"Монополия на чудеса" - читать интересную книгу автора (Силин Влад)ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ИНТЕРЛЮДИЯЗасов загремел, и ржавая створка приоткрылась: совсем чуть-чуть, так, чтобы только голову просунуть. Аснатар решительно потянул ее на себя. – Порядок, паства. Здесь друдж, так что гляди в оба. Понял? Я кисло улыбнулся. За воротами никого не оказалось. Кто нас впустил, я так и не понял. Створки закрылись, и мы оказались в стране эльфийской осени – с яркими витражными красками и царственной неспешностью вечности. Безветрие. Тишина. Листья осыпаются с кленов. В их шорохе слышен шепот, но слов не разобрать, как ни напрягай слух. Прекрасное место для башни безмолвия. – Да, сыне, забыл сказать, – сообщил Иштван, глядя, как я иду к огненным кустам крушины, – держись тропы. Местные не любят гостей. – Какие местные? – Сюда подойди, паства. Иди-иди, не прокляну! Стань на дорожку и смотри вон туда. Среди деревьев прятался абориген. Эльф в ватнике, украшенном птичьими перьями. Лицо его сверкало всеми цветами радуги, сливаясь с праздничной листвой. Глядя на него, я почувствовал себя ребенком, нашедшим под наврузовой елкой огромный мешок с подарками. – Ух ты! Это эльф?! – Это охотник чистых. Сейчас будет клянчить у нас еду. Словно в подтверждение его слов, эльф захромал к нам. Увидев, кто он на самом деле, я чуть не закричал. – Позолоти ручку, красавчик, – ухмыльнулся «эльф». – Чистая жрать хочет, просто умереть! Только сейчас я понял, что передо мной женщина. Бывшая. Череп ее украшал цыганский платок, на шее болталось кокетливое ожерелье из соечьих перьев. Аснатар достал из рюкзака банку крысиного яда и моток медной проволоки. – Это грязным, – передал он яд. – А это тебе, чистая. Позволишь пройти к вашему мастеру? – Проходи, святоша. Человек – любовник Белой Венди. Чистые уважают. Чистые радуются. – Чистые еще больше обрадуются, когда вечером я наведаюсь к вам с едой. Понимаешь меня? – Чистая предупредит барона. Народ будет ждать. Человека и еду пропустят свободно. От этого обмена любезностями мороз продрал по коже. С бесхитростным кокетством мертвая расстегнула ватник и принялась укреплять проволокой разболтавшееся ребро. Заметив, что я на нее глазею, сконфуженно хихикнула и запахнулась – совсем по-девчонкински. – Хозяева будут еще странней, – предупредил Иштван, когда мы отошли подальше. – Что бы ни увидел, не удивляйся. Ты ведь манар? – Бывший. – Я с тоской вспомнил о беззаботных манарских временах. – Литницкий мне поводок вернул. – Это хорошо, сыне, – кивнул аснатар. – Очень хорошо! Теперь слушай внимательно, дважды повторять не буду. Первое твое испытание закончилось. Не скажу, что безоблачно… однако надежда есть. Глаз Вайю больше не властен над тобой. Теперь все в твоих руках. Я вздохнул. Тоже мне новость! – Юрий Тепех, у которого мы гостим, – закоренелый некромант. Почти друджвант. – А это не одно и то же? – удивился я. – Нет. Друджванты хуже. Они очень плохие, сыне, запомни это. Инквизиция рассчитывает на твою помощь. Ты ведь не подведешь святую нашу мать церковь? – Нет, отче, не подведу. – Хороший мальчик. Дай я тебя обниму! От запаха мирры я едва не задохнулся. – Проклятый некромант, – не выпуская меня из объятий, сообщил Иштван, – держит портал в другой мир. Я сделал так, чтобы тебя туда пропустили. Ни во что не вмешивайся! Смотри, слушай, запоминай. Возможно, ты встретишься с чудовищами – не встревай. В инквизиции тоже не дураки сидят, молиться станут – чело не расшибут. Как вернешься – доложишь. Вопросы, молитвы, пожелания? – Никак нет, отче. – А вот это правильно. Духовенству надо верить! Дорожка вывела нас к дому красного кирпича. Здесь нас уже ждали. Дверь открылась, и на пороге появился человек лет сорока – в черном пальто и кепке. Увидев Иштвана, он хмуро кивнул и посторонился, пропуская нас. – Благого пути, сын Юрий, – кивнул ему аснатар, с хозяйским видом проходя внутрь. – Здравствуйте, святой отец. – Человек в пальто мельком оглядел меня. – Это, что ли, ваш отрок? – Не рискнул бы назвать его отроковицей, – отозвался инквизитор с иронией. – Хорошо. Пройдемте. Вот это я люблю – четко и быстро! Следом за хозяином мы вошли в гостиную, обставленную с эзотерическим шиком. Фальшивые чучела, синие «тибетские» шторы, шкаф с алхимической посудой. В колбах со спиртом – раздувшаяся бледная жаба, глаз, нерожденный младенец. Горели свечи, и колеблющиеся тени прыгали по гобеленам с тибетскими буддами. Я ожидал потайных лифтов, спрятанных ходов за ковром, люка в полу, наконец. Все оказалось проще и элегантнее. Хозяин погремел ключами и, пряча руки от наших взглядов, отпер дверцу шкафа. За ней открывался спуск в подвал. – Маша, – слабым голосом позвал Юрий. – К нам гости. Те самые. – Впускай, – отозвался полумрак. – Чего ждать? И мы вошли внутрь. В подземелье царил творческий беспорядок. Огромные потолки (и где только умещаются?), печь, газовая плита в потеках краски – уже этого хватило бы, чтобы понять: дом художника. Чувствовалось, что живут здесь два человека. Или один, но сам себя не понимающий. Въедливый до отчаянности аккуратистский дух боролся с чьей-то безалаберностью. Скрипучие полы из новенького паркета – и горками набросаны восточные подушки. Роскошная продавленная тахта – и узенький «девичий» диванчик. Стена в незабудках и колокольчиках; соломенные фонарики на люстрах – качаются, шепчутся; над столом меховые маски, маски гладкие, маски под дерево и металл. Еще одна стена – книги по художественному мастерству (никогда не думал, что их бывает столько!), – по другой карабкается гигантский столетник. При виде комнаты меня затопил тихий восторг. Верите ли: всегда мечтал о таком месте! Чтоб по стенам – картины и маски; чтоб рядом уживались беспорядок и тайна. А еще в таких местах встречаются удивительные люди. И, похоже, сейчас я познакомлюсь кое с кем из них! Хозяйка комнаты при нашем появлении даже не обернулась. Выпрямившись в инвалидном кресле, она азартно водила кистью по размалеванному холсту. – Осторожно! – крикнула она. – Старые краски! От неожиданности я подпрыгнул. Под ногой хлюпнуло; на паркете расплылось черное пятно. – Ой, извините! – Я бросился отдирать от подошвы раздавленный тюбик. Мелодично запели сервомоторы. Кресло подъехало ко мне. – Что там? Жженая кость? Художница перегнулась через подлокотник и с интересом понюхала мою кроссовку. Потом набрала кистью краски прямо с подошвы и поехала к мольберту. – Пора, паства, – ободряюще объявил аснатар. Я не успел даже удивиться: а что, собственно, пора? – как Тепех положил ладони мне на плечи. Слова инквизитора предназначались ему. Меня вытряхнуло из реальности, как перья из драной подушки. Легкость – непредставимая, запредельная! – взорвала мое тело. От нее хотелось петь и танцевать. На меня набросили поводок. – Мы вас оставляем, – прошелестел дзайан. – Идемте, святой отец. Маша, не переутомись, прошу тебя! – Хорошо, Юра, – с видом монашки отозвалась художница. Тепех и аснатар ушли из комнаты. Я прислушался к шагам на лестнице, к скрежету закрывающегося замка. Вот я и снова манар… Как-то не верится. – Вот и все, – весело сообщила девушка. – Ты теперь наш! – Кто – ваш? Она хрипловато рассмеялась: – Удивляюсь я Иштвану… Божий человек, рыцарь добра, а связался с наемными убийцами. Ладно, котенок, не бучься! Она подъехала ко мне и взъерошила волосы: – А ты красавчик… Хочешь, я тебя подстригу? Круглолицая, изящная, челочка в иголочку. Глаза ласковые, смеющиеся, россыпь веснушек по щекам – хоть до весны еще полгода. И тело гибкое, словно у ласки. Инвалиды обычно рыхлеют – посиди в коляске несколько лет, попробуй, – а эта ничего. Словно притворяется калекой. Рядом с ней мне вдруг стало удивительно хорошо. Словно я наконец-то вернулся домой. – Что с вами случилось? – спросил я, проводя ладонью по спинке кресла. – Это у вас… серьезно?! – А, пустяки! – отмахнулась она жизнерадостно. – Ноги парализованы. Все жду, когда муж вылечит. – Глаза ее опасно сузились: – От коллег подарок. Бывших. Но теперь они барону прислуживают!.. К слову «коллеги» привязалось почему-то «наемные убийцы». Да еще и барон какой-то… Я знаю лишь одного барона: аскавца, которому я остановил сердце. Но ему служить трудненько будет! Он мертвый! – Как тебя зовут, красавчик? – поинтересовалась она. – Алексей… можно Леша, – ответил я, краснея. Проклятая моя застенчивость! Художница радостно рассмеялась: – А я – Маша! – и повторила с удовольствием, словно пробуя мое имя на вкус: – Л-леша! Вот что, Алексей, я сейчас закончу с картиной, а потом отправимся в путь. Тебе ведь обещали рай с гуриями? – И она подмигнула с многообещающим выражением: – Гурии будут. Обещаю. В горле пересохло. Ну и сволочь Иштван! Он же мне совершенно ничего не рассказал! Хотя, может, так надо? – Это будет… другой мир? – уточнил я хрипло. – Откуда смотреть. Но ты догадлив, котенок. И она повернулась к мольберту, разом утратив ко мне всяческий интерес. Я постоял немного за ее спиной, а потом, подгоняемый нетерпеливыми толчками сердца, отправился рассматривать картины. Интересно, мелькнула озорная мысль, а как Раньше я не представлял, как можно рисовать в подземелье. Художникам ведь свет нужен – настоящий, живой! Но сильный дзайан способен на все. Окна над головой заполняла сияющая голубая эмаль неба. Магия, конечно же… Ведь этажом выше – полутемная гостиная, утонувшая в теплых свечных тенях. Над ней – клены в парчовых одеяниях хаванана. А здесь – небо! Я влез на стул, пытаясь разглядеть, что там, за краем окна. Маша хихикнула: – Это иллюзия. Между прочим, я все еще жду твоего мнения о картинах. – Точно?! Так я сейчас! Я птицей слетел со стула и отправился в обход импровизированной галереи. Художница следила за мной из-под прикрытых ресниц. Как она в этот миг была красива! – Это «Фраваш смерти», – подсказала Маша, когда я проходил мимо. – А вот эту я назвала «Последней надеждой». Нравится? Сил у меня осталось лишь на то, чтобы кивнуть. Потому что от ее картин продирала дрожь. Все они изображали эшафот или кладбище. Фраваш смерти – тощенькая оборвашка лет двенадцати, со шрамом на щеке и ободранными крыльями за спиной – смотрела с горькой усмешкой. В неряшливых штрихах проглядывала нездоровая жесткость. «Последняя надежда» – обнаженная девушка ведет мертвецов к восходящей луне. Лицо запрокинуто, глаза прикрыты в экстазе. Я перешел к следующей. На ней шестилетняя голенькая кроха играла с ведерком на могиле. Из-под земли к ней тянулась костистая рука. Я украдкой посмотрел на Марию. Интересно, сколько же лет она здесь сидит?.. Одна, в доме с мужем-некромантом и нежитью в парке… Сердце колотилось все сильнее. Точно так же я чувствовал себя, когда притаившаяся в кустах «эльфийка» на глазах превратилась в чудовище. Вот только сейчас все происходило наоборот… Дэв, неужели я влюбляюсь?! А если нет, тогда что со мной?! Что?! Поймав мой взгляд, девушка улыбнулась: – Ну, вот и все. Мы можем отправляться, котенок. Ответить я не успел. Коляска подкатила ко мне, и теплые пальцы нежно взяли меня за руку. – Готов? Стены мастерской рассыпались в прах. И вновь поднялись. Мы стояли на неряшливом булыжном пятачке, отгороженном трамвайными путями. Уродливые деревья вздымали к небу голые корявые ветви. Дома вокруг – грязные, покосившиеся, напоминали Веденские – примерно так же, как помойная дворняжка напоминает болонку аристократки. За деревьями тянулся разрисованный бетон забора. Нависали уродливые жирафьи головы кранов, качались на волнах ржавые туши теплоходов. Порт. И чайки над головой. Ветер пропитывала жирная вонь мазута, в которую вплетались запахи йода и речной сырости. Я поежился. Скоро дождь… Вихрь крутит в пыли фантики, окурки, использованные билеты. – Где мы? – Я брезгливо переступил с ноги на ногу. – Что это за пародия на Веден?! – Это город моей мечты, дурачок. Маша выгнулась по-кошачьи и раскинула руки, словно обнимая грязный, пропахший мазутом город. Инвалидное кресло куда-то исчезло. Но, похоже, девушка и без него чувствовала себя прекрасно. – Пойдем, – потянула она меня за руку. – Пойдем-пойдем! Времени мало, а нам сюда надо успеть вернуться. Иначе по Ведену меня на закорках потащишь! – С удовольствием! – улыбнулся я. – Не зарекайся, я тяжелая! – Ее ладошка вновь взлохматила мне волосы. – Вперед! И мы понеслись незнамо куда. Маша наслаждалась тем, что у нее есть ноги, а я страдал, что мои скоро отвалятся. Потом мы ехали троллейбусом… местные троллейбусы – убожество! В них даже пивом не поят! Потом опять мчались в лабиринте грязных домов. Остановились мы возле «Черного отдохновения». Ну, вернее, это у нас оно «Черное отдохновение», а здесь как-то иначе называется. Какой-то другой день недели. Вокруг «Отдохновения» кипела жизнь. Знаете, меня что потрясло? Костяная «эльфийка» по сравнению с местными – воплощение чистоты и невинности! Особенно меня поразил толстяк на плюшевой лошади-скелете. Если бы он не пил пиво, я бы точно решил, что это привидение! А у входа нас встретил… Сашка! Наш Сашка, который из «Огней Иррукана»! Стоп. Бр-р-р-р! Если здесь есть «Огни», есть Сашка, так, может, и я где-нибудь болтаюсь?.. Вот были бы терки – с собой встретиться! – Мать, – бросился к нам Сашка, – где ты бродишь?!! – А что такое? Я вроде вовремя. – Ты – да. А вообще у нас хрень творится. – Саш, привет! – вылез я, протягивая руку. – Извини, замотался с работой, на репетицию не успел. – Хай, загадочный человек. – Санек равнодушно пожал мою ладонь и отбросил в сторону. – Извини, я с девушкой договорю. Судя по тону, по тому, как он на меня посмотрел, в этом мире наше знакомство еще не состоялось… Дела! – У нас чепе, – деловито сообщил он, обнимая Марию за плечи. – К Викену пассия прикатила. – Из Москвы?! – присвистнула она. – Ну. Пикникуют на побережье. – Здрасьте, пельмени. А играть кто будет?! – Я буду. Рустам будет. Викен – нет. – Шуль, ну как же так?! Мы же репетировали! Сашкина физиономия сморщилась: – А что делать? Ищут пожарные, ищет полиция… Ну остались мы без гитариста. Вернется, я его расстреляю. Или повешу. Или уволю! Идем. – Он схватил ее за руку и потащил за собой. – Через десять минут нас выпускают. – Опозоримся-а! – сладко пропела Маша. Однако помчалась следом. Голова крутом. Они что же – играть будут?! А ведь это явно «Белый маскарад» или что-то вроде этого… У нас такие тусовки тоже бывают. Дело ответственное, заваливать не хочется. Я схватил Машу за плечо: – Что у вас стряслось? – Отвянь! – бросила та нетерпеливо. – Гитарист у нас сбежал с бабой. Я посторонился, пропуская парня с черно-оранжевым хайром, в маске из двух респираторов. За ним хвостиком тянулись хохочущие девицы: медсестра в окровавленном халате, и размалеванная малолетка – в черном бархатном платье, явно недостаточном для буйных малолеткинских форм, с серьгой в брови. – Да понял уже, – не отставал я. – Это «Огни Иррукана», да?! Ну, группа Сашкина. Так я же в них играю! Она остановилась так резко, что я едва не сбил ее с ног. Притянула к себе, развернула – передо мной замерли ее огромные зеленые глазищи. – Ты… что? – Я. Играю. В «Огнях Иррукана». Только в нашем мире, в Ведене. – Класс! – В кислотном освещении клуба лицо ее выглядело устрашающе. – А ну пойдем! Пойдем! Ну как знала!! Стены задрожали. На сцене пустился в адский запил гитарист в рейтарских штанах и мушкетерской шляпе. Насилующие валькирий драконы на его обнаженной спине блестели от пота. Дым, мельтешение огней, вопли поклонниц. Мы пробивались сквозь орущую толпу, а я все пытался сообразить, что за музыку они играют. Гитарист здорово напоминал Генку из «Криптономикона»… Вот только в медиевале никто так струны не дерет! Наконец рев превратился в глухой гул – мы выбрались за сцену. Пол знакомо вибрировал под ногами. Я мельком поприветствовал наших из «Иррукана», те недоуменно ответили, пытаясь сообразить, кто я. Нет, нету у меня двойника в этом мире. А жаль… Мария подбежала к Сашке и что-то проорала ему на ухо. Тот сразу оценил ситуацию. Лицо его осветилось надеждой. – Держи, – он протянул мне смутно знакомый чехол. – Черт… хоть бы одну репетицию вместе. И гитара чужая… – Да справлюсь я, не бойся! Вновь недоуменный взгляд. Даже смешно, чего они боятся?! Пока Сашка пытался сообразить, с чего бы я так был в себе уверен, я вытащил гитару из чехла. На сердце стало легко-легко. А то я ее не видел! Вон трещина в гнезде, сам же в понедельник лечил. Матриков «ибанез», не избавиться мне от него, родного! – Что первым играем? – деловито поинтересовался я. – «Prison Of Dreams». – Что-что?! Сашка покосился на меня как-то странно, однако перевел: – «Тюрьма снов». Я успокоился. Ну, это ладно, знаю! А с языками у них бардак… Неужели нельзя общий ввести, как у нас? Вон, даже китайцы на ведеан перешли. А у этих минимум два языка, и как только не путаются?! На сцену я выбрался словно во сне. По кроваво-красному полу метались тени; лучи прожекторов пластали дым неровными ломтями. Маша успела переодеться в нечто безумное – в черных языках пламени, с алой шнуровкой на груди. На шее ее болталась металлическая пятиконечная звезда. Нет, это не «Белый маскарад», подумал я. Слишком много черного и красного… Хотя какая разница? Я ж сюда играть пришел! Ох, скорей бы!.. Наконец миг настал. Гул в зале чуть приутих (на большее рассчитывать не стоило), и Сашка кивнул нам с отрешенным видом. И мы впилились! И зал замер. И… …в общем, я облажался. Но как! Забегая вперед, скажу, что после выступления нас чуть не порвали на сувениры. Дело в том, что «Тюрьма снов», которую играл я, чуть отличалась от местной. Примерно как стакан газировки от пиццы. И при всем при том это была одна и та же песня, написанная одним и тем же человеком. Соображаете?! Просто я играл рококо-соул, а ребята – блэк-металл, вот и вся разница! Мы выдали «Детей полуночного солнца», «Голос ветра», «Прометея», а потом Мария, не в силах больше ждать, утащила меня в заброшенный угол. На сцене извивались полуголые девицы в черной коже; их заливало алое и синее сияние прожекторов; неумолчный рев барабанов дрожал в воздухе. От грохота и боя, отдающегося в костях, от дурманящего аромата женского пота я потерял голову. И когда я, наплевав на застежки, рвал с нее черное влажное платье, она вдруг обхватила мою голову и притянула к себе. – Я люблю этот мир! – прокричала мне на ухо. – Слышишь? И он! Будет!! Настоящим!!! А потом нам как-то стало не до разговоров. Вернулись мы через несколько часов – обессиленные, измученные, счастливые. Когда гремящий мазутный мир сменился успокаивающим полднем Машиной мастерской, я чуть не расплакался. Дома! Мария лежала на полу, раскинувшись среди тюбиков краски. Глаза ее были полуприкрыты, по лицу блуждала счастливая улыбка. – Что смотришь, котенок? – проворчала она. – Помоги. Видишь, я подняться не могу! Я перенес ее в кресло и накрыл пледом. – Ну вот, Леша, – весело продолжала она. – С тебя ответный визит. Возьмешь меня в свою Истень? – Куда-куда? Художница не ответила. В задумчивости она перебирала кисти, не решаясь взять ни одну из них. – Теперь у тебя есть свой мир, тот, что только для тебя. Хочешь – прячься, хочешь – беги… Это мой подарок. Ее кресло отъехало к стене. Мария запрокинула руки за голову и уставилась мечтательным взглядом в окна мансарды. – А теперь иди. Оставь меня одну… Мне опять надо привыкать ко всему этому. Я и сам понимал, что лучше уйти. Из мира свободы вернуться в тюрьму, в кресло на колесиках… бр-р-р! Но любопытство не отпускало меня: – Слушай, а почему ты там навсегда не останешься? Она пожала плечами: – Не могу. Я свой запас выбрала. Теперь несколько дней мне не будет туда ходу. Разве что из последних сил… Но это опасно. Можно погибнуть при возвращении. Понятно. Как в «Золушке» Шварца… «Ваше время истекло». Совершенно забыв о том, что дверь заперта, я помчался вверх по лестнице. Мир дрожал тонкой радостной струной; тронь – расплывется, исчезая в звуке, и откроется другой мир: мой – родной, любимый! Ну-ка, попробуем. Я потянулся, расплескивая в себе то же ощущение, что возникало, когда мы шли в Машин мир. Стены разлетелись карточной колодой. Я шагнул вперед, в теплую, наполненную солнцем и летом круговерть, и тут же рванулся обратно. Все. На первый раз хватит! Отчаянно колотилось сердце. Медью ручек поблескивала дверь шкафа. Глуповато ухмыляясь, я потрогал замок. Это что же, я сквозь запертые двери проходить могу?! А ну-ка еще раз?! Повторить фокус я не успел. Из полумрака гостиной вынесся черно-белый вихрь. Раньше, чем я что-то сделал, меня сбило с ног и впечатало носом в ковер. Тяжелое колено придавило мою спину. – Друдж! – объявил веселый юношеский голос. – Попался, друджвант! Братие, сюда!! Пола аснатарской рясы мазнула по лицу. Инквизитор схватил меня за волосы и вывернул лицом к себе: – Ты кто, сыне? Отродье адское, а?! Инквизитора этого я видел первый раз в жизни. Моего возраста, может, даже чуть младше… И в лице сумасшедшая радость. Вот садюга! Не зря их прикрыть собрались. – Отпусти, козел! – Я забился, пытаясь вырваться, а потом разметал стены и аснатара и выскользнул в свой мир. Спине стало легче. Не особо глазея по сторонам, я отбежал на пару шагов, а потом вернулся в наш мир. Аснатар сидел на коленях спиной ко мне. Руки его сжимали пустоту; плечи и затылок выражали растерянность. То-то же! Я с маху отвесил инквизитору пендаля. Тот вскочил, но запнулся о свою же ногу и грохнулся на пол. – Съел?! – усмехнулся я. – Позови отца Иштвана. С ним буду разговаривать. Это подействовало. Иштвана инквизиторы уважали. Аснатар поклонился (без особого, впрочем, пиетета) и вылетел в коридор, на ходу доставая мобильный телефон. Через несколько минут он вернулся. – Брат Иштван занят. Так ты, значит, – мирянин Алексей? Я кивнул. Парень отдал мне телефон: – Здорово! Ты извини, что набросился. Тут место злое: дэвы, призраки, мертвецы разные. Нервы – сам понимаешь! – Да ладно, – отмахнулся я, – проехали, – и не удержался от ехидства: – На первый раз прощаю, там поглядим. – Я… – продолжал мальчишка, – в общем, у меня инструкции относительно тебя. Если хочешь, могу еще раз Иштвану позвонить – он подтвердит! – Ладно, верю, верю, – грубовато отозвался я. – Духовенству надо верить. – Иштванова школа. – Аснатар посмотрел с уважением. – В общем так, сыне… Ты у нас важная птица, и мне приказано тебя охранять. Тут, – он неопределенно обвел рукой гостиную, – полно друджа. Пока зачистим лабораторию от мертвецов, пока с некромантом справимся… Сам понимаешь. – Некрос – сильный колдун, ага? Аснатар потер зад. – Типа того, сыне… Иштван сказал, что ты отвлечешь Марию. Меня бросило в жар. Так вот для чего я понадобился аснатару! Вот гады! Но отступать было, поздно. – Отвлек, отвлек, – снисходительно сообщил я. – Можешь за свою попочку не волноваться. В этот миг дом тряхануло, и окна высветило красным. Где-то далеко послышался дикий отчаянный вой. – Все, – обрадовался аснатар. – Началось! Куда бы тебя спрятать?! – Да не надо никуда прятать. Смотри! И я рывком сместился в свой мир. Где еще я буду в безопасности, как не там?! Лень и блаженное тепло охватили меня. Я стоял посреди мраморной смотровой площадки, наслаждаясь клекочущей в жилах радостью. Потолок оплетала виноградная лоза. Я отломал синюю мускатную гроздь, и по руке побежала струйка сока. Вкуснотища! Ну что, Брави, на разведку? Через несколько шагов я остановился. В полу темнела таинственная дыра. Она словно приглашала спуститься вниз и исследовать башню, на вершине которой я оказался. Я поднял взгляд. За алебастровыми перилами начинался город. Над уютными черепичными крышами, яркими изумрудиками парков и оранжерей, над голубой лентой реки то там, то здесь вились тревожные тени. Над городом нависла опасность. И некому было его спасти, кроме меня. Словно откликаясь на мои мысли, за спиной что-то звякнуло. Я оглянулся. С мраморной скамейки свисала тяжелая кобура. Рядом лежали сложенная военная форма и приглашающе раскрытый рюкзачок. Я проверил его содержимое: коробка пистолетных патронов, аптечка на десять процентов и адреналиновый ускоритель. Мой мир мечты оказался подозрительно похожим на первый уровень «Фрашокерети»… Долго размышлять над этим не пришлось. Из пролома донесся знакомый переливчатый визг. Сердце встрепенулось: так орут неблагие души! Сложность вторая, детская, иначе внизу бегал бы раб друджа. И не один. Я торопливо переоделся в форму, пристегнул кобуру к поясу и закинул за спину рюкзачок. Здоровье – сто процентов, армор – ноль, оружие – нож и пистолет. Вперед! Каждый выбирает мечту по себе. И моя – далеко не самая худшая на свете! |
||
|