"Панночка" - читать интересную книгу автора (Садур Нина)КАРТИНА ПЕРВАЯ С ЖИВЫМИХвеська. Пан Философ… Пан Философ, уже ведь солнышко взошло, слава Богу. А вы целенький тут сидите, с нами. А то, может, покушаете немного? Нехорошо, когда человек пустой сидит. Коржики с салом хорошие есть… Варенички со сметаною… Жирные, сами в рот прыгают. Уже ведь опять день, светло, чего вы ноете? А вот птичка пикнула, слышали? Птичка вон какая маленькая, а не боится, ночь переночевала под листиком и уже снова веселая, скачет и пищит. А, пан Философ? Вот и лучше уже. Вот и глазки развеселились. Это я, Хвеська. Признали? Я вижу, что признали. И кушать хотите. Я по глазам вижу, что хотите. А ну-ка разевайте свой рот! Философ. Хвеська… Хвеська. А что, пампушка не нравится? Философ. Хвеська, ну-ка тронь… вот здесь, грудь мою… Хвеська Философ. Не мужчину, дура, грудь тронь! Ну? Хвеська. Горячо. Философ. Да стучит ли там, глупая баба! Хвеська. Так стучит же, аж в руке отдается! Стучит, куда ж оно денется! Философ. А то мне чудится, что замолчало. Хвеська. А вы, наоборот, покушайте, силы прибудут, оно еще пуще застукает! Философ. Земля прогибает… Хвеська. Так вы ногами-то упритесь, да сильнее же, и пятками пристукните, сапоги-то на вас хорошие, крепкие. Философ. Ноги гнутся, Хвеська… Хвеська. Да на что вам такие сапоги тогда? И какие такие у вас ноги особые, что гнутся? Ни на ком нету таких сапог, и то не гнутся, а у вас и сапоги наилучшие и все гнутся! Ну! Стойте же прямо! Это ничего! Это у вас переполох! Ночью застудились в церкви с мертвецом. Пройдет от солнышка, растает и сами не заметите. Снова будете веселый! Философ. Хвеська, я уж никогда не буду веселый. Хвеська. Ой, вам ли говорить такое! Такой видный мужчина с такими большими усами! И так грешно говорит! Еще такой веселый будете, что сами удивитесь. Философ. Застряло в груди… Хвеська. Так это понятное дело! Это хоть самого Явтуха засунь в темень к мертвецу, он и усы опустит! Так мертвеца ж скоро закопают да и все дела! Философ. Ох, Хвеська… такие там дела задаются… не расскажешь, в груди застряло. Хвеська Философ. Мы тут живем, а оно ворочается, и скрипит, и чавкает. Оно шарит липкими усами, кого зацепить отсюда… Хвеська Философ Хвеська. Это хорошие пампушки, из белой муки… сладкие. Для вас пекла. Философ. Для меня? Хвеська Философ. И черные, и блестящие твои волосы, Хвеська, и стрички в них красные и голубые, будто жар и тень вперемежку. Хвеська Философ. Как? Хвеська. Будто это не вы говорите, а настоящий важный пан. Философ. Сам не пойму, какая слабость пронзила все мои жилы и кости. Дрянь я стал совсем, не мужчина, не козак, нет. Вот, например, горшки, да? Хвеська. Какие? На плетне, что ли? Философ. Да. Вон те… синие и красные. Хвеська. Вижу. Я их утром повесила просушиться, а что горшки? Философ. Я на них смотрю, Хвеська, вроде это горшки и не горшки в одно и то же время. Хвеська. Как не горшки? Я вижу, что горшки. Философ. Так глазами-то и я вижу. Но вот скажи мне, станет ли нормальный человек с крепкой головой и чистой душой так радоваться горшкам, будто это по крайней мере золотые горшки? Хвеська. А вы что, так сильно им радуетесь? Философ. Я смотрю на них, и мне до боли приятно смотреть. Вот здесь вот у меня жжет от них, Хвеська. Они такие влажные и такие круглые… Понимаешь? Хвеська. Не понимаю я. Философ. И я не понимаю. Но они висят в рядок и на них солнышко светит… И вот тут вот в самой груди, внутри что-то жжет и ноет от тихой радости, и слезы, ей-богу, теплые, тихие слезы наползают на очи, раз все эти горшки висят тут в рядок… Хвеська. Я, пожалуй, пойду и сниму их… Философ. Нет! Пускай висят. Это не поможет ничему, Хвеська. Вот взять к примеру кур. Видишь, куры ходят? Хвеська. Как же не видеть, когда я сама только что насыпала им, а двух самых старых зарубила для кухни. Философ. И я то же самое говорю… куры такой глупый народ, что смотреть на них особенно нечего! А я все же смотрю и… Хвеська. Жжет? Философ. Жжет… Хвеська. От горшков жжет… от кур жжет… Философ. Все кругом ходит, гуляет, блестит, кудахчет… и на все на это светит солнышко. Хвеська. Так оно и на вас светит, пан Философ… Философ Хвеська. А как же! Я сама вижу, что светит не меньше, чем на тех же кур и горшки. Философ. Как ты это понимаешь, Хвеська? Хвеська. Вам надо жениться. Философ. Чего-о? Хвеська. Понимайте, как знаете. Философ. Жениться! Поменять козацкую волю на всю эту дребедень! Да какой уважающий себя бурсак самолично, по собственному желанию сунет голову в женитьбу! Нет! Я не знаю такого козака, если он, конечно, козак, а не баба, чтобы так вот взял бы да и женился безо всякого к тому сопротивления! Нет, я таких Козаков не видел на свете. Хвеська. Вольный козак может не жениться, только кто вам сказал, что вы-то вольный козак? Философ. А кто ж я тогда? Хвеська. Уж и не знаю. Только с чего это мертвец за вами стал гоняться? Ни за кем другим? И еще таких страхов напускает, что вы тут хуже дитяти малого, руками за землю цепляетесь и над горшками слезы проливаете? Философ. Нет. Я не женюсь! Хвеська. Тьфу на вас! И не женитесь! Философ. Ни за что не женюсь! Хвеська. И пускай мертвец закусает вас и защекочет! Философ. И пускай! А я не женюсь! Хвеська. Да и что в вас есть? Одни сапоги только у вас и есть, и то видно, что панские сапоги, случайно вам достались. Философ. Ну и пускай! А я не женюсь! Хвеська. Нет, где вы видели такого упрямого козака? Он еще упрямей, чем Явтух! А уж упрямее старого Явтуха нет нигде, хоть пройди до самого Киева! Но этот как раз и пришел с Киева, и всех переупрямил. Философ. Нет, я не женюсь, потому что я люблю волю. Хвеська. Ну и женитесь со своей волей, а я пойду на кухню. Некогда мне с таким вольным козаком разговор вести… Философ. Хвеська! Хвеська. Чего вам! Философ. Ты не уходи, пожалуй… Хвеська. Это почему? Меня кухарка заругает. Мне тесто надо поставить, курей ощипать… Философ. А ты не уходи и все. Ты побудь с человеком! Хвеська. Зачем? Вы уже на лицо хороший стали. Не трясет вас, не качает. Философ. А ты посиди со мной на солнышке да и все. Жужжит… Хвеська. То шмель. Философ. То шмель. Да, то шмель. Хвеська. Шмель сильнее пчелы и шуба побогаче. Философ. А что ж, а и женюсь, пожалуй… Хвеська. Хоть женитесь, хоть не женитесь, это ваше личное дело. Потому что я не знаю, что в голове у вас. Философ. Я сирота. А как женюсь, то буду уже с женой, мертвец и отстанет! Хвеська. Грешно православному человеку об мертвецах думать среди белого дня! Или вы живите с людьми, или мертвецом своим мучайтесь! Философ. А что ж… и женюсь, и вправду, возьму и… женюсь! А мертвецу кукиш собачий достанется, а?! А я женюсь! А ей кукиш! Ах, пропадай козак! А что, Хвеська, хорош с меня жених? Хвеська. А кто говорит, что плох? Мужчина вы заметный, это каждый скажет. Философ. Да тут и место славное! Можно рыбу ловить… Я люблю рыбу ловить… Хвеська. И ловите себе! Хоть в прудах, хоть в самом Днепре, рыбы тут много, рыба у нас большая, ленивая, нашу рыбу можно руками брать, посыпь ей хлебца, она сплывается со всей окрестной воды и голову высовывает, тут ее и бери. Философ. Можно охотиться. Я охотиться тоже очень люблю. Хвеська. Ружье мы вам купим. Философ. Баба! Ружье вещь солидная, мужская, ружье сам мужчина должен смотреть. Хвеська. А кто вам сказал, что я буду смотреть? Я этих ружей пуще грозы боюсь. Стрельнет само, хоть и висит смирненько на стенке. Я эти ружья знаю! Упаси меня Бог к ружью подойти! Вы и смотрите сами, какие у него части… исправные или нет, а то оно стрельнет само, и глаз вышибет. Нет, ружье вы уж сами выбирайте, на ярмарку поедем, там цыгане ружья продают. Да только они все жулики. Философ. Ведь тут и сады богатые. Фруктов можно насушить и продавать в город. Или же, еще лучше… выкурить из них водку. Хвеська. Об этом даже и не думайте! Водку! Философ. Ты не понимаешь, глупая баба, что водка из фруктов ни с каким пенником не сравнится! Хвеська. Может быть это так, только от водки мужчина становится совсем дурной и в науку ударяется, а как только он начинает разные свои ученые мысли на волю выпускать да обдумывать, то тут-то хозяйство и рухнет, потому что такой мужчина уже ничего делать не желает, а только все и думает, как да отчего устроен мир, да что где вертится, и какая тому причина, да что где спрятано, да как это найти… и разную другую дрянь. А об детях у него не болит голова. Философ. Об детях. Гм. Бабы народ въедливый, потому козак должен быть настороже все время. Хвеська. Да куда вам добра-то столько? Вы на себя поглядите! Вы же вон какой, сильный молодой мужчина, и кровь у вас густая козацкая! Зачем вам одному столько? А детишки, им же тоже пожить хочется, им же и на солнышко поглядеть, и все козацкие радости повидать, воздухом подышать им же хочется? Философ. Не смущай мое сердце, баба! Хвеська. Их же родить надо, детишек-то! А то они же нс рожденные еще и ждут, когда их в мир православный впустят! Философ. А что ж! И впущу! И пускай! Тогда на что я такой сильный мужчина, и кровь у меня горячая, здоровая, пускай и мои детишки в мир придут. А ведь я сирота… а так… Боже ж мой! Прощай бурсацкая жизнь! Женюсь!! Хвеська. Но только фрукты я не дам выжимать! Философ. Женюсь! Хвеська. Ну разве что самые лежалые. Мятые или битые… Философ. Я мужчина крепкий. Я хозяйство так поставлю, что богаче меня тут никого не будет, даже сам Явтух и тот крякнет да почешется, когда мое хозяйство увидит! Хвеська. А я верю! Я ведь сразу сказала, ученого человека сразу видно! Философ. А бурса, черт с ней, с бурсой. Женатому человеку бурса ни к чему… Хвеська. Да и сколько учиться можно? Здоровый мужчина, все учится. Философ. На черта она нужна, наука эта, одна болезнь от нее… Эх, заживем же мы, Хвесюшка! Хвеська. И не хуже других! Философ. Здорово, братцы! А что вы пришли? Я вот говорю… хороший сегодня день, длинный и до вечера еще далеко, солнце-то вон стоит, высоко, крепко. И все очень хорошо и тихо в нашем божьем мире. А что, ребята, что вы молчите? Что, дядько, в горле запершило? А ты возьми, выкури люльку, спешить тебе некуда, солнце высоко стоит, денек очень хороший, светлый. На вот, возьми моего табаку. Эй, Спирид, а хороши пуговицы на твоем поясе! Я скажу, так хороши, так горят, жаром горят! Видишь, как солнышко в них играет, днем-то солнышка много, оно играет на твоих пуговицах. Да и медные бляхи тоже очень хороши! Ни в одной киевской лавке не увидишь сразу столько медных блях и пуговиц, как на твоем поясе, Спирид. И как же они блестят все, сердце радуется, Спирид! Полыхают пуще самого солнышка! Дорош, ведь я правильно говорю? А что, ребята, что вы так смотрите? Явтух. Пора идти, Философ. Философ. Что ты, Явтух, что ты! Явтух. Увильнуть здесь уже некуда. Идем. Философ. Что ж увиливать… Бурсак вилять не станет… бурсак не баба… Рано еще, Явтух! Явтух. Самое время. Пока дойдем, стемнеет. А там, возле церкви сам черт ногу сломит. Так заросло все, что ежели сейчас не выйдем, то и переломаем себе шеи в тех дебрях. Философ. А давай, Явтух, я один пойду. Явтух. Не можно. Философ. А зачем вам ходить, ребята? Там и вправду деревьев навалило с тех еще бурь, что за сто лет до нас отгремели, да и новые наросли, а лопухи вот такие, а я знаю дорогу, я там был… Явтух. Не можно. Философ. Волки… Явтух Философ. А еще я очень люблю плясать! Эх, плясать-то я люблю, ребята, если бы вы знали! Сами ноги пляшут, не поверите, ребята? Эй, Явтух, тебе с твоим пузом не понять! Каждая жилочка пляшет, други вы мои милые! Хвеська Философ. Каждая жилочка, каждый пальчик пляшет, люди вы мои милые! Аж сердце трепака выбивает, очи дрожат, волосы, весь я пляшу, ребята! |
||
|