"Пока мы не встретились" - читать интересную книгу автора (Рэнни Карен)

Глава 12

Кэтрин очнулась от беспокойного сна за час до рассвета. Она не стала звать Мэри, а взяла одно из повседневных платьев, привезенных из Колстин-Холла, и оделась сама. Монкрифа в спальне не было, и Кэтрин была благодарна ему за отсутствие.

Муж очень странно себя вел после того, как вчера обнаружил ее в библиотеке. Весь обед странно улыбался и вечером тоже не сводил с нее глаз. А Кэтрин никак не могла выбросить из головы увиденные иллюстрации, ее щеки то и дело вспыхивали от непрошеных воспоминаний.

Все утро она занималась делами Колстин-Холла, а когда закончила и пошла, отдать письма Уоллесу, чтобы тот отправил их в Колстин-Холл, то вдруг услышала раздраженный голос Джулианы.

– Что я слышу? Ты приказал Мансону подготовить южное поле? И увеличить мощность винокурни? Ты должен был сначала посоветоваться со мной, Монкриф!

Кэтрин остановилась, не желая идти мимо распахнутой двери. Ей не хотелось видеть Монкрифа в такой момент. Встречаться с Джулианой тем более не было ни малейшего желания. Кэтрин осталась в холле и невольно подслушала дальнейший разговор.

– Не вижу в этом никакой необходимости, – спокойно ответил невестке Монкриф.

– Пока ты играл в войну, я самостоятельно управляла Балидоном.

– Недостаточно мудро, Джулиана.

Кэтрин легко могла вообразить, как гримаса исказила лицо Джулианы.

– Монкриф, приехав, ты отменил все меры экономии, которые я здесь ввела. Мы истратим сумасшедшие деньги, а что получим взамен?

– Лучшие условия жизни, мадам. Благодарных слуг. Людей, которые захотят, именно захотят работать в Балидоне, а не торчать здесь по необходимости. Джулиана, я не желаю, чтобы Балидон превратился в каторжную колонию для бедняков. Нам всегда служили преданные и верные слуги.

– Но деньги!

– Да, деньги. Их у нас много. Больше, чем сто человек могут истратить за всю жизнь. Почему ты экономишь их с таким усердием, Джулиана?

– Потому что иначе денег может не оказаться, когда ты их хватишься.

– Или потому, что у тебя есть другие способы их истратить? Неужели ты думаешь, я не заметил, что твои друзья – якобиты? Я, как и мой отец, не позволю, чтобы Балидон превратили в дойную корову ради воплощения идиотских мечтаний.

– Твой отец был убит из-за своей неверности делу. Ты хочешь, чтобы с тобой случилось то же самое?

Наступила гробовая тишина. Кэтрин сделала шаг назад. Потом ей захотелось зайти в гостиную.

– Что тебе известно, Джулиана?

– Ты не хуже меня знаешь – твой отец верил, что его ограбили воры, пока он был за границей.

– Это действительно были воры? Или якобиты? Опять тишина. Кэтрин отчаянно хотелось заглянуть в гостиную.

– Джулиана, я приказал своим поверенным проверить все гроссбухи, и я искренне надеюсь, что ты не тратила мои средства ни на что, кроме Балидона.

– За эти годы ты, Монкриф, превратился в англичанина, ты забыл, что ты шотландец, забыл свое наследие.

– Я пытаюсь его сохранить, Джулиана, а ты хочешь пустить его по ветру вместе с идиотами, у которых в голове пустые мечтания о славе.

Через мгновение Джулиана пулей вылетела из комнаты и даже не взглянула в сторону Кэтрин, и тут же в дверном проеме возник силуэт Монкрифа.

– Она очень зла на тебя, – проговорила Кэтрин. Монкриф отступил в сторону, чтобы пропустить жену в гостиную. Потом уперся ладонью в косяк двери и, не глядя на Кэтрин, сказал:

– Она живет в прошлом, а я – нет.

– Ты действительно стал англичанином?

– Наверное, я – и то и другое. И шотландец, и англичанин. Я всегда считал, даже до того, как вступил в полк, что восстание Претендента было плохо подготовленным актом законченного эгоиста. В этом я был согласен с отцом. Но я никогда не забывал, кто я и откуда родом.

Кэтрин не приходилось встречать людей, подобных Монкрифу. Герцог всегда оставался самим собой, его уверенность проявлялась во всем, что он говорил или делал.

– Увлечения Джулианы опасны?

– Нет, просто очень дорогостоящи. – Монкриф улыбнулся. – Все друзья Джулианы – родня тех, кто поддержал восстание. Ничего удивительного в том, что они сплотились и оплакивают минувшие дни.

– Тогда почему бы, не отослать ее из Балидона?

– Лучше знать, что делает противник, чем оставаться в неведении. Я предпочитаю, чтобы Джулиана, замышляющая восстание под флагом Балидона, была рядом со мной, а не где-то без наблюдения.

– Ты с ней очень терпелив. Монкриф пожал плечами.

– Я могу понять ее разочарование. Ее положение изменилось. Власть утеряна. Изменилась вся ее жизнь, но я думаю, она еще не осознала этого до конца.

– Моя жизнь тоже изменилась, – сказала Кэтрин.

Монкриф прошел к окну и стал смотреть на раскинувшиеся внизу поля. Утреннее солнце осветило яркими лучами мускулистую фигуру и орлиный профиль.

– Я как раз полагаю, что твоя жизнь совсем не изменилась, – наконец произнес Монкриф. – Ты носишь с собой свое горе, как черепаха – панцирь. Единственное, что изменилось, это место, где ты горюешь. Я вижу, как с каждым днем твое горе растет. Гарри больше нет, но смерть не сделала его святым, а ты почти молишься на него.

Кэтрин прижала руку к груди. Она не ожидала этого нападения.

– Монкриф, я считаю, что твои обвинения несправедливы. Я стараюсь выполнять свои обязанности. Я обсуждаю дела с поварихой, слежу за пошивом новой формы для слуг, занимаюсь полной инвентаризацией мебели в Балидоне.

– Все это прекрасно, и все это прекрасно может делать Глинет. А как насчет твоих обязанностей герцогини? Моей герцогини? Может быть, мне стоит написать тебе письмо и объяснить, что я имею в виду? И тогда ты будешь его хранить так же свято, как хранишь письма Гарри? Или ты думаешь, я не знаю, что ты с ними спишь?

Кэтрин отошла к камину. Вот куда завело ее любопытство. Зачем им это противостояние?

– А может, я вообще не стану его читать! – с обидой воскликнула она. – Нет, Монкриф, напиши мне письмо. Тогда я смогу порвать его в клочки и бросить в огонь!

Монкриф отвернулся от окна, сложил на груди руки и стал молча смотреть на Кэтрин.

– Почему ты не хочешь дать себе еще один шанс в жизни? – наконец спросил он.

Кэтрин внимательно разглядывала фигурку пастушки на каминной полке. Удивительно, насколько правдоподобно выглядели крошечные цветочки в ее корзинке. В конце концов, Кэтрин заставила себя обернуться и посмотреть Монкрифу в лицо.

– Мне кажется, что все, чем я была, чем я владела, исчезло: мой дом, моя семья, мои слуги, мой муж.

– Теперь у тебя новый дом и новый муж.

– Да, я знаю.

– Мадам, неужели вы не способны проявить хотя бы искру интереса ко мне? Я согласен, что ситуация не идеальная, но могло быть значительно хуже. Я мог бы оказаться нищим, обокрасть вас. Мог оказаться бездушным деспотом. Но ведь я не такой, хотя и начинаю понимать, каким деспотичным может сделаться мужчина в некоторых обстоятельствах.

– Ты говоришь о спальне? Я вдова, сэр, а не девственница. Я понимаю мужские потребности.

– Понимаешь?

– Мне не нравится твой тон, – заявила Кэтрин, ее щеки пылали, грудь сдавило волнением, но она не отвела глаз.

– Мадам, вы уже не вдова. Называйте себя герцогиней. Или женой. – И герцог с негодованием посмотрел на ее черное платье.

Монкриф выглядел очень надменным, настоящим герцогом до мозга костей.

Сейчас он стоял прямо, как будто все еще был солдатом. Широкие плечи расправлены под камзолом, панталоны плотно облегают бедра. Он очень красивый мужчина и явно об этом знает. Похоже, Монкриф и понятия не имеет о скромности.

– Монкриф, не я решила выйти за тебя замуж. Я прекрасно сознаю, какие благородные чувства толкнули тебя на этот нелепый поступок, но это не может изменить того факта, что я – жена поневоле.

Монкриф молчал очень долго, а когда заговорил, его голос звучал бесстрастно:

– Оставь себе свои письма, дорогая жена. Оставь себе свое бесплодие и свое целомудрие. Храни воспоминания, пока они не растают, как тают все воспоминания. – Он приблизился к Кэтрин, коснулся ее щеки и произнес более мягким тоном: – Но все же жаль, что ты с таким рвением защищаешь смерть, а не жизнь. Я мог бы показать тебе всю радость страсти. Или ты именно этого и боишься, Кэтрин? Странно, я никогда не считал тебя трусихой.

– Разве у женщины нет права остаться верной?

– Значит, это верность заставляет тебя хранить чистоту? Тогда мне жаль тебя, Кэтрин. Гарри Дуннан не стоил твоей верности.

Кэтрин закрыла глаза, мечтая о том, чтобы Монкриф ушел. Его ладонь была грубой, пальцы шершавыми, но он нежно касался ее кожи, гладил по щеке, дотрагивался до виска… Как странно, Кэтрин никогда не считала, что остро реагирует на прикосновения, не замечала, что вздрагивает от поглаживания мочки уха… Сейчас она чувствовала себя беззащитной перед этим нежным вторжением. Наверное, этого Монкриф и добивался – хотел напомнить ей, что он жив, а Гарри мертв. А если и так, то она ведь тоже живая. И Кэтрин на миг подалась к этой ласкающей ладони и тут же пожалела о своем порыве.

– Кэтрин, я не могу забыть, как ты смотрела на книгу. Я хочу, чтобы ты так восторженно смотрела на меня, а не на других мужчин.

Кэтрин потрясенно распахнула глаза, но Монкриф уже вышел из комнаты. На мгновение ей показалось, что этот разговор ей привиделся. Глубоко вздохнув, она вдруг подумала, что Монкриф все это подстроил, и рассердилась на него, а может быть, на себя. За то, что она так отчаянно жаждала этого прикосновения, этой капли тепла от другого человека.

Кэтрин решительно расправила плечи и отправилась по делам, намереваюсь больше не думать о Монкрифе.