"2012 Хроники смутного времени" - читать интересную книгу автора (Зубарев Евгений)

Глава девятнадцатая

В каширском садике мы провели еще сутки — уехать сразу, на следующий день, не удалось, потому что половина детей, в основном малыши, с утра наперебой принялись жаловаться на больные животики и страдали жесточайшим поносом до самого вечера.

Этот день стал одним из самых запоминающихся в моей жизни — еще и потому, что брезгливый до обморока Палыч категорически отказался от исполнения общественной повинности в виде стирки десятков загаженных детьми простыней, и мы с ним поссорились — глупо, шумно и скандально.

В результате Палыч позорно бежал из садика на «форде», объявив во всеуслышание, что отправляется на поиски солярки для «Икаруса».

Днем мы с Олегом Мееровичем провели ревизию съестных припасов, но так и не нашли ничего подозрительного. Дед объявил, что речь идет о «психосоматическом расстройстве на фоне бурного стресса». Впрочем, лечили мы детей все равно не психиатрическими лекциями, а банальным бисептолом, и это лекарство, в отличие от лекций, действительно помогло.

Аккурат к финалу поносной эпидемии, когда вялые и бледные дети уныло лежали в кроватках, отказываясь погружаться в дневной сон и требуя от дяди Антона очередной сказки, вдруг ожил мой мобильный телефон.

— Привет, родное сердце! Наконец-то ты в зоне приема! — обрадовалась Ленка и тут выложила на меня ворох своих французских новостей: — Лизка в порядке, лопает фрукты, купается и знает уже больше французских слов, чем я русских… На всех местных курортах введен комендантский час, потому что ночные грабежи магазинов стали все-таки массовым явлением… Туристов мародеры пока не трогают, но некоторая нервозность в отеле ощущается, особенно по ночам…

Деньги Ленка получила, но сумма в десять тысяч евро кажется ей подозрительно огромной, даже с учетом того, что половина денег принадлежит Палычу.

— Ты там что, убил кого-то? — спросила жена, и я чуть было не ответил, что да, действительно убил, и даже не раз и не два.

Кстати, а сколько народу мы успели убить за последние дни, вдруг призадумался я, но меня оторвали от этих размышлений жалобы близнецов Саши и Паши — они, как большие, хотели устроиться на унитазах, а не на горшках, но все семь унитазов туалета опять были заняты девочками.

Пока я сгонял заболтавшихся девиц с унитазов, восстановив справедливость в отношении нетерпеливо переминавшихся рядом со мной пацанов, Ленка потря-сенно помалкивала, видимо, прислушиваясь к нашей возне, но потом все-таки спросила:

— Ты чем там занимаешься, Тошка? Ты где вообще?..

— Не поверишь, в детском саду! — отозвался я, но она, разумеется, не поверила.

— Я же слышу какие-то блядские голоса! Ты в борделе, что ли?! — возмущенно заголосила она, и я подумал, что никогда еще Ленка не была так далека от исти ны в своих предположениях.

— Лен, я тебе потом все подробно доложу.

Я выключил трубку, не дожидаясь возражений. Меньше всего мне хотелось повторять утреннее шоу с нервными выкриками и гневными обвинениями — дети могут решить, что я типичный скандалист, а мне не хотелось так низко падать в их чистых и светлых глазах.

Впрочем, рядом стоял все понимающий Олег Меерович. Он медленно пожевал воздух огромными, как у негра, губами и с фальшивым сочувствием спросил:

— Женщина не верит? Это бывает. Они ведь и сами такие непредсказуемые существа. Женщина — это такая загадочная «вещь в себе», которая в любой момент может из себя выйти, — подытожил он, явно гордясь собой.

Я пожал плечами, бросая нетерпеливый взгляд в туалет, откуда все никак не могли выйти теперь уже мальчики. За ними следовало обязательно и тщательно все смыть и еще вымыть им попы и руки, чтобы кишечная инфекция, если это была кишечная инфекция, не распространялась бы снова по своему извечному циклу рот—попа—руки—рот.

Заметив, что деваться мне некуда, Олег Меерович с мягкой улыбкой встал напротив и начал рассказывать очередную историю из своей бурной молодости:

— Помню, в пятьдесят восьмом году, зимой, приезжаем мы с ребятами из Мединститута в санаторий под Кубинкой. Нам студенческий профком тогда бесплатных путевок на всю группу выделил. А в санатории уже живут девчонки из другого института. Ну, мы с ними,конечно, хотим познакомиться, а как? Вышли на улицу,там снега по колено. Придумали — кричим девчонкам: — Давайте, мол, в снежки поиграем! А те легко так соглашаются. Ну, мы свою крепость быстро построили, пошли в атаку, и тут такое началось!.. Потом оказалось,что девушки учатся в Спортивном институте на отделении гандбола. Поэтому они, во-первых, никогда не промахиваются, а во-вторых, когда в тебя попадают, делают тебе верный нокдаун. Впрочем, — печально добавил психиатр, яростно пожевав губами, — тогда случались даже нокауты.

Тут, очень вовремя, закончили свои дела близнецы и примкнувшие к ним товарищи по несчастью, и мы, вместе с дедом и Валерой, приступили к исполнению обязанностей санитаров сумасшедшего дома, переживающего эпидемию дизентерии.

Только три часа спустя, примерно к вечернему файв о'клоку, дети все-таки успокоились, а многие даже заснули, и мы поняли, что победили.

— Надо бы это дело обмыть, — строго сказал Васильев, спускаясь на первый этаж, в холл, ставший для нас офицерской кают-компанией.

Впрочем, внизу Валеру ждало разочарование. Он то хлопал себя по лбу, то выглядывал в мутное немытое окно, глядя на асфальтовую площадку, где еще утром стоял «форд», и причитал:

— Как же это я запамятовал! Как же я мог это допустить! Ну, ё-мое!

Оказалось, в «форде», в багажном отделении, хранились два ящика водки, один из которых Валера успел уже распечатать. И вот теперь приходилось волноваться не только за судьбу Палыча, но и за сохранность столь важного груза.

— Палыч, конечно, редкий дятел, — возмущался Валера. — Всякое дерьмо вроде фамильных драгоценностей он, значит, выгрузил. А два ящика водки забыл!

Два! Ящика! Водки! Ну, разве он не дятел?..

Эти стенания продолжались, пока мы с психиатром не указали ему на штабеля со спиртом, которыми был заставлен весь первый этаж детского садика. — Я этот спирт в рот не возьму, — брезгливо отмахнулся Васильев. — Это все равно что кровь пить. Причему покойников, — предложил он странную аллегорию, но я не стал с ним спорить, потому что ужасно устал за этот день.

Я сварил себе кофе, включил телевизор, уселся на диван, блаженно откинувшись на спинку, и никакой водки мне уже было не надо.

Олег Меерович вывалил на тарелку банку тушенки, затолкал ее в микроволновку и в бесцельном ожидании пошарил глазами по сторонам. Потом усмехнулся и поставил перед Валерой пустой стакан:

— Напиток называется «Коктейль «Не понял"»,—объяснил он.

Валера заглянул в стакан и разочарованно сказал:

— Не понял?

Мы с дедом прыснули, а Валера надулся, забрал у меня пульт и начал молча щелкать кнопками, даже не вглядываясь особо в то, что творилось на экране.

Впрочем, там ничего интересного не происходило — ретроспектива из устаревших для кинопроката фильмов или сериалы — вот и все, чем могли порадовать обывателя вечером российские медиамагнаты. Даже когда часы показали ровно семь вечера, ни один из каналов не разродился программой новостей — то ли сказать было нечего, то ли некому.

Когда во двор въехал «форд», я уже дремал на своем диване, щурясь в телевизор — там шел какой-то азиатский боевик, в котором громко кричали, часто стреляли и редко попадали. В общем, все, как у нас…

Валера прогулялся во двор, узнать последние новости, и вернулся уже с Палычем. Они оба принялись требовать от меня невозможного — встать с дивана и помочь им погрузить ящики со спиртом в микроавтобус. Палыч нашел действующий автомобильный сервис, но денег за солярку там брать не желают, а вот на спирт ее менять готовы, причем в соотношении один к одному, что очень возмутило Васильева.

Пришлось встать и потащить ящик спирта в машину. Валера с Игорем успели вытащить во двор еще шесть ящиков, но когда я отправился за следующим, меня остановили — больше в грузовой отсек уже не лезло.

— Ну, и сколько солярки мы за это получим?! — запричитал Валера. — Вот напоить — тут батальон народу получится… — и мы начали считать, сколько это будет,если двадцать четыре бутылки емкостью в один литр повторить семь раз.

— Восемь-девять канистр я с них точно стребуюю — подвел итог Палыч, тщательно запер дверь багажного отсека и полез в кабину. Васильев зашагал было в дом, но вдруг резко развернулся и направился к «форду»:

— Подожди, Палыч, я с тобой! Мало ли как там тебя встретят!

Они уехали, а я пошел к дому мимо низких кустов, которые в сгущающихся сумерках приобретали самые причудливые формы — то ли крадущихся за жертвой крокодилов, то ли развалившихся на травке пьяных гоблинов.

Меня не покидало ощущение дежавю, и только взявшись за ручку двери, я вспомнил, на что это похоже — на мои регулярные дежурства в доме на Очаковской, на которые мне приходилось заступать одному и по вечерам.

Впрочем, одна, но существенная разница была — теперь я не испытывал ни малейшего чувства страха ни перед крокодилами, ни перед гоблинами. Было ясно, что все мои страхи, родившись в доме на Очаковской, там же и умерли — то ли после первой драки с бандитами, то ли после соития на крыше, то ли просто по прошествии времени, когда человек устает всего бояться и начинает просто жить.