"Стрелы Перуна" - читать интересную книгу автора (Пономарев Станислав Александрович)

Глава третья Грозное предупреждение

Группа блестящих всадников шагом ступала по главной улице Итиль-кела. Впереди ехал подбоченясь огромный человек со страшным бородатым лицом и светлыми навыкате глазами. Одет он был столь богато и ярко, что встречные невольно замирали в почтительном изумлении. Позолоченный островерхий шлем на голове и широкий прямой меч у пояса сразу выдавали в нем русса, причем русса знатного.

Спутники великана отличались не меньшей пышностью одежд, и посмотреть на этакое диво хазары сбежались чуть ли не со всего города.

— Это, наверное, каган Святосляб? — делились догадками зеваки.

— Смотрите, сам Ашин Летко кланяется ему!

— Конь урусского посла отстал на пять локтей. А это — дань только очень большому коназу!

— Может быть, это Свенельд-беки?

— Нет! У того шрам на правой щеке, и Свенельд-беки не так велик телом, — ответил ал-арсий, невесть как оказавшийся тут, в толпе простых людей.

— Много ты знаешь!

— Знаю! И замолчи, сын шакала и ослиного навоза! — рассердился белый воин кагана-беки и гордо приосанился, когда взгляд необычного уруса нечаянно скользнул по нему.

Принял ли величественный всадник слова ал-арсия на свой счет или его оскорбил надменный взгляд воина, но лицо великана побагровело. Русс обернулся, что-то сказал сопровождавшим его комонникам: те загрохотали смехом, оглядываясь на вооруженного хазарина. Тот схватился за рукоять кинжала...

Но внезапно в толпу врезался отряд богатуров на огромных пегих конях.

— Отступи! Дор-рогу тургудам великого кагана! Отряд  окружил  гостей  почетной  стражей.  Тургуды бесцеремонно прокладывали путь через толпу жгучими ударами сыромятных бичей.

— А-а-ах! Исчадие зловонной ямы! — взвыл ал-арсий. — Как посмел ты хлестнуть меня?! Меня — богатура из тумена самого кагана-беки Асмида! — и вырвал из ножен кривую дамасскую саблю.

Один из почетных телохранителей Шад-Хазара небрежно ткнул его древком копья в грудь, и воин кагана-беки повалился в грязь на потеху зевакам.

— А еще похвалялся самому Святослябу голову срубить, недоносок! — выкрикнул из толпы высокий оборванец.

Ал-арсий, взбесясь, ринулся вслед отряду, воя от возмущения и понося царских стражей страшными словами.

Все тот же тургуд оглянулся, вырвал из саадака огромный лук, и дерзкий опрокинулся навзничь, получив удар могучей стрелы в голову.

Толпа сразу умолкла: это уже не шутки! Но ал-арсий не был убит — стальной шлем спас его от смерти. Воин «самого кагана-беки Асмида» сидел по пояс в талом снегу и ошалело таращил мутные глаза. Сабля его отлетела далеко в сторону, сбитый с головы шлем валялся рядом. Наконец пострадавший встал на ноги, и толпа вновь разразилась шутками, вызывая на лице неудачника огонь стыда и гнева...

Через десять дней стремительный гонец доставил Ха-рук-хану свиток от своего соглядатая в Итиль-келе — Умаша. Рукой купца Исаака на желтой китайской бумаге было написано:

Ниже была приписка, сделанная Исааком от себя:

Имени своего под припиской осторожный купец Исаак не поставил.

Харук-хан расспросил гонца, желая уточнить детали. Но богатур, кроме скачек, ничем не интересовался и ничего не знал. Эльтебер прогнал его прочь со своих глаз. Гонец, ожидавший награды за спешную весть, ушел обиженный.

— Попробуем понять кое-что, — пробормотал старый хан, оставшись наедине. — Дурак Умаш не сообщил ничего нового, если не считать, что Рудмер передал какое-то послание Святосляба кагану-беки Асмиду, послание гневное и очень важное. Боярин-бек и сказал слово кагана Урусии, как никто, раз голос у него такой грозный.

Дальше: разговор был кратким — значит, никаких переговоров не было. Урус-эльтебер говорил один и ответа кагана-беки слушать не стал. Это важно!

Более существенные новости сообщил Исаак: эмир Бухары отказал кагану-беки Асмиду в помощи, даже золота взаймы не дал. Значит, Мансур Ибн-Нух не верит Асмид-хану. А почему я, убеленный сединами тархан, должен верить сопливому трусу, обманом захватившему золотой трон кагана-беки Великой Хазарии?

Теперь подсчитаем силы. Против Асмид-хана племена огузов, эмир Мансур Ибн-Нух. Аланы вместе с Фаруз-Капад-эльтебером тоже сторонятся владык Итиль-кел а. Кустадиния — враг общий: мой и Асмид-хана. А печенеги? Они почти все, особенно племя Радмана, стоят сейчас за Урусию. А разве можно было пренебречь союзом с таким могущественным беком, каков есть коназ Свенельд? Аллах послал его хазарам, и только дурак мог отторгнуть предложение такого коназа. Приняв его, силы Урусии можно было сократить вдвое. Тогда каган Святосляб никогда не решился бы на поход в земли Хазарии. Да и Фаруз-Капад присоединился бы к Свенельду-беки и встал под бунчук Асмид-хана.

Ничтожен властитель, поставивший против себя стольких могущественных врагов!

Велик каган Святосляб, если сумел собрать под свой бунчук стольких союзников! И Свенельд-беки теперь крепко будет держаться за него.

Прожитые годы и мудрость, почерпнутая в десятках битв, говорят: «Держись сильного! Особенно если этот сильный — твой сосед».

Теперь Харук-хан отбросил сомнения. Он сорвал с ковра меч и дважды ударил им по медному щиту. Вбежал слуга.

— Позови Зарира! Скорее!

Когда названный переступил порог юрты, Харук-эль-тебер сказал строго:

— Собирайся, Зарир-богатур. Поскачешь ко двору урусского кагана Святосляба. Передашь ему такие слова: «Харук-эльтебер помнит последний разговор на вершине горы, где река Юзуг[78] поворачивает к востоку. Харук-эль-тебер не хочет бежать позади стада баранов!»

— Все?

— Все. Но ты крепко запомни эти слова. Бойся, если от быстрой скачки ты рассыплешь их по дороге. Тогда вместе с ними ты потеряешь и свою дырявую голову. А теперь повтори, что я велел сказать тебе кагану Святослябу!

Зарир-богатур повторил в точности.

— Хорошо! Бери четырех самых быстрых коней и скачи так, чтобы ветер все время отставал от тебя на полет стрелы. Спи в седле, ешь в седле, все в седле делай, но сохрани тебя аллах хоть на мгновение задержать бег твоих коней. Исполнишь волю мою — над тысячей воинов поставлю в моем тумене. Все!

Посла великого князя Киевского звали Рудомиром, а не Рудмером, как выговаривали его имя хазары. Его наружность и характерные черты Умаш описал достаточно точно, разве что чуть преувеличил. Но уж без этого ни один кочевник не обойдется. Воевода в самом деле обладал оглушающим басом, и даже в обычном разговоре люди испуганно пялили на него глаза. А если Рудомир повышал голос хотя бы и на поле брани, то кони становились на дыбы, храпели и мчались прочь, не разбирая дороги.

Визирь кагана-беки Агир-хан тут же известил своего властелина о прибытии русского посла и о желании того говорить о секретном с тремя каганами Хазарии. Воеводе сказали, что от имени великого Шад-Хазара Наран-Итиля его примет только каган-беки Асмид.

Посол Святослава стал неторопливо облачаться в тот наряд, который прямо соответствовал его заданию. Трое слуг крутились около грозного боярина, надевая на него тяжелые боевые доспехи: кольчугу со стальным нагрудником, наручи и поножи. Огромную голову покрыл тяжелый островерхий шлем со стрелкой. На плечи великан набросил красный шелковый плащ — знак княжеского достоинства. На широком боевом поясе Рудомир прикрепил огромный двуручный меч.

Летко Волчий Хвост, внимательно оглядев наряд великокняжеского посла, заметил:

— Перевязь забыл.

— Перевязь подайте, вахлаки! — рыкнул боярин так, что тараканы повыпали из щелей, а от двери отшатнулись любопытные русские купцы.

Слуги проворно опоясали воеводу перевязью наискось через плечо: на красном ремне светился серебряный барс в прыжке над перекрестьем из трех молний — личный знак Святослава. Перевязь эта означала, что носитель ее в данный момент олицетворяет самого великого князя Киевского.

— Вот теперь все. Можно ехать.

— Подайте коня! — приказал потише Рудомир...

Когда в Итиль-келе увидели грозный наряд русского посла, среди горожан всколыхнулась паника.

— Посланец кагана Святосляба надел боевой доспех! Он несет к трону кагана-беки слово войны! Ибо слово мира не облачают в кольчугу!

— Меч на поясе урус-коназа — знак крови и огня! О-о, горе нам, хазары!

— Если меч в ножнах, это еще не война, — возражали другие. — Это может быть только знаком предупреждения!

— Урус-коназ обнажит клинок перед троном кагана-беки!..

Огромный шатер изумлял людей своим великолепием. Руссы во главе с Рудомиром, который никогда ничему не удивлялся, вошли в каганово жилище чередой. Согласно положенному ритуалу с послом в этот момент было всего семь человек, облаченных, как и их предводитель, в боевые доспехи. Остальная свита осталась у входа...

Внутри на золотом троне, похожем на боевую колесницу древних ассирийцев, весь в самоцветах и дорогой парче, восседал военный предводитель Хазарского царства каган-беки-эльтебер-бохадур-хан. Из-за вороха халатов, подушек и перьев человек на троне почти не угадывался. Руссы разглядели только огромный зеленый тюрбан и под ним полное лицо с живыми глазами-щелками.

По обеим сторонам трона, облокотясь каждый на кривой меч в ножнах, стояли тарханы. Их было четырнадцать, по количеству туменов, которые мог двинуть каган-беки на врага. Все военачальники в боевых доспехах, разных по национальной принадлежности, ибо они представляли здесь военные силы всех народов и племен многоликого Хазарского каганата. Лица тумен-тарханов были свирепы и непроницаемы. И все-таки хазар поразила одна особенность: трон кагана-беки высок, высок настолько, чтобы стоящий перед ним человек всегда смотрел на кагана только снизу вверх; а вот сегодня этого не получилось. Воевода Рудомир был настолько рослым, что лицо его оказалось на одном уровне с лицом властителя. Суеверные кочевые полководцы увидели в этом особый знак и еще больше насупились.

— Говори, посол Урусии, с какой вестью пришел ты на землю великой Хазарии?! — раздался усиленный металлическим рупором голос с трона-колесницы.

Рудомир гордо выпрямился, поставил перед собой меч и скрестил могучие ладони на его рукояти. Каган-беки Асмид и тумен-тарханы с тревогой ждали, обнажит или оставит в ножнах свое оружие посол грозного Святослава. Ждали, страшась, но лица их оставались все такими же каменно-непроницаемыми.

По ратной одежде русского воеводы хазары видели, что тот готов объявить войну, стоит ему только меч обнажить перед ними — тогда и слов не надо!

Рудомир оставил боевой символ грозы и пожаров в ножнах, но загромыхал таким басом, что у всех в шатре заложило уши:

— Великий князь Киевский Святослав могучий и грозный послал меня сказать тебе, хакан-бек Козарии, свое слово! Слушай и внимай: «Ежели ты мира с нами хочешь, то пришли посла в Киев и примирись. А ежели не хочешь, то сам во пределы твои приду!» — Воевода помолчал и добавил: — А сроку тебе — до месяца травеня! Вот так-то.

Рудомир грозно повел очами по лицам хазарских военачальников, повернулся на каблуках и вышел из шатра. Руссы, звеня оружием и доспехами, гордо ступая, ушли следом.

Тумен-тарханы стояли как громом пораженные. Все молчали. И только каган-беки Асмид сказал вполголоса, сказал скорее самому себе:

— Зу-ль-када[79]... Всего две луны осталось.