"Там, за рекою, — Аргентина" - читать интересную книгу автора (Ганзелка Иржи, Зикмунд Мирослав)

РЕВОЛЮЦИЯ ПЕСЕН И ТАНЦЕВ

От Рио-де-Жанейро до Сан-Паулу по шоссе ровно 500 километров.

В 1908 году граф Лесдайн, совершая свое знаменитое путешествие на автомобиле, покрыл это расстояние в рекордное время — за 37 дней.

Теперь хорошая машина проходит этот же путь за 8 часов — при условии, если шоссе сухое. После тревожных сообщений о наводнениях в провинции мы должны были рассчитывать часов на шестнадцать.

В 200 километрах от Рио-де-Жанейро на нас обрушился тропический ливень. Горы потонули в потоках воды, фонтаны жидкой грязи обдавали нашу «татру» всякий раз, как только мы обгоняли какую-либо машину. За Таубате путь нам преградила колонна автомобилей. Они застряли на раскисшей дороге, закупоренной увязшим грузовиком.

Лишь в 50 километрах от Сан-Паулу начинается мощеное шоссе. Встречные машины — одна за одной — слепят уставшие глаза полным светом фар. Наш сегодняшний путь мы завершаем уже ночью, изнуренные ездой по дорогам, превратившимся в болота. Глаза болят. Но бразильские водители не имеют обыкновения гасить при встрече фары. Они прекрасно знают свою дорогу и гонят на полном ходу, чтобы на этом единственно приличном участке наверстать время,

— Тормози!..

Поздно. Впереди, в нескольких метрах от нас, посреди мощеного шоссе неожиданно оказалась широкая рытвина, за ней — груда булыжника. Прыжок передними и задними колесами в песок, звон разбитого стекла. От буфера разлетелись в стороны камни, и «татра» остановилась как вкопанная.

Нигде перед этой прорехой в дороге нет даже и намека на какие-либо предупредительные знаки. По мнению бразильской дорожной администрации, это было бы проявлением излишней чуткости по отношению к водителям. Разворотить 10 метров дороги — до самой середины проезжей части, сложить из камней пирамиду и уйти восвояси. А зачем же еще предупредительный знак или красный свет?

— Это у нас в Бразилии не принято, — объясняет шофер, который подъехал и остановился за нами минутой позже. — Ни одно страховое общество все равно ничего бы не выплатило вам. В страховых гарантиях категорически исключены все случаи, когда причиной аварии бывают ямы на дорогах. А эта ямка что надо! — добавляет он.

Мы были уверены, что на этот раз у машины не осталось ни одной целой рессоры. А в каком состоянии управление, картер, кузов, аккумулятор, фары? Нам даже думать не хотелось, сколько ран так неожиданно получила «татра».

Постепенно мы раскидали рассыпавшуюся груду камней перед машиной. Но на песке под «татрой» не оказалось ни следов масла, ни капель кислоты из аккумуляторов. Ребра двигателя остались нетронутыми, рессоры в полном порядке. Только разбитая фара, помятый передний буфер, капот А правое крыло.

— У вас, случаем, не бронемашина? — улыбнулся человек в очках, один из тех любопытных, что остановились впереди. — Если бы такое произошло с моим «понтиаком», меня бы пришлось до самого Сан-Паулу тащить краном, как котенка…

И вот уже снова шуршит под колесами дорога. Едем мы медленно, так как у нас горит только левая фара, а средняя вспыхивает лишь по временам.

— Хорошо еще, что полчаса назад дорожная полиция в Жакареи пожелала нам счастливого пути. Полюбуйся-ка!

Прямо перед нами в темноте показался паровой каток, занявший больше половины дороги. Он беспечно стоял себе далеко от обочины, так, как поставил его водитель, несколько часов тому назад закончивший работу. И разумеется, без огня, без предупредительного знака.

С низких туч, ползущих над Сан-Паулу, постепенно сходит розоватый отсвет миллионов электрических огней. Гаснут фасады первоэкранных кинотеатров на авениде Ипиран-га, с автостоянок на Аньянгабау одна за одной снимаются машины и подстраиваются в автомобильный поток, текущий к отдаленным предместьям.

Но окна двадцатиэтажного небоскреба над сквериком на Руа-Шавьер светятся еще и после полуночи. Как раз в это время из подъездов здания начинают выходить последние группки молодых людей с папками под мышкой и с блокнотами в карманах. Студенты, рабочие, журналисты, чиновники и учителя, люди, целый день занятые самыми различными делами. После работы они съезжаются со всех уголков Сан-Паулу к недавно выстроенному зданию городской библиотеки, где читальные залы и рабочие комнаты открыты до двенадцати часов ночи. Это один из малочисленных, но подлинных очагов культуры города, в стенах которого не прекращается вечная погоня за деньгами.

В скромно обставленных читальных залах посетителю предлагается богатый выбор португальской и зарубежной литературы, последних новостей техники, современных общих и специальных словарей и справочников, доступно размещенных по системе международной классификации.

В отделе старинных печатных изданий имеется коллекция редких карт, от которых веет легендами первых путешествий и открытий времен португальских и испанских мореплавателей. Старые карты французского географа Жана Батиста Бургиньона д'Анвийе, гравюры, заколдованное очарование минувших веков. Подклеенные легендарные карты с «белыми пятнами» — his sunt leones, обрамленные потускневшими зарисовками пальм, тропической растительности, индейцев и их челнов, нагруженных кофе. Живописные гравюры старых английских карт, изображающие въезд в залив Сидаде-де-Сан-Себастьян-до-Рио-де-Жанейро — Города святого Себастьяна Январской Реки, как некогда звучало полное название нынешнего Рио. Нигде не видно ни небоскребов, ни стальных мастодонтов на ленточках бетона. Лишь гордые каравеллы на полных парусах входят в залив под Сахарной Головой, минуя островки с пальмами и буйной тропической зеленью.

В городской библиотеке Сан-Паулу по вашей просьбе вам могут изготовить микроснимки редких старинных изданий. Мы закладываем бумажными полосками страницы самого первого описания путешествия по Бразилии. Трактат Стадена, с наивной простотой повествующий о его драматической встрече с бразильскими индейцами и о пленении его людоедами племени тупинамба недалеко от тех мест, где сейчас грузят на пароходы сотни тысяч тонн кофе, — за островом Сан-Висенти у Сантуса.

— Через три дня можете зайти за микроснимками, — любезно сообщает нам заведующий отделом старых изданий.

Сегодня суббота.

В вестибюле старик швейцар важно надевает на нос очки и говорит с удивлением:

— Как? Работаем ли мы в воскресенье? Что вы! Закрываем сегодня в три и до среды все будет закрыто. Ведь у нас же карнавал!

Бразильский карнавал…

Сравнить это с чем-то у нас на родине невозможно.

По сравнению с бразильским карнавалом наши веселые масленицы с плясками и маскарадами — это детская игра в песочек. А знаменитый карнавал в Ницце — всего лишь благопристойное шествие школьников.

Бразильский карнавал — это как бы клапан перегретого котла, который ежегодно открывается на четыре дня и четыре ночи, чтобы страшное внутреннее давление сравнялось с внешним, атмосферным. Бразильский карнавал — это безумная фантазия на темы африканских ритмов, которые эта страна заимствовала у своих негров, составляющих треть населения; это смесь магических фокусов индейцев из первобытных лесов с умирающими, атавистическими обрядами потомков древнеиспанских и португальских авантюристов. Бразильский карнавал бесшабашно отбрасывает в сторону светские условности, законы и мещанские предрассудки, стихийно обнажая несбывшиеся и несбыточные чаяния людей, которые в остальные триста шестьдесят дней года закованы в колодки классовых различий. Бразильский карнавал подобен вулканическому взрыву безудержного веселья и неукротимого темперамента.

Белый хочет стать черным, а черный — белым.

Черный рядится в облачение средневековой марионетки, напяливает парик и щелкает хлыстом, как это делали полвека назад белые марионетки, измываясь над его предками. Белый повязывает вокруг бедер юбчонку из рогожки, мажется черным кремом и бегает по Копакабане с негритянскими тамтамами. Бедняк хочет четыре дня и четыре ночи выглядеть богатым, богатый наряжается бедным, пока его кружит вихрь карнавала. А потом каждый снова становится самим собой.

Но карнавальная лихорадка в Бразилии вспыхивает не сразу, не в одну ночь. Ее появление не обусловливается ни календарем, ни ценами в витринах, ни объявлениями в газетах. Все это вызывает к жизни лишь бледное подобие карнавала, который разыгрывается в стенах роскошных отелей и ночных клубов. Тот истинный, взрывной карнавал набирает силы исподволь, незаметно, как невидимо растущие миллиметры сталактита; его сила возрастает по кривой геометрической прогрессии и гонит вверх атмосферы внутреннего давления.

Простые люди Бразилии могут целый год терпеть лишения и отказывать себе в развлечениях и отдыхе, лишь бы скопить на карнавал. Тогда в течение четырех дней безумного хоровода им будет море по колено. А кончится карнавал, и они снова принимаются откладывать на следующий.

За три месяца до открытия карнавала по всей Бразилии начинают плодиться необычные вечерные курсы: escolas da nova samba — школы новой самбы. Той самбы, которая получила первый приз на предкарнавальном конкурсе и которая на время станет бразильским «верую», девизом дня, песенкой танцующих улиц и запальным огнем неукротимого темперамента.

Каждый вечер собираются в школе новой самбы черные и белые музыканты из народа; все вместе они играют, выбивают ритм на барабанах, поют и танцуют самбу. И до следующего вечера они только и мыслят самбой, грациозным и искристым народным танцем Бразилии, не имеющим ничего общего с той похотливо извращенной пародией, которая волочит за собой по паркетам дансингов и ночных клубов Европы и Америки имя самбы.

Собственно говоря, школа новой самбы — это краеугольный камень карнавала. В ней рождаются знаменитые кордоны — группы масок. Соседние улицы, кварталы, целые предместья соревнуются между собой в богатстве выдумок, в пестроте и оригинальности костюмов и в новых вариантах самбы, которыми они стараются превзойти призовую песенку карнавала. Крупные кордоны избирают своих reн и reina — короля и королеву или porta bandeira — знаменосца группы. Любая простая девушка в Бразилии мечтает хоть раз в жизни быть знаменосцем карнавального кордона. Это самая высокая награда, которой она может быть удостоена.

За месяц до начала праздника карнавальная горячка захватывает всю прессу и радио. Ни одна газета не выходит без того, чтобы в ней на видном месте не было бы пространного репортажа и фотоочерка о школах самбы, воспоминаний о самых ярких карнавалах, сообщений о состязаниях исполнителей самбы, о выборах королей и королев, слов и музыки новых самб и объявлений о новых костюмах. Это для тех, кто может заплатить за чужую выдумку. Костюм цыганки стоит 850 крузейро, мексиканки — 1 200. Дешевле всего популярная Чикита Бакана, ибо ее костюм скромнее скромного. Вместо шляпки — кожура от банана, разделенная до середины на четыре дольки, через правое плечо перекинуто несколько банановых листьев, левая штанина ниже колена, правая — выше колена. Ведь Чикиту Бакану воспевает призовая самба последнего карнавала:

Попробуйте-ка после этого подозревать Чикиту Бакану в жадности, если она купила себе такой костюм!

В последние недели перед карнавалом в школы самбы превращаются целые города. Самбу разучивают в парках, трамваях и автобусах, на вокзалах и в столовых, перед своими домами и просто на улицах. Большая часть певцов и музыкантов не знает нот, многие не умеют ни читать, ни писать. Они учат самбу один от другого, на слух и сердцем, добавляют свое, улучшают, сочиняют новые слова и новые мелодии, которые тут же разносятся по городу.

Наконец ртуть в термометре карнавальной горячки достигает критической точки.

Из громкоговорителей на авениде Сан-Жуан безостановочно несется оглушительный рев самб. Над небоскребами кружат спортивные самолеты, сбрасывая центнеры разноцветного конфетти и листовок, напоминающих жителям Сан-Паулу о том, чего они не должны забыть в последние часы подготовки к карнавальным хороводам. На высоте семнадцатого этажа над авенидой Сан-Жуан штукатуры на лесах в такт самбе нашлепывают большими лопатками раствор на стену фасада. С замиранием сердца смотрим мы на них, на их плавные движения, согласованные с ритмом громкоговорителей, удаленных от них головокружительной высотой лесов над головами прохожих.

В восемь часов вечера улицы Сан-Паулу имели еще относительно нормальный вид. А двумя часами позже весь город был перевернут вверх дном.

Ни малейшего намека на организованное уличное движение.

Несколько машин беспомощно стоят в необозримой людской толпе, занявшей всю ширину улицы. Завертелась карусель масок; карнавальный поток течет из предместий к центру Сан-Паулу, сметая на своем пути последние признаки нормальной жизни. Тысячи кордонов, каждый с собственной группой музыкантов и барабанщиков. Пятилетние магараджи рядом с шестидесятилетними мексиканками, черные тореро и белые негры, феи и арлекины, диковинный хоровод красок, опутанный паутинами бумажных спиралей и занесенный метелью конфетти.

На улицах завязывается эфирная перестрелка — одно из открытий последних карнавалов. Сотнн киосков со стеклянными бомбочками всех размеров, наполненными душистым эфиром. Жители Сан-Паулу в масках и без масок ведут друг по другу залповый огонь из этих лансаперфуме, попадая в головы, в лица, за шиворот.

На мостовой отплясывают самбу почтенного возраста господа в очках и цилиндрах; на перекрестке перед церковью на перевернутой вверх дном бочке стоит подросток с размалеванным лицом и свистком во рту, изображая из себя регулировщика воображаемого уличного движения. Дети, обвешанные блестящей мишурой и стеклянными бусами, вертятся среди взрослых, веселясь не меньше, чем они. Сквозь гущу толпы прокладывают себе путь открытые автомобили двадцатилетней давности с разбитыми кузовами, которые совершенно исчезли под слоем клея и цветного конфетти.

И вдруг среди этого поющего и танцующего людского моря замечаешь тихий островок невозмутимости — замкнутых, одетых в штатское японцев. По улицам они ходят группами, без улыбок, с угрюмым видом. Они без масок, но тем не менее в толпе размалеванных арлекинов их лица кажутся одной маской, холодной маской важности.

Все новые и новые кордоны движутся по улицам, направляясь к эстрадам и импровизированным сценам, где проводятся карнавальные конкурсы. Каждый кордон возглавляет церемониймейстер с нарядным жезлом, за ним счастливая девушка — знаменосец — portabandeira и, наконец, в надлежащем расстоянии — королевская пара. Маленькие искрящиеся короны, усыпанные стеклянными каменьями, серебряная парча, шлейфы и белые перчатки. Почетная стража с обнаженными мечами, хоровод танцоров и танцовщиц, перед которыми толпа беспрекословно расступается, затем парад масок и в заключение отряд барабанщиков.

Вдруг откуда-то несется вой сирены, люди разбегаются, образуя широкий круг, и в центре его останавливается военная машина. Вше на ходу с нее стремительно соскакивают два вооруженных солдата и врезаются в толпу, прямо туда, куда двое других, оставшихся на машине, целятся из карабинов. Не проходит и пяти секунд, как солдаты уже волокут упирающегося паренька, одетого матросом. Отработанная хватка четырех пар рук, и моряк летит вниз головой в кузов. Через десять секунд от машины и след простыл, а еще через двадцать на месте происшествия уже весело танцевали самбу.

Это была блестящая демонстрация сыгранности тайной полиции с военными патрулями, для которых карнавал — долгожданная возможность поработать. Кем был этот моряк? Для того чтобы схватить карманного воришку, вряд ли примчалась бы сюда целая полицейская машина. Но в толпе, куда только что запустила руку полиция, никто уже не думает об этом.

В свое время бразильский сенат обсуждал ряд мероприятий, которые, по официальным заявлениям, должны были привести к повышению уровня производства и к приостановке безудержного роста цен. В соответствии с одним из предложений нужно было максимально уменьшить число государственных и народных праздников. В Бразилии их тридцать пять, а предлагалось основательно урезать эту цифру, оставив только пять праздников. Но нигде даже и не упоминалось о четырех карнавальных днях. Ни одно бразильское правительство не осмелится посягнуть на эту карнавальную традицию. Подобный шаг был бы чересчур рискованным; вернувшись, как бумеранг, он пал бы на головы безумных реформаторов и, по всей вероятности, потряс бы правительственные кресла посильнее, чем экономический кризис.

Ведь бразильский карнавал — это воистину предохранительный клапан постоянно перегретого котла, в котором из года в год растет давление, вызываемое произволом сильных и богатых над огромными массами простого народа. Любое бразильское правительство считает, что куда разумнее и безопаснее раз в год добровольно открыть клапан на четыре дня, чем ждать, пока пар не вырвется сам, гораздо решительнее и на несравненно больший срок, нежели четырехдневная революция во имя самбы.

Но, кроме победы смеха, песни и танца, у бразильских карнавалов бывает еще и другой итог, который подводится, когда отзвенели самбы на улицах, когда опустели лансаперфуме и когда неудовлетворенные и неутомимые певцы и танцоры переселились на окраины, чтобы продлить там карнавал еще на три-четыре недели. Карнавал не укрощает ни строптивых кариок, ни пылких паулистов. От их слов до их дел — один шаг.

Во время последнего карнавала в толпе кариок, веселящихся на улицах Рио-де-Жанейро, оказался полицейский инспектор, ехавший на автомобиле со своей женой. Некто в костюме пирата навел деревянный пистолет на его жену. Инспектор выхватил свой настоящий револьвер, завязалась перестрелка — и санитарные машины увезли шесть тяжелораненых.

Однако всеобщей карнавальной суматохой злоупотребляют и профессиональные преступники. Поэтому второй итог последнего карнавала оказался менее радостным: 28 убитых и 4659 раненых.

И все это за четыре дня и четыре ночи карнавала, призовой самбой которого была песенка с наивными словами: «Eu sou о pirata da perna de pau, do ólho de vidro…» — «Я пират с деревянной ногой, со стеклянным глазом…»