"Занавес молчания" - читать интересную книгу автора (Быстров Андрей)16С утра Ника монтировала передачу, а потом поехала к Владимиру Николаевичу Григорьеву, основателю и бессменному редактору альманаха фантастики и приключений «Зеркальный мир». Она была давно знакома с Григорьевым, почитала его как своего рода учителя, частенько заглядывала на огонек, и сегодняшняя телефонная просьба о встрече Владимира Николаевича не удивила. Григорьев принял Нику в уютном домашнем халате, и весь он был домашним и уютным. Ему нездоровилось, он пил чай с лимоном, которым не замедлил угостить и Нику. Она с удовольствием согласилась, уселась в продавленное кресло. Ей нравилось бывать у Григорьева, сидеть в этом кресле и вести долгие беседы с хозяином старомодной квартиры. Нравились ей книжные полки до потолка, допотопная пишущая машинка «Ортех» (компьютер тоже имелся, но консервативный Григорьев привыкал к нему со скрипом), удобная мебель, жертвующая стильностью ради добротного комфорта, библиотечные запахи, ламбрекены на окнах. В дом Григорьева безумный внешний мир не был допущен… Но сегодня Ника не добровольная изгнанница, а шпионка этого мира. Она пила чай, болтала о пустяках. Григорьев снисходительно внимал, а она искала мостик к тому, ради чего пришла. Не придумав шпионского хода, она просто спросила: – Владимир Николаевич, а вы помните Радецкого? Писателя, который у вас публиковался? Редактор отчего-то помрачнел и кивнул. – Как не помнить. Рассказ «Рыцари подземелья». – Он у вас есть? Можно мне взглянуть? – Есть, есть. – Губарев забрался на невысокую стремянку и принялся раскапывать на верхней полке томик альманаха. – А почему это ты вспомнила о Радецком? – Я о нем передачу делала, а недавно он позвонил. По-моему, подбивает клинья. А что? Хороший писатель. Книгу его я читала, а рассказ – нет. Григорьев окинул Нику со своей высоты странным отсутствующим взглядом и продолжил поиски. Найдя томик в мягкой обложке, он спустился и подал его Нике. – Там, в конце. – Я быстренько пролистаю… Ника заглянула на страничку содержания, открыла альманах на рассказе Радецкого и принялась читать. Ей было достаточно полутора абзацев, чтобы убедиться – рассказ «Рыцари подземелья» не имеет ничего общего ни с романом «Кто-то в долине», ни со скучным и претенциозным бредом из компьютера Максима. Она захлопнула книжку: – Ладно. Владимир Николаевич, вы мне скажите – хороший рассказ? – Отличный. Только вот… – Что? – Не знаю, стоит ли тебе и говорить… Доказательств нет… – Каких доказательств? Нет уж, Владимир Николаевич, сказали «А», извольте сказать и «Б». С тяжелым вздохом Григорьев долил в стакан кипяток из электрочайника. – Месяца через три после публикации пришла ко мне одна женщина… Она утверждала, что «Рыцарей подземелья» написал вовсе не Радецкий, а его школьный друг, ее сын. Парень погиб в армии… Она сказала, что рассказ был написан на компьютере, файл не сохранился и подтвердить свои слова она ничем не может. Она понятия не имеет, как попал к Радецкому текст рассказа. Ника моргнула несколько раз подряд: – Ага. И что вы предприняли? – А что я мог предпринять? На нет и суда нет. Но вот когда вышла книга «Кто-то в долине», я сравнил оба текста. – И ваш вывод? – Они написаны не одним и тем же человеком. – А значит… – Значит, либо Радецкий не писал рассказа «Рыцари подземелья», либо он не писал романа «Кто-то в долине». – Есть еще третья возможность, – заметила Ника. – Он не писал ни того, ни другого. – Если так, хотел бы я знать, как это у него получается… – Я тоже. Редактор сощурился, проницательно посмотрел на Нику. – Ты затеяла расследование плагиаторской деятельности Радецкого… и потому пришла ко мне? – Нет. – Ой ли? – Да нет, нет. – Ника махнула рукой. – Какое там расследование. Я правду вам сказала, он клинья подбивал. И мне случайно попались на глаза файлы с его новыми работами… – И что в них? – Эпигонская графомания с вкраплениями плагиата. Это, наверное, и есть его собственное творчество. – М-да… Если он и это у кого-нибудь не уворовал. – Это?! Ну, знаете… – Всякое бывает, – засмеялся Григорьев. – И как же ты теперь поступишь? – Никак. Заниматься какими-то расследованиями и поисками доказательств нет ни времени, ни желания, да и наплевать мне на него. Впрочем… – Что? В запасе у Ники оставались три непроясненных имени из списка – когда, как не сейчас, воспользоваться моментом и проверить одно из них, любое? – Он часто упоминал некого Растригина, и вот я подумала – не связан ли тот… – Растригина? Знал я одного Сергея Растригина, коллекционера живописи. Он умер в прошлом году. Был еще Леонид Растригин, философ, эмигрант… – Того, кажется, зовут Николай, – обронила Ника. – Николай… Васильевич, да. – Николай Васильевич… Подождите, подожди… Где я мог… А, вспомнил! Рассказывал мне о таком Свиридов, наш генеральный. Растригин – искусствовед, ему лет тридцать… Возраст тут имеет значение, потому что парень звезд с неба не хватал, и вот поди ж ты – проводит сенсационные научные изыскания, находит рукописи Мусоргского, считавшиеся утраченными навсегда, делает блестящую карьеру. Думаешь, он и есть друг Радецкого? И как-то помогает ему в… литературных фокусах? – Не знаю. Может быть, мы с вами ошибаемся. – В чем? – Вдруг Радецкий – гений и умеет писать свои вещи так, что одна совершенно не похожа на другую? Ваша посетительница могла видеть в компьютере сына именно рассказ Радецкого. А графомания, которую видела я, – фрагменты будущего произведения, как бы прямая речь. Допустим, он сочиняет роман от имени плохого писателя и вдобавок плагиатора… Я однажды снимала передачу, мы там с героиней коснулись такой темы: хорошая актриса играет роль плохой актрисы, пытающейся выдать себя за хорошую актрису… Почему бы Радецкому не прибегнуть к такому литературному приему? Правда, там два романа, но почему бы… – Ника, ты сама в это не веришь. – Дело не в том, во что я верю, Владимир Николаевич. Как говорил Нильс Бор, подкова приносит счастье независимо от того, веришь ты в это или нет… – Или не приносит. – Да, к сожалению. И тоже независимо от веры или неверия. |
||
|