"Стрелы Перуна" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)

Глава пятая Речи о громах грядущих

Вода постепенно прибывала. Ночью с грохотом лопнул лед на Днепре. Утром люди увидели, как неисчислимое речное воинство, сталкиваясь, налезая друг на друга, спешило вниз по течению, к морю — на простор!

Русский отряд во главе с Рудомиром остановился на левом берегу Днепра, как раз напротив Киева. Боярин и сотский Летко Волчий Хвост расположились в бревенчатой избе паромщика, которая одновременно служила и гостиницей для проезжающих. Хозяин провел почетных гостей в самую просторную горницу. Стоя перед грозным начальником, мужик рассказывал:

— Кабы денька три тому, то пеши мож и перешли бы Непру-реку. Как раз позавчерась тут козарин какой-тось перебрался в Киев-град.

— Пеший, што ль? — спросил Рудомир. — Дак козары пеши не ходят.

— Пошто пеши? — удивился мужик непонятливости боярина. — Верхи. Толечко как раз посередке они и провалились. Козарин — ловкий малый, прыгнул куда потверже, а конь-тось утоп. Жалко, хороших кровей скакун был. Птица, не скакун.

— Кто козарин-то, дознавался?

— А как же. Остромир, старшой сторожи здешней, спрашивал. А вот мне-тось ничего не сказывал. Да яз и не...

— Што ж ты голову морочишь, навоз медвежий?! — возмутился боярин. — Найди мне немедля Остромира!

— Где ж яго искать? — Паромщик развел руками, и глупое лицо его стало, как у стряпухи, нечаянно уронившей на пол сырое яйцо. — Он по утицам пошел в плавни. Небось приварок притащит в казан Остромир-та...

— Вон отсюда, олух! — рыкнул боярин так, что задрожали стены.

Летко Волчий Хвост расхохотался во все горло. Когда паромщик, пятясь, вышел,  Рудомир спросил Летку:

— Слышь, а где побратим-то твой? Кирша, кажись?

— В Итиль-граде остался.

— Чего так? Аль в полоне не заскучал по родной земле?

— Должок у него к Санджар-хану. Отдать хочет.

— Кровавый должок-от?

— Навроде того.

— Што-о? Да как ты смел оставить его там для ради такого дела?! — Выпуклые глаза боярина налились гневом. — А ежели он, исполнив долг, попадется в лапы хакановых мечников! Тогда што, а? Тогда хакан-бек обвинит Русь в убивстве князя козарского. Скажет, мы подстрекнули. Да Святослав голову с меня сымет! Да яз! Тебя...

— Не пыли, болярин. — Летко недобро прищурился. — Не из пужливых яз. Это Кирши дело. И ты в него не встревай. А потом, он парень ухваткий. Да и мне обещался: коль иного пути не будет, так он заколет себя, а в полон во второй раз не отдастся.

— Все едино. По обличью и мертвого узнать могут, — понизил тон. Рудомир.

— Не узнают. Яз его...

— Кого не узнают? — раздался вдруг знакомый властный голос.

Рудомир и Летко вскочили. При этом боярин грохнулся головой о дощатый потолок. На пороге стоял Святослав.

— Ну и велик же ты, Рудомир. Это какие ж тебе хоромы надобны, ежели эти, гостевы, низки? Садитесь! — Святослав прошел в горницу, уселся за стол, снял шапку, пригладил длинный чуб, глянул в упор на Летку:

— Сказывай, ума палата, кто и што не узнает?

Летко коротко изложил суть дела.

— Так жив Кирша Рачьи Глаза? — радостно изумился Святослав. — А яз-то думал... Князя Санджара, речешь, убить обещался? Так то доброе для Руси дело! Ежели Кирша свершит сие и жив останется, гривной на шею пожалую...

— Надо бы, — порадовался за друга сотский.

Святослав взглядом прервал его и продолжал:

— ...Санджар истинно ратного ума князь. Помню, два лета тому сумел он отбиться от наших. Многих русичей посек и ушел. Орду свою увел, почти и не потерял ни одного воя. Санджар — вот кому бы в Козарии ха-кан-беком быть! То б большой бедой для Руси обернулось! Великой бедой! — Князь задумался, потом глянул на воеводу. — Поведай мне, Рудомир, што хакан-бек Асмид ответствовал на слово мое?

— А никак не ответствовал, — все еще хмурясь и почесывая ушибленную голову, проговорил боярин. — Да яз и слушать не стал. А только видно было, што испужался он. И воеводы его тож побледнели.

— Тебя всякий испужается. — Князь засмеялся. — Ну ладно, об этом потом поподробнее потолкуем... Скажи, Летко, надежно ли слово эмира Бухарского Мансура? Не подведет исмаильтянин?

Летко Волчий Хвост долго рассказывал о делах в Итиль-келе, о грызне ханов между собой, о возмущении простых работных людей нещадными поборами. Сказал, что простые хазары не хотят воевать с Русью...

— И не только смерды, а и вой белые ропщут. Однажды приходил ко мне страж хаканов меч торговать. Яз угостил его изрядно медовухой, меч за бесценок отдал. Дак он поведал мне, старшая жена великого хакана ханша Пулад-нисо днем и ночью пилит ему шею, штоб он замирился с тобой.

— Ну и?

— Дак царь казарский только на словах великий правитель. А так... — Летко махнул рукой. — Три властителя настоящих в Козарии: хакан-бек, чаушиарь и кендарь. А раз все войско у хакан-беки, то он и вертит всеми. И нет злее врага для нас, чем хакан-бек Асмид. Да и он не сам делами ворочает. Есть при нем старичок один зело умный и зловредный — кудесник Магометов по имени Хаджа Мамед...

— Наслышан. Тогда, после битвы под Чернигов-градом, мало кто из козар ушел, а тот кудесник ускользнул. Жаль, он целой орды степняков стоит, а может, и боле. — Святослав потер переносицу. — Вот бы кого лицом к Руси поворотить.

— Нет! Этого не поворотишь. А значит, не поворотить и хакан-бека. Яз могу предсказать, каков ответ тебе от козар будет.

— Каков же?

— Готовься к битве! Жди козарские тумены на Русь! Быть скоро грозе ратной!

— Што ж, встретим... Только злоба — плохой помощник в драке. Дурак он, этот хакан-бек. Быть ему биту! Добро, хоть кудесник Хаджа Мамед воевода хреновый. С ним бы мне потруднее пришлось, умен! Готовься к битве, речешь? Давно готов. С козарами нам так или эдак, а схватиться наступит время. Мешаем мы друг дружке. Да и хотелось бы ратовать с ними нынче. — Князь вздохнул тяжело, настроение его как-то сразу изменилось к худшему. — Что-то печенеги освирепели. Князь Радман удерживает их покамест от набегов на Русь. Вот только долго ль слушать его будут ханы степные, особливо Куря?

— Что так? — невольно вырвалось у Летки. Святослав глянул на него строго, но пояснил:

— Орды Кури, Илдея и Тарсука пошарпали было земли Романии, да потом разбил их воевода царьградский Иоанн Каркуас. И царь болгарский Петр на них насел. Дак беки те печенежские едва с половиной воев своих прорвались назад, в кочевья. Злы печенеги, добычи ищут. А козары снова, как два лета тому, подталкивают соседушек к нашим пределам.

— Побьем и на сей раз! — уверенно заявил Рудомир.

— А пошто их бить да кровь-руду русскую лить? — насмешливо глянул на него Святослав. — Нам степняков стравить надобно, как тех кочетов. Яз спослал гонца в Печенегию, мира делить с беками ихними. Зову их на битву с козарами. Да не ведаю вот, как дело сие выгорит.

— Авось выгорит! — снова пробасил Рудомир.

— Дур-рак! — вспылил Святослав. — «Авось»?! «Авось» хороша в крутой каше с доброй долей масла! А тут на «авось» не полагайся! Эй, кто там? — Князь обернулся на скрип двери.

— Остромир яз, великий князь. Дозволь войти?

— Входи!

В горницу ступил белобрысый крепыш в охотничьей одежде и высоких кожаных сапогах. Он низко поклонился, сказал:

— Так што утиц насшибали отроки мои. Прикажи изжарить?

— Молодец! — повеселел князь. — А яз ни одной и не видел. Готовь трапезу! Есть хочу, яко бирюк. А вы? — Он посмотрел на Летку и Рудомира.

— И мы тож не откажемся от утятинки! — прогромыхал боярин, радуясь тому, что, кажется, гнев княжеский прошел на этот раз мимо него...

Без малого неделю ледоход не пускал Святослава и русское посольство на другой берег Днепра, в Киев. Народу здесь, на левом берегу, скопилось изрядно. Поели весь хлеб у Остромира и паромщика и питались только вареной или жареной дичиной.

Князь сам ходил по плавням с луком. Охота была удачной, и Святослав вваливался в избу возбужденный и по-мальчишески хвастался добычей.

По вечерам властитель Руси придирчиво расспрашивал Летку о хазарах — ханах и купцах, с которыми тому приходилось иметь дело, будучи в Итиль-келе.

— Все одно, князь, штоб свалить хакан-бека, надобно добрую ратную силу иметь, — говорил Летко. — Хоть и раздор промеж ханами в Козарии, но воев там много. В одном Итиль-граде до двух туменов постоянно живет. Правда, ранее изока[83] они на битву не пойдут. Кони у них отощали, а без коня степняк не воин. Эта зима ох как снежна была, корму скоту не хватало. Так што козары поначалу от южных пастбищ с ранней травой будут постепенно отходить к северу вслед за кормом. Солнышко жаркое на том пути разгорячит кровь воев степных, и будут они веселы и люты, как змеи на горячем песке.

— Надобна сила... — Святослав задумался, невидяще глядя на огонь в печи. — Сила? Сила у нас есть. К травеню[84] смерды сев закончат и станут способны к бою. Да и дружину яз ополчил немалую. Скажи... — Князь остро глянул в глаза Летке. — Как бы ты ратное дело свершил с козарами? Воеводы мои советуют к вятичам на Оку вести дружины, штоб отнять данников сих от Козарии и пополнить наше войско. И оттуда, дескать, по Итиль-реке потом двинуться в лодиях в глубь козарской земли. А ты как мыслишь, ума палата, а?

— Яз малый человек, сотский всего-то. Мне ль давать советы великому князю Руси? — смутился Летко.

— А все же?

— Ну ежели на то воля твоя... Не обессудь, но мыслится мне, поход через землю вятичей нынче не ко времени. Плыть туда надобно, но не теперь.

— Не понял...

— А што тут понимать. В той стороне тебя сразу с великой силой ратной встретят все племена, кои стоят под рукой хакановой: и булгары камские, и буртасы, и берендеи, и саксины, и сами козары...

— Разгромлю! Мои дружины сильны, как никогда прежде. — Князь стукнул кулаком по столу. — Мокрого места не оставлю от степного воинства. С воды мы не дадимся им. А как миг приспеет, высадимся на берег и раздавим по одному! Да и торки помогут. Уговор у меня с ними.

— Торки далеко, за Итиль-рекой. — Голос Летки отвердел. — А ежели в то время, когда ты будешь с булгарами да буртасами возиться, хакан-бек от Белой Вежи[85] двинет свои тумены на Киев-град? Да еще печенегов с собой потащит, тогда как?

— С печенегами хоть худой мир, а держим... Радман обещался по хакану ударить. И другие бек-ханы за ним пойдут.

Князь говорил вроде бы серьезно, но сотский чувствовал, что Святослав так не думает и уж поступать тем более не будет. Летко Волчий Хвост в душе недоумевал, почему Святослав именно с ним завел этот разговор. Не от скуки же?

— Ну што скажешь, ума палата?

Сотский решил высказаться до конца.

— Ежели ты с дружинами своими будешь далеко, печенеги одни на хакана не пойдут, остерегутся. Бек-ханов надобно только как подмогу иметь: их в хвосте держать хорошо, а в битву пускать, когда уж ворог разбит будет. Вот тогда печенеги в угон пойдут и порубят бегущих. Для трудного боя телесно[86] степняки не способны. Увидят печенеги перед собой неисчислимое множество воев козарских — уйдут от битвы. Тогда хакан-бек сманит их посулом и потащит за собой жечь землю Святорусскую. И защитить ее будет некому.

— Ну и как бы ты поступил на моем месте?

— Надобно двинуть всю ратную силу русскую на Белую Вежу и взять твердь сию на копье. Потом по Дону-реке спуститься в лодиях до Сурожского моря[87] и взять приступом Тмутаракань и Корчев[88].

— Ого! А печенеги?

— Печенеги тогда за тобой пойдут, им деваться некуда. Мы для них страшнее козар. Ударь ты, князь, по этим трем городам, и сразу вся Козария пошатнется, ибо ты отрежешь ей путь к базарам богатой Романии. Хакан-бек, ханы и купцы козарские никогда не смирятся с убытком и двинут на выручку твердей сих все свои ратные силы. Вот и бей их всех сразу. И печенеги при сем с тобой будут. Вот!

— Да ты воевода хоть куда! — изумился Святослав. — А ведь и яз так промыслил. Или почти што так. Да только Асмуд, Претич, Добрыня и боляре киевские меня отговаривают, особливо Свенельд старается.

— Зря отговаривают. Риск есть, конечно. Но он наименьший.

— Ну, а далее как бы ты дело повел, ума палата? — Святослав смешливо прищурился.

— А вот как! — Летко задорно вскинул голову. — Ежели дело с умом вершить, то хакан-бек может все войско свое потерять в битве на Дону или у Сурожского моря. Вот тогда, будущим летом, и надобно пойти с дружинами по тому пути, на который нынче тебя толкают воеводы и боляре твои...

— Дак врагов на сем пути не убавится: булгары, буртасы, берендеи, саксины?

— Надобно мыслить, все ж убавится: ежели не врагов, так сила их! Во-первых, хакан-бек не успеет собрать новых воев для битвы, ежели ты этим летом разобьешь его. Значит, и булгары, и саксины и протчие с осторожкой встретят тебя. Да мыслится мне, примирятся они с тобой, ежели сам хакан бит будет: им ведь тож не сладко под тяжкой десницей козарской живется, ибо дань великую погодно платят они Итиль-граду. И печенеги без страха ринутся в глубь Козарии, когда за спиной у них тверди русские стоять будут по Дону-реке.

— Мудро мыслишь, Летко Волчий Хвост. Быть тебе когда-нито большим воеводой. А сейчас... — Князь сразу стал серьезным. — Все, што ты сказал тут, и яз почти так же измыслил. Но... почти! А посему яз дам тебе малую дружину в тысячу сторонников[89].

— Как мне?! — опешил Летко. — Я же сотский всего!

— Отныне ты воевода-тысяцкий! Как в Киев-град придем, пожалую по чести при всех болярах. Пожалую за добрые дела, кои свершил ты во славу Святой Руси в Итиль-граде, за то, что мыслишь остро, как подобает доброму воеводе!

— Благодарствую за честь, князь! — Летко вскочил и встал на одно колено.

— Встань! Слушай. Ежели нам хакан-бек мира не даст, тогда с тысячей хорошо оружных ратников пойдешь к вятичам. Они примут тебя и подмогнут воями. С ними, опять же в лодиях, поплывешь к булгарам и встанешь на виду их стольна града. Скажешь Талибу-царю: ежели грозы на земле своей не хочет, то пусть на мир с Русью идет и гонцов с тем шлет ко мне!

— А ежели он отвергнет слово твое?

— Тогда пожги, што сможешь, на земле булгарской и возвращайся к вятичам. Жди меня там. Другим летом я со своим войском туда приду...

Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Остромир.

— Чего тебе? — резко спросил Святослав.

— Гонец от козарского князя Харука челом бьет.

— Пускай подождет, не велика птица!

— Не хочет ждать. Волосы на себе рвет. Сказывает, уж девять ден как прискакал, а тебя сыскать не может. В Киев-граде ждал. Теперь сюда перебрался...

— Как в Киев-граде?! Што, путь через Непру-реку чист?

— Не совсем. Лед еще на реке. Да гонца того за пять серебряных монет рыбарь Лабун примчал на челноке. Сказывает лодочник, разов шесть чуть было не потопли.

— Ай да козарин! Ай да удалец! — Князь хлопнул себя ладонью по коленке. — А ведь степняки и теплой речки страшатся. А этот? Сотней золотых одарю, ей-богу! Ежели даже с плохой вестью пожаловал гонец, все одно одарю! Веди его сюда! Зови, раз уж он такой лихой богатырь!