"Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]" - читать интересную книгу автора (Елисеева Ольга Игоревна)

Глава 5

Часы на башне св. Витта пробили семь раз. Мрачный замковый двор выглядел, как колодец. Старая резиденция беотийских королей называлась просто Цитадель. Раньше ее мощные, лишенные каких-либо украшений стены служили надежной защитой семье монарха и его приближенным в грозные дни вражеских осад, мятежей и просто наводнений. Потом короли перебрались за реку в новый великолепный дворец Дагмаркулл, который начал строить еще дедушка нынешнего государя, а Цитадель обрела новых постояльцев. Сейчас здесь была тюрьма — самая главная крепость и одновременно застенок Беота. Впрочем, и прежде, в лучшие дни этого грозного скопления стен и башен, в народе ходили слухи о страшных каменных мешках, подземных лабиринтах, тенях замученных узников, замурованных в стены мертвецах, скелетах, висящих прямо на цепях в темных переходах замка, и тому подобной чепухе.

— Что с ним? — королева Этгива брезгливо тронула палкой голову лорда Деми, лежавшего в углу тесной камеры на куче прелой соломы. — Ну и вонь! — старуха встряхнула в воздухе надушенным платком и поднесла его к носу. — Он что издох? Отвечайте, олухи!

Двое тюремщиков переминались с ноги на ногу в дверях. Оба держали по факелу, но переступить порог боялись: вдруг вдовствующей королеве это не понравится? В камере и так тесно.

— У него лихорадка, мадам. — нехотя отозвался один из них, верзила, едва не чиркавший головой по потолку коридора. Его неестественно маленькие мутные глазки на квадратном неподвижном лице раздражали королеву.

— Лихорадка? От чего? — вспылила старуха.

— У нас сыро. — промычал второй. — А может его крысы покусали. Там ведь крысы, мадам.

Этгива взвизгнула, схватила у тюремщика из рук факел и запустила им в темный угол далеко за ложем узника. Раздался писк и топот множества мелких ножек. Человек на соломе застонал, его всклокоченная голова дважды метнулась из стороны в сторону. Старая королева наклонилась над ним. Теперь при свете догорающего на полу факела она хорошо видела того, к кому пришла.

Действительно, сын говорил ей правду: лорд Деми изменился и не в лучшую сторону. Сейчас она не была даже убеждена, что ее рассуждения верны в самом главном звене. Сможет ли этот мешок с костями, сотрясаемый лихорадкой, хоть на минуту приковать к себе внимание королевы Гранара? Говорят, она красивая, уверенная в себе женщина, которая не испытывает недостатка в поклонниках.

Этгива склонилась ниже над узником и тростью убрала с его взмокшего лица спутанные пряди волос. Лицо Харвея осунулось и подурнело, но… — королева удовлетворенно щелкнула пальцами — в нем по-прежнему было что-то, черт возьми, она сама не знала что!

— Мы починим тебя, мальчик. — усмехнулась Этгива. — Что ты там бормочешь?

Лорд действительно бредил. Воспаленные глаза Харвея были широко открыты, но не видели королевы, сухие потрескавшиеся губы шевелились. Казалось, он сейчас пребывал где-то очень далеко.

Над Винейским заливом вились чайки. Холодный северный ветер доносил запах дегтя от Плаймара и сминал рябью зеленую грязную воду у верфей. Не было слышно ни привычного пения пил, ни грохота и брани, обычно оглашавших в этот час предместья столицы. Все побережье, казалось, вымерло и лишь кое-где попадались сопливые грязные дети, игравшие в пыли да дряхлые всеми забытые старухи, сидевшие на завалинках возле облупленных домов. Весь город, да что там город, — все предместья и деревушки, прилепившиеся к дороге на север, высыпали встречать победоносного Харвея лорда Деми герцога Западной Сальвы и его славных морских волков.

Плотная серая толпа облегла обочины и приглушенно гудела, глядя, как из далека приближается слабое облачко пыли и слышится нестройное, но радостное «ура» тех, мимо кого уже проезжают герои. Вот передовые всадники поравнялись с рядами встречающих, и в воздух полетели шапки, клетчатые платки. Отцы подбрасывали малышей, женщины вставали на цыпочки. «Смотри, сынок, это наш спаситель!» «Где? Где?» «На белом жеребце?» «Ура победоносному Харвею!» «Да здравствует лорд Деми!» Ну и остальные, конечно.

Лорд Харвей ехал впереди на белом, как морской прибой, скакуне, захваченном им вместе с другими трофеями на флагмане фомарионской эскадры. Он не знал, что именно этого жеребца по кличке Пенка король Арвен послал в подарок своей царственной кузине королеве Гранара. Но если б и знал, что ж с того? По праву победителя, лучший трофей принадлежал ему.

Не знал Деми также и того, что мощная армада фомарионских кораблей вышла в Винейский залив вовсе не затем, чтоб бомбардировать Плаймар. Она направлялась далеко на юг, в Мальдагран, чтобы помочь гранарцам в новом столкновении с Фаррадом. Этого пока не знал никто, и жители прибрежных деревень, холодея от ужаса, наблюдали, как навстречу грозному флоту самого короля Арвена вынырнула из скал гребная эскадра адмирала Деми и, используя противный фомарионцам ветер, на голову разгромила их в кровопролитном четырех часовом сражении.

На губах молодого герцога играла счастливая улыбка. Он едва сдерживался, чтоб не сорвал с головы шлем и не начать махать им в воздухе. Но это было бы неприлично. В Беоте не принято так откровенно выражать свои чувства. Сдержанность — признак благородного человека. Бог с ней, с чернью. Она имеет право орать от восторга. Но как Харвей сейчас завидовал простолюдинам! Все, на что он сам мог отважиться, это слегка помахивать в воздухе рукой, затянутой в черную перчатку. А хотелось подхватить кого-нибудь из босоногих мальчишек, бежавших за его лошадью, посадить перед собой в седло и пустить коня галопом. Но это не по-беотийски.

Черт возьми! Если б он был чистокровным беотийцем, плевал бы на все правила. Но в том-то и дело, что лорд Деми беотийцем не был, и про каждый его неверный шаг говорили: сколько волка не корми… сальв всегда останется сальвом… Да, останется сальвом! Деми ненавидел себя за это, потому что в глубине души сознавал подобный упрек — правда. Правда хотя бы в том, как его сейчас захлестывали чувства, и Харвею было от этого невыносимо стыдно.

Но счастье казалось больше стыда, и Деми радостно кивал головой в обе стороны. Наконец-то, он стал для этих людей своим и навсегда смыл с себя и своего рода пятно позора, наложенное сумасшедшей авантюрой отца. Ради призрачной мечты восстановления великого Монсальвата герцог Алейн разорвал присягу беотийской короне, несмотря на то, что Западная Сальва вошла в ее состав 500 лет назад и с тех пор ее владыки верно служили государям Плаймара. Но на родине у Харвея все еще помнили о старине, помнили и тяготели к раздробленным сальвским королевствам больше, чем к неродному Беоту. Когда же Рэдрик Красная Шея сумел освободить свою страну от власти Фаррада и мечта о возрождении Монсальвата казалась такой близкой, Алейн изменил присяге и ушел под руку к своему другу королю Гранара.

Они сражались вместе и вместе проиграли. Рэдрик смог удержать Гранар, а лорд Деми проиграл битву у крепости Гуарх и был привезен в Беот в деревянной клетке.

Король Дагмар велел привести к себе семилетнего сына своего врага и сказал ему:

— Твой отец изменил клятве и наказан. Он больше не герцог Западной Сальвы, вот его цепь. Она твоя. Теперь ты должен принести мне присягу.

— Если мой отец поступил так, — ответил Харвей, весь трепеща перед лицом своего грозного государя, — значит у него были причины. И я не могу без его согласия принять герцогский титул.

— Ну что ж. — с безразличием сказал король. — Твой отец — преступник. Я могу помиловать его, а могу казнить. Предательство герцога поддержали все жители Западной Сальвы. Что делать с мятежниками? Тебе решать.

Сейчас Харвей понимал, как отвратительна была эта игра… После присяги ему разрешили свидание с отцом. Низложенный лорд Деми сидел, прикованный к стене, и грустно смотрел на сына.

— Ты правильно поступил. — сказал он. — У тебя не было другого выхода. А сейчас уходи, я не хочу тебя больше видеть.

Теперь, по прошествии 20 лет, Харвей не осуждал отца. Он понимал, что сам, своей рукой перечеркнул дело его жизни. Вскоре герцог Алейн умер в заточении, так и не дождавшись суда. Говорят, такова была тайная воля короля Дагмара. Но это ведь только говорят…

С тех пор жизнь Харвея оказалась отравлена тонким ядом всеобщего недоверия. Его считали предателем, сыном предателя. Потенциальным мятежником, уже благодаря месту, которое он занимал. Никто не называл молодого Деми своим: ни беотцы, ни жители Западной Сальвы. Для них он был отрезанный ломоть, ничтожный сын их великого и славного герцога, служивший ненавистному Беоту. Даже в Морском корпусе, где Харвей был первым, его очевидный талант признавали сквозь зубы, словно учили будущего врага и не могли радоваться успехам.

Но теперь все было позади: и неприязнь, и недоверие. Славный род Деми вновь занял подобающее ему гордое место. Беотийский флот нанес сокрушительное поражение вековечному врагу — королю Фомариона, хотевшему разорить мирное побережье Винейского залива и сжечь Плаймар. Так, во всяком случае думали все, и Харвей был не исключением. Гордая радость заливала его сердце, он оглядывался на своих соратников, на людей, махавших шляпами по обочинам дороги, и везде встречал восторженные преданные лица.

«Да здравствует Харвей!» «Слава победоносному Деми!!!»

Кавалькада всадников уже въезжала в украшенный флагами центр города. На сердце было легко и весело. Ветер раскачивал железные вывески на домах и трепал потемневшие самодельные штандарты, которые каждый беотиец считал своим долгом воткнуть у себя на крыше.

— Ваше величество, они уже на площади.

Король Дагмар стоял на высоких ступенях перед ратушей в окружении отцов города и по-отечески благосклонно протягивал победителю руки, словно хотел обнять молодого герцога. Но Харвей хорошо знал этикет: если государь может нарушить его, то подданный — никогда. Ему предстояло поцеловать воздух над перчаткой монарха. В Беоте считали неприятным, даже неприличным, дотрагиваться друг до друга, и делали это крайне неохотно, подчиняясь необходимости или порочному влечению, после чего долго и с отвращением мылись. Деми в глубине души был уверен, что когда-то страна пережила большую чуму, память о которой сохранилась не в хрониках, а во всем стиле жизни. Наверное, он со своей привычкой вечно есть немытые яблоки и хвататься голой ладонью за дверные ручки выглядел недостаточно утонченно, хотя в остальном, конечно, вполне соответствовал типу воплощенного беотийского благородства.

Осторожно коснувшись губами замшевой краги короля, Харвей отступил на шаг, поскользнулся на мокрых от дождя ступенях, у него закружилась голова, почерневшее небо в прорывах облаков понеслось с невероятной быстротой, а гул ликующей толпы на площади превратился в злобное улюлюканье: «На веревку его!» «На веревку предателя!» «Да здравствует Дагмар, наш отец и защитник!»

Лорд поднял глаза и увидел, как из улыбающегося открытого рта короля выскочила белая мокрая мышь…

— Вы можете привести его в чувства? — с досадой осведомилась Этгива у тюремщиков. — Мне надо с ним поговорить.

— Можно облить его. — предложил второй, тот что был пониже и поживее. — Позвольте, мадам.

Этгива успела отскочить, когда вода рывком была просто выброшена из ведра на узника. Харвей едва не захлебнулся от неожиданного ощущения. Он вскочил на соломе и уставился перед собой широко раскрытыми невидящими глазами.

— Кто здесь?

— Твой кошмар. — сухо расхохоталась старуха. Ее жесткие, словно костяные, пальцы вцепились ему в подбородок и с силой тряхнули голову Деми. — Ну? Узнаешь меня?

— Ваше Величество? — только и мог произнести он. — Что вы тут делаете?

— Совершаю вечерний моцион. — хмыкнула королева. — Я пришла к тебе.

Харвей помотал головой, чтоб избавиться от остатков сна, терзавшего его в лихорадке.

— Что вам от меня надо? — через силу выговорил он, глядя в восковое лицо гостьи.

— Мы решили тебя женить, мальчик.

Деми показалось, что и ведро воды, и Этгива — продолжение его кошмара — не более того.

— Женить? — машинально повторил лорд. — Вы бредите, мадам?

— Ничуть. — возразила женщина. — У тебя ведь есть невеста. Вы с нею обручены. Ну вспоминай! Вспоминай!

— Я не понимаю вас, мадам. — оборвал ее узник. — О ком вы говорите?

— О королеве Гранара Хельви Рэдрикон. Она скоро приедет сюда.

— Куда? В тюрьму?

— Я рада, что ты не теряешь чувство юмора. — кивнула Этгива. — К делу. Я говорю о ее приезде в Плаймар и о том, что мы сделаем тебя королем Гранара.

В камере повисла долгая тишина. Наконец, узник не вполне уверенно осведомился:

— Неужели положение столь серьезно?

— Ты догадлив. — подтвердила старуха. — Скажу только, что король Фомариона Арвен Львиный Зев сделал этой гранарской сучке предложение, и ты — прекрасный способ помешать воссоединению врагов Беота. Так что давай договоримся.

Харвей по привычке попытался поднять правую бровь, но она была рассечена, и молодой лорд только поморщился.

— Это выгодная сделка. — Этгива похлопала его палкой по плечу. — Я скажу тебе, что ты должен делать, ты дашь согласие и можешь убираться отсюда. Надеюсь, ты хочешь домой?

Лорд Деми молчал дольше, чем она ожидала.

— А если я не соглашусь? — наконец, произнес он, глядя своей гостье в глаза.

Королева выдержала этот тяжелый взгляд.

— Умный мальчик. — прошептала старуха. — Ты обо всем догадался, правда?

Герцог коротко кивнул.

— Вы хотите посадить меня на трон в Гранаре, а потом выворачивать наизнанку, как вам здесь захочется. — он усмехнулся. — Вы думаете, у меня не богатый выбор: положить голову на эшафот за преступления, которых я не совершал, или надеть на нее корону за заслуги, которых у меня нет, — молодой лорд криво улыбнулся, — Я вырос далеко от Гранара, почти не знаю страны, ничего к ней не чувствую… Говорят, там люди лучше. Не думаю. Люди везде — дерьмо. Но даже они не заслуживают такого короля, которого соседи смогут выкручивать, как прачка мокрое белье.

Этгива пожала плечами.

— У тебя нет выхода. Если тебя не увезут отсюда прямо сейчас, ты не жилец.

— Выход есть всегда. — спокойно возразил Харвей. — После всего, что вы со мной сделали, я предпочитаю сдохнуть здесь. От лихорадки или на дыбе — все равно.

— Ты дурак. — сухо сказала старуха. — И ты забываешь одну деталь, — она помедлила, — у тебя есть сын. От первого, как теперь выясняется, незаконного, брака. Сколько ему? Пять? Семь?

Харвей задохнулся.

— Вы не посмеете.

— Посмеем. Тебе ли этого не знать? — деловито отозвалась вдовствующая королева. — Хочешь увидеть его на дыбе вместо себя? Отвечай! — она подняла палкой подбородок герцога. — Я заставлю тебя делать то, что мне надо. Не доставляй ему новую боль. Ведь он и так потерял мать. Зачем ребенку становиться круглым сиротой? К тому же нищим. Ведь твои владения конфискуют, как имущество государственного преступника.

Деми подавленно молчал. Даже Дагмар не прибегал к этому доводу. Впрочем, до времени. «Будьте вы прокляты!»

— Будьте вы прокляты. — прошептал герцог, сжимая кулаки.

— Не смеши меня, мальчик. Ты в цепях и не можешь причинить мне зла. — бросила старуха. — Так что соглашайся, пока не поздно.

Лорд сокрушенно опустил голову.

— Но почему вы думаете, что королева Хельви вообще согласится на подобный брак? — с плохо скрываемой надежной спросил он. — Неужели Арвен не предпочтительная партия?

— Ты постараешься внушить ей обратное. — усмехнулась Этгива. — Раньше ты хорошо умел убеждать женщин.

— А теперь разучился. — скрипнул зубами Харвей. Он откинул с колен дерюжное покрывало, обнажив перед старой королевой свои распухшие искалеченные ноги. — Боюсь, мадам, я больше не буду ни танцевать, ни ездить верхом. А без этого какой флирт?

— Будешь. — устало констатировала гостья. — Дагмар сказал: всерьез тебя не трогали. Ты нужен был для процесса, а на процесс не выводят калек.

Деми не поверил своим ушам. Что же тогда называется «всерьез»? Если это для них игрушки.

Королева встала.

— Я покидаю тебя, мальчик. Скоро за тобой придут. На досуге поразмысли над моими словами. Бывает гораздо хуже.

Дверь за ней закрылась с тяжелым скрипом. Догоревший в углу факел погас. Погребная сырость пронизывала тело сидевшего на полу лорда Деми. В мокрой рубашке на дне этой каменной могилы было далеко не весело, но сейчас Харвей молился, чтобы холод и сырость закончили дело, начатое в застенке, раньше, чем за ним придут посыльные короля. Молился бы… если б мог. Но за два месяца, проведенные здесь, он странным образом разуверился в помощи Бога. И даже протянутую с небес руку, единственный шанс на спасение — брак с королевой Гранара — воспринимал как насмешку, как новое звено в длинной цепи издевательств, приковавшей его к негодяю Дагмару и старой карге Этгиве.