"Пока мы не встретились" - читать интересную книгу автора (Рэнни Карен)

Глава 3

– Как здесь красиво, сэр! – воскликнул Питер, когда, сопровождая Монкрифа, впервые увидел Колстин-Холл.

Монкриф кивнул. Тумана сегодня не было. Золотистые листья шелестели от слабого ветерка. Однако пасторальный пейзаж не радовал полковника. Ему хотелось убраться отсюда как можно скорее. Часы давно пробили полдень, а они все медлили с визитом.

Монкриф тянул время. И сейчас, глядя на Колстин-Холл, он понял причину.

Ему не хотелось снова встречаться с Кэтрин Дуннан.

– Ваша светлость, если не возражаете, я подожду здесь. – Питер подхватил поводья лошади своего командира, когда тот спешился.

Монкриф кивнул и зашагал по дорожке к парадным дверям. Письмо в кармане казалось ему раскаленным, обжигающим пальцы.

Вчера, вернувшись в трактир, он решил, что последнее письмо может сослужить ему службу и открыть хотя бы часть, правды. Вдруг Гарри в последнем послании к жене расскажет обо всех женщинах, с которыми переспал в Америке? Или о своем пристрастии к картам, о том, что много раз пытался поставить Колстин-Холл на кон, пока полковник не запретил сослуживцам принимать такие ставки?

Кэтрин в своем горе превратила Гарри в безупречного героя, но истина была совсем, совсем иной.

В конце концов, Монкриф не решился написать ничего подобного. Он не был уверен, что разум Кэтрин Дуннан способен выдержать и принять такую правду. Вместо этого строки письма пропитались настроением самого Монкрифа, его разочарованием от встречи с Кэтрин, усталостью, неуверенностью в будущем. Он поведан о своем разочаровании в службе, о сложных отношениях с отцом и братом, скрыв их личности и рассказав о будто бы погибших в последнем сражении воинах. В результате получился портрет человека, который печется о благополучии подчиненных, заботится о жене, мечтает вернуться к мирной, жизни. Запечатывая письмо, Монкриф чувствовал, что воздвигает памятник своей способности лгать и не ощущать угрызений совести.

В этом он, пожалуй, не уступает Гарри. Им обоим недостает силы характера.

Монкриф постучал в уже знакомую дверь. На сей раз, он был не в мундире, а в штатском костюме черного цвета и простого покроя, лишь дорогая ткань могла навести на мысль о высоком положении гостя.

Дверь открыла та же служанка, но приветствовала Монкрифа совсем не так, как накануне.

– О, сэр! Входите, пожалуйста! Мы не можем ее разбудить! – По лицу девушки катились слезы. Она схватила Монкрифа за рукав и втащила в дом. – Она не просыпается!

Монкриф помчался наверх, перепрыгивая через ступеньки.

На площадке стояли три женщины. Вцепившись руками в фартуки, они дружно рыдали. Монкриф влетел в комнату.

У кровати Кэтрин стояла женщина, услышав шум, она обернулась:

– Вы ей поможете?

Женщина была очень хороша собой – светловолосый ангел во плоти, да и только.

– Быстрее! Она еще дышит, но я боюсь самого худшего.

На тумбе у кровати Монкриф заметил темную бутылочку, схватил ее, вытащил пробку и понюхал содержимое. Лауданум – настойка опия на спирту с добавлением имбиря.

– Сколько она приняла? Ангел покачал головой:

– Не знаю.

Лицо Кэтрин было серым, как пепел. Губы посинели. Пытаясь нащупать пульс, Монкриф прижал пальцы к ее шее.

– Мой адъютант остался снаружи, – обратился он к одной из служанок. – Позовите его. – Женщина поспешила исполнить приказание. Монкриф обратился к другой: – Принесите лохань и наполните ее холодной водой.

– Холодной, сэр? – с недоверием переспросила женщина.

– Да. И побыстрее.

– Мисс Глинет? – Служанка все-таки захотела получить подтверждения от компаньонки. Та кивнула.

Монкриф огляделся. Комната явно служила убежищем богатой женщины. Огромная кровать, полог на четырех украшенных искусной резьбой столбах. Туалетный столик на выгнутых ножках. Стол красного дерева с мраморной столешницей. На нем – фарфоровый кувшин и таз с изящным орнаментом из роз. У камина кресло и диван, обитые темно-красным шелком.

Монкриф опустился на кровать, приподнял Кэтрин и усадил ее. Голова женщины беспомощно мотнулась.

– Может быть, мы опоздали, – заметил полковник.

– О Господи! – прошептала стоящая рядом женщина.

– От большого количества опия пациент просто не просыпается. Брат одного из моих слуг пристрастился к опию. Он умер во сне. – Монкриф поднялся и снял плащ.

– Сэр? – Это Питер вошел в комнату, а следом за ним двое лакеев с большой латунной ванной. Ванну поставили у камина, а три женщины стали наполнять ее водой из ведер. – Чем я могу вам помочь, полковник? – спросил молодой человек, когда, окинув комнату взглядом, заметил женщину в обмороке.

– Освободите комнату.

Питер кивнул и стал выпроваживать из комнаты недовольную прислугу.

– А я? Я не уйду. – Лицо компаньонки выражало упрямство и тревогу. – Я ее не оставлю.

– Тогда помогите мне спасти ей жизнь, – резко бросил Монкриф и перевел взгляд на Питера, который, как всегда, безупречно выполнил приказ и теперь, захлопнув дверь, стоял на страже. Он не сдвинется с места, пока не получит другого распоряжения.

Монкриф подхватил на руки бесчувственную Кэтрин, подошел к ванне и поместил ее в холодную воду. Женщина камнем опустилась на дно. Наклонившись, он вытянул ее за плечи. Кэтрин резко втянула воздух. Ее веки затрепетали, но она не очнулась. Тогда полковник вновь опустил ее вниз.

– Вы хотите ее утопить?

Но Монкриф даже не обернулся. Он снова вытащил Кэтрин из воды. На сей раз ее губы задрожали, а руки слабо шевельнулись в воде.

– Оставьте ее!

Монкриф почувствовал удар по плечу и, не оглядываясь, сказал:

– Я пытаюсь ее разбудить. Или вы хотите, чтобы она так и умерла во сне?

– Она неприлично одета.

Монкриф горестно усмехнулся, бросив на компаньонку тяжелый взгляд.

Да, эта женщина была дивной красавицей, но вот разума ей Бог недодал!

– Мадам, вы предпочитаете, чтобы ради приличия она умерла?

Женщина не ответила, и Монкриф вновь погрузил Кэтрин в воду. Вода была ледяной, его собственные руки онемели. Огонь в камине ярко горел, но тепла было недостаточно, чтобы согреть все помещение. Если холод и вода не разбудят Кэтрин, думал Монкриф, то, скорее всего ее уже ничто не разбудит.

Когда он в третий раз вытащил Кэтрин из воды, ее глаза вдруг распахнулись.

– Холодно.

Она произнесла только одно слово, но этого было достаточно, чтобы облегченно вздохнуть.

– В могиле тоже холодно, мадам. – Монкриф снова опустил Кэтрин в воду, а когда вытащил, она попыталась слабо оттолкнуть его руками.

– Отлично, мадам, вырывайтесь! – весело проговорил полковник, довольный, что она реагирует на происходящее.

Кэтрин нахмурилась. Сегодня Монкриф в первый раз увидел хоть какое-то выражение на ее лице.

– Встать, дайте мне встать. – Слова были едва различимы в плеске воды. Она задрожала – добрый знак, ее тело начало адекватно реагировать на ледяной холод.

– Подайте полотенце, – скомандовал полковник стоящей рядом женщине.

Та бросилась к комоду и тотчас подала ему широкое сложенное полотенце. Монкриф помог Кэтрин подняться и завернул ее в ткань. От слабости женщина повалилась ему на грудь, и Монкриф вытащил ее из ванны. Вода была очень холодной, но сама Кэтрин еще холоднее.

– В следующий раз, мадам, когда вы решите умереть, выбирайте более быстрый способ, опий убивает крошечными шажками.

Голова Кэтрин слабо качнулась из стороны в сторону. Полковник подхватил ее и поставил на ноги у камина, как можно ближе к огню.

– С ней все будет в порядке?

– Надеюсь. Она просыпается. – Монкриф обернулся к женщине, задавшей вопрос. – Но только вас, мадам, не стоит за это благодарить. И никого, здесь не стоит. Неужели никому не пришло в голову проследить за приемом опия? Или хотя бы накормить ее? Или вы решили позволить ей утонуть в своем горе?

Женщина нахмурилась.

– Сэр, вы так легко судите о том, чего не понимаете.

Монкриф столько лет командовал людьми, что знал наизусть все отговорки и не желал слушать их сейчас. Усадив Кэтрин перед огнем, он снял с нее мокрое полотенце.

– Принесите другое.

– Вы должны уйти. Я сама позабочусь о ней.

– Нет. Если я оставлю ее на ваше попечение, она, без сомнения, умрет от воспаления легких. – И не слушая ответа, Монкриф вернулся к вдове Дуннана. Кэтрин сильно дрожала, обхватив себя руками. Длинные волосы мокрыми прядями свисали до талии. Монкриф стащил с нее ночную рубашку, которая от воды стала почти прозрачной. Компаньонка вцепилась полковнику в руку.

– Сэр, вы ведете себя недопустимо! Она совсем голая, а вы – чужой человек! – закричала Глинет.

– Если мое присутствие вас так раздражает, уйдите из комнаты.

– Не вы отвечаете за миссис Дуннан!

«Я, именно я». Монкриф был поражен, как легко эти слова пришли ему на ум. Он стал отвечать за Кэтрин с тех пор, как его перо коснулось бумаги, с тех пор, как в ответном письме она обратилась к нему: «Мой дорогой!»

– Вы хотите испортить ее репутацию? Обвинение прозвучало вовремя. Людям неизвестно о том, что их связывает, неизвестно о его вине. Для компаньонки, для всех слуг в Колстин-Холле он всего лишь чужак, который ведет себя самым скандальным образом.

Но он не может позволить этой женщине умереть!

Монкриф высвободил руку и стал растирать тело Кэтрин сухим полотенцем. Растерев спину, он пододвинул Кэтрин ближе к огню.

Греки считали, что воплощение женской красоты – это фигура. Линия спины, изгиб шеи, плавные холмы бедер, длинные стройные ноги необходимы для идеальной красоты так же, как конические формы грудей и округленные руки. Ни одна богиня не могла сравниться в совершенстве с Кэтрин Дуннан. Ни одна статуя не была столь безупречна и столь холодна. Кэтрин Дуннан была ледяной и бледной, словно из мрамора.

Монкриф, прислушиваясь к ее хриплому дыханию, быстро стер капли воды, сбегающие с плеч к талии. Кэтрин продолжала дрожать. Монкриф недрогнувшей рукой вытер Кэтрин спереди и начал отжимать спутанные волосы, радуясь, что она все дрожит, а цвет лица из воскового постепенно становится розовым.

– Подайте сухую рубашку, – приказал полковник компаньонке, но та, вместо того чтобы повиноваться, фыркнула и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Монкриф проводил ее сердитым взглядом, сам бросился к комоду и стал шарить по ящикам. Необходимые вещи, наконец, нашлись. Он быстро вернулся к камину, где, тихая и послушная, стояла Кэтрин. Через минуту Монкриф мучился вопросом, как же матери одевают своих детей. Руки, ноги, голова – как с этим управиться? Сам он, разумеется, больше разбирался в том, как раздеть женщину, а не как ее одеть. Наконец дело было сделано – Кэтрин оказалась в бледно-зеленой рубашке с вышивкой у ворота. Монкриф невольно задумался – не сама ли она ее вышивала?

Полковник коснулся ладонью щеки женщины и убедился, что она все еще холодна как лед.

– Кэтрин, вас надо накормить. Думаю, суп подойдет. Или жаркое. Что-нибудь горячее. И горячее питье.

Кэтрин покачала головой.

– От опия пропадает аппетит. Вам будет лучше, когда вы прекратите его принимать.

– Нет, – слабым голосом ответила она.

– Не будем сейчас об этом спорить. Давайте попробуем пройтись. – Монкриф обхватил Кэтрин за талию, положил ее руку себе на плечо и сделал пару шагов. – Вам пока нельзя спать, если вы сейчас заснете, то я не уверен, что проснетесь.

Кэтрин не отвечала, но сделала пару неловких шагов, пытаясь следовать за своим спасителем, который твердо решил вернуть ее к жизни.

– Я… я… не пыталась… умереть, – спустя полчаса проговорила Кэтрин слабым голосом.

– Мне трудно вам поверить, мадам, – возразил полковник. – Вы почти умерли.

Кэтрин покачала головой.

Через час она снова заговорила. На этот раз ее голос звучал увереннее:

– Сколько мне еще ходить?

Монкриф мягким жестом приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. На щеках Кэтрин появились красные пятна. С губ исчезла синева. Глаза смотрели ясно.

– Как вы себя чувствуете?

– Я жива… Но так устала…

Полковник отвел женщину к кровати и помог сесть. Голова Кэтрин склонилась, глаза смотрели в пол. Монкрифа беспокоило ее угнетенное состояние, но, возможно, Кэтрин от природы склонна к меланхолии? Женщина, которую полковник знал по переписке, могла быть мифом, существующим лишь на бумаге.

Наконец она подняла голову и взглянула на Монкрифа затуманенным взглядом.

– Я так устала.

– Это действует опий.

Кэтрин отвернулась, затем подтянула ноги на постель. Монкриф прикрыл их одеялом. Она закрыла глаза, словно давая ему знак уйти.

– Вам все еще холодно?

– Да.

Монкриф подошел к сундуку в изножье кровати и с удивлением понял, что это сундук Гарри. Монкриф отвел глаза, повернулся к комоду, достал еще одну простыню и прикрыл ею Кэтрин. Женщина тотчас натянула ткань до подбородка.

– Вы врач?

– Ну, мне случалось спасать кое-кого, – признался Монкриф, – но медицинского образования, у меня нет.

Кэтрин, словно удовлетворенная его ответом, кротко кивнула. Монкриф взял ее за руку и отметил, что пульс бьется ровно, а дыхание становится все глубже.

Неужели ее тоска по Гарри столь велика, что она предпочла смерть жизни без него? Тот Гарри, которого знал полковник, был не достоин такой жертвы. Вид сундука раздражал Монкрифа. Зачем только Кэтрин поместила его здесь как некий священный ковчег?

Сам Монкриф хотел скорее вернуться домой, в Балидон, занять свое новое положение, начать жизнь сначала. Однако до тех пор, пока он не уверится в здоровье Кэтрин, и телесном и душевном, он будет прикован к Колстин-Холлу так, словно он действительно Гарри Дуннан.

Голоса за дверью прервали его мысли. Что-то прокричал Питер, а в следующий миг дверь распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену.

– Я не могу поверить своим глазам! Но они не лгут! Я застал грешников в самый момент греха!

Монкриф резко обернулся. В проеме появился одетый в черное мужчина. Единственным украшением его мрачного одеяния служил белый галстук. Его пухлые щеки горели, совиные глаза возмущенно сверкали за стеклами очков в тонкой оправе. Розовые губы сжались в гримасе праведного гнева.

– Сэр, неужели у вас хватило наглости затащить женщину в постель при ясном свете дня? Почти в присутствии слуг! Как викарий этих добрых людей, я никогда не думал оказаться свидетелем подобных сцен грехопадения!

– И сейчас не стали, – ровным тоном ответил Монкриф. Случись ему действительно оказаться в спальне женщины с нечестивыми намерениями, уж она бы не спала! Однако этот факт явно ускользнул от взгляда доброго пастыря. Кстати, служитель церкви был почти на голову ниже Монкрифа, и, чтобы окинуть полковника уничтожающим взглядом, ему пришлось задрать голову, отчего очки сползли с переносицы и несколько испортили грозное впечатление всей филиппики.

– Вы смеете возражать слуге Господа? – Круглое лицо викария задрожало от негодования. – Да кто вы такой, если не грешник и не распутник?!

– Герцог Лаймонд. – Для пущего эффекта Монкриф решил воспользоваться титулом. С невеселой улыбкой он поклонился викарию и обвел взглядом столпившихся в дверях слуг.

На лице священнослужителя отразилось страшное изумление. Он побледнел.

– Ваша светлость… – Викарий неуверенно поклонился в ответ, его глаза растерянно забегали по комнате. Он дважды пытался снова заговорить, но оба раза слова застревали в горле. Наконец священнослужитель слабо улыбнулся. – Тогда, ваша светлость, у вас наверняка есть причина для присутствия в спальне миссис Дуннан.

Монкриф не желал посвящать викария в то, что Кэтрин решилась покончить счеты с жизнью, а потому он просто сказал:

– Я знал ее мужа.

Викарий кивнул с важным видом.

– Ну, разумеется. И вы приехали, чтобы выразить миссис Дуннан свои соболезнования. – Он обернулся к толпе слуг. – В этом нет ничего дурного, ничего неприличного. Благородный господин просто решил выполнить свой долг.

Титул явно оказался, кстати, а сопутствующий ему доход – еще больше. Монкриф невольно задумался, какие пожертвования на благо местного прихода ему придется сделать до исхода нынешнего дня.

Он бросил взгляд на Кэтрин. Никому из присутствовавших не показалось странным, что она спит. Сейчас Монкриф видел ее профиль, казавшийся воплощением девственной чистоты и покоя. Горе больше не искривляло линии губ. Веки спокойно прикрывали глаза, в которых прежде плескались отчаяние и безутешная скорбь.

Кэтрин Дуннан беспомощно лежала на кровати. Никто не осведомился о ее состоянии, не выразил тревоги. Именно это безразличие окружающих глубоко встревожило Монкрифа.

Колстин-Холл был процветающим имением и хорошо содержался. Слуги явно отлично питались и вовсе не были перегружены работой. Так, где же их верность хозяйке? Люди часто поддаются стадному инстинкту и действуют по примеру вожака. Так кто же здесь вожак? Глинет? Неужели слуги подражают именно ей в своем отношении к Кэтрин?

– Она нездорова? – вдруг спросил викарий, как будто подслушав мысли полковника.

– Нездорова, но я надеюсь, что поправится.

– Вы сами оказали ей помощь, ваша светлость? – Пухлое лицо викария расплылось в такой широкой улыбке, что стало похоже на мордочку белки с набитым орехами ртом. – С вашей стороны это большая любезность, но вам не стоит больше волноваться. Здесь есть люди, которые о ней позаботятся.

Так ли это? Что станет с Кэтрин, когда он уедет? Будет ли она все так же предаваться безмерному горю? Или в следующий раз, когда она снова решится принять слишком большую дозу опия, попытка окажется успешной?

Монкриф посмотрел на молодую девицу, которая открывала ему дверь. Та отвела взгляд. Глинет стояла за спиной викария, опустив глаза. Остальные слуги толпились в дверях. На их лицах читалось скорее любопытство, чем тревога. Та служанка, которую вчера так забавляло происходящее в гостиной, сейчас стояла с глупой улыбкой. Ясно одно – никому из них нет дела до Кэтрин. Монкриф не рискнул бы оставить на попечение этих людей даже больного щенка.

– Я сам о ней позабочусь, ваша светлость. – Викарий сунул большие пальцы за вырез жилета и покачался на каблуках. Весь его вид излучал благополучие и самодовольство. Пожалуй, он выглядел слишком процветающим для простого викария. Разве священнослужители не должны чураться земных богатств? Похоже, это духовное лицо умело отдать должное хорошему обеду. Одежда викария также свидетельствовала о полном финансовом благополучии, которым он, без сомнения, был обязан щедрости Кэтрин.

Монкриф вдруг прочувствовал, что внешне незначительные события, свидетелем и участником которых он поневоле стал, способны изменить весь ход его жизни.

– В этом нет необходимости, викарий, – услышал собственный голос Монкриф. – Я полагаю, что мы с миссис Дуннан должны обвенчаться как можно скорее. Это необходимо и для ее репутации, и для моего собственного спокойствия.