"Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]" - читать интересную книгу автора (Елисеева Ольга Игоревна)

Глава 2

Они миновали спальню, гардеробную, будуар и оказались в маленькой молельне. Под темным распятьем и узкой зеленовато-золотой иконой старо-монсальватского письма стоял аналой и бархатная скамеечка для преклонения колен. За ними у самой стены возвышался ларь черного дерева, инкрустированный слоновой костью. Толстая в тяжелом золотом переплете Библия оказалась открыта на Откровении Иоанна Богослова. Молодая женщина провела пальцем по выпуклому корешку, который, оказывается, открывался, как дверца, и извлекла из него увесистый ключ. Подступив с ним к черному ларю, она долго возилась с проржавленным замком, пока муж не отодвинул ее в сторону.

— Дай-ка. — Деми отобрал у Хельви ключ и со зверским выражением лица нажал на старое железо. Замок крайне недовольно заскрежетал и подделся грубой силе. — Кажется, ты его давненько не открывала?

— Десять лет. — серьезно отозвалась Хельви.

— И там лежит что-то ценное? — с сомнением осведомился у нее муж. — Что-то такое, без чего ты спокойно прожила все свое царствование, но что необходимо хранить аж в молельне, спрятав ключ в корешок Библии?

— Одна из самых ценных вещей, которые у меня есть. — кивнула королева.

Она откинула крышку. Ларь оказался почти пуст, только на дне лежал сверток темного бархата, завязанный витым золотым шнурком.

— И это все? — фыркнул Деми. — Я-то думал. В таком сундуке мы бы с тобой поместились вдвоем.

— Тише. — Хельви без тени улыбки извлекла содержимое своей святая святых, развернула бархат и протянула мужу длинный не фаррадский кинжал-трехгранник. — Посмотри внимательно, — сказала она, — там на лезвии.

Харвей приблизил тонкую сталь к глазам. У ручки виднелось золотое клеймо: саламандра в треугольнике.

— Этим кинжалом десять лет назад был убит мой дядя король Филипп, — медленно произнесла женщина. Убийц мы не нашли. Вернее не догнали. Они успели бежать из Изора на фаррадском корабле, когда наши передовые отряды после захвата столицы ворвались в город.

Деми повертел кинжал в руках.

— Что это доказывает? То, что Кларенс принадлежал к числу «могильщиков», как вы их называете?

— Это еще не все. — остановила его Хельви. — В тот год совпали два события: свержение короля Филиппа в Гранаре и булла папы Гильдебранта об уничтожении ордена Золотой Розы. После разгрома братства его земли достались сопредельным королевствам. Гранарской короне в первую очередь, потому что мой дядя сразу же поддержал святой престол, надеясь на часть богатств ордена. Внешне конец Золотой Розы и гибель короля-миротворца не были никак связаны. — она надолго замолчала, глядя на кинжал.

— Но связь была? — осторожно подтолкнул ее Харвей.

Королева вздрогнула, словно голос мужа вывел ее из оцепенения.

— А что ты вообще знаешь о разгроме Золотой Розы? — вдруг спросила она.

Деми развел руками.

— То же, что и все. — Папа зарился на богатства ордена и обвинил братство в ереси. Рыцарям приписали колдовство, жертвоприношения, дьяволопоклонничество и другой бред. Лишь немногим удалось спастись. Остальные были схвачены, показания выбивали под пытками… Что ты мотаешь головой? — Деми заметил, как королева, сидя напротив него, отрицательно качает головой. — Что ты хочешь сказать?

— Ничего, дорогой. — она улыбнулась. — Ровным счетом ничего. Продолжай, пожалуйста.

Но Харвею показалось, что он готов схватить лису за хвост.

— Ты веришь во всю эту чушь?

Хельви слегка стукнула ладонью по крышке сундука, как делала на Совете, когда хотела оборвать чьи-либо необоснованные рассуждения.

— Я читала дела. — веско сказала она. — Не забывай, что после гибели дяди именно мне пришлось разбираться с доставшимися Гранару орденскими землями и крепостями, битком набитыми арестантами. Поверь, — королева покусала губу, — я знаю, что говорю: обвинения просто вогнали в привычную для черни форму такое, чему и я бы не подобрала точного названия. Кстати, — она криво усмехнулась, — братья признавались в содеянном далеко не всегда под пытками.

На лице Харвея отразилось полное непонимание.

— Ты считаешь, что обвинения альбицийских следователей были обоснованны, и ты же предоставила рыцарям Зоротой Розы защиту? Фактически спасла их от костра? Почему?

Хельви провела пальцами по лицу.

— Может быть, это трудно понять. — тихо сказала она. — Но я не могла. Когда я приехала в Мон Седур и увидела… все, что там творилось…

Харвей положил ладонь на ее руку:

— Можешь не продолжать.

Но королева покачала головой.

— Вина братьев Золотой Розы была для меня очевидна. Но люди, которые приехали из Альбицы с приказом папы вести следствие, были зверьми. Мы их повесили.

Она сказала это так просто, что у Деми челюсть опустилась от удивления.

— Папских легатов?

— Ну да. — королева пожала плечами. — Ведь рыцари запрещенного ордена находились на землях, отошедших к Гранару, значит стали моими подданными. Легаты… как ты сказал?.. выбивали показания под пыткой. Я могла бы добавить к этому еще много подробностей. Из четырехсот заключенных Мон Седура после недели такого следствия в живых осталось только 327. Был уничтожен весь высший капитул. — королева забрала у мужа кинжал и долгим взглядом уставилась на его темное лезвие. — У всех повешенных нами представителей папы на запястье оказался такой же знак. Саламандра, кусающая себя за хвост. Ты не находишь, что в этом мало христианской символики?

Харвей хмыкнул.

— И точно такую же татуировку мы обнаружили на левых руках у всех братьев высших степеней, которых умертвили легаты. — закончила Хельви.

Деми на мгновение закрыл глаза. Он вдруг отчетливо представил себе, что должны были чувствовать братья Золотой Розы, когда их допрашивали и пытали люди с точно такими же татуировками на руках, как у всего высшего орденского капитула. Предательство? Измена? Ловушка? Лорд много раз видел этот символ, когда Свищ закатывал рукава, чтоб сменить усталого или недостаточно проворного палача, но для него он не имел особого значения.

— Люди с саламандрами были и в окружении моего дяди короля Филиппа. — продолжала Хельви, — В день его смерти они сбежали. А за месяц до переворота их представители приезжали ко мне в Грот и предлагали деньги и помощь в возведении на престол…

— Ты согласилась? — Деми в упор посмотрел на жену.

Она помотала головой.

— Я испугалась. Увидела знак и испугалась. Отец Робер не позволил бы мне связаться с ними.

Консорт кивнул, именно такого мнения он и был о епископе Сальвском.

— Прости, Хельви, но ты не пыталась узнать, кто они, когда посещала Монтаньяр? Кажется, его обитателям многое известно…

Королева снова вздохнула.

— Я спрашивала у лорда Монтаньяра… и он сказал, что в День Последней Битвы я увижу их на противоположной стороне. Такой знак будет на лбу у всех воинов противника.

Оба помолчали, понимая, что это самый исчерпывающий ответ, который мог дать святой покровитель гранарских королей.

— Ты права, — усмехнулся Харвей, — после твоего рассказа картина не стала для меня яснее. А что сказал папа, когда узнал о смерти своих посланцев? Это ведь не игрушки. Вас могли отлучить.

— Могли. — вздохнула она. — Но не отлучили. Мы попытались объяснить, будто приняли легатов за слуг короля Филиппа, которых и казнили в соответствии с гранарскими законами. Принесли святому престолу глубочайшие извинения и послали богатые дары. Как ни странно, Гильдебрант удовлетворился и больше никогда не поднимал разговор о своих погибших следователях. — она усмехнулась. — У меня даже создалось ощущение, что он, узнав об их смерти, сам вздохнул свободнее.

— Вас это не озадачило? — поднял брови Харвей.

— Нас это устроило. — уточнила Хельви. — Но мы не могли не понимать, что за таким отношением папы к собственным легатам кроется какая-то тайна. Вскоре мы почувствовали, что Гильдебрант ничего не забыл и не простил. Из-за передачи Мальдора бывшим рыцарям Золотой Розы он обвинил нас в попустительстве еретикам. Снова пришлось платить, — королева вздохнула, — и дорого. Чтобы замирить папу, несколько человек из высшей иерархии ордена, оставшихся в живых после следствия, согласились быть казнены. Понимаешь? Они добровольно пошли на костер, чтоб не трогали остальных.

— Должно быть, братство значило для них очень много. — задумчиво протянул Деми.

— Больше, чем ты себе можешь представить. — кивнула королева. Особенно для совершенных. То есть для рыцарей высокого посвящения. — пояснила она. — Но таких после разгрома ордена было очень немного, а теперь и совсем нет. — на ее лице вдруг вспыхнуло сожаление. — ты даже вообразить не в силах, что они умели! Вызывать дождь и разгонять тучи. Разговаривать друг с другом, не разжимая рта — одной мыслью. Согреваться в мороз без огня… — в словах Хельви слышалось почти восхищение. — Им очень хотелось преодолеть границы, поставленные Богом человеку. И они их преодолели. — королева вздохнула. — Не без ущерба для себя. Человеческого в них осталось… Три капли на дне орденской чаши, как говорил один командор. Гордость, зависть и любопытство. У некоторых была еще и память о пережитых человеческих чувствах, которая их очень мучила.

— Но если они были способны на такую преданность братьям, что ради них пожертвовали собой, — недоверчиво произнес Деми, — стоит ли винить их в потере человеческих чувств?

Хельви грустно покачала головой.

— Ты не верно мотивируешь этот поступок. — сказала она. — Нам трудно их понять. — Они жертвовали собой не ради друг друга, а ради того, что представлялось им дороже бренных человеческих оболочек. Ради своих великих тайн, которые могли погибнуть вместе с последними братьями Золотой Розы. Ради священных реликвий, которые должны сохраняться во что бы то ни стало. Ради обрядов, сущности которых большинство из них даже не знало.

— Значит твои подданные с Мальдора — чернокнижники? — прямо спросил Харвей.

— Мои подданные с Мальдора — простые люди, — вздохнула королева, — в прошлом у которых есть несколько лет, проведенных в ордене. К великим тайнам были сопричастны только братья высоких посвящений. После разгрома уцелели в основном рыцари самых нижних степеней, воины, кормщики, капитаны орденских судов, служащие вексельных домов, солдаты дальних гарнизонов. Они почти не принимали участия в страшных обрядах, за исключением первого посвятительного круга, и очень мало знали о главном. — Хельви нахмурилась. — Тогда, десять лет назад, я посчитала, что простого покаяния с них будет достаточно, и отдала им Мальдор, потому что бывшим братьям после папской буллы трудно жилось среди других людей, которые еще недавно охотились за ними с кольями и вилами.

— И ты полагаешь, что сейчас все они стали добрыми христианами? — с сомнением спросил Харвей.

— Я похожа на дурочку? — Хельви помотала головой. — Нет, я так не полагаю. Тот, кто хоть раз пил из орденской чаши, снова не сможет стать таким же, как прежде. И наивно надеяться, что когда-нибудь пропасть между мальдорским дворянством и остальным благородным сословием Гранара изгладится. Но бывшие братья Золотой Розы верно служили мне. Мальдор — сильная линия обороны в южных водах Гранара. Поэтому я не сожалею о своем поступке.

Харвей покачал головой. Из слов жены он понял одно: когда-то Хельви пожалела несчастных, которых на куски рвали папские легаты, и предоставила им защиту. Поступок совсем не королевский. С годами рыцари ордена оказались полезны Гранару, и теперь Хельви пыталась подвести под свои действия хоть какое-то разумное основание.

Деми подумал, что для государя доброта может оказаться не самым полезным качеством. Но тут же оборвал себя. Об этом хорошо размышлять, сидя в тепле у камина. А полгода назад в плаймарской Цитадели он дорого бы дал за всплеск человечности в каменном сердце Дагмара! И вот теперь Хельви должна была вновь платить за проявленное когда-то милосердие. Опять появились люди, о которых она ни тогда, ни сейчас ничего не знала, но остро чувствовала угрозу, исходившую от них. В ее понимании «могильщики» всегда были связаны со смертью, и от того, что они оказывались на разных, иногда прямо противостоящих друг другу сторонах, становилось особенно жутко.

Харвей взял руки жены в свои ладони и прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.

— Ты очень боишься?

— Да. — созналась она. — А главное не понимаю, чего именно. — королева попыталась улыбнуться. — Нам необходимо срочно связаться с Мальдором. — сказала она. — Спросить, что они знают. Не появлялись ли у них в последнее время «могильщики»? Передать свои сведения.

— Какие именно? — нахмурился консорт. Ему совсем не улыбалось разглашать подробности гибели беотийского посла.

— Только официальную версию. — Хельви отняла у него руки и сложила их ладонями вместе. — Боюсь, наше дело не может быть доверено бумаге. К тому же посылать на Мальдор голубей в такую погоду, все равно что бросать бутылку с письмом в бурное море.

— Значит надо ехать. — спокойно кивнул Харвей. — Если обещаешь мне не очень беспокоиться, я отправлюсь прямо завтра.

— Почему не д’Орсини? — ее глаза вспыхнули такой тревогой, что у Деми стало еще тяжелее на душе.

— Мне давно уже пора побывать на острове, — сказал он, — и наладить связи с мальдорским флотом. — К кому я могу обратиться?

— К командору Ружеро д’ Онжерону — тихо ответила женщина. — Я ему доверяю.

На следующий день в присутствии епископа Сальвского Робера монахи св. Гервасия вскрыли под алтарем часовни небольшую крипту, о существовании которой Харвей раньше не подозревал. К удивлению консорта, под могильной плитой, вместо истлевших останков древнего героя или святых мощей, Деми увидел огромный, тяжелый меч, принадлежавший явно великану. Таких не ковали уже ни во времена его отца, ни во времена деда Харвея. Эмалево-белое навершье было обведено синим орнаментом, те же цвета сочетались на ножнах. Это было древнее оружие, пришедшее из другого, более могущественного и полнокровного мира, по сравнению с которым наш казался только слепком, припорошенным пылью и лишенным яркости красок. Консорт почувствовал это сразу, как только взглянул на меч. Еще он ощутил необыкновенную робость и попытался склонить оба колена, но клинок словно потянул его наверх, и когда ладонь Деми коснулась рукоятки, оружие пришлось ему как раз по силам. Он поднял увесистый клинок над головой, ощущая благодатную тяжесть в предплечье, и улыбнулся королеве. Хельви оставалась серьезной.

— Да хранит тебя Бог и лорд Монтаньяра. — прошептала она.