"Стрелы Перуна" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)Глава пятая Речи о громах грядущихВода постепенно прибывала. Ночью с грохотом лопнул лед на Днепре. Утром люди увидели, как неисчислимое речное воинство, сталкиваясь, налезая друг на друга, спешило вниз по течению, к морю — на простор! Русский отряд во главе с Рудомиром остановился на левом берегу Днепра, как раз напротив Киева. Боярин и сотский Летко Волчий Хвост расположились в бревенчатой избе паромщика, которая одновременно служила и гостиницей для проезжающих. Хозяин провел почетных гостей в самую просторную горницу. Стоя перед грозным начальником, мужик рассказывал: — Кабы денька три тому, то пеши мож и перешли бы Непру-реку. Как раз позавчерась тут козарин какой-тось перебрался в Киев-град. — Пеший, што ль? — спросил Рудомир. — Дак козары пеши не ходят. — Пошто пеши? — удивился мужик непонятливости боярина. — Верхи. Толечко как раз посередке они и провалились. Козарин — ловкий малый, прыгнул куда потверже, а конь-тось утоп. Жалко, хороших кровей скакун был. Птица, не скакун. — Кто козарин-то, дознавался? — А как же. Остромир, старшой сторожи здешней, спрашивал. А вот мне-тось ничего не сказывал. Да яз и не... — Што ж ты голову морочишь, навоз медвежий?! — возмутился боярин. — Найди мне немедля Остромира! — Где ж яго искать? — Паромщик развел руками, и глупое лицо его стало, как у стряпухи, нечаянно уронившей на пол сырое яйцо. — Он по утицам пошел в плавни. Небось приварок притащит в казан Остромир-та... — Вон отсюда, олух! — рыкнул боярин так, что задрожали стены. Летко Волчий Хвост расхохотался во все горло. Когда паромщик, пятясь, вышел, Рудомир спросил Летку: — Слышь, а где побратим-то твой? Кирша, кажись? — В Итиль-граде остался. — Чего так? Аль в полоне не заскучал по родной земле? — Должок у него к Санджар-хану. Отдать хочет. — Кровавый должок-от? — Навроде того. — Што-о? Да как ты смел оставить его там для ради такого дела?! — Выпуклые глаза боярина налились гневом. — А ежели он, исполнив долг, попадется в лапы хакановых мечников! Тогда што, а? Тогда хакан-бек обвинит Русь в убивстве князя козарского. Скажет, мы подстрекнули. Да Святослав голову с меня сымет! Да яз! Тебя... — Не пыли, болярин. — Летко недобро прищурился. — Не из пужливых яз. Это Кирши дело. И ты в него не встревай. А потом, он парень ухваткий. Да и мне обещался: коль иного пути не будет, так он заколет себя, а в полон во второй раз не отдастся. — Все едино. По обличью и мертвого узнать могут, — понизил тон. Рудомир. — Не узнают. Яз его... — Кого не узнают? — раздался вдруг знакомый властный голос. Рудомир и Летко вскочили. При этом боярин грохнулся головой о дощатый потолок. На пороге стоял Святослав. — Ну и велик же ты, Рудомир. Это какие ж тебе хоромы надобны, ежели эти, гостевы, низки? Садитесь! — Святослав прошел в горницу, уселся за стол, снял шапку, пригладил длинный чуб, глянул в упор на Летку: — Сказывай, ума палата, кто и што не узнает? Летко коротко изложил суть дела. — Так жив Кирша Рачьи Глаза? — радостно изумился Святослав. — А яз-то думал... Князя Санджара, речешь, убить обещался? Так то доброе для Руси дело! Ежели Кирша свершит сие и жив останется, гривной на шею пожалую... — Надо бы, — порадовался за друга сотский. Святослав взглядом прервал его и продолжал: — ...Санджар истинно ратного ума князь. Помню, два лета тому сумел он отбиться от наших. Многих русичей посек и ушел. Орду свою увел, почти и не потерял ни одного воя. Санджар — вот кому бы в Козарии ха-кан-беком быть! То б большой бедой для Руси обернулось! Великой бедой! — Князь задумался, потом глянул на воеводу. — Поведай мне, Рудомир, што хакан-бек Асмид ответствовал на слово мое? — А никак не ответствовал, — все еще хмурясь и почесывая ушибленную голову, проговорил боярин. — Да яз и слушать не стал. А только видно было, што испужался он. И воеводы его тож побледнели. — Тебя всякий испужается. — Князь засмеялся. — Ну ладно, об этом потом поподробнее потолкуем... Скажи, Летко, надежно ли слово эмира Бухарского Мансура? Не подведет исмаильтянин? Летко Волчий Хвост долго рассказывал о делах в Итиль-келе, о грызне ханов между собой, о возмущении простых работных людей нещадными поборами. Сказал, что простые хазары не хотят воевать с Русью... — И не только смерды, а и вой белые ропщут. Однажды приходил ко мне страж хаканов меч торговать. Яз угостил его изрядно медовухой, меч за бесценок отдал. Дак он поведал мне, старшая жена великого хакана ханша Пулад-нисо днем и ночью пилит ему шею, штоб он замирился с тобой. — Ну и? — Дак царь казарский только на словах великий правитель. А так... — Летко махнул рукой. — Три властителя настоящих в Козарии: хакан-бек, чаушиарь и кендарь. А раз все войско у хакан-беки, то он и вертит всеми. И нет злее врага для нас, чем хакан-бек Асмид. Да и он не сам делами ворочает. Есть при нем старичок один зело умный и зловредный — кудесник Магометов по имени Хаджа Мамед... — Наслышан. Тогда, после битвы под Чернигов-градом, мало кто из козар ушел, а тот кудесник ускользнул. Жаль, он целой орды степняков стоит, а может, и боле. — Святослав потер переносицу. — Вот бы кого лицом к Руси поворотить. — Нет! Этого не поворотишь. А значит, не поворотить и хакан-бека. Яз могу предсказать, каков ответ тебе от козар будет. — Каков же? — Готовься к битве! Жди козарские тумены на Русь! Быть скоро грозе ратной! — Што ж, встретим... Только злоба — плохой помощник в драке. Дурак он, этот хакан-бек. Быть ему биту! Добро, хоть кудесник Хаджа Мамед воевода хреновый. С ним бы мне потруднее пришлось, умен! Готовься к битве, речешь? Давно готов. С козарами нам так или эдак, а схватиться наступит время. Мешаем мы друг дружке. Да и хотелось бы ратовать с ними нынче. — Князь вздохнул тяжело, настроение его как-то сразу изменилось к худшему. — Что-то печенеги освирепели. Князь Радман удерживает их покамест от набегов на Русь. Вот только долго ль слушать его будут ханы степные, особливо Куря? — Что так? — невольно вырвалось у Летки. Святослав глянул на него строго, но пояснил: — Орды Кури, Илдея и Тарсука пошарпали было земли Романии, да потом разбил их воевода царьградский Иоанн Каркуас. И царь болгарский Петр на них насел. Дак беки те печенежские едва с половиной воев своих прорвались назад, в кочевья. Злы печенеги, добычи ищут. А козары снова, как два лета тому, подталкивают соседушек к нашим пределам. — Побьем и на сей раз! — уверенно заявил Рудомир. — А пошто их бить да кровь-руду русскую лить? — насмешливо глянул на него Святослав. — Нам степняков стравить надобно, как тех кочетов. Яз спослал гонца в Печенегию, мира делить с беками ихними. Зову их на битву с козарами. Да не ведаю вот, как дело сие выгорит. — Авось выгорит! — снова пробасил Рудомир. — Дур-рак! — вспылил Святослав. — «Авось»?! «Авось» хороша в крутой каше с доброй долей масла! А тут на «авось» не полагайся! Эй, кто там? — Князь обернулся на скрип двери. — Остромир яз, великий князь. Дозволь войти? — Входи! В горницу ступил белобрысый крепыш в охотничьей одежде и высоких кожаных сапогах. Он низко поклонился, сказал: — Так што утиц насшибали отроки мои. Прикажи изжарить? — Молодец! — повеселел князь. — А яз ни одной и не видел. Готовь трапезу! Есть хочу, яко бирюк. А вы? — Он посмотрел на Летку и Рудомира. — И мы тож не откажемся от утятинки! — прогромыхал боярин, радуясь тому, что, кажется, гнев княжеский прошел на этот раз мимо него... Без малого неделю ледоход не пускал Святослава и русское посольство на другой берег Днепра, в Киев. Народу здесь, на левом берегу, скопилось изрядно. Поели весь хлеб у Остромира и паромщика и питались только вареной или жареной дичиной. Князь сам ходил по плавням с луком. Охота была удачной, и Святослав вваливался в избу возбужденный и по-мальчишески хвастался добычей. По вечерам властитель Руси придирчиво расспрашивал Летку о хазарах — ханах и купцах, с которыми тому приходилось иметь дело, будучи в Итиль-келе. — Все одно, князь, штоб свалить хакан-бека, надобно добрую ратную силу иметь, — говорил Летко. — Хоть и раздор промеж ханами в Козарии, но воев там много. В одном Итиль-граде до двух туменов постоянно живет. Правда, ранее изока[83] они на битву не пойдут. Кони у них отощали, а без коня степняк не воин. Эта зима ох как снежна была, корму скоту не хватало. Так што козары поначалу от южных пастбищ с ранней травой будут постепенно отходить к северу вслед за кормом. Солнышко жаркое на том пути разгорячит кровь воев степных, и будут они веселы и люты, как змеи на горячем песке. — Надобна сила... — Святослав задумался, невидяще глядя на огонь в печи. — Сила? Сила у нас есть. К травеню[84] смерды сев закончат и станут способны к бою. Да и дружину яз ополчил немалую. Скажи... — Князь остро глянул в глаза Летке. — Как бы ты ратное дело свершил с козарами? Воеводы мои советуют к вятичам на Оку вести дружины, штоб отнять данников сих от Козарии и пополнить наше войско. И оттуда, дескать, по Итиль-реке потом двинуться в лодиях в глубь козарской земли. А ты как мыслишь, ума палата, а? — Яз малый человек, сотский всего-то. Мне ль давать советы великому князю Руси? — смутился Летко. — А все же? — Ну ежели на то воля твоя... Не обессудь, но мыслится мне, поход через землю вятичей нынче не ко времени. Плыть туда надобно, но не теперь. — Не понял... — А што тут понимать. В той стороне тебя сразу с великой силой ратной встретят все племена, кои стоят под рукой хакановой: и булгары камские, и буртасы, и берендеи, и саксины, и сами козары... — Разгромлю! Мои дружины сильны, как никогда прежде. — Князь стукнул кулаком по столу. — Мокрого места не оставлю от степного воинства. С воды мы не дадимся им. А как миг приспеет, высадимся на берег и раздавим по одному! Да и торки помогут. Уговор у меня с ними. — Торки далеко, за Итиль-рекой. — Голос Летки отвердел. — А ежели в то время, когда ты будешь с булгарами да буртасами возиться, хакан-бек от Белой Вежи[85] двинет свои тумены на Киев-град? Да еще печенегов с собой потащит, тогда как? — С печенегами хоть худой мир, а держим... Радман обещался по хакану ударить. И другие бек-ханы за ним пойдут. Князь говорил вроде бы серьезно, но сотский чувствовал, что Святослав так не думает и уж поступать тем более не будет. Летко Волчий Хвост в душе недоумевал, почему Святослав именно с ним завел этот разговор. Не от скуки же? — Ну што скажешь, ума палата? Сотский решил высказаться до конца. — Ежели ты с дружинами своими будешь далеко, печенеги одни на хакана не пойдут, остерегутся. Бек-ханов надобно только как подмогу иметь: их в хвосте держать хорошо, а в битву пускать, когда уж ворог разбит будет. Вот тогда печенеги в угон пойдут и порубят бегущих. Для трудного боя телесно[86] степняки не способны. Увидят печенеги перед собой неисчислимое множество воев козарских — уйдут от битвы. Тогда хакан-бек сманит их посулом и потащит за собой жечь землю Святорусскую. И защитить ее будет некому. — Ну и как бы ты поступил на моем месте? — Надобно двинуть всю ратную силу русскую на Белую Вежу и взять твердь сию на копье. Потом по Дону-реке спуститься в лодиях до Сурожского моря[87] и взять приступом Тмутаракань и Корчев[88]. — Ого! А печенеги? — Печенеги тогда за тобой пойдут, им деваться некуда. Мы для них страшнее козар. Ударь ты, князь, по этим трем городам, и сразу вся Козария пошатнется, ибо ты отрежешь ей путь к базарам богатой Романии. Хакан-бек, ханы и купцы козарские никогда не смирятся с убытком и двинут на выручку твердей сих все свои ратные силы. Вот и бей их всех сразу. И печенеги при сем с тобой будут. Вот! — Да ты воевода хоть куда! — изумился Святослав. — А ведь и яз так промыслил. Или почти што так. Да только Асмуд, Претич, Добрыня и боляре киевские меня отговаривают, особливо Свенельд старается. — Зря отговаривают. Риск есть, конечно. Но он наименьший. — Ну, а далее как бы ты дело повел, ума палата? — Святослав смешливо прищурился. — А вот как! — Летко задорно вскинул голову. — Ежели дело с умом вершить, то хакан-бек может все войско свое потерять в битве на Дону или у Сурожского моря. Вот тогда, будущим летом, и надобно пойти с дружинами по тому пути, на который нынче тебя толкают воеводы и боляре твои... — Дак врагов на сем пути не убавится: булгары, буртасы, берендеи, саксины? — Надобно мыслить, все ж убавится: ежели не врагов, так сила их! Во-первых, хакан-бек не успеет собрать новых воев для битвы, ежели ты этим летом разобьешь его. Значит, и булгары, и саксины и протчие с осторожкой встретят тебя. Да мыслится мне, примирятся они с тобой, ежели сам хакан бит будет: им ведь тож не сладко под тяжкой десницей козарской живется, ибо дань великую погодно платят они Итиль-граду. И печенеги без страха ринутся в глубь Козарии, когда за спиной у них тверди русские стоять будут по Дону-реке. — Мудро мыслишь, Летко Волчий Хвост. Быть тебе когда-нито большим воеводой. А сейчас... — Князь сразу стал серьезным. — Все, што ты сказал тут, и яз почти так же измыслил. Но... почти! А посему яз дам тебе малую дружину в тысячу сторонников[89]. — Как мне?! — опешил Летко. — Я же сотский всего! — Отныне ты воевода-тысяцкий! Как в Киев-град придем, пожалую по чести при всех болярах. Пожалую за добрые дела, кои свершил ты во славу Святой Руси в Итиль-граде, за то, что мыслишь остро, как подобает доброму воеводе! — Благодарствую за честь, князь! — Летко вскочил и встал на одно колено. — Встань! Слушай. Ежели нам хакан-бек мира не даст, тогда с тысячей хорошо оружных ратников пойдешь к вятичам. Они примут тебя и подмогнут воями. С ними, опять же в лодиях, поплывешь к булгарам и встанешь на виду их стольна града. Скажешь Талибу-царю: ежели грозы на земле своей не хочет, то пусть на мир с Русью идет и гонцов с тем шлет ко мне! — А ежели он отвергнет слово твое? — Тогда пожги, што сможешь, на земле булгарской и возвращайся к вятичам. Жди меня там. Другим летом я со своим войском туда приду... Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Остромир. — Чего тебе? — резко спросил Святослав. — Гонец от козарского князя Харука челом бьет. — Пускай подождет, не велика птица! — Не хочет ждать. Волосы на себе рвет. Сказывает, уж девять ден как прискакал, а тебя сыскать не может. В Киев-граде ждал. Теперь сюда перебрался... — Как в Киев-граде?! Што, путь через Непру-реку чист? — Не совсем. Лед еще на реке. Да гонца того за пять серебряных монет рыбарь Лабун примчал на челноке. Сказывает лодочник, разов шесть чуть было не потопли. — Ай да козарин! Ай да удалец! — Князь хлопнул себя ладонью по коленке. — А ведь степняки и теплой речки страшатся. А этот? Сотней золотых одарю, ей-богу! Ежели даже с плохой вестью пожаловал гонец, все одно одарю! Веди его сюда! Зови, раз уж он такой лихой богатырь! |
||
|