"Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]" - читать интересную книгу автора (Елисеева Ольга Игоревна)

Глава 7

Снег над долинами Сальвы падал густыми хлопьями. Белые поля выглядели словно затопленные взбитыми сливками. Тонкие сиротливые стволы деревьев чернели над косогорами, и дальние перелески расплывались в чуть дрожавшем стеклянном воздухе ранней оттепели.

Стоял февраль. Его вьюжное начало мелькнуло, как один непрекращающийся хоровод метелей, преградивших на время дороги к столице. Заносы и сильный ветер не позволяли крестьянским телегам с продуктами и лесорубам с дровами пробиться в город. Но старых, еще военных запасов хватило, и голода в столице удалось избежать. Хельви приказала открыть склады и начать раздачу муки населению.

Королевская чета снова жила вместе. Деми перебрался из своей спальни к жене сразу после памятной охоты на волков, когда так бесследно исчез беотийский посол. Он чувствовал, что Хельви о многом догадывается, может быть даже знает их с д’Орсини тайну, но ни о чем не спрашивает. Эта молчаливая поддержка очень тронула Харвея. Он был благодарен королеве за то, что она взяла на себя труд дипломатических извинений перед Дагмаром по поводу пропажи — в письмах Хельви упорно употребляла слово «бегство» — сэра Джозефа Кларенса.

Беотийский владыка, конечно, рвал и метал, но формально он не мог ни к чему придраться, поскольку все необходимые извинения были принесены и слова сожаления сказаны, а сам посол исчез без следа.

Дело едва-едва начало заминаться, и консорт вздохнул, наконец, с облегчением, но тут грянул гром.

Вечером, когда королева уже спала — Хельви из-за беременности теперь ложилась рано — в кабинет Харвея буквально ворвался д’Орсини.

— Ты что пьян? — взревел Деми. — Стучишь дверьми, как в кабаке. Разбудишь ее. Тише!

Но Симон не обратил на его слова никакого внимания. Он был бледен, вернее сер, как не выбеленный льняной холст.

— Проклятье! — простонал рыцарь. — Мы — два идиота. — и рухнул в кресло у стола. — Два козла, которым показалось интереснее поиграть в благородство, чем честно доделать работу! И у меня ведь был уже заряжен пистолет! О, Мадонна! О, святые угодники! Ну почему, почему ты его не зарезал?

Харвей встал, пересек комнату и плотно прикрыл дверь. Хельви спала не в соседнем покое, а через два будуара и гардеробную, но крики д’Орсини могли поднять из могилы ее покойных родителей, не то что чутко дремавшую женщину на седьмом месяце.

— Что случилось? — встревожено бросил он, вернувшись к столу. — Симон, ради Бога.

— Он жив. — выдохнул рыцарь и вытер вспотевшими руками лицо. — Эта гадина жива. А может ад не дает ему умереть?

Деми почувствовал, что и его лоб становится мокрым от испарины. Он сразу понял, о ком говорит д’Орсини, но все еще не мог поверить.

— Кто тебе сказал? Ошибка исключена?

Гость безнадежно махнул рукой.

— Абсолютно. Воскресший Кларенс сегодня вернулся в свою резиденцию и полон решимости посетить двор.

— Но как это может быть? — протянул Деми. — Его же унесло под лед. Я сам видел.

— И я. Что с того? Течение слишком быстрое. Тело выбрасывало наверх в каждой следующей вымоине. Так что он, видимо, не успел задохнуться. — Симон постучал пальцем по столу. — Ну ты мне нальешь или будешь изображать святого Иова, у которого сдохли все стада, жены и младенцы?

Харвей машинально исполнил просьбу и сел напротив друга.

— Значит ты все-таки поехал туда за мной? — спросил он.

— Решил подстраховать. — невесело усмехнулся д’Орсини. — Подстраховались! Я даже запретил крестьянам прибрежных деревень неделю после того случая вылавливать утопленников, ссылаясь на возможность чумы. Так нет же, нашлись два добродетельных лесоруба, которые ничего не слышали, и на которых наш любимый мертвец выплыл совершенно случайно. И вот ведь наш народ: вместо того, чтоб двинуть его паленом по голове и забрать себе одежду, на которой золотых побрякушек больше, чем они могут заработать за всю жизнь — вытащили, вылечили у себя в хижине и привезли в столицу, где он им даже не заплатил. Будут знать, кого вытаскивать!

Харвей долго молчал.

— Наши дела исключительно хороши. — наконец сказал консорт. — Он меня видел перед падением в реку, и я недвусмысленно размахивал кинжалом.

— Ну и меня он видел. — пожал плечами Симон. — И я очень недвусмысленно пнул его в рожу сапогом, когда он пытался выбраться на берег.

— Мессир д’Орсини, я от вас этого не ожидал. — саркастически заявил Деми. — Благородный рыцарь, командир королевской охраны, губернатор Южного Гранара, человек с задатками главы тайной полиции…

— В сговоре с принцем-консортом, коронация которого назначена на конец апреля, — поддержал его Симон, — не смогли прикончить жалкого толстого слизняка, который теперь потащит нас обоих на суд и ославит в глазах всех дворов. Что скажите, сир?

— Н-да. — Харвей наполнил кубок, но сейчас даже вино не особенно ласкало ему горло. — Скажу то, что ты сказал мне месяц назад: его надо убить. И уж теперь совершенно точно. Потому что сейчас я даже не в силах представить всех последствий воскрешения Кларенса.

— В резиденции до него добраться будет трудно. — заметил д’Орсини. — После покушения посол увеличил охрану. Теперь при нем неотступно находятся телохранители. Мы, конечно, можем их снять и зарезать его прямо в спальне, но в таком случае огласки не избежать.

— Не стоит. — покачал головой Деми. — Он рвется ко двору? Прекрасно. Хельви сейчас неважно себя чувствует, ее аудиенциями распоряжаюсь я. Назначу ему прием у королевы на самое позднее время под предлогом того, что она хочет без свидетелей расспросить посла о случившемся. И, ради Бога, — в голосе консорта зазвучал металл, — на этот раз не следи за мной.

— Хорошо, хорошо. — замахал ладонями в воздухе Симон. — Ты его опять упустишь.

— Ты тоже. — хмыкнул Деми. — А он еще не успел написать обо всем в Плаймар? Может и огород городить поздно?

— Успел. — Симон, как фокусник, извлек из рукава пару конвертов с красными восковыми печатями. — Вот это официальное донесение посла к беотийскому двору. Оно поехало обычным трактом. В нем нет ничего интересного, вообще ни слова об исчезновении. А вот это, — д’Орсини помахал перед носом у консорта вторым посланием, — шифрованный текст, который Кларенс отправил Дагмару через предусмотренную ими тайную связь. Один беотийский кормщик в порту Грот выполняет функции их курьера. За хорошую плату, конечно. Мои люди взяли оба письма. С тех пор, как Кларенс вернулся, мы перехватываем всю почту, выходящую из посольства. Но долго этого делать нельзя, в Плаймаре могут возникнуть подозрения по поводу задержки корреспонденции.

Харвей кивнул.

— А у них не предусмотрен третий тракт? — спросил он.

Рыцарь усмехнулся.

— Сдается, сир, вы были бы главой тайной полиции не хуже, чем я. Конечно, предусмотрен. Но он идет через горы, прямиком в Беот. Самый короткий, но и самый трудный путь. За него сейчас не надо опасаться, в горах мятеж, и третий курьер остался в посольстве без дела.

Деми подумал, что у д’Орсини явные способности к политическим играм, проявившиеся совсем недавно, после войны.

— Текст-то ты расшифровал? — спросил он скорее для порядка.

— Конечно, — кивнул рыцарь. — Простейший десятеричный код с заменой букв фаррадскими цифрами. Кстати, они очень удобны. Что касается письма, — Симон усмехнулся, — мы с вами там нарисованы самыми черными красками. Я — в особенности.

— Почему ты? — не понял Харвей.

— Вероятно, потому что от меня он этого не ожидал. — пожал плечами д’Орсини, — А еще, наверное, потому что подозревает, кто долбанул его вазой по башке и привязал к стулу.

Оба рассмеялись.

Как ни странно, на этот раз, хотя Харвей и осознавал, что случилась крупная неприятность, он не был так подавлен, как месяц назад. Облегчение, которое Деми испытывал все то время, пока считал негодяя мертвым, дало ему сил. Он сумел как бы отстраниться от своих старых страданий, и память о них перестала приносить прежнюю боль.

Сейчас консорт чувствовал сильнейшую досаду от появления человека, способного выстроить на его пути новые помехи. Но ощущение это было скорее рациональным осознанием опасности, чем почти животным страхом, который он испытывал перед Свищем раньше. Неожиданно для себя Харвей понял, что перестал бояться даже той грязи, которую Кларенс мог вывалить на него перед королевой. Хельви так решительно взялась заминать дело об исчезновении посла, точно сама состояла в сговоре с мужем и д’Орсини. Конечно, она о многом подозревала, но главным для Деми было не это. Он чувствовал такое доверие с ее стороны, что точно знал: даже если Кларенс скажет, будто Харвей ограбил и зарезал нищих на паперти кафедрального собора Рождественской ночью, Хельви начнет искать для мужа смягчающие обстоятельства.

В последний месяц он почувствовал, как ответственность все больше перекладывается с ее плеч на его. Это затягивало. Королева плохо переносила вторую половину беременности, к тому же очень стеснялась своего нового облика: большого живота, припухших губ и растолстевшего носа.

— Я — урод. — говорила она, глядя на себя в зеркало. — Харвей Деми, что со мной делает твой ребенок?

В такие минуты консорт не мог удержаться от смеха.

— Просто у нас будет мальчик. Как ты и хотела.

— Я хотела? — Хельви делала круглые глаза и тут же начинала сама хохотать. — Это вы хотели. Весь Гранар. Надеюсь, когда я буду лежать после родов в гробу, то снова стану по-прежнему прекрасной.

Харвей, сам в другое время ценивший мрачный юмор супруги, сейчас этого не одобрял. Слишком близко подступал срок, и слишком хрупкой казалась сейчас ее жизнь. Он боялся об этом даже думать. Полгода с Хельви заставили его выпустить наружу то, что раньше Деми прятал глубоко внутри. Сделали его тем, чем он был всегда, но не мог показать открыто.

Харвей чувствовал, как она шаг за шагом уступает ему свои дела, полномочия, обязанности, осторожно убираясь отовсюду. Это и радовало, и настораживало его. По сути он уже стал королем. Но осталась ли Хельви королевой? К чему она готовилась, выдвигая его на первый план?

Эту странную перемену заметил в королеве и приехавший ненадолго с гор Дерлок.

— Поздравляю. — мрачно сказал он Деми после одного из Советов. — Тебе удалось за пару месяцев сделать с ней то, что я не смог за шесть лет. Она тебя не перебивает.

Босуорт сам изменился. Он стал более спокоен и уверен в себе не той прежней наглой, на зло всем, уверенностью, а ровным чувством собственного достоинства, за которым стояла убежденность в своей силе. Выступая на Совете он больше не кипятился по каждому поводу, стараясь обязательно отстоять собственную точку зрения и всех подозревая в дурном отношении к себе. Глядя на него сейчас, Харвей вдруг понял, как тяжело давалось этому сильному властному мужчине положение фаворита.

Вероятно, поостыв от первого гнева и переболев обиду, лорд Босуорт испытывал теперь своего рода облегчение. Если б не Хельви… При взгляде на королеву в его глазах время от времени читалась затопляющая душу тоска. Деми взгляд Дерлока напомнил глаза бездомной старой собаки, выгнанной хозяином за ненадобностью. По отношению к этому человеку консорт испытывал чувство похожее на стыд. Если б не Хельви…

Босуорт прибыл оговорить вопрос о предоставлении другой, более плодородной земли кланам Чизлхолмов и Мак-Дуфов. Отказа он не встретил и собирался через два дня возвращаться в горы.

— Песиваля я привезу, когда на дорогах будет поспокойнее. — сказал он консорту. — Сейчас, я думаю, ты и сам не захочешь рисковать.

— Куда их вообще понесло? — с досадой осведомился Деми. — Они что-нибудь объяснили?

— Феона говорила, ты их вызвал, — пожал плечами Босуорт, — чтоб участвовать в коронации.

— Возможно, в твоих глазах я идиот, но не до такой же степени, чтоб тащить женщину и двоих детей зимой, через горы, хоть бы даже и для похорон папы.

— Н-да. — протянул Дерлок. — Странная история. Феона говорила, что получила официальное известие, а не письмо от тебя. Ее это очень обидело. Бумага была за твоей герцогской печатью. Ее удивило, что не за королевской, как обычно. Но она все равно не посмела ослушаться.

Теперь картина становилась более или менее ясна. Герцогских печатей Деми среди конфискованных у него в Беоте вещей было предостаточно. Маленькие на перстнях, походные, большие для официальных случаев. Вероятно, что-то Кларенс привез с собой. Зачем послу понадобилось вызывать сына Харвея в столицу и как он намеревался использовать мальчика в давлении на отца, консорт не знал. Пока он считал Свища мертвым, его это его не беспокоило. Но сейчас прокурор опять ожил, и надо было срочно изобретать меры, как загнать его обратно в могилу.

Аудиенция Кларенсу была назначена на 11 часов вечера в пятницу. Дворец уже опустел. Деми считал, что расширять круг посвященных в тайну опасно, а использовать наемных убийц в королевской резиденции еще опаснее. Поэтому он поспешил к назначенному часу занять позицию в колоннаде нижнего этажа, по которой посол должен был идти к пустынной лестнице в верхние покои ее величества.

Но в дело вмешался случай, упорно мешавший Харвею стать хладнокровным убийцей. Сам консорт чувствовал себя неважно. Одно дело убивать в сражении: ты видишь врага, враг видит тебя, ваши шансы равны. Совсем другое — нападать из-за угла. Вся натура Деми протестовала против такого невозможного для него поступка. И тут все испортила погода. Резкая оттепель, в результате которой у Харвея не просто разнылись, а прямо-таки отвалились колени, над которыми когда-то на славу поработали палачи по приказу Кларенса. Вступило. Ни туда, ни сюда.

«Убийца-паралитик! — проклинал себя консорт. — Не нанять ли носильщиков до места преступления?» Посылать за д’Орсини и просить его в самый ответственный момент подменить себя Харвей не хотел. Он не мог перекладывать свою ответственность на других.

В результате консорт хромал до места предполагаемого нападения несколько дольше, чем рассчитывал, и злополучный посол уже успел прошествовать галереей. Оставалось ждать, когда Свищ начнет спускаться обратно, переговорив с королевой. Это сильно ухудшало ситуацию. Чертыхаясь про себя, Деми остановился в колоннаде, когда услышал приглушенные голоса на лестнице.

Осторожно подобравшись поближе, Харвей заглянул в холл, где начинались ступеньки, и обомлел. На втором пролете стоял сэр Джозеф Кларенс, а над ним, возвышаясь во весь свой громадный рост, лорд Босуорт собственной персоной. Наверное, он приходил проститься с королевой перед завтрашним отъездом, и сейчас спускался вниз.

Беотийский посол что-то горячо говорил горцу, а Дерлок с самым мрачным выражением лица почесывал бороду. У Харвея волосы на голове встали дыбом при одной мысли, что именно мог рассказывать Свищ бывшему фавориту. Дерлок слушал молча, иногда кивая в такт сказанному, иногда морщась. Наконец, посол затих, выжидательно глядя вверх на своего собеседника.

— Ну? Что вы скажите? — чуть громче спросил он.

Горец вальяжно потянулся.

— Скажу, что ты дурак, раз рассчитываешь на мою помощь. — произнес Дерлок, а потом неожиданно поднял руки, взял прокурора за уши и повернул ему голову.

Харвей услышал хруст ломаемой кости. Босуорт разжал ладони, и обмякшее тело посла рухнуло на ступени. Оно покатилось вниз по лестнице и застыло на площадке у подножия.

— Дерьмо. — буркнул себе под нос Дерлок. — Убить они его хотели! Ничего сами сделать не могут. — горец миновал холл и вышел на галерею с противоположной стороны.

Деми минуту стоял молча, затем подошел к телу своего врага в его на этот раз окончательной смерти. Лунный свет сквозь узкое окно заливал лестницу. Кларенс лежал лицом вверх, так что консорту не пришлось его даже переворачивать. У посла была сломана шея. На лице застыло недоумение.

Харвея охватило странное чувство: человек, так долго бывший его кошмаром, валялся под ногами и сейчас вовсе не казался таким гипнотизирующе отвратительным. Консорту сделалось грустно и смешно. Свища убил Босуорт. Походя. Даже не задумываясь о том, что делает. Этот пещерный медведь одним ударом лапы кончил все терзания Харвея и даже не подозревает об этом. Жизнь странным образом связывала их судьбы, но пока ни один не мог сказать, что из этого клубка получится.

Возвращение хромого консорта к себе совпало с обходом дворца ночной стражей и обнаружением мертвого тела. Мак-Даган, несший со своими горцами караул не стал поднимать много шума из-за какого-то дурака, явно слетевшего с лестницы, и посол до утра пролежал в караульной.

— Кто из вас убил Джозефа Кларенса? — взгляд королевы по очереди уперся в троих мужчин, стоявших перед ней.

Тело прокурора лежало на столе в закрытой комнате, где находились, помимо покойника, еще д’Орсини, Харвей, Дерлок и ее величество.

Хельви вела себя так, будто знала о случившемся все. Более того, она на время вышла из своего благодушного состояния, когда ни во что не вмешивалась и предпочитала поручать дела мужу.

— Вы, идиоты, я спрашиваю, у кого руки чесались?

Под ее гневным взглядом Босуорт спасовал первым.

— Он меня ущипнул за задницу! Вчера на приеме. — возмутился горец.

— Событие! — фыркнула королева. — Запишем в анналы гранарской истории. И это причина, чтоб свернуть ему шею?

— Больно. — добавил Дерлок, он явно издевался.

Харвей вдруг представил, какое сильное впечатление на этого, выросшего в горах, в сущности очень дикого деревенского парня должен был произвести куртуазный поступок беотийского посла. Ему стало смешно. Д’Орсини тоже.

— Чего вы ржете? — вспылила королева. — У нас тело со сломанной шеей, и как прикажите объяснять это королю Дагмару? Месяц назад вы по крайней мере постарались, чтоб трупа не было.

— К сожалению, он всплыл. — Симон вздохнул. — Что же касается сегодняшнего положения вещей, то оно на самом деле куда более отрадно. Характер раны указывает, — рыцарь подошел к покойнику и с сомнением осмотрел ему шею, — что он сломал себе позвоночник, падая с лестницы. Ночь была темная…

— Да, и по дворцу шаталась странная публика, намеренно сталкивавшая со ступеней тех, кто шел на аудиенцию к королеве. — закончила за него молодая женщина. — Согласна с вашей версией, Симон. Какую версию предложите вы, Харвей?

— Упал с лестницы. — пожал плечами консорт. — Какую еще?

— А вы, Дерлок?

— Мне все равно. Упал так упал. — голос Босуорта звучал совершенно равнодушно.

— Так. — протянула королева. — Подавляющим большинством голосов решено, что Джозеф Кларенс очень любил кататься по перилам в темноте. Это и послужило причиной его внезапной трагической смерти. Так и напишем соседям. — она вдруг осеклась, глядя на левую руку покойного, на которой задувавший в комнату ветер слегка приподнимал белый кружевной манжет.

— Д’Орсини, подойдите сюда. — голос Хельви дрогнул. Она наклонилась над телом прокурора и брезгливо двумя пальцами загнула кружево манжета вверх. — Вам это ничего не напоминает?

— Пречистая Дева! — только и мог произнести рыцарь.

Остальные тоже согнулись над столом, чтоб рассмотреть, что встревожило Симона и Хельви. На левом запястье покойника красовалась полурасплывшаяся от старости татуировка: саламандра в треугольнике, кусающая свой хвост.

— Мы думали, что избавились от них десять лет назад. — потрясенно проговорил Симон. — Но, видно, ошиблись. Неужели они до гробовой доски будут преследовать нас?

— Значит он не только посол и уж, конечно, не только от Дагмара. — задумчиво произнесла королева. — Да, Дерлок, — она повернула к бывшему фавориту сокрушенное лицо. — Лучше б ты позволил ему щипать тебя за задницу. Теперь нас всех так ущипнут, что только держись.

— Эй, господа. — возмутился Босуорт. — Вам не кажется, что вы говорите загадками. Двое из вас знают что-то, о чем мы не имеем и понятия. Рассказывайте.

Хельви устало вздохнула.

— И рассказывать нечего. Мы сами током не понимаем, кто они. Тогда, в самом начале моего царствования, этого так и не удалось выяснить. Их называют «могильщиками», хотя вернее было бы назвать «убийцами». Люди с такими знаками на руках зарезали моего дядю короля Филиппа сразу после свержения с престола, хотя я и не хотела ему смерти. Люди с такими знаками участвовали в разоблачении и следствии над орденом Золотой Розы. Они оказывают услуги султанам Фаррада, королю Беота и банкирским домам Форца. Но кто их настоящий хозяин — неизвестно. В последнее время «могильщики» свили себе удобное гнездо под покровительством святого престола. Так что скоро мы получим много интересных новостей из Альбицы. Одна другой важнее. Дерлок, друг мой, — королева обернулась к Босуорту, — кончай поскорее с делами в горах. Ты нам можешь очень здесь понадобиться.