрасту или в силу их участия в многочисленных кампаниях, вновь вступали в армию добровольцами. Рекрутов приводили к присяге и отпускали до вызова. Когда их призывали, самых молодых и бедных зачисляли в разряд велитов, следующая группа по возрасту и имущественному положению попадала в разряд хастатов и принципов, самые старшие и самые богатые зачислялись в разряд триариев. Каждый легион насчитывал 1200 велитов, 1200 хастатов, 1200 принципов, 600 триариев и 300 кавалеристов (всадников)[23], всего 4500 человек. Хастаты, принципы и триарии, каждые в отдельности, подразделялись на 10 манипул, или рот, к каждому манипулу добавлялось одинаковое число велитов. Велиты (rorarii, accensi, ferentarii {легкие войска, располагавшиеся за триариями, легкие вспомогательные войска, стрелки. Ред.}) составляли легкую пехоту легиона и вместе с конницей находились на его флангах. Хастаты образовывали первую, принципы — вторую линию; первоначально они были вооружены копьями. Триарии составляли резерв и были вооружены пилумом — коротким, но чрезвычайно тяжелым и грозным копьем, которое они метали в передние шеренги противника непосредственно перед тем, как вступить с ним в рукопашную схватку мечами. Каждый манипул находился под командой центуриона, имевшего второго центуриона в качестве помощника. Старшинство центурионов определялось их положением в легионе; самым младшим был второй центурион последнего, или десятого, манипула хастатов, а самым старшим — первый центурион первого манипула триариев (primus pilus), который в отсутствие старшего командира даже принимал на себя командование всем легионом. Обыкновенно primus pilus командовал всеми триариями, точно так же как primus princeps (первый центурион первого манипула принципов) — всеми принципами, a primus hastatus — всеми хастатами легиона. В более раннюю эпоху легионом командовали но очереди его шесть военных трибунов, каждый из них в течение двух месяцев. После первой гражданской войны[24] во главе каждого легиона в качестве постоянных начальников были поставлены легаты; трибунами теперь являлись большей частью лица, на которых были возложены штабные или административные обязанности. Различие в вооружении трех линий исчезло еще до времен Мария. Пилумом стали вооружать все три линии легиона; с этих пор он стал национальным оружием римлян. Качественное различие между тремя линиями, в той мере, в какой оно основывалось на различии в возрасте и в продолжительности службы, вскоре тоже исчезло. Хастаты, принципы, триарии, согласно Саллюстию, в последний раз появились в сражении Метелла против Югурты[25]. Марий свел 30 манипулов легиона в 10 когорт и расположил их в две линии, по 5 когорт в каждой. В то же время нормальная численность когорты была увеличена до 600 человек; первая когорта, находившаяся под командой primus pilus, несла легионного орла[26]. Конница, как и раньше, была объединена в турмы по 30 воинов и по три декуриона в каждой, причем первый из декурионов командовал турмой. Защитное вооружение римской пехоты состояло из деревянного щита полуцилиндрической формы длиной в 4 фута и шириной в 2¹/₂, обтянутого кожей и укрепленного железными скрепами; в середине его имелась выпуклость (umbo) для парирования ударов копьем. Шлем был медный, обыкновенно с удлинением сзади для защиты шеи; укреплялся он на голове кожаными ремнями, покрытыми медными пластинками. Нагрудник размером около квадратного фута был укреплен на кожаном панцире чешуйчатыми ремнями, протянутыми через плечо. У центурионов защитное вооружение состояло из кольчуги, покрытой медными пластинками. Правая нога, подверженная ударам меча при выставлении ее вперед, защищалась медной пластиной. Кроме короткого меча, которым больше пользовались для того, чтобы колоть, чем рубить, солдаты имели пилум — тяжелое копье с древком длиной в 4¹/₂ фута и железным наконечником в 1¹/₂ фута, всего, следовательно, длиной около 6 футов, при 2¹/₂ квадратных дюйма в поперечнике деревянной части, весом около 10 или 11 фунтов. Брошенное на расстояние 10–15 шагов, оно часто пробивало щиты и нагрудники и почти всегда повергало противника. Велиты — легковооруженные — имели легкие короткие дротики. В более поздние периоды республики, когда службу легких войск стали нести вспомогательные войска из варваров, этот вид пехоты совершенно исчез. Конница была снабжена таким же защитным вооружением, как и пехота, копьем и более длинным мечом. Но римская национальная конница отличалась не очень высокими качествами и предпочитала сражаться в пешем строю. Позднее она была совсем упразднена, и ее заменили нумидийские, испанские, галльские и германские всадники.

Тактическое построение римских войск допускало значительную подвижность. Манипулы строились с интервалами между ними, равными протяжению фронта каждого из них, глубина их колебалась от 5–6 до 10 шеренг. Манипулы второй линии располагались за интервалами первой линии; триарии строились еще дальше в тылу, но уже сплошным фронтом. Смотря по обстоятельствам, манипулы каждой линии могли сомкнуться, то есть образовать непрерывную линию, или же манипулы второй линии могли продвинуться вперед и заполнить интервалы первой линии, либо, наконец, когда требовалась большая глубина, каждый из манипулов принципов примыкал к тылу соответствующего манипула хастатов, удваивая его глубину. Когда пришлось иметь дело со слонами Пирра[27], все три линии строились с интервалами, причем каждый манипул прикрывал впереди стоящий, так что для животных оставался прямой проход через весь боевой порядок. В таком строю была во всех отношениях успешно преодолена неповоротливость фаланги. Легион мог двигаться и маневрировать, не нарушая своего боевого порядка, на такой местности, где фаланга не могла на это отважиться, не подвергая себя крайнему риску. Чтобы обойти препятствие, обычно приходилось сокращать свой фронт самое большее одному или двум манипулам; но через несколько минут фронт восстанавливался. Легион мог прикрыть весь свой фронт легкими войсками, так как последние при продвижении вперед линий манипулов могли отойти назад через интервалы. Но главное преимущество состояло в расположении войск в несколько линий, вводимых в действие одна вслед за другой, в зависимости от требовании момента. При фаланговой системе дело решалось одним ударом. В резерве не было свежих войск, вводимых в бой в случае неудачи, — фактически такая возможность вообще не предусматривалась. Легион мог завязать борьбу с противником по всей ширине своего фронта, пустив в ход свои легкие войска и конницу; он мог противопоставить наступающей фаланге противника свою первую линию хастатов, которых не так-то легко было одолеть, ибо надо было сначала разбить поодиночке по меньшей мере 6 из 10 манипулов; он мог измотать противника, выдвинув принципов, и в конечном счете добиться победы с помощью триариев. Таким образом полководец сохранял в своих руках управление войсками и ходом сражения, в то время как фаланга, раз вступив в бой, оказывалась безвозвратно втянутой в него всеми своими силами и должна была вести бои до конца. Если римский полководец хотел прервать сражение, то легионная организация позволяла ему занять позицию резервами, после чего ранее вступившие в бой войска могли отойти через интервалы и, в свою очередь, занять позицию. При всех обстоятельствах часть войск всегда была в полном порядке, ибо если даже триарии оказывались отброшенными, перестроившиеся первые две линии находились позади них. Когда легионы Фламинина встретились на равнинах Фессалии с фалангой Филиппа[28], их первая атака была сразу же отражена; но атака следовала за атакой; македоняне стали уставать и частично утратили сплоченность своего боевого порядка; а всюду, где только обнаруживались признаки расстройства, появлялся римский манипул, пытавшийся вклиниться в эту неповоротливую массу. Наконец, когда 20 манипулов атаковали фалангу с флангов и с тыла, сохранение боевого порядка стало невозможным, глубокое построение распалось, превратившись в толпу беглецов, и сражение было проиграно. Против конницы легион строился в orbis — своего рода каре с обозом в центре. На марше, когда можно было ожидать нападения, легион строился в legio quadrata — своего рода удлиненную колонну с широким фронтом и с обозом в центре. Это было осуществимо, разумеется, лишь на открытой равнине, там, где можно было двигаться напрямик.

Во времена Цезаря легионы комплектовались в большинстве случаев путем добровольного набора в Италии. После Союзнической войны[29] право гражданства, а вместе с ним и обязанность нести военную службу, было распространено на всю Италию, и потому пригодных людей теперь оказывалось гораздо больше, чем требовалось. Жалованье почти равнялось заработку работника; поэтому рекрутов, было более чем достаточно, так что не приходилось даже прибегать к принудительному, набору. Только в исключительных случаях легионы вербовались в провинциях; так, например, свой пятый легион Цезарь набрал в Римской Галлии[30], но впоследствии воины этого легиона en masse {все без исключения. Ред.} получили права римского гражданства. Легионы отнюдь не достигали своей номинальной численности в 4500 человек; так, легионы Цезаря редко насчитывали многим более 3000. Из новобранцев предпочитали формировать новые легионы (legiones tironum {легионы новобранцев. Ред.}), нежели смешивать их с ветеранами в старых легионах; эти новые легионы на первых порах не допускались к участию в сражениях в открытом поле, их использовали главным образом для охраны лагеря. Легион делился на 10 когорт, по 3 манипула в каждой. Наименования хастаты, принципы, триарии сохранились лишь постольку, поскольку это было необходимо для обозначения ранга командиров согласно указанной выше системе; в отношении же рядовых воинов эти наименования утратили всякое значение. Шесть центурионов первой когорты каждого легиона имели право присутствовать на военном совете. Центурионы были выходцами из рядовых солдат и редко достигали более высокого положения; школой для высших офицеров служил личный штаб военачальника, состоявший из молодых образованных людей, которые быстро продвигались до чина военного трибуна, а затем и до чина легата. Вооружение воина оставалось прежним — пилум и меч. Помимо снаряжения воин нес на себе личный багаж весом от 35 до 60 фунтов. Приспособление для ношения его было настолько неудобным, что воин, чтобы быть готовым к бою, должен был сперва спять с себя свой багаж. Лагерные принадлежности армии перевозились на лошадях и мулах, которых для одного легиона требовалось до 500. Каждый легион имел своего орла, а каждая когорта свое знамя. Для легкой пехоты Цезарь отбирал из своих легионов определенное число воинов (антесигнанов), одинаково пригодных как для службы в легких войсках, так и для ближнего боя в линейном строю. Кроме них у него были вспомогательные войска из провинций: критские лучники, балеарские пращники, контингенты из Галлии и Нумидии, германские наемники. Конница его состояла частью из галльских, частью из германских войск. Римские вылиты и римская кавалерия исчезли незадолго до этого.

Штаб армии состоял из легатов, назначаемых сенатом; они были помощниками военачальника, который их использовал в качестве командиров отдельных отрядов или единиц боевого порядка. Цезарь первый дал каждому легиону особого легата в качестве постоянного командира. Если не хватало легатов, то команду над легионом принимал на себя квестор. Он собственно являлся казначеем армии и главой интендантства, и в этой должности ему помогали многочисленные чиновники и ординарцы. К штабу были прикомандированы военные трибуны и упомянутые выше молодые вольноопределяющиеся (contubernales, comites praetorii {буквально: сотоварищи, сопровождающие; здесь: лица, входившие в свиту военачальника. Ред.}), исполняющие обязанности адъютантов, дежурных офицеров; но во время битвы они сражались в строю наравне с простыми воинами в рядах cohors praetoria {когорты, сопровождающей военачальника. Ред.}, состоявшей из ликторов, чиновников, слуг, лазутчиков (speculatores) и ординарцев (apparitores) главной квартиры. Военачальник, сверх того, имел нечто вроде личной охраны, состоявшей из ветеранов, которые добровольно снова вступали в армию по призыву своего прежнего командира. Этот отряд, в походе передвигавшийся верхом, но сражавшийся в пешем строю, считался elite армии; он носил и охранял vexillum — знамя, являвшееся отличительным знаком всей армии. Для боя Цезарь обыкновенно строил армию в три линии: 4 когорты каждого легиона стояли в первой линии и по 3 когорты во второй и третьей линиях; при этом когорты второй линии становились за интервалами первой линии. Вторая линия должна была поддерживать первую; третья линия составляла главный резерв для решающих маневров против фронта или фланга противника и для отражения его решающих ударов. Если случалось, что противник настолько обходил фланги, что возникала необходимость удлинения линии фронта, то армия располагалась лишь в две линии. К построению в одну линию (acies simplex {простой боевой порядок. Ред.}) прибегали лишь в случае крайней необходимости, и тогда между когортами не оставлялось интервалов; при обороне лагеря, однако, такое построение было правилом, так как линия все еще имела в глубину 8 — 10 шеренг и могла образовать резерв из воинов, которые не помещались на парапете.

Август завершил дело превращения римских вооруженных сил в постоянную регулярную армию. Он разместил 25 легионов. по всей империи: 8 были расположены на Рейне (они считались опорой и костяком — praecipium robur — армии), 3 — в Испании, 2 — в Африке, 2 — в Египте, 4 — в Сирии и Малой Азии, 6 — в Дунайских провинциях. В Италии были расположены гарнизонами отборные войска, которые набирались исключительно в самой Италии и составляли императорскую гвардию; последняя сначала состояла из 12, позднее из 14 когорт; кроме того в городе Риме имелась муниципальная гвардия (vigiles {стражники. Ред.}) в составе 7 когорт, формировавшаяся первоначально из освобожденных рабов. Помимо этой регулярной армии, провинции должны были по-прежнему выставлять свои легкие вспомогательные войска, теперь большей частью превращенные в своего рода милицию для несения гарнизонной и полицейской службы. Но на границах, находившихся под угрозой нападения, для боевой службы пользовались не только этими вспомогательными войсками, но и иноземными наемниками. Число легионов возросло при Траяне до 30, при Септимии Севере — до 33. Легионы, кроме своих номеров, носили наименования по месту их расположения (L. Germanica, L. Italica {Германский легион, Итальянский легион. Ред.}), по имени императора (L. Augusta {Легион Августа. Ред.}), по имени богов (L. Primigenia, L. Apollinaris {Легион Юпитера, Легион Аполлона. Ред.}), либо же присвоенные им как почетное отличие (L. fidelis, L. pia, L. invicta {Надежный легион, Благочестивый легион, Непобедимый легион. Ред.}). Организация легиона подверглась некоторым изменениям. Командир его назывался теперь префектом. Первая когорта численно была удвоена (cohors milliaria {тысячная когорта. Ред.}), а нормальная численность легиона повышена до 6100 человек пехоты и 726 человек конницы; это считалось минимумом, и в случае нужды к легиону добавлялась одна или более cohortes milliariae. Cohors milliaria находилась под командой военного трибуна, остальные когорты — под командой трибунов или praepositi {начальников. Ред.}; чин центуриона, таким образом, стал теперь чином младших командиров. Стало правилом допущение в легионы вольноотпущенников и рабов, уроженцев провинций и вообще людей всякого звания; римское гражданство требовалось только для преторианцев в Италии, но даже и там в более поздние времена отказались от этого требования. Таким образом, римляне в армии весьма скоро были поглощены потоком варварских и полуварварских, романизованных и нероманизованных элементов; римлянами оставались одни только офицеры. Это ухудшение состава армии весьма скоро отразилось на ее вооружении и тактике. Тяжелый нагрудник и пилум были отброшены; утомительной системой обучения, создавшей завоевателей мира, стали пренебрегать; обслуживающий персонал и роскошь сделались необходимыми для армии, a impedimenta (обоз) увеличивался одновременно с ослаблением и уменьшением выносливости войск. Как и в Греции, упадок характеризовался пренебрежением к тяжелой линейной пехоте, нелепым увлечением всякого рода легким вооружением и заимствованием вооружения и тактики у варваров. Отсюда бесчисленные виды легких войск (auxiliatores, exculcatores, jaculatores, excursatores, praecursatores, scutati, funditores, balistarii, tragularii^{1}), вооруженных всевозможным метательным оружием, а Вегеций сообщает нам, что усовершенствование конницы шло по линии подражания готам, аланам и гуннам[31]. В конце концов исчезло всякое различие в снаряжении и вооружении между римлянами и варварами, и германцы, физически и морально стоявшие выше, перешагнули через останки дероманнзованных легионов.

Таким образом, завоеванию Запада германцами противостояла лишь смутная традиция древней римской тактики, ее жалкий пережиток; но даже и этот жалкий пережиток был теперь уничтожен. В отношении развития тактики все средневековье является столь же бесплодным периодом, каким оно было для любой другой науки. Феодальная система, хотя по самому своему происхождению она и являлась военной организацией, в сущности была враждебна всякой дисциплине. Мятежи и отложения крупных вассалов вместе с их военными отрядами были обычным явлением. Отдача приказаний предводителям превращалась обыкновенно в шумный военный совет, что делало невозможными какие бы то ни было крупные операции. Поэтому войны редко велись на решающих участках; борьба за обладание каким-нибудь одним пунктом заполняла целые кампании. За весь этот период (если лишь бегло касаться смутных времен с VI по XII столетие) единственными значительными операциями являются походы германских императоров в Италию и крестовые походы[32], причем как те, так и другие были одинаково безрезультатны.

Средневековая пехота, комплектовавшаяся из феодальной челяди и частью из крестьянства, состояла главным образом из копейщиков и в большинстве случаев ни на что не годилась. У рыцарей, покрытых с ног до головы железом, было любимым видом спорта въезжать поодиночке в эту незащищенную толпу и рубить направо и налево. Часть пехоты на континенте Европы была вооружена арбалетами, тогда как в Англии национальным оружием крестьянства сделался большой лук. Этот большой лук был весьма грозным оружием и он обеспечил англичанам превосходство над французами при Креси, Пуатье и Азенкуре[33]. Легко защищаемый от дождя, который время от времени делал арбалет непригодным, этот лук метал стрелу на расстояние свыше 200 ярдов, что было не намного меньше дальности действительного огня старого гладкоствольного мушкета. Стрела пробивала доску в дюйм толщиной и простреливала даже нагрудники. Благодаря этому большой лук долго еще сохранял превосходство даже над первым ручным огнестрельным оружием, тем более, что за время, пока мушкет того времени заряжался и производил один выстрел, можно было выпустить шесть стрел; даже еще в конце XVI столетия королева Елизавета пыталась вновь ввести в качестве боевого вооружения национальный большой лук. Особенно эффективным оружием он был против кавалерии; стрелы, если даже броня тяжеловооруженных всадников служила защитой от них, ранили или убивали лошадей; а спешенные рыцари оказывались в силу этого неспособными к бою, и их обычно брали в плен. Лучники действовали или в рассыпном, или в линейном строю. В средние века решающим родом войск являлась кавалерия. Сплошь покрытые доспехами рыцари явились первым в истории видом боеспособной тяжеловооруженной кавалерии, атаковавшей в правильном строю, так как катафракты Александра, хотя они и решили исход сражения при Арбелах, были столь исключительным явлением, что с тех пор мы ничего о них больше не слышали, и в течение всего последующего периода древней истории пехота сохраняла свою преобладающую роль на поле сражения. Таким образом, единственный прогресс, которым мы обязаны средним векам, состоит в создании кавалерии, от которой по прямой линии происходят наши конные войска. Однако насколько неповоротлива была эта кавалерия, доказывает уже тот факт, что в течение всего средневековья кавалерия была тяжелым, малоподвижным родом войск, тогда как вся служба легких войск и быстрые передвижения выполнялись пехотой. Рыцари, впрочем, не всегда сражались в сомкнутом строю. Они предпочитали вступать в поединки один на один или же гнать своих коней в гущу вражеской пехоты; таким образом, метод ведения боя был возвратом к гомеровским временам. Когда же рыцари действовали в сомкнутом строю, то они атаковали либо линейным фронтом (рыцари — в первой шеренге, оруженосцы, имевшие более легкое вооружение, — во второй), либо глубокой колонной. Подобная атака предпринималась, как правило, только против рыцарей (тяжеловооруженных всадников) неприятельской армии; против ее пехоты она была бы бесполезной тратой сил. Лошади, обремененные своими доспехами и доспехами своих всадников, могли двигаться лишь медленно и только на небольшие расстояния. Поэтому во время крестовых походов и в войнах с монголами в Польше и Силезии[34] эта малоподвижная кавалерия постоянно находилась в состоянии крайнего утомления и в конце концов ее побеждала подвижная легкая конница Востока. В войнах Австрии и Бургундии против Швейцарии[35] тяжеловооруженным всадникам, скованным на труднопроходимой местности в своих действиях, приходилось спешиваться и образовывать фалангу, еще более неповоротливую, чем македонская; в горных ущельях на них сбрасывали сверху обломки скал и стволы деревьев, в результате чего фаланга теряла свой тактический порядок, а затем рассеивалась решительной атакой.

К XIV столетию был введен род кавалерии более легкого типа, а часть лучников, для облегчения их передвижения, была посажена на лошадей; но эти и другие изменения скоро стали бесполезными, были отброшены или приобрели иное значение благодаря применению того нового элемента, которому суждено было изменить всю систему ведения войны, — пороха.

От арабов Испании знакомство с изготовлением и применением пороха проникло во Францию и в остальную Европу; сами арабы приобрели его от пародов, расположенных восточное их, которые в свою очередь заимствовали его от первоначальных изобретателей — китайцев. В первой половине XIV столетия в европейских армиях впервые начали применяться пушки; это были тяжелые громоздкие артиллерийские орудия, стрелявшие каменными ядрами и пригодные только для осадной войны. Вскоре однако было изобретено ручное огнестрельное оружие. Город Перуджа в Италии приобрел в 1364 г. 500 ручных бомбард, стволы которых имели в длину не более 8 дюймов; это оружие затем дало толчок производству пистолетов (получивших это название от города Пистоя в Тоскане), Несколько позже стали изготовлять более длинные и более тяжелые ручные бомбарды (аркебузы), соответствующие нашему современному ружью; по имея короткий и тяжелый ствол, они обладали лишь незначительной дальнобойностью, а фитильный запал служил почти непреодолимым препятствием для точного прицеливания; к тому же им почти целиком были свойственны и другие всевозможные недостатки. К концу XIV столетия в Западной Европе уже не существовало армий, не имевших своей артиллерии и аркебузиров. Но влияние нового оружия на общую тактику было весьма мало ощутимым. Как артиллерийское, так и ручное огнестрельное оружие требовало очень много времени для заряжания, а из-за своей громоздкости и дороговизны оно и к 1450 г. не смогло заменить арбалета.

Между тем общее крушение феодальной системы и рост городов способствовали изменению состава армий. Крупные вассалы были либо подчинены центральной властью, как во Франции, либо превратились в подобие независимых суверенов, как в Германии и Италии. Сила низшего дворянства была сломлена центральной властью, действовавшей в союзе с городами. Феодальные армии перестали существовать, новые армии формировались из многочисленных наемников, которым разложение феодализма предоставило свободу служить тому, кто им платит. Так возникло некое подобие постоянных армий; по эти наемники, люди всевозможных национальностей, среди которых трудно было поддерживать дисциплину и которым не очень аккуратно платили, совершали весьма крупные бесчинства. Поэтому во Франции король Карл VII сформировал постоянное войско из местных уроженцев. В 1445 г. он произвел набор 15 compagnies d'ordonnance^{2}, по 600 человек каждая, всего же 9000 кавалеристов, размещенных гарнизонами в городах королевства и регулярно получавших жалованье. Каждая рота делилась на 100 копий; копье состояло из тяжеловооруженного всадника, трех лучников, одного оруженосца и одного пажа. Таким образом, они представляли собой смесь тяжелой кавалерии с конными лучниками, причем оба эти рода войск, разумеется, действовали в сражении отдельно. В 1448 г. он добавил к этим силам 16000 вольных стрелков под командой четырех капитан-генералов, в подчинении каждого из которых находилось 8 рот по 500 человек. Все лучники были вооружены арбалетами. Они набирались и вооружались приходами и освобождались от всех налогов. Эти войска можно считать первой постоянной армией нового времени.

К концу этого первого периода развития современной тактики, в том ее виде, как она вышла из средневекового хаоса, положение вещей сводилось приблизительно к следующему. Основная масса пехоты, состоявшая из наемников, была вооружена пиками и мечами, нагрудниками и шлемами. Сражалась она густыми, сомкнутыми массами, но, будучи вооружена и обучена лучше, чем феодальная пехота, проявляла в бою большую стойкость и дисциплинированность. Рекруты, набираемые путем регулярного набора, и наемники, бывшие профессиональными солдатами, превосходили, понятно, рекрутов, набиравшихся от случая к случаю, и беспорядочные толпы феодальной челяди. Тяжелая кавалерия теперь иногда считала необходимым атаковать пехоту сомкнутым строем. Легкая пехота все еще состояла главным образом из лучников, но для вооружения застрельщиков стали широко применяться ручные бомбарды. Кавалерия все еще оставалась главным родом войск; тяжелая кавалерия — тяжеловооруженные всадники, закованные в железо, — уже не обязательно во всех случаях состояла из дворян и должна была перейти от своего прежнего рыцарского и гомеровского метода ведения боя к более прозаической необходимости атаковать в сомкнутом строю. Но неповоротливость такой кавалерии теперь признавалась всеми, и выдвигалось много различных проектов создания более легкого вида конницы. Этот пробел, как было упомянуто, должны были отчасти восполнить конные лучники; в Италии и соседних странах охотно стали брать на службу страдиотов — легкую кавалерию турецкого типа, состоявшую из боснийских и албанских наемников, — род башибузуков; ее очень боялись, особенно во время преследования. Польша и Венгрия, кроме тяжеловооруженной кавалерии, заимствованной у Запада, сохранили свою национальную легкую кавалерию. Артиллерия была еще в младенческом состоянии. Тяжелые пушки того времени, правда, вывозились на поле сражения, но они не могли менять раз занятую позицию; порох был плохим, заряжались пушки с трудом и медленно, а вести огонь каменными ядрами можно было лишь на короткое расстояние.

Конец XV и начало XVI столетия характеризуются прогрессом сразу в двух областях: французы усовершенствовали артиллерию, а испанцы придали новый характер пехоте. Французский король Карл VIII сделал свои пушки настолько подвижными, что мог не только доставлять их на поле сражения, но и менять их позиции во время боя и везти их за остальными войсками во время передвижения последних, которое, впрочем, совершалось не очень быстро. Таким образом, Карл VIII явился основателем полевой артиллерии. Его пушки, поставленные на колесные лафеты и перевозимые большим количеством лошадей, неизмеримо превосходили старомодную неуклюжую артиллерию итальянцев (перевозимую волами) и производили такое опустошение в глубоких колоннах итальянской пехоты, что Макиавелли написал свое «Искусство войны»[36] главным образом для того, чтобы предложить построения, посредством которых можно было бы нейтрализовать воздействие на пехоту такой артиллерии. В сражении при Мариньяно[37] французский король Франциск I разбил швейцарских пикинеров благодаря эффективности огня и подвижности этой артиллерии, которая с фланговых позиций обстреливала швейцарские боевые порядки. Но господству пики в пехоте приходил конец. Испанцы усовершенствовали распространенное в то время ручное огнестрельное оружие (аркебуз) и снабдили им регулярную тяжеловооруженную пехоту. Их мушкет (hacquebutte) представлял собой тяжелое, длинноствольное оружие, с каналом ствола для пуль весом в 2 унции; из него стреляли с подставки, образуемой вилкообразным шестом. Пули, выпущенные из такого мушкета, пробивали самые прочные нагрудники, и потому он приобрел решающее значение для борьбы с тяжелой кавалерией, которая приходила в расстройство, как только всадники начинали падать. Каждой роте пикинеров придавалось 10–15 мушкетеров, и действие их огня при Павии[38] изумило как союзников, так и врагов. Фрундсберг передает, что в этом сражении один выстрел из такого мушкета, как правило, выводил из строя несколько человек и лошадей. С этого времени ведет свое начало превосходство испанской пехоты, длившееся свыше 100 лет.

Война, вызванная восстанием Нидерландов[39], оказала большое влияние на организацию армий. Как испанцы, так и голландцы значительно усовершенствовали все рода войск. До этого времени каждый желавший завербоваться в армию наемников должен был являться полностью экипированным, вооруженным и обученным обращению со своим оружием. Но в этой длительной войне, продолжавшейся 40 лет на небольшой территории, скоро не стало хватать подходящих рекрутов такого рода.

Голландцам приходилось довольствоваться теми физически годными добровольцами, которых они могли найти, и правительство оказалось вынужденным заняться их обучением. Мориц Нассауский составил первый строевой устав нового времени и этим заложил основы единообразного обучения целой армии. Пехота снова начала маршировать в ногу; она стала значительно более однородной и сплоченной. Теперь она подразделялась на более мелкие единицы: роты, насчитывавшие до этого от 400 до 500 человек, были уменьшены теперь до 150–200 человек, причем 10 рот составляли полк. Усовершенствованный мушкет оттеснил пику; треть всей пехоты состояла из мушкетеров, соединенных в каждой роте с пикинерами. Эти последние, нужные только для рукопашного боя, сохранили свои шлемы, нагрудники и стальные рукавицы; мушкетеры освободились от всякого защитного вооружения. Пикинеры строились обыкновенно в две шеренги, мушкетеры в 5–8 шеренг; произведя залп, первая шеренга отходила назад, чтобы снова зарядить свои мушкеты. Еще большие перемены произошли в кавалерии, и здесь опять-таки Мориц Нассауский сыграл ведущую роль. Ввиду невозможности сформировать тяжелую кавалерию из тяжеловооруженных всадников, он организовал легкую конницу, которую набрал в Германии, снабдив ее шлемами, кирасами, наручниками, стальными рукавицами и высокими сапогами; а так как с одним копьем она не могла бы тягаться с тяжеловооруженной испанской кавалерией, то он дал ей палаш и длинные пистолеты. Этот новый вид кавалеристов, близкий нашим современным кирасирам, скоро показал свое превосходство над значительно менее многочисленными и менее подвижными испанскими тяжеловооруженными всадниками, лошадей которых новая конница успевала перестрелять прежде, чем на нее могла обрушиться эта медленно движущаяся масса. Мориц Нассауский обучал своих кирасиров так же тщательно, как и пехоту; он достиг в этом таких успехов, что мог отважиться в сражении на перемену фронта и на другие эволюции мелкими и крупными отрядами. Также и Альба быстро убедился в необходимости усовершенствовать свою легкую конницу; до этого она была пригодна лишь для действий в рассыпном строю и для единоборства, но под его командованием она скоро выучилась атаковать в сомкнутом строю, наподобие тяжелой кавалерии. Кавалерия по-прежнему строилась в 5–8 шеренг. Примерно в это же время французский король Генрих IV создал новый вид кавалерии — драгун; первоначально это была пехота, посаженная на лошадей, исключительно в целях более быстрого передвижения; но уже через несколько лет после появления драгун их стали использовать и как кавалерию, снабдив для этой двойной роли соответствующим снаряжением. Они не имели ни защитного вооружения, ни высоких сапог, но были вооружены кавалерийским палашом, а иногда и копьем; кроме того у них были пехотные мушкеты или более короткие карабины. Войска эти, однако, не оправдали тех надежд, которые связывались с их созданием; они скоро стали частью регулярной кавалерии и перестали сражаться в качестве пехоты. (Русский император Николай пытался возродить первоначальных драгун, сформировав корпус в 16000 человек, пригодный для действий в конном и пешем строю; но им ни разу не пришлось спешиться в бою, они всегда сражались как кавалерия, и корпус этот теперь расформирован и присоединен, в качестве конных драгун, к остальной русской кавалерии.) В артиллерии французы сохраняли достигнутое ими превосходство. Примерно в это время ими был изобретен отвоз, а Генрих IV стал применять картечь. Испанцы и голландцы тоже упростили и сделали более легкой свою артиллерию, но она все же оставалась громоздкой, а легкие подвижные пушки, имеющие достаточные калибр и дальнобойность для эффективной стрельбы, были еще неизвестны.

С Тридцатилетней войны[40] начинается период Густава-Адольфа, великого военного реформатора XVII столетия. Его пехотные полки состояли на две трети из мушкетеров и на одну треть из пикинеров. Некоторые полки состояли только из мушкетеров. Мушкеты были настолько облегчены, что для ведения огня из них подставка стала излишней. Густав-Адольф ввел также бумажные патроны, чем значительно облегчил заряжание. Глубокое построение было упразднено; его пикинеры строились в 6 шеренг, а мушкетеры только в 3 шеренги. Эти последние обучались стрельбе повзводно и шеренгами. Громоздкие полки, насчитывавшие 2000 или 3000 человек, были уменьшены до 1300 или 1400 человек, сведенных в 8 рот, причем из двух полков была образована бригада. При помощи такого строя он побеждал густые массы своих противников, построенных часто, подобно колонне или каре, в 30 шеренг, среди которых его артиллерия производила страшное опустошение. Кавалерия была реорганизована на тех же началах. Тяжеловооруженные всадники были совсем упразднены. Кирасиры лишились наручников и некоторых других бесполезных частей своего защитного вооружения, что сделало их значительно более легкими и подвижными. Драгуны Густава-Адольфа сражались почти всегда как кавалеристы. И кирасиры, и драгуны строились лишь в три шеренги, и им строго приказывалось не терять времени на стрельбу, а сразу атаковать с палашом в руке. Они были подразделены на эскадроны по 125 человек. Артиллерия была усовершенствована придачей ей легких пушек. Прославились кожаные пушки Густава-Адольфа, но они недолго оставались на вооружении. Их заменили чугунными 4-фунтовыми пушками, настолько легкими, что они могли перевозиться двумя лошадьми; эти пушки были в состоянии производить шесть выстрелов за то время, пока мушкетер делал два выстрела; каждому полку пехоты было придано по две таких пушки. Так было установлено деление полевой артиллерии на легкую и тяжелую; легкие пушки сопровождали пехоту, тогда как тяжелые оставались в резерве или занимали какую-либо позицию на все время сражения. В армиях этого времени начинает обнаруживаться все возрастающее преобладание, пехоты над кавалерией. В сражении при Лейпциге в 1631 г. Густав-Адольф имел 19000 пехоты 11000 кавалерии, Тилли — 31000 пехоты и 13000 кавалерии. В сражении при Лютцене в 1632 г. Валленштейн располагал 24000 пехоты и 16000 кавалерии (170 эскадронов). Число пушек также увеличилось с введением легких орудий; у шведов часто было от 5 до 12 пушек на каждую тысячу солдат, а в сражении на Лехе Густав-Адольф форсировал эту реку под прикрытием огня 72 тяжелых орудий[41].

В течение второй половины XVII и первой половины XVIII столетия с повсеместным введением штыка в пехоте были окончательно упразднены пики и всякое защитное вооружение. Изобретенный примерно в 1640 г. во Франции штык должен был бороться против пики в течение 80 лет. Австрийцы первыми приняли его на вооружение всей своей пехоты, за ними пруссаки; французы сохраняли на вооружении пику до 1703 г., а русские — до 1721 года. Ружейный кремневый замок, изобретенный во Франции почти одновременно со штыком, тоже был до 1700 г. постепенно введен в большинстве армий. Он существенно сокращал процедуру заряжания, предохранял до известной степени порох на полке от дождя и этим значительно содействовал упразднению пики. Однако стрельба все еще производилась так медленно, что солдат за все сражение обыкновенно мог израсходовать не более 24–36 патронов; только во второй половине этого периода улучшение военных уставов, лучшее обучение и дальнейшее усовершенствование конструкции ручного огнестрельного оружия (особенно железный шомпол, впервые введенный в Пруссии) позволили солдату стрелять с значительной быстротой. Это сделало необходимым дальнейшее уменьшение глубины построения, и пехота теперь стала строиться лишь в 4 шеренги. Была создана своего рода elite пехоты в виде гренадерских рот, первоначально предназначенных для бросания ручных гранат перед началом рукопашного боя; но скоро они стали сражаться с одними лишь ружьями. В некоторых германских армиях уже во время Тридцатилетней войны были сформированы стрелки, вооруженные нарезными ружьями; само же нарезное ружье было изобретено в Лейпциге в 1498 году. Это оружие теперь стали применять наряду с обыкновенным ружьем, им вооружались лучшие стрелки в каждой роте; но вне Германии это оружие не пользовалось большим успехом. Австрийцы имели также род легкой пехоты, носившей название пандуров. Это были хорватские и сербские иррегулярные войска с прилегающей к Турции Военной границы[42], пригодные для совершения набегов и преследования, но бесполезные в регулярном сражении с точки зрения тактики того времени, а также в силу абсолютного отсутствия у них выучки. Французы и голландцы создали для тех же целей иррегулярную пехоту, получившую название compagnies tranches {вольных рот. Ред.}. Вооружение кавалерии также было во всех армиях облегчено. Тяжеловооруженные всадники совершенно исчезли; кирасиры сохранили лишь нагрудник и шлем; во Франции и Швеции были упразднены также и нагрудники. Все возрастающая эффективность и скорость огня пехоты весьма отрицательно сказывались на кавалерии. Вскоре было признано совершенно бесполезным для этого рода войск атаковать пехоту с палашом в руке; мнение о непреодолимости огневого рубежа стало столь распространенным, что кавалерию также приучили больше полагаться на карабин, чем на палаш. Таким образом, в этот период часто случалось, что две линии кавалерии подобно пехоте вели между собой огневой бой; считалось большой смелостью подъезжать к неприятелю на 20 ярдов, давать залп и атаковать рысью. Однако Карл XII придерживался правила своего великого предшественника {Густава-Адольфа. Ред.}. Его кавалерия никогда не останавливалась для стрельбы: она всегда атаковала с палашом в руке, что бы ни находилось на ее пути — кавалерия, пехота, батареи, траншеи, — и всегда успешно. Французы тоже отказались от новой системы и вновь стали полагаться на один лишь палаш. Глубина боевого порядка кавалерии была еще более уменьшена — с 4 до 3 шеренг. В артиллерии стало теперь общим явлением уменьшение веса орудий, применение патронов и картечи. Другим крупным нововведением было включение этого рода войск в состав армии. До этого времени, хотя пушки и принадлежали государству, люди, обслуживающие их, не были собственно солдатами, а составляли род цеховой корпорации, и артиллерия считалась не родом войск, а одним из ремесел. Ее офицеры не имели армейского чина, и их относили скорее к мастерам — портным и плотникам, чем к дворянам с офицерским патентом в кармане. Однако примерно к этому времени артиллерия сделалась составной частью армии и стала подразделяться на роты и батальоны; артиллерийская прислуга была превращена в регулярных солдат, а офицеры получили те же чины, что и в пехоте и кавалерии. Централизация артиллерии и устойчивость ее личного состава, явившиеся следствием этой реформы, проложили путь артиллерийской науке, которая при старой системе не могла развиваться.

Переход от глубокого построения к линейному, от пики к ружью, от преобладания кавалерии к преобладанию пехоты постепенно завершился к тому времени, когда Фридрих Великий начал свои кампании и вместе с ними открыл классическую эру линейной тактики. Он строил свою пехоту в три шеренги и довел стрельбу до 5 выстрелов в минуту. В первых же боях его при Мольвице[43] эта пехота развернулась в линию и своим частым огнем отразила все атаки австрийской кавалерии, которая только что наголову разбила прусскую конницу; покончив с кавалерией австрийцев, прусская пехота атаковала австрийскую пехоту, нанесла ей поражение и таким образом выиграла сражение. К построению в каре против кавалерии в крупных сражениях никогда не прибегали; им пользовались лишь в тех случаях, когда на марше пехота оказывалась застигнутой врасплох неприятельской кавалерией. Во время сражения крайние фланги пехоты, которым угрожала кавалерия, растягивались и загибались en potence {в виде буквы Г. Ред.}, и обычно этого считалось достаточным. Для борьбы с австрийскими пандурами Фридрих сформировал подобные же иррегулярные войска — пехоту и кавалерию, но никогда не рассчитывал на них в регулярных сражениях, в которых они редко принимали участие. Исход его сражений решало медленное продвижение ведущей огонь линии. Кавалерии, которой пренебрегали при его предшественнике {Фридрихе-Вильгельме I. Ред.}, ныне пришлось пережить полную революцию. Она стала строиться лишь в две шеренги, и ведение огня было строго запрещено, кроме случаев преследования врага. Обучению искусству верховой езды, которому до сих пор придавали мало значения, стали теперь уделять величайшее внимание. Все перестроения должны были производиться на полном скаку, и от солдат требовалось при этом тщательное соблюдение сомкнутого строя. Благодаря усилиям Зейдлица кавалерия Фридриха затмила всякую другую кавалерию, существовавшую как в то время, так и когда-либо в прошлом: своим лихим галопом, соблюдением строя, стремительностью атаки и быстротой сбора после нее она не имеет себе равных и в кавалерии последующих времен. Артиллерия была столь значительно облегчена, что некоторые из пушек крупного калибра не могли выдерживать полного заряда, и от них пришлось впоследствии отказаться. Однако тяжелая артиллерия оставалась все еще весьма медлительной и неповоротливой в своих движениях, в силу плохого качества и громоздкости своих лафетов и несовершенства организации. В сражении она сразу же занимала свои позиции, а иногда меняла их на другие, расположенные впереди, но никакое маневрирование не практиковалось. Легкая артиллерия — полковые пушки, приданные пехоте, — размещалась впереди пехотной линии, в 50 шагах перед интервалами, образуемыми батальонами; она продвигалась вперед вместе с пехотой, причем пушки перетаскивались солдатами, и открывала огонь картечью на дистанцию в 300 ярдов. Число орудий было очень велико: от 3 до 6 пушек на каждую тысячу солдат. Пехота, как и кавалерия, была подразделена на бригады и дивизии; но так как после завязки сражения войска почти совсем не маневрировали и каждый батальон должен был оставаться на своем месте в общей линии, то эти подразделения не имели тактического значения; что касается кавалерии, то командир бригады во время атаки мог в том или ином случае действовать по собственной инициативе; в пехоте, однако, такие случаи не могли иметь места. Линейное построение — в центре пехота в 2 линии, на флангах кавалерия в 2 или 3 линии — представляло собой значительный прогресс по сравнению с глубоким построением прежних времен; такое построение обеспечивало наибольшую эффективность огня пехоты, а также атаки кавалерии, позволяя одновременно действовать возможно большему количеству людей; но при всем его совершенстве в этом отношении оно, именно в силу этого, связывало армию в целом, подобно смирительной рубашке. Каждый эскадрон, батальон и орудие имели свое определенное место в боевом порядке, который нигде не мог быть нарушен или каким-либо образом приведен в расстройство без того, чтобы это не отразилось на боеспособности всей армии. Поэтому в походе приходилось так все организовывать, чтобы при развертывании фронта армии для расположения лагерем или для сражения каждая единица попадала бы точно на предназначенное ей место. Таким образом, если нужно было выполнить какой-либо маневр, приходилось выполнять его всей армией; выделение какой-то ее части для фланговой атаки, образование специального резерва для атаки превосходящими силами какого-либо слабого пункта было бы невыполнимым и ошибочным при столь медлительных войсках, пригодных лишь для боя в линейном строю, и при столь негибком боевом порядке. Кроме того продвижение таких длинных линий во время сражения совершалось очень медленно, чтобы не нарушать равнения. Палатки всегда следовали за армией и разбивались каждую ночь; лагерь окружался легкими укреплениями. Войска снабжались продовольствием из магазинов; за армией двигалось возможно большее количество походных пекарен. Одним словом, возимое имущество и остальной обоз армии были весьма громоздки и создавали для ее передвижения такие трудности, какие неизвестны в настоящее время. Однако при всех этих недостатках военная организация Фридриха Великого была наилучшей для своего времени, и все остальные европейские правительства ревностно перенимали ее. Комплектование войск почти повсюду производилось путем записи добровольцев, дополняемой вербовкой при помощи обмана и силы; и только после очень тяжелых потерь Фридрих прибег к принудительному набору рекрутов в своих провинциях.

Когда началась война коалиции против Французской республики[44], французская армия была дезорганизована потерей своих офицеров и насчитывала менее 150000 человек. Неприятель обладал значительно большей численностью; возникла необходимость в новых наборах, которые и производились в громадных масштабах в виде призыва национальных волонтеров; в 1793 г., по-видимому, имелось по меньшей мере 500 батальонов таких волонтеров. Войска эти не были обучены, да и не было времени обучать их в соответствии со сложной системой линейной тактики и с той степенью совершенства, какая требовалась при движении в линейном строю. Все попытки померяться силами с противником в линейном строю оканчивались полным поражением, несмотря на значительное численное превосходство французов. Возникла необходимость в создании новой тактической системы. Американская революция[45] показала, какие преимущества можно извлечь даже с плохо обученными войсками из применения рассыпного строя и беглого огня стрелков. Французы переняли это и поддержали стрелков глубокими колоннами, которым небольшой беспорядок приносил не так много вреда, пока масса держалась сплоченно. Применяя такое построение, французы бросали свои численно превосходящие силы на противника и, как правило, оказывались победителями.

Это новое построение и отсутствие опытности у войск побуждали их сражаться на пересеченной местности, в деревнях и лесах, где они находили укрытие от неприятельского огня и где линейный строй противника неизменно приходил в беспорядок; отсутствие у французов палаток, полевых пекарен и т. п. заставляло их располагаться бивуаком под открытым небом и жить тем, что давала им окружающая местность. Таким путем они достигали подвижности, несвойственной их противникам, обремененным палатками и всякого рода возимым имуществом. Когда революционные войны выдвинули, в лице Наполеона, человека, который превратил этот новый способ ведения войны в регулярную систему, сочетая ее с тем, что оставалось еще полезным в старой системе, и сразу довел новый метод до такой степени совершенства, до какой Фридрих довел линейную тактику, — тогда французы стали почти непобедимыми, пока их противники не переняли их опыт и не организовали свои армии по новому образцу. Основные черты этой новой системы состоят в следующем: восстановление старого принципа, что каждый гражданин, в случае необходимости, подлежит призыву для защиты страны, и, как следствие этого, комплектование армии путем принудительных наборов больших или меньших масштабов среди всего населения, — изменение, которое сразу втрое увеличило среднюю численность армий по сравнению с временами Фридриха, причем в случае необходимости эта численность могла быть увеличена еще в большей степени. Далее, отказ от лагерных принадлежностей, прекращение зависимости войск от магазинных складов в отношении снабжения продовольствием, практика расположения войск бивуаком и принятие за правило, что войну кормит война. Подвижность и самостоятельность армии благодаря этому возросли не в меньшей степени, чем выросла ее численность в результате введения всеобщей воинской повинности. В тактической организации стал правилом принцип сочетания пехоты, кавалерии и артиллерии в более мелких единицах армии — в корпусах и дивизиях. Каждая дивизия стала, таким образом, настоящей армией в уменьшенных масштабах, способной действовать самостоятельно и оказывать серьезное сопротивление даже численно превосходящему противнику. Основу боевого порядка теперь составляла колонна; колонна служила резервуаром, из которого выходили и куда возвращались отряды стрелков; она являлась компактной клинообразной массой, которую бросали на определенный пункт неприятельской линии; она служила формой для сближения с противником и последующего затем развертывания, если местность и обстановка боя делали желательным противопоставление противнику стрелковых линий. Взаимная поддержка трех родов войск, получившая свое полное развитие благодаря сочетанию этих родов войск в небольших войсковых единицах, а также сочетание трех форм боя — в рассыпном строю, в линейном строю и в колонне — в этом состояло великое тактическое превосходство современных армий. Благодаря этому любая местность сделалась теперь пригодной для боя; и одним из главных требований, предъявляемых военачальнику, стало умение быстро оценивать все преимущества и неудобства местности и сразу же располагать свои войска в соответствии с этим. И эти качества, наряду с общей способностью к самостоятельному командованию, теперь сделались необходимыми не только для главнокомандующего, но и для нижестоящих офицеров. Корпуса, дивизии, бригады, отдельные части постоянно попадали в положения, при которых их командирам приходилось действовать на свой собственный страх и риск; поле сражения уже не представляло собой длинные непрерывные линии пехоты, расположенной на обширной равнине, с кавалерией на флангах; теперь отдельные корпуса и дивизии, построенные колоннами, стояли в укрытом месте за деревнями, дорогами или холмами, отделенные друг от друга, казалось бы, значительными интервалами, тогда как лишь небольшая часть войск фактически участвовала в перестрелке и в артиллерийской дуэли, пока не наступал решительный момент. Боевые порядки растянулись с увеличением численности армии и с введением такого построения; отныне уже не было необходимости заполнять каждый интервал линией войск, на виду у противника, ибо войска были под рукой и могли занять нужное место, когда это потребуется. Обход флангов сделался теперь обычным стратегическим маневром; более сильная армия целиком вклинивалась между более слабой армией и ее коммуникациями, так что одно поражение могло привести к уничтожению всей армии и решить судьбу кампании. Излюбленным тактическим маневром был прорыв свежими войсками центра противника, как только из положения дел становилось ясно, что он ввел в бой свои последние резервы. Резервы, которые при линейной тактике были бы неуместны и лишь ослабляли бы в решительный момент боевую силу армии, теперь превратились в главное средство, с помощью которого решался исход боя. Боевой порядок, растянутый по фронту, растягивался также в глубину: от линии стрелков до расположения резервов часто было 2 и более мили. Одним словом, если новая система требовала меньшей муштровки и парадной педантичности, то она требовала гораздо большей быстроты, большего напряжения сил, большей сообразительности от каждого, начиная с главнокомандующего и кончая рядовым стрелком; и каждое новое усовершенствование системы после Наполеона шло в том же направлении.

Изменения в материальной части армий были за этот период незначительны; постоянные войны оставляли мало времени для таких усовершенствований, осуществление которых требует времени. Во французской армии незадолго до революции имели место два весьма важных нововведения. Было принято на вооружение ружье нового образца с уменьшенным калибром и с меньшим зазором для пули в канале ствола, а также с изогнутым прикладом вместо прямого, до сих пор бывшего в употреблении. Это оружие, изготовлявшееся с большей тщательностью, немало способствовало установлению превосходства французских стрелков и оставалось образцом, по которому, вплоть до изобретения ударного замка, конструировались с ничтожными изменениями ружья, употреблявшиеся во всех других армиях. Во-вторых, Грибовалем была упрощена и усовершенствована артиллерия. Французская артиллерия при Людовике XV находилась в совершенно запущенном состоянии: пушки были самых различных калибров, с устаревшими лафетами, отсутствовало даже единообразие моделей, по которым они изготовлялись. Грибовалю, который во время Семилетней войны[46] служил в австрийской армии и видел там лучшие образцы, удалось уменьшить число калибров, сделать более единообразными и улучшить модели, а также значительно упростить всю систему. Именно с его пушками и лафетами Наполеон вел свои войны. Английская артиллерия, которая, когда вспыхнула война с Францией, находилась в наихудшем состоянии, была значительно усовершенствована, правда, постепенно и медленно; в ней впервые появились лафеты с однобрусными хоботами, принятые потом во многих континентальных армиях, а также приспособления для посадки пеших артиллеристов на передки и зарядные ящики. Конная артиллерия, созданная Фридрихом Великим, усиленно вводилась в течение всего наполеоновского периода, особенно самим Наполеоном, и тогда же впервые была разработана свойственная ей тактика. Когда война закончилась, то оказалось, что самым эффективным этот род войск был у англичан. Из всех крупных европейских армий одна лишь австрийская заменила конную артиллерию батареями, в которых прислуга помещается на повозках, предназначенных для ее перевозки.

Германские армии все еще сохраняли особый вид пехоты, вооруженной нарезными ружьями, и новый способ ведения боя в рассыпном строю придал этому оружию особое значение. Оно стало специально распространяться, и в 1838 г. его переняли французы, которые нуждались в дальнобойном ружье для Алжира. Сначала были сформированы tirailleurs de Vincennes {венсеннские стрелки. Ред.}, а затем — chasseurs a pied {пешие стрелки, шассеры. Ред.}; оба эти вида стрелков были доведены до небывалого совершенства. Их создание послужило толчком для значительных усовершенствований нарезного ружья, благодаря которым в необычайной степени возросли как дальность, так и меткость стрельбы. Эти усовершенствования прославили имена Дельвиня, Тувенена, Минье. Для всей массы пехоты ударный замок был введен в большинстве армий между 1830 и 1840 годами; по обыкновению, последними оказались англичане и русские. В то же время в различных странах прилагались большие усилия, направленные на еще большее усовершенствование ручного огнестрельного оружия и на создание еще более дальнобойного ружья, которым можно было бы вооружить всю пехоту. Пруссаки приняли на вооружение игольчатое ружье — нарезное оружие, заряжавшееся с казенной части и отличавшееся большой скорострельностью и дальнобойностью; это первоначально бельгийское изобретение было ими значительно усовершенствовано. Таким ружьем были вооружены все легкие батальоны прусской армии; остальная часть пехоты незадолго до того была снабжена своими старыми ружьями, превращенными при помощи несложной переделки в винтовки системы Минье. Англичане на этот раз первыми вооружили всю свою пехоту наиболее совершенным оружием — винтовками Энфилд, представлявшими собой несколько видоизмененную модель Минье; их превосходство было вполне доказано в Крыму и спасло англичан при Инкермане[47].

В области тактики никаких существенных изменений в пехоте и кавалерии не произошло, если не считать значительного усовершенствования тактики легкой пехоты французскими chasseurs и новой прусской системы ротных колонн; эта система построения, возможно с некоторыми изменениями, несомненно в скором времени станет общепринятой в силу своих больших тактических преимуществ. Русские и австрийцы сохраняют еще построение в 3 шеренги, англичане еще со времен Наполеона строились в 2 шеренги, пруссаки строятся в походе в 3 шеренги, но сражаются большей частью в 2, в то время как третья состоит из стрелков и их поддержки; французы, прежде строившиеся в 3 шеренги, в Крыму сражались в 2, и это построение ныне вводится ими во всей армии. Что касается кавалерии, то о русском опыте восстановления драгун XVII века и о неудаче этого опыта уже упоминалось выше.

В артиллерии во всех армиях имели место значительное усовершенствование деталей, а также упрощение калибров, образцов колес, лафетов и т. д. Артиллерийская наука значительно продвинулась вперед. Однако никаких серьезных перемен не произошло. Большинство континентальных армий снабжено орудиями 6- и 12-фунтового калибра; пьемонтская — 8- и 16-фунтовыми орудиями, испанская — 8- и 12-фунтовыми; французы, до сих пор имевшие 8- и 12-фунтовые пушки, теперь вводят так называемую гаубичную пушку Луи-Наполеона — простое легкое 12-фунтовое орудие, способное стрелять также небольшими бомбами и предназначенное заменить все другие виды полевых орудий. Английская армия имеет в колониях 3- и 6-фунтовые орудия, но в войсках, отправляемых за пределы Англии, теперь используются только 9-, 12- и 18-фунтовые. В Крыму англичане имели даже полевую батарею 32-фунтовых орудий, но она всегда глубоко увязала в земле.

Общая организация современных армий весьма однотипна. За исключением английской и американской, армии комплектуются путем принудительного набора, основанного либо на рекрутском наборе — в этом случае лица, отслужив в армии определенный срок, освобождаются до конца своей жизни, — либо на системе резервов, когда срок действительной службы короток, но уволенные в запас подлежат в дальнейшем новому призыву в армию на известный срок. Франция представляет собой наиболее яркий пример первой системы, Пруссия — второй. Даже в Англии, где как регулярные, так и милиционные войска обычно комплектуются путем записи добровольцев, в том случае, если последних не хватает, законом предусмотрено пополнение милиции путем рекрутского набора (или жеребьевки). В Швейцарии вовсе нет постоянной армии; все ее вооруженные силы состоят из милиции, обучающейся лишь короткое время. Вербовка иностранных наемников до сих пор еще является правилом в некоторых странах: Неаполь и папа и поныне имеют свои швейцарские полки, французы — иностранный легион, а Англия, в случае серьезной войны, обычно вынуждена прибегать к этому средству. Срок действительной службы весьма различен: он равен двум неделям у швейцарцев, от 18 месяцев до 2 лет в небольших германских государствах, 3 годам в Пруссии, и доходит до 5–6 лет во Франции, 12 лет в Англии и 15–25 лет в России. Офицеры комплектуются различными способами. В большинстве армий в настоящее время не существует никаких юридических препятствий к производству в офицеры из рядовых, но на практике таких препятствий бывает очень много. Во Франции и Австрии известная часть офицеров должна пополняться из числа унтер-офицеров; в России отсутствие достаточного количества образованных кандидатов делает это необходимым. В Пруссии экзамен на получение в мирное время патента на офицерский чин служит преградой для недостаточно образованных людей; в Англии производство в офицеры из рядовых является редким исключением. Для подготовки остальной части офицеров в большинстве стран существуют военные школы, хотя повсюду, за исключением Франции, прохождение курса обучения в них не является обязательным. В отношении военного образования впереди идут французские офицеры, в отношении образования общего — прусские; англичане и русские в том и другом отношении стоят на последнем месте. Что касается необходимых для армии лошадей, то, как нам кажется, Пруссия представляет собой единственную страну, в которой конский состав тоже подлежит принудительному набору, причем владельцы лошадей получают за них определенную плату. За указанными выше исключениями, вооружение и снаряжение современных армий в настоящее время повсюду почти одинаковы. Существует, разумеется, большое различие в качестве и в отделке материальной части армий. В этом отношении русские стоят на последнем месте, а англичане, которые действительно используют преимущества своей развитой промышленности, стоят выше всех.

Пехота во всех армиях разделяется на пехоту линейную и легкую. Первый вид является правилом и составляет основную массу пехоты, настоящая легкая пехота — всюду исключение. Из легкой пехоты в наше время лучшая по качеству и наиболее многочисленная бесспорно французская: она состоит из 21 батальона стрелков, 9 батальонов зуавов и 6 батальонов алжирских туземных стрелков. Австрийская легкая пехота, особенно стрелки, тоже очень хороша; она насчитывает 32 батальона. Пруссаки имеют 9 батальонов егерей и 40 батальонов легкой пехоты; последняя, однако, недостаточно отвечает своему специальному назначению. У англичан нет настоящей легкой пехоты, если не считать их 6 батальонов стрелков; и они, после русских, несомненно наименее пригодны для такого рода службы. У русских, можно сказать, нет какой-либо настоящей легкой пехоты, ибо имеющиеся у них 6 батальонов стрелков теряются в их громадной армии.

Кавалерия также подразделяется повсюду на тяжелую и легкую. Кирасиры всегда относятся к тяжелой, гусары, стрелки, chevaux-legers {всадники легкой кавалерии. Ред.} — к легкой кавалерии. Драгуны и уланы в некоторых армиях считаются легкой кавалерией, в других — тяжелой; русские не имели бы совсем легкой кавалерии, не будь у них казаков. Наилучшей легкой кавалерией является несомненно австрийская — национальные венгерские и польские гусары. Такое же деление существует и в артиллерии, за исключением французской, в которой, как отмечают, имеется лишь один калибр. В других армиях до сих пор еще различаются легкие и тяжелые батареи в зависимости от калибра их орудий. Легкая артиллерия все еще делится на конную и пешую, причем первая специально предназначается для действий совместно с кавалерией. Австрийцы, как указывалось, не имеют конной артиллерии; англичане и французы не имеют пешей артиллерии в собственном смысле слова, ее орудийная прислуга посажена на передки и зарядные ящики.

Пехота сводится в роты, батальоны и полки. Батальон является тактической единицей; он служит той формой, в которой войска ведут бой, если не считать немногих исключительных случаев. Поэтому батальон не должен быть численно слишком велик, чтобы его командир мог управлять им с помощью голоса и зрительной связи, но должен быть и не слишком малочисленным, чтобы он мог действовать в бою как самостоятельная единица, даже после потерь, понесенных в ходе кампании. Поэтому численность батальона колеблется от 600 до 1400 человек; в среднем она равняется 800 — 1000 человек. Деление батальона на роты имеет целью закрепление его эволюционных подразделений, лучшее обучение солдат элементам военной службы и более удобное хозяйственное управление. На практике роты играют роль самостоятельных единиц только при перестрелке, а у пруссаков — при построении в ротные колонны, когда каждая из четырех рот образует колонну в три взвода; этот строй предполагает большие по численности роты, и в Пруссии рота насчитывает 250 человек. Количество рот в батальоне колеблется, как и их численность. Английский батальон имеет 10 рот, по 90 — 120 человек, русский и прусский батальоны — 4 роты по 250 человек, французский и австрийский — 6 рот различной численности. Батальоны сводятся в полки, больше в административных и дисциплинарных целях, а также для обеспечения единообразия в обучении, чем с какой-либо тактической целью; поэтому в формированиях военного времени батальоны одного и того же полка часто отделены друг от друга. В России и Австрии каждый полк имеет 4, в Пруссии — 3, во Франции — 2 строевых батальона, не считая учебно-запасных подразделений; в Англии большинство полков в мирное время состоит лишь из одного батальона. Кавалерия разделена на эскадроны и полки. Эскадрон, численностью от 100 до 200 человек, составляет тактическую и административную единицу; одни только англичане подразделяют эскадрон в административных целях на 2 роты. В полку обычно насчитывается от 3 до 10 строевых эскадронов; у англичан полк в мирное время имеет лишь 3 эскадрона, примерно по 120 всадников в каждом; у пруссаков — 4 эскадрона по 150 всадников, у французов — 5 эскадронов по 180–200 всадников, у австрийцев — 6 или 8 эскадронов по 200 всадников, у русских от 6 до 10 эскадронов по 150–170 всадников. В кавалерии единицей тактического значения является полк, ибо он располагает средствами для самостоятельной атаки, причем эскадроны поддерживают друг друга; поэтому кавалерийский полк формируется в достаточно многочисленном составе, насчитывая от 500 до 1600 всадников. Только у англичан полки столь малочисленны, что они вынуждены соединять 4 или 5 таких полков в одну бригаду; с другой стороны, австрийские и русские полки во многих случаях имеют ту же численность, что и средняя бригада. Французы имеют номинально очень большой численный состав полков, но до сих пор они появлялись на поле сражения в значительно уменьшенном составе, ввиду недостатка у них лошадей. Артиллерия сводится в батареи; сведение в полки или бригады практикуется для этого рода войск только в мирное время, ибо в период боевых действий батареи почти во всех случаях оказываются отделенными друг от друга и всегда используются именно в таких условиях, Наименьшее количество орудий в батарее — 4, но у австрийцев оно доходит до 8, французы и англичане имеют по б орудий в батарее. Стрелки и другие виды настоящей легкой пехоты организованы обычно только в батальоны и роты, но не в полки; характер этого рода войск несовместим с объединением их в крупные единицы. То же самое относится к саперам и минерам, которые составляют вдобавок лишь весьма незначительную часть армии. Исключение в данном случае представляют одни французы; но их 3 полка саперов и минеров насчитывают всего лишь 6 батальонов. В мирное время в большинстве армий обычно высшей единицей формирования считается полк. Более крупные единицы — бригады, дивизии, армейские корпуса — формируются, в большинстве случаев, когда вспыхивает война. Только русские и пруссаки имеют до конца организованные армии, укомплектованные высшим командным составом, как и во время войны. Но в Пруссии это носит чисто иллюзорный характер до тех пор, пока не произведена мобилизация по крайней мере целого армейского корпуса, что предполагает призыв ландвера целой провинции; если в России войска действительно сведены в полки, то все же последняя война {Крымская война 1853–1856 годов. Ред.} показала, что первоначальные дивизии и корпуса весьма скоро оказывались перемешанными, так что преимущества такой организации имеют значение скорее для мирного, чем для военного времени.

Во время войны несколько батальонов или эскадронов соединяется в бригаду: в пехоте — от 4 до 8 батальонов, в кавалерии — от 6 до 20 эскадронов. Там, где существуют крупные кавалерийские полки, последние вполне могут заменять бригады, но весьма часто их численность уменьшается в результате выделения отрядов для дивизий. Легкая и линейная пехота могут быть с некоторой выгодой соединены в одной бригаде, но этого нельзя сделать в отношении легкой и тяжелой кавалерии. Австрийцы почти всегда придают каждой бригаде по одной батарее. Несколько бригад образуют дивизию. В большинстве армий дивизия состоит из всех трех родов войск, например: из 2 бригад пехоты, из 4–6 эскадронов кавалерии и 1–3 батарей. Французы и русские совсем не вводят кавалерию в состав своих дивизий, англичане формируют их исключительно из пехоты. Поэтому, если эти нации не хотят вести борьбу в невыгодных для себя условиях, они должны придавать кавалерию (и соответственно артиллерию) дивизиям всякий раз, когда представляется случай; а этот случай легко упустить, да и нередко бывает трудно или невозможно использовать. Сравнительная численность дивизионной кавалерии, однако, повсюду незначительна, а потому остальная часть этого рода войск сводится в кавалерийские дивизии, в составе 2 бригад каждая, с целью создания кавалерийского резерва, Две или 3 дивизии, а иногда и 4, составляют в более крупных армиях армейский корпус, Такой корпус всегда имеет свою кавалерию и артиллерию, даже тогда, когда их не имеют дивизии; а в тех случаях, когда последние представляют собой смешанные формирования, все же имеется резерв из кавалерии и артиллерии, находящийся в распоряжении командующего корпусом. Наполеон первым создал такой корпусной резерв и, не довольствуясь этим, организовал всю оставшуюся кавалерию в резервный кавалерийский корпус из 2 или 5 дивизий кавалерии с конной артиллерией. Русские сохранили такую же организацию для своей резервной кавалерии; остальные армии, по-видимому, вновь прибегнут к ней в случае серьезной войны, хотя достигнутые результаты так и не были пропорциональны той громадной массе всадников, которая таким образом сосредоточивалась в одном пункте. Такова современная организация боевой части армии. Но, несмотря на упразднение палаток, магазинных складов, полевых пекарен и провиантских фургонов, армию все еще сопровождает большой обоз из нестроевых и повозок, необходимых для обеспечения боеспособности армии во время кампании. Для того чтобы дать об этом некоторое представление, мы укажем здесь, какой обоз, согласно существующим уставам, требуется для одного армейского корпуса прусской армии:

Артиллерийский парк: 6 парковых колонн в 30 повозок, 1 парковая лаборатория на 6 повозках.

Понтонный парк: 34 понтонных повозки, 5 повозок с инструментами, 1 кузница.

Пехотный обоз: 116 повозок, 108 упряжек лошадей.

Санитарный обоз: 50 повозок (на 1600 или 2000 больных).

Резервный интендантский обоз: 159 повозок.

Резервный обоз: 1 повозка, 75 запасных лошадей.

Всего 402 повозки, 1791 лошадь, 3000 человек.

Чтобы дать возможность командующим армиями и армейскими корпусами и командирам дивизий руководить, каждому в пределах его компетенции, вверенными им войсками, во всех армиях, кроме английской, создана особая служба, состоящая исключительно из офицеров и называемая штабом. В задачу этих офицеров входят разведка и глазомерная съемка местности, по которой передвигается или может передвигаться армия; помощь в выработке плана операций и такое уточнение его деталей, чтобы не было потери времени, не возникало среди войск беспорядка и не происходило их бесцельного изматывания. Эти офицеры, таким образом, занимают весьма важное положение и должны обладать вполне законченным военным образованием, а также отличным знанием возможностей каждого рода войск в походе и в бою. Поэтому во всех странах они набираются из числа наиболее способных лиц и тщательно обучаются в высших военных школах. Только англичане воображают, что каждый младший или старший офицер, взятый из любой части армии, пригоден для такой должности; в результате этого английские штабы стоят на самом низком уровне, армия же способна выполнять лишь самые медленные и простые маневры, в то время как командир, если он вообще отличается добросовестностью, вынужден сам проделывать всю штабную работу.

Дивизия редко может располагать более чем одним штабным офицером; армейский корпус имеет свой собственный штаб под начальством старшего или штабного офицера, а армия располагает полным штабом с несколькими генералами, находящимися в подчинении у особого начальника, который в случае необходимости отдает приказания от имени командующего армией. В английской армии начальнику штаба подчинены генерал-адъютант и генерал-квартирмейстер; в других армиях генерал-адъютант является в то же время начальником штаба. Во Франции начальник штаба соединяет в своем лице обе эти функции и для осуществления каждой из них имеет в своем ведении специальный отдел. Генерал-адъютант является начальником личного состава армии; он принимает рапорты от всех подчиненных отделов и воинских единиц и ведает всеми вопросами, касающимися дисциплины, обучения, формирования, снаряжения, вооружения и т. п. Все подчиненные сносятся с командующим армией через его посредство. Если он совмещает и должность начальника штаба, то он вместе с командующим армией составляет и разрабатывает планы операций и передвижений армии. Надлежащая детальная разработка планов передвижения является обязанностью генерал-квартирмейстера: им разрабатываются все подробности маршей, расквартирования, лагерного расположения. К главной квартире прикомандировано необходимое количество штабных офицеров для разведки местности, для составления планов обороны или атаки позиций и т. п. Кроме того существуют еще должности главного начальника артиллерии и начальника инженерной службы, ведающих соответствующими отделами; затем имеется несколько помощников начальника штаба, представляющих начальника в различных пунктах на поле сражения, и некоторое количество офицеров для связи и ординарцев для передачи приказов и донесений. К главной квартире, далее, относятся также начальник интендантства и его канцелярские служащие, казначей армии, начальник медицинской службы и военный прокурор, или начальник военно-юридической службы. Штабы армейских корпусов и дивизий организованы по этому же образцу, но они значительно проще и имеют меньший штат; штабы бригад и полков еще малочисленное, а штаб батальона может состоять лишь из командира батальона, его адъютанта, одного офицера, выполняющего обязанности казначея, унтер-офицера в качестве писаря и барабанщика или горниста.

Для содержания вооруженных сил крупной нации и управления ими требуются многочисленные учреждения, кроме уже названных. Существуют чиновники для производства рекрутских наборов и для пополнения армии конским составом, причем последние часто связаны с администрацией государственных конных заводов; военные школы для офицеров и унтер-офицеров, учебные батальоны, эскадроны и батареи, школы верховой езды и школы для ветеринарных врачей. В большинстве стран существуют государственные литейные мастерские и предприятия для производства ручного огнестрельного оружия и пороха; имеются различные казармы, арсеналы, склады, крепости со своим оборудованием и своим штатом офицеров, которые командуют ими; наконец, имеются интендантство и генеральный штаб армии, которые, обслуживая все вооруженные силы страны, гораздо более многочисленны и должны выполнять гораздо более важные функции, чем штаб и интендантство отдельной действующей армии. Особенно важные обязанности лежат на штабе. Он делится обыкновенно на исторический отдел (собирающий материалы по истории войн, по организации армий и пр. в прошлом и настоящем), топографический отдел (на который возложены составление карт и топографическая съемка всей страны), статистический отдел и т. п. Все эти учреждения, как и все вооруженные силы, подчинены военному министерству, организованному в разных странах по-разному, но имеющему, как должно быть видно из предыдущих замечаний, весьма широкий круг обязанностей. В качестве примера приведем организацию французского военного министерства. Оно состоит из семи управлений, или отделов: 1) личного состава, 2) артиллерийского, 3) инженерно-крепостного, 4) интендантского, 5) по делам Алжира, 6) военного депо (военно-исторический, военно-топографический отделы и т. д. и отделы штаба), 7) военно-финансового, Непосредственно при министерстве находятся следующие совещательные комитеты, составленные из генералов, старших офицеров и специалистов: комитеты по личному составу пехоты, кавалерии, артиллерии, фортификационной службы, военно-медицинской службы, а также комитеты по ветеринарии и организации общественных работ. Таков тот огромный механизм, который создан для комплектования, пополнения конским составом, снабжения провиантом современной первоклассной армии, для управления ею и для ее постоянного воспроизводства. Такая организация соответствует большому количеству собранных в армиях людей. Хотя громадная армия, которую в 1812 г. имел Наполеон, — 200000 человек в Испании, 200000 человек во Франции, Италии, Германии и Польше и 450000 человек с 1300 пушек при вторжении в Россию, — никогда еще не была превзойдена, хотя по всей вероятности мы никогда не увидим снова подобную армию в 450000 человек, сосредоточенную для одной только операции, все же каждое из крупных континентальных государств Европы, в том числе и Пруссия, может набрать, вооружить и обучить армию в 500000 человек и даже больше; хотя армии этих государств составляют но более 1¹/₂% — 3 % всего их населения, все же никогда в истории они не достигали таких размеров.

Военная система Соединенных Штатов строит защиту страны в основном на милиционных войсках отдельных штатов и на армиях добровольцев, собираемых, когда этого требуют обстоятельства; постоянные вооруженные силы, используемые главным образом для поддержания порядка среди индейских племен Запада, насчитывают, согласно отчету военного министра, в 1857 г. лишь около 18000 человек.

Написано Ф. Энгельсом в августе — не позднее 24-го сентября 1857 г.

Напечатано в «New American Cyclopaedia», т. II. 1858 г.

Печатается по тексту энциклопедии

Перевод с английского