"Кристаллическая решетка" - читать интересную книгу автора (Макушкин Олег)

Глава 2 ВОСКРЕШЕНИЕ

Большие прозрачные колбы тянулись вдоль обеих стен на сотни метров. Они стояли в несколько рядов, и в каждой – бледная бесцветная плоть, складки кожи и паутина трубок. Уходящий в синеву свет флуоресцентных ламп, покорная неподвижность заключенной в прозрачную тюрьму жизни, немое бездействие спящих младенцев. Оранжерея.

Двое людей в белых одеждах шли неторопливо, катя перед собой тележки, покрытые простынями. Они знали: без их участия спящая жизнь не пробудится. Нерожденные покорно ждали, пока тележки были подведены к полкам, на которых стояли колбы, пока руки в резиновых перчатках сняли номера «сколько-то-там-миллионов-00» и «сколько-то-там-миллионов-01» и положили их на столы.

– Программа активации.

– Запущена. Отсчет: девять, восемь, семь…

– Сколько еще сегодня?

– Вся эта секция. Боюсь, к ночи не управимся. Три, два, один… Просыпайся, детка.

Крик, без которого немыслимо рождение человека, затихает в звукоизолированных стенах помещения. Обтереть, отсоединить питательную трубку, завернуть в белую простынку… следующий.

– Восемь, семь, шесть… В четвертом инкубаторе скоро активация?

– Месяца через два. Третий раньше поспеет.

– Два, один… Готово. Привет, малыш.

Тележки с пустыми колбами и плачущими свертками покатили обратно. Для кого-то началась жизнь.

– Восьмую секцию придется стерилизовать. Приказ Отдела Планирования. Им нужна специальная партия для какого-то секретного проекта.

– Мы же замучаемся инъекции вводить. Они не могли, что ли, геном заранее исправить?

– Хочешь не хочешь, приказ. Им виднее. Кстати, ты не знаешь, нам скоро В-10 за выслугу лет дадут?

– Через два года. Ты тележку быстрее кати, ведь целую секцию еще сегодня надо обработать.

Шаги людей затихли в длинном коридоре. Остались ряды молчаливых спящих созданий, заключенных в прозрачные сосуды. Для большинства из них вскоре должна была начаться жизнь, и для большинства она пройдет в ожидании повышения за выслугу лет. Таков миропорядок.

В генетической лаборатории №18 было тихо и пусто. Присутствовавшие сотрудники молча глядели в микроскопы или так же молча передавали друг другу пробирки. Настенные экраны показывали пульсацию живых клеток, потолок был украшен схематическими рисунками спирали ДНК. Пахло стерильностью с чуть заметным привкусом озона.

В комнату вошла сотрудница в белом халате, наклонилась к одной из подруг и что-то зашептала. Когда она вышла, девушка оглянулась на остальных, а остальные подняли глаза на нее.

– Он просыпается, – сказала лаборантка и замерла на полуслове, как будто не зная, что именно за весть она передала.

– Мы сможем посмотреть? – спросил кто-то.

– Вряд ли. Завлаб нас не пустит.

Девушки обменялись разочарованными взглядами.

– Может быть, потом, в рекреационной камере?.. – предположил кто-то.

Постепенно все вернулись к работе.

Аника, заведующая лабораторией №18, сидела в это время возле пульта оператора камеры регенерации и смотрела на человека, лежащего под защитным колпаком, прозрачная поверхность которого слегка помутнела от дыхания. И думала о том, что это самый необычный проект, над которым ей приходилось когда-либо работать. Не разработка омолаживающих инъекций для «бессмертных старушек» из Совета Матрон, не конструирование биониклов серии «А», не создание новых форм жизни, способных служить человеку эффективнее, чем это делали их предшественники – лошади и собаки. Это нечто совсем особенное, мистическое, выходящее за грань науки. Связь времен и эпох, ниточка, протянувшаяся из прошлого. Воскрешение, вызов духа во плоти – колдовство.

– Наложение психической матрицы прошло успешно. Объект находится без сознания. Мы можем начать вывод зондов?

– Начинайте. Осторожно, – добавила Аника.

Она следила за тем, как один за другим отходят в сторону черные щупальца биозонда. Множество тонких гибких струн были присоединены к голове человека. Аника знала, что каждое щупальце оканчивается тончайшей иглой, невидимой для человеческого глаза. Миллионы игл во время подготовки операции были введены в ткань мозга – на это ушло больше месяца. Потом в одно-единственное мгновение по ним прошел импульс, и каждая игла уколола разрядом тока нитку нейронов, и миллионы участков коры подверглись напряжению, активировавшему нервные импульсы именно так, как они передавались двести лет назад в голове давным-давно умершего человека.

Аника посмотрела на монитор, показывавший картину активности мозга. Хорошая картина, устойчивая. Стабильные колебания биотоков; спящий мозг ожил, принял характерный рисунок человеческого мозга, рисунок в то же время уникальный, как уникальна душа каждого из людей… Аника пожала плечами, отвечая на собственный незаданный вопрос. Ничего нельзя сказать, пока объект не будет разбужен. Трансплантация психоматрицы – сложнейший процесс, и никто не застрахован от ошибок. Теоретически механизм трансплантации был разработан еще в позапрошлом веке, но осуществить его на практике удалось только недавно, да и то пока в единичных случаях. Другой вопрос, что потребности в таких операциях почти нет – только в исследовательских целях, ведь Комиссия по этике постановила не использовать методы переноса сознания для продления жизни. Так было до сегодняшнего дня.

Аника встала со своего места и подошла вплотную к камере. Посмотрела сквозь украшенное пятнышками отражений стекло на лежащего человека. Каким он будет, этот новорожденный? Новый старый человек… Несколько дней уйдет на извлечение зондов, на установление нормального биоритма. Потом можно будет рискнуть разбудить его. И узнать, был ли успешен эксперимент, длившийся два столетия.

В лабораторию вошла женщина в зеленом платье, украшенном изумрудами. Аника непроизвольно подтянулась – ранг В-3 вызывал почтение до дрожи в коленях.

– Как он?

– Пока все указывает на нормальный ход операции, Госпожа Старшая Советница, – почтительно ответила Аника. – Мы планируем вывод объекта из бессознательного состояния через четыре дня. Желаете ознакомиться с текущими результатами?

– Спасибо, не стоит. Продолжайте работу. Я полагаюсь на вас, – с этими словами женщина в зеленом вышла, задержавшись на мгновение, чтобы бросить взгляд на лежащее под стеклом тело.

Аника наклонила голову, выжидая, пока Советница покинет комнату, потом уселась на место. Хорошо бы эксперимент завершился удачно, потому что слишком внимательное наблюдение руководства, как правило, сулит неприятности. Вплоть до понижения в ранте. А Советница Дейдра – птица высокого полета. Она обошла Анику на четыре ранга, будучи пятью годами младше.

Он ничего не помнил. Он вообще не знал, что такое – помнить. Он не умел различать «сейчас» и «тогда». Для него было только «сейчас». Но внезапно он понял, что время есть – что бьется сердце, и течет кровь по большому и малому кругам, и новые клетки рождаются и умирают, и электроны вращаются вокруг ядер атомов. Он понял, что «сейчас» остается вместе с ним, а «тогда» отступает в небытие, в прошлое, в ту эфемерную реальность, которая существует только в его памяти.

Память. Он помнил, что было «тогда». Вернее, он знал, что помнит, но не мог разглядеть ничего из того, что помнил. Он мог с уверенностью сказать лишь то, когда началось «сейчас». Оно началось на белом столе в комнате с белыми стенами и ярким освещением. Как долго он лежал на этом столе, невозможно сказать, но он осознал, что лежит на столе – и наступило «сейчас».

«Сейчас» он стоял, осторожно держась за край стола. Первая попытка встать на ноги закончилась падением. Пол был мягкий, теплый, слегка пружинистый – человек не ушибся, но вспомнил, что мог бы ушибиться. Он неуверенно двигался, шевелил руками и пальцами на руках. Он помнил, что мог делать это лучше, и оттого испытывал тревогу. Но движения постепенно становились все точнее и тверже.

Он обошел комнату вдоль стен, вернулся к столу и сел на него. Он разглядывал свое тело и осознавал, что это и есть он. Он не помнил названия, но знал, что это правильно – быть живым, с бледной, местами розоватой кожей, двумя руками и двумя ногами, с головой, в которой помещается центр его существа. Быть живым. Да, так и должно быть. Разве он помнил, чтобы было иначе?

Раздался звук, и он вскинул голову. Да, он знает, что такое звук, это признак движения. В комнате открылась дверь, в которую вошла женщина. Он сразу принял то, что это существо зовется женщиной, точно так же как и то, что он сам – мужчина, и оба они – люди. Он был человеком – «тогда».

На женщине был белый халат. Он ощутил смутное неудобство – на нем самом должно быть что-то подобное. Оглядевшись, он потянул на себя простыню со стола и обернул ее вокруг бедер. Потом посмотрел на женщину – у нее было лицо, глаза, нос, волосы. Он знал, что все это должно быть и у него, но он не знал, каково его лицо. Ему захотелось увидеть это, и он стал искать предмет, который позволил бы ему увидеть себя. Он не помнил названия, но такой предмет был «тогда».

– Добрый день, – сказала женщина.

Он снова посмотрел на нее. Люди разговаривают, издают звуки, которые складываются в речь. Он тоже так умеет… умел. Нужно только вспомнить, как это делается.

– Зды… здар… зрадсытву… – пробормотал он.

– Попробуйте что-нибудь короткое, – подсказала женщина.

Короткое. Короткое приветствие.

– Привет, – сказал он и с удивлением понял, что вспоминает, как это было «тогда», когда он говорил «привет» множеству различных людей.

– Очень хорошо, – улыбнулась женщина. – Как вы себя чувствуете?

Он задумался. Как он себя чувствует? Он чувствует себя живым, он может ходить, слушать и разговаривать, он помнит кое-что и продолжает вспоминать.

– Хорошо, – ответил он.

Она достала из кармана какой-то блестящий предмет и протянула ему.

– Это зеркало. Посмотрите на себя.

Он посмотрел и увидел мужское лицо. Он знал, что это его лицо, и ему казалось правильным, что он видит в зеркале именно это лицо. Значит, это лицо и он сам – единое целое.

– Вы помните свое имя?

Он покачал головой. Имя? Да, у него было имя, должно быть имя, кроме самоопределения «я». Что-то такое, о чем можно говорить отвлеченно, но что связано с ним лично. Имя.

– Я… не знаю.

– Вас звали… вас зовут Алексей Михайлов. Лекс.

Он долго вдумывался в это слово. Так его звали, так он сам называл себя. «Тогда»… и «сейчас» он – Лекс.

– Да. Это так, – согласился он.

Следующие дни он проводил в нескольких комнатах, которые стали его местом обитания. Комнаты были вполне уютные, с выкрашенными в светлые тона стенами, обшитыми мягким покрытием, с теплым деревянным полом и мягкой мебелью. Он ел, спал, отправлял естественные потребности, слушал обучающие программы. Он жил и вспоминал, что было «тогда». Он учился быть собою.

На третий день после того как наступило «сейчас», он уже знал почти все, что знал раньше. Он знал, что находится в лаборатории, и он знал, что такое лаборатория; он знал, что лаборатория находится на территории Гайанской Республики, и он знал, что такое Республика. Он знал, что это государство, он знал историю этого государства, он знал историю других государств и историю всего человечества. Он не знал только свою историю, свое прошлое, которое было «тогда».

В его комнату вошла женщина с веселым румяным лицом и рассыпающимся надвое ворохом черных волос, похожих на иглы дикобраза. Она приходила по несколько раз в день и беседовала с ним, а также приносила компьютерные кристаллы с обучающими программами.

– Элла? Здравствуй, – улыбнулся Лекс.

– Привет. Как спалось?

– Замечательно. Сплю, как новорожденный, – усмехнулся он. – И позавтракал я вкусно. И, предвосхищая последующие вопросы, скажу, что по нужде сходил тоже неплохо. Так что я вполне готов к новой порции информации.

– Отлично, – сказала Элла и, невзирая на его сопротивление, пощупала пульс, заглянула под веко и заставила открыть рот. – Информация на этом инфокристалле. Это курс нашего языка, я имею в виду новый язык, на котором разговаривают сейчас, а не тот, на котором говорим мы с тобой. Ты сможешь сам запустить программу?

– Конечно, – ответил Лекс. – Не первый день на свете живу.

Он имел в виду свою новую жизнь, начавшуюся на лабораторном столе. Но шутка осталась неоцененной.

– Ты вспомнил, кем был раньше? – спросила Элла.

Лекс пожал плечами.

– Пока нет. Я помню, что я был, но кем?..

– Ладно. Прости, мне запрещено об этом говорить. Позже тебе дадут специальную программу.

Он кивнул.

– Ладно, подождем. Кстати говоря, ты не будешь меня сегодня осматривать?

Элла заколебалась.

– В этом, наверное, нет необходимости. Ты выглядишь вполне здоровым.

Лекс скинул халат, а затем снял шорты – его гардероб ограничивался только этими вещами.

– Смотри, я не жадный, – сказал он, великодушно улыбаясь.

– Ну что ж, раз ты настаиваешь, – пожала плечами Элла и подошла к нему, пощупала мышцы в отдельных местах, провела над телом биосканером. – Все в порядке. Ты полностью здоров, без всяких отклонений. Я думаю, надобности в ежедневном медицинском контроле больше нет.

– Прекрасно, – сказал Лекс.

«Интересно, что он задумал?» – подумала Элла. Как врач, она разбиралась в психологии, но предугадать направление мыслей Лекса не смогла.

– Ну что ж, а теперь я хочу попросить тебя кое о чем. Я тоже хочу тебя осмотреть, – с невинной улыбкой сказал Лекс. – Исключительно в познавательных целях.

– О… осмотреть?

– Ну да, как ты меня. В смысле, без одежды.

Элла облизнула губы. Вот это фокус! И главное, как ему откажешь? Потом скажут, что она нанесла урон его психике, отказавшись удовлетворить естественное любопытство. Она оглянулась на дверь, но никто и не думал прийти ей на помощь – ведь она единственная была уполномочена вести медицинский надзор и обучение Лекса.

– А ты разве не видел этого в обучающем разделе? – осторожно спросила она, стараясь смотреть в лицо Лексу, а не куда-то ниже.

– Видел, конечно, – пожал он плечами. – Но хочется наглядности. Мне кажется, что тебе, как врачу, нечего скрывать.

– В самом деле, – пробормотала Элла.

Она вздохнула и начала раздеваться. Лекс заметил, что она покраснела, и с каждым последующим предметом одежды, повисавшим на спинке кресла, ее движения становились все неувереннее. Наконец, она полностью разоблачилась, и осталась стоять перед Лексом с неким подобием улыбки на пунцовом лице. Но к тому времени, как она осмелилась взглянуть на него, он уже совершил самый хитроумный маневр в своей новой жизни – встал между женщиной и креслом, на котором она сложила одежду.

– Понимаешь, Элла, – сказал он, стараясь изо всех сил не выдать раньше времени свое возбуждение. – Я многому научился из того, что умел раньше. Ходить, прыгать, кувыркаться, принимать пищу, читать и разговаривать, посещать эту веселую комнату с журчащей водой, и так далее. Но я знаю об одной вещи, которую я точно должен уметь делать и которой до сих пор не научился.

Пока Элла соображала, что же имел в виду Лекс, он шаг за шагом оттеснил ее к дивану. Внимание обоих было приковано к последствиям, вызванным бурным приливом крови к отдельным частям тела Лекса. Элла продолжала гореть от стыда.

«Сорок шесть хромосом! Как же я вляпалась! – подумала она. – Сейчас он завалит меня… На третий день своего пребывания в новом теле! На глазах у всей группы, вот ужас! Наблюдение-то ведется круглосуточно… Потом весь отдел будет сплетничать у меня за спиной. Чего доброго, сделают видеозапись и пустят по рукам. Кошмар!» И она сказала старые, как мир, слова:

– Может, не надо?

В следующее мгновение они оказались на диване, и Лекс, преодолевая слабое сопротивление Эллы, отметил с удовлетворением, что вспомнил, каково это – заниматься старым добрым сексом. А Элла подумала о том, что большинство из ее подруг дорого бы дали, чтобы поменяться с ней местами, и эта мысль ее несколько успокоила. Она, правда, еще пробормотала какую-то глупость, вроде «у меня это плохо получается, лучше я приведу кого-нибудь другого», на что Лекс ответил:

– Кого-нибудь другого обязательно приводи. Будет, с чем сравнивать, – и полностью отдался ритмичным движениям поступательно-возвратного характера.

Обещанный кристалл с воспоминаниями так и не принесли. Вернее, его приносили – Элла вошла с кристаллом в руках, но не успела она передать его Лексу, как ворвалась какая-то женщина в черном комбинезоне, вытолкнула Эллу за дверь и стала расспрашивать, – Лекс слышал разговор из-за двери, – кто и как передал этот инфокристалл. Элла оправдывалась, мол, мне вручили, сказали, что от вас, на что незнакомая женщина заявила, что сама лично должна была передать, отчитала Эллу и ушла. Кристалл Лексу так и не достался.

Огорченный, он решил наплевать на предупреждение Эллы, что ему не стоит выходить из комнаты, и пошел гулять по лабораторному комплексу. Девушки в белых халатах провожали его немигающими взглядами; Лекс помахал им рукой, быстро прошел через несколько лабораторных помещений и очутился в коридоре. Здесь было светло, чему способствовали и стены жемчужно-серого оттенка, и освещение, которое обеспечивали светящиеся трубки, протянутые вдоль стен и потолка. Воздух имел специфический запах дезинфекции.

Побродив по коридорам и покатавшись на лифтах, Лекс наткнулся на девушку, которая занималась тем, что перекладывала с одного места на другое какие-то пакеты. Лекс вызвался помочь, а когда пакеты были разложены в нужном порядке, сказал:

– Не могли бы теперь вы помочь мне… Я забыл один процесс, существенно важный для нормальной жизнедеятельности. Чтобы я мог вспомнить, потребуется ваше участие…

Пока девушка краснела, закатывала глаза и тихо охала, Лекс делал свое дело со все возрастающей сноровкой. «Райские здесь места, – подумал он, опробовав несколько различных поз. – Кого ни попросишь, все дают. И я не видел еще ни одного мужчины. Прямо секс-миссия какая-то».

– Ну как, вы уже вспомнили? – спросила робко девушка, оправляя платье.

– Да, дорогая. Спасибо вам большое, вы мне очень помогли.

«Ишь ты, щечки порозовели, глаза блестят, уж и прическу оправляет этак кокетливо – сразу на женщину стала похожа. Нет, я, конечно, нагло пользуюсь наивностью здешних девушек, но ведь для их же пользы…» – подумал Лекс, застегивая штаны.

– Браво, дружище, – раздалось у него за спиной. – Давно не видел такой артистичной работы.

Лекс обернулся и узрел первого мужчину-гайанина. Высокий хорошо сложенный человек, с четко обрисованными под легкой рубашкой мышцами, с волнистыми светлыми волосами и красивым лицом изнеженного аристократа. Он стоял, прислонившись к стене, насмешливо улыбался и символически аплодировал.

– Меня зовут Мелас, – сказал он. – А вы, вероятно, Лекс?

– Верно.

– Не возражаете насчет беседы? Пойдемте, не будем мешать девушке работать, – он увлек Лекса по коридору, напоминавшему солярий. – О вас здесь все наслышаны, – говорил Мелас, дружески обняв Лекса за плечи. – И, как я вижу, вы времени даром не теряете?

– Восстанавливаю форму, – скромно отозвался Лекс.

– Агент 007 на отдыхе? – усмехнулся Мелас. – По правде сказать, я и сам имею склонность к подобному занятию. Окучиваю, так сказать, помаленьку эту оранжерею. Понятное дело, меня одного на триста сотрудниц не хватает…

– А вы здесь работаете?

– Да, временно. Сейчас я – младший лаборант в седьмой микробиологической. Но мы-то с тобой понимаем, что главная работа для нашего брата – делать женщин женщинами, верно?

Лекс посмотрел на Меласа непонимающе.

– Друг мой, – усмехнулся тот. – Я вообще не обязан работать. Я же естественнорожденный. По закону, меня содержит государство. Я могу даже не посещать Дома Свиданий, если не учитывать морально-этические нормы, которые обязывают меня это делать. Ты ведь должен понимать: если нас – меньше десяти процентов от всего населения, то каждый мужчина должен пахать и сеять, не покладая, хм… орудия своего труда.

– Десять процентов? – спросил Лекс.

– А ты не знал? Мужчины рождаются только естественным путем, поэтому нас так мало. Девчонок плодят инкубаторы, но вот беда – почему-то они не могут производить особей мужского пола с измененным генотипом. А выращивать искусственно обычных людей, когда они и так рождаются, сами по себе, нет смысла.

– Измененный генотип?

– Ну да. Они, девчонки в смысле, это другая раса. Генетически чистая душой и телом. Люди с приставкой супер. Только вот в личной жизни у них нескладняк, потому что покамест инкубаторы не умеют нашего брата штамповать. Но я так думаю, мы-то с тобой не внакладе? – засмеялся Мел ас. – Так что настоящей мужской работы здесь хватает.

– Да уж, – хмыкнул Лекс.

– Я тебе только одну вещь скажу, это, конечно, твое дело, но… Понимаешь, у нас не принято, чтобы младшему по рангу отдавалось предпочтение перед старшим. Даже если ты видишь офигенно красивую девчонку В-12, сначала осмотрись кругом, нет ли где В-11. Я фигурально, конечно, говорю, но ты суть улавливаешь? С точки зрения этики девушка более высокого ранга больше заслуживает быть обласканной, нежели ее младшая подруга. Поскольку перед нами все равны, это между собой они на первый-второй рассчитываются, то четких правил нет, но по негласному кодексу кавалеров принято обслуживать в первую очередь барышень со званием. Уловил?

– Да, – кивнул Лекс. – В этом есть здравое зерно.

– Еще бы! Я бы сказал, здравое семя! Тем более, это традиция. Ориентироваться можно по форме. Если видишь серо-зеленую цыпочку – плыви мимо, это или малолетка, или дурочка, которая не смогла сделать карьеру. Более высокий ранг определяется по ярким цветам и украшениям. Исключение составляют члены Совета, они могут одеваться как угодно, хоть в хламиду, но их ты должен знать в лицо.

Они завернули за угол коридора и увидели женщину в мешковатом буром комбинезоне, которая меланхолично терла пол шваброй.

– Неужели у вас остались уборщицы? Это при современной технологии? – удивился Лекс и подошел к девушке.

Заглянув ей в лицо, Лекс замер – на него смотрели пустые безразличные глаза. Мелас аккуратно отстранил Лекса и отвел в сторону.

– Это В-13. С ними даже разговаривать бесполезно. Сострадание общества – единственная причина, по которой они живут.

– Какие-то психические расстройства? Умственная отсталость? – предположил Лекс.

– Вроде того, – уклонился от ответа Мелас и подвел Лекса к лифту. – Ну ладно, не буду тебя задерживать, ты, наверное, хочешь вернуться в свои апартаменты? Хотя я мог бы показать тебе лабораторный комплекс и кое с кем познакомить, если ты не слишком устал от впечатлений.

– Я не устал. Так что с радостью приму твою помощь как советчика и гида, – ответил Лекс.

– О, я вижу, сударь, вам знакомы хорошие манеры! – засмеялся Мелас. – Пойдем, брат, я устрою тебе экскурсию.

Три женщины вошли в лабораторию. За широким экраном из односторонне прозрачного материала располагалась комната, в которой на диване лежал человек, заложив руки за голову и глядя в потолок. Вошедшие остановились перед экраном. К ним подбежала Элла, на мгновение замешкалась, затем поклонилась старшей по рангу.

– Это и есть Лекс? – спросила одна из женщин. – Вы уверены, что трансплантация прошла успешно?

– Мы не можем пока этого утверждать, – начала объяснять Элла. – Личностные воспоминания отсутствуют, он не помнит, кем был. Я думаю, что если дать ему кристалл, содержащий сведения о его прошлом, то он должен вспомнить…

– Кристалл у меня, – сказала старшая. – Но я сомневаюсь, что мы сможем определить, кто он на самом деле, после того как дадим ему инфокристалл. Вы же не можете быть уверены в том, что имплантировали ему ту самую психоматрицу? Я имею в виду, мы не можем гарантировать, что это была психоматрица именно Лекса Михайлова.

– Если он будет осознавать себя Лексом, какая нам разница, будет ли он им являться на самом деле? – спросила женщина в черном комбинезоне. – Для наших целей это имеет мало значения. К тому же генный код мы получили верный – лицо соответствует тому, что мы видели на фотографиях.

– Генный код – это одно, – ответила старшая, – его научились читать еще в двадцатом веке. Психоматрица – другое, ее могли неправильно снять, я уж не говорю подменить…

– А чем он занимался эти дни? – спросила женщина в зеленом платье.

– Он… гулял по комплексу, знакомился с сотрудниками, – ответила Элла.

– А по моим сведениям, он, скажем так, попотчевал восемь сотрудниц, включая заведующую лабораторией Анику. И вас, наверное, тоже?

– Я… да, – опустила голову Элла. – Прошу прощения, я посчитала, что не вправе отказать…

– Вот кобель! – резко, но с оттенком едва ли не одобрения сказала женщина в зеленом.

– Ладно, мы же пришли с ним поговорить. Элла, идемте, – распорядилась старшая из трех.

Они вошли в комнату Лекса, и для него закончился блаженный период неведения своего прошлого.

– И это все сделал я? – спросил он, выключив экран интерактивного учебника. – Трудно поверить.

– Это действительно сделали вы. И вы должны помнить это, – сказала одна из женщин, которые сидели в комнате, ожидая, пока он просмотрит запись на кристалле.

– Элла, представьте нас, – попросила старшая.

Врач встала между Лексом и женщинами.

– Это Председатель Мириам, – указала она на старшую, на которой был аккуратный синий с малиновыми отворотами костюм, украшенный сапфировыми застежками.

– Это Советница Дейдра. – На второй женщине, самой молодой из всех, было роскошное зеленое платье с изумрудным колье.

– Это Советница Сантана. – Третья женщина была в черном комбинезоне с алмазной заколкой у воротника.

Лекс внимательно посмотрел на всех троих. У Дейдры, наиболее привлекающей к себе внимание, была величественность, томность и претенциозность ослепительно красивой женщины, каковой она и являлась. Пышные черные волосы как крона дерева охватывали правильное, с безупречными чертами, лицо. Взгляд миндалевидных карих глаз был слегка высокомерным, но в то же время заинтересованным. На изящной длинной шее сверкало зелеными искрами колье, а в том, как Дейдра носила свое шикарное платье, чувствовалась врожденная грация и ленивая небрежность аристократки.

Мириам была бы некрасивой, если бы не большие добрые глаза, обрамленные сеткой морщин. Волосы у Председательницы были пепельного цвета, хотя местами остались рыжеватые подпалины – видимо, в молодости она была рыжеволоса. Костюм хорошо сидел на невысокой, слегка полноватой женщине, но видно было, что портному пришлось потрудиться, чтобы скрыть некоторые изъяны фигуры.

Сантана была одета из всех троих наиболее строго и строже всех держала себя. Взгляд чуть раскосых черных глаз, широко расставленных на скуластом лице, выражавшем упрямство и решительность, сверлил Лекса не то чтобы неприязненно, но с холодной сосредоточенностью профессионального солдата, держащего на прицеле вероятного противника. В черных волосах, аккуратно расчесанных на пробор и заплетенных в косу, проглядывали ниточки седины.

«Три девицы под окном пряли поздно вечерком, – подумал Лекс. – Интересно, кто из них метит в царицы? Может быть, все трое?»

– Хорошо, – сказал он бодро. – Допустим, я и есть тот человек, который разрушил основы старого общества и обосновал идею нового мира генетически модифицированных людей. Каковую идею успешно претворили в жизнь в одном отдельно взятом государстве. Но я не совсем понимаю, зачем я вам понадобился. Ломать – не строить, разрушителей в истории и без меня хватало.

Женщины переглянулись. Мириам посмотрела на Лекса с улыбкой.

– Нет, чтобы поблагодарить за свое воскрешение, – пожурила она. – Мы для него старались, ни оборудования не пожалели, ни энергии, ни человеко-часов…

– Доктора Эллу и Анику я уже поблагодарил… на свой лад, – хмыкнул Лекс. – А кому, кстати, принадлежала идея моего воскрешения?

– Идея принадлежала всему нашему обществу, – сказала Мириам. – Вы были нашим духовным лидером, нашим символом, нашим мессией, если хотите. Гайанская Республика обязана вам своим возникновением. Ваша книга «Человек совершенный» стала библией нашего народа. Неудивительно, что каждый гайанин всем сердцем желает видеть вас нашим предводителем. На протяжении двух столетий мы лелеяли надежду воскресить вас, используя сохранившиеся материалы – образец ДНК и психоматрицу, которую сняли с вас перед смертью. И как только у нас появилась надежная технология трансплантации сознания, мы…

– Это понятно. Значит, я нужен вам для пропагандистских целей? Служить живым знаменем всемирной генетической революции?

Гайанки пришли в замешательство. Потом Сантана выразительно посмотрела на Эллу, и та, извинившись, вышла из комнаты. Дейдра улыбнулась, встретившись глазами с Лексом, явно показывая, что ей нравится его резкость.

– На протяжении тысячелетий человечество боролось за свои идеалы, – сказала Мириам. – Вы – наш идеал, ибо вы – отец-основатель нашего общества. Скажите, разве мы не имели права бороться за вас, разве мы не имели права компенсировать вам те годы жизни, которые вы потеряли, погибнув в расцвете лет в борьбе с оппозиционными силами старого общества?

Лекс кивнул.

– Я вас не осуждаю. Упаси боже! Я всего лишь хочу внести ясность. Вы подарили мне вторую жизнь, и естественное чувство благодарности обязывает меня что-то сделать для вас. Я просто хочу знать, чего именно вы от меня ожидаете.

– Мы ждем, что вы выступите с обращением к народу, в котором опишете величественные перспективы развития нашего общества, – сказала Сантана. – Вернее, многие этого ждут. Многие уделяют повышенное внимание тому, что ждет нас в будущем, вместо того, чтобы сосредоточиться на конкретных проблемах.

И она косо посмотрела на Мириам. Та поспешила ответить:

– Сантана – наш Советник по безопасности. Очень прагматично мыслящая женщина. Дорогая сестра, ты слишком мало внимания уделяешь социальным вопросам.

– Как я понимаю, идея воскресить и использовать меня исходила не от вас, – сказал Лекс в сторону Сантаны. – Наверное, от молчаливой и загадочной Советницы Дейдры?

– Как куратор научного направления и вопросов развития общественных технологий, я принимала особое участие в… проекте, – сказала Дейдра приятным голосом, сопровождая слова не менее приятной улыбкой. – Но руководство проектом, конечно же, осуществляла сестра Мириам.

«Какой медовый голосок, – подумал Лекс. – А внешность просто обалденная! Нет, стоило вернуться к жизни – ради такой-то красотки! Жаль, что не она здесь главная».

– Сестра Мириам, позвольте вас спросить: вы – глава Республики? – осведомился Лекс.

– Нет, не совсем, – покачала головой Мириам. – Я лишь одна из четырех Председательниц Совета. Мы выполняем свои обязанности поочередно и никогда не собираемся все вместе, во избежание диверсионного акта со стороны кибернетиков. Но в Совете Председатель – всего лишь первый среди равных.

– А какой у вас ранг?

– В-2.

– Буква, я так понимаю, означает принадлежность к классу генетически усовершенствованных людей? – спросил Лекс.

– Класс «В» – основной. Это люди, родившиеся в инкубаторах, с модифицированной ДНК, – пояснила Дейдра. – Класс «Б» – это естественнорожденные люди, носители стандартной ДНК. Класс «А» – воины и другие существа, модифицированные для выполнения специальных задач.

– Существа? Вы хотите сказать, что класс «А» не считаются людьми?

– Это уже вопрос к нашей сестре, – кивнула Дейдра на Сантану.

«Мне показалось, или действительно воздух трещит и электризуется, когда эти двое встречаются глазами?» – подумал Лекс.

– Мы сможем обсудить эти вопросы позднее, – сказала Мириам. – Пока что мы хотим лишь предложить вам посетить сегодняшнее заседание Совета. Естественно, в качестве почетного гостя. Заодно мы сможем представить вас другим Советницам – ведь не всем же ходить к вам сюда?

– Хорошо, посетим, – согласился Лекс. – Но можно еще один вопрос? Если выше Председателя никого нет, то почему у вас ранг второй, а не первый?

После короткой паузы Мириам ответила:

– Первый ранг зарезервирован для единоличного правителя… на тот случай, если подобное может стать необходимым. Правитель может быть избран среди Советников, с ограниченными, но достаточно широкими полномочиями. Пока что за всю историю необходимости в подобном избрании не было.

«Уж не готовят ли меня в правители этой матриархальной семейки?» – подумал Лекс. Он еще раз обвел глазами сидевших перед ним женщин и у каждой во взгляде прочел ответ на этот невысказанный вопрос. Дейдра смотрела чуть искоса, таинственно, будто говоря: «Всякое возможно». Ответ Сантаны был бы четко выражен словами: «Не надейся!» А сестра Мириам лукаво потупила взгляд, уходя от ответа.

«Хотя, с другой стороны, с чего бы им подносить мне скипетр и державу на блюде с голубой каймой? – подумал Лекс. – Надо ведь еще выяснить, каким будет мой статус в их обществе – класс «Б», «В» или, может быть, класс «А» – как искусственно созданный?»

Совет собирался под огромным куполом – одним из многих в центре округа. Лекс был удивлен, увидев полукруглый амфитеатр, заставленный деревянными скамьями, с небольшой трибуной и широким демонстрационным экраном. Все было настолько скромно – никаких парчовых подушек, бархатных кресел, гобеленов и ковровых дорожек, – что Лекс засомневался: а не является ли это зданием общего назначения. И угадал.

– Здесь проходят собрания окружного совета, лекции известных преподавателей для студентов училищ, наконец, праздники и концерты. Зал приспособлен одинаково и для музицирования, и для ораторских выступлений – акустика прекрасно передает звуки со сцены в глубину амфитеатра, – объясняла Мириам, которая привела Лекса в зал за полчаса до начала собрания. – У нашего Совета нет специального зала для совещаний. Каждое заседание проходит в новом округе, это показывает, насколько мы близки обычным гражданам. Вы видели группы людей у входа в зал? Эти люди ожидают приезда Советников, чтобы задать им свои вопросы. А вон на той скамье на самом верху будут сидеть зрители. Мы пускаем на заседания наиболее успешных в учебе студентов – для них это большая честь и стимул в работе.

– Демократично, – заметил Лекс. – Так вы говорите, что каждый гайанин может со временем стать членом Совета?

– Каждый, кто приложит достаточное трудолюбие в развитии и совершенствовании своих природных способностей на благо общества. Независимо от того, чем ты занимаешься, если ты мастер своего дела, ты получаешь продвижение в ранге. Само собой, административное руководство – необходимый этап на пути к скамье Советника, но стать руководителем может только тот, кто прошел стадию профессионального роста. Каждая из нас – и я в том числе, да-да, каждая из Советниц была когда-то В-12 и носила серо-зеленую униформу. И желание работать на благо общества вкупе с природными способностями…

– Всеобщее равенство, одинаковые возможности для всех – звучит неплохо, – сказал Лекс. – Но у вас получается, что самореализация возможна только на благо общества. Как быть с творчеством, польза от которого весьма субъективна? Да и равенство всех специальностей неестественно – ведь не совсем правильно, чтобы, скажем, выдающийся слесарь стоял выше не очень выдающегося ученого?

– Конечно, не все специальности равнозначны, – ответила Мириам. – Есть специальности, требующие высокого интеллектуального уровня и длительного обучения – такие дают возможность значительного социального роста. Есть специальности, которые требуют лишь простых навыков, появляющихся за несколько месяцев учебы – такие служат временным поприщем для молодых людей, стремящихся получить высшее образование, которым требуется самостоятельная подготовка для того, чтобы сдать квалификационные экзамены, а также способом занять людей, в силу различных причин не способных или не желающих продвигаться по служебной лестнице.

– Что касается творчества… мы поощряем творчество и приветствуем разносторонность развития личности, но не повышаем в ранге за деятельность, не приносящую конкретных результатов, – Мириам улыбнулась и развела руками. – Тогда слишком много людей ринулись бы проявлять творческие способности, независимо от того, обладают ли они ими. А вам должно быть известно, что настоящее творчество не нуждается в поощрении наградами и званиями. У нас проходят выставки художников и чтения поэтов – это тот случай, когда ранг не имеет никакого значения, и это еще один плюс нашей системы, вы не находите? Конечно, есть профессиональные музыканты, скульпторы, архитекторы, выполняющие государственные заказы, но это уже сплав творчества и профессии.

В зал начали входить участники собрания. Лекс стоял внизу, возле трибуны, глядя на то, как наполняется людьми огромная чаша. На работу Советники являлись в синих с красным костюмах, подобных тому, что носила Мириам. Множество синих фигурок, множество голов – светлых, рыжих, черных, множество лиц, неразличимых на большом расстоянии. Лекс ощутил неуверенность и робость. «Что я им скажу?» – подумал он. Мириам, будто угадывая его мысли, взяла его за руку.

– Просто взойдите на трибуну и поздоровайтесь. Скажите, как вы себя чувствуете в новом для вас мире, скажите, интересно ли вам находиться здесь. Никто не ждет от вас большего, ведь все понимают, что вы только что вошли в нашу жизнь, и она кажется вам совершенно необычной, тогда как мы к ней привыкли, ведь мы с детства так живем. Не бойтесь говорить о своих ощущениях, не бойтесь ваших слушателей – здесь море чистых и добрых сердец, которые готовы вас полюбить за одно то, что вы есть вы.

Лекс усмехнулся и покачал головой. Всенародная любовь? Не самое легкое бремя, но нести его будет честью. Вот только достоин ли он такой чести? Сомнения – удел идеалиста, мечтателя и романтика, которым он был когда-то…

– Здравствуйте, сестры. Вот он я – Лекс, которого вы так ожидали увидеть. Я воскрес стараниями ваших сестер-ученых, и я этому очень рад, как рады и вы, я надеюсь. Не знаю, сумею ли я стать частью вашего мира, но то, что этот мир мне чрезвычайно интересен, несомненно. И я постараюсь узнать его во всех деталях, а вы мне в этом поможете, не так ли?

Сотни пар глаз были направлены на него. Как они смотрят? С восхищением? Вряд ли, если только вон те молодые на галерке. С интересом? Бесспорно, а еще – с настороженностью. Советницы… хитрые лисы, научившиеся управлять своими более доверчивыми сестрами. Или у них и впрямь чистые сердца поборниц общественного счастья? Что ж, поживем – увидим. Только бы не сорвался голос, только бы не дрожали руки…