"Божественная Зефирина" - читать интересную книгу автора (Монсиньи Жаклин)ГЛАВА X Я УБЬЮ ЕГО! Я УБЬЮ ЕЕ! Я УБЬЮ СЕБЯ!– Это вам, Зефи! – крикнули в один голос Франсуаза, Жизель и Луиза де Ронсар. Зефирина схватила шар, чтобы бросить им в кегли. Вот уже целый месяц после возвращения Зефирина, в сопровождении Ла Дусера, приезжала каждый день после полудня к своей подруге. У нее была тайная надежда увидеть еще раз Гаэтана, но молодой Ронсар был на королевской службе: по поручению короля он пересек Ла Манш, дабы отвезти важные бумаги советникам его величества короля Англии Генриха VIII. Зефирина пока еще не была представлена ко двору. Отец заверил, что Франциск I хочет назначить ее, когда ей исполнится пятнадцать лет, фрейлиной к доброй королеве Клод. Почти каждый день Роже и донья Термина, сверкающая шелками и драгоценностями, отправлялись к королю в Блуа или Амбуаз, но Зефирина быстро поняла, что «эта Сан-Сальвадор» совершенно не торопится отвезти туда падчерицу. В сущности, Зефирине это было безразлично. Ей нравилось бывать у Ронсаров. Атмосфера у них была спокойная, простая, веселая и добродушная. Кроме Гаэтана, у Луизы были еще и старшие сестры, Жизель и Франсуаза, обе очаровательные и искренно полюбившие Зефирину. Старший брат, которого Зефирина видела мало, тоже был на службе у короля. Он недавно женился, и его жена только что родила крупного толстощекого младенца – маленького Пьера. Уже способная ощутить материнские чувства, Зефирина любила брать малютку на колени, укачивать его, нежить и холить, ласкать нежную кожу, от которой приятно пахло молоком. – Маленький Пьер будет таким же хорошим солдатом, как и его отец! – напевала Зефирина. – О, Зефи, война, вечные битвы… нет… – восклицала молодая мать. – Я бы предпочла, чтобы мой сын стал поэтом! Пусть сочиняет рондо и утренние серенады, а благородные дамы и красивые кавалеры пели бы их при королевском дворе! – Почему бы и нет! Пьер де Ронсар будет великим поэтом! – решила, смеясь, Зефирина. В замке Поссонньер всегда гостило множество красивых молодых соседей и кузенов, приезжавших с визитами. Они играли на лужайках в карты, в кости и другие азартные игры; юные девушки разыгрывали пантомимы и устраивали маскарады; молодые люди соревновались в ловкости, играя в лапту. Они даже иногда сражались на палках, но совсем беззлобно, с гордостью демонстрируя силу и умение. Ближе к вечеру госпожа де Ронсар своим звонким молодым голосом читала вслух несколько страниц из модного тогда рыцарского романа «Четверо сыновей Эймона». Сердце Зефирины сильно билось, когда она слушала о приключениях прекрасной Роланды, похищенной незнакомым принцем, но спасенной Белым Рыцарем. К несчастью, вечером, после всех этих восхитительных развлечений нужно было возвращаться в Багатель. Обстановка в поместье становилась все более и более невыносимой. Зефирина чувствовала, что за ней шпионит Каролюс и наблюдают колючие глаза мачехи. Ее презрение и отвращение к Рикардо де Сан-Сальвадору становилось с каждым днем все сильнее. Она обнаружила, что, помимо обжорства, мальчик отличается грубостью, злобностью, неизменной жестокостью и бесхарактерностью. Несколько дней тому назад, когда Зефирина шла на конюшню, какие-то слабые стоны привлекли ее внимание к курятнику. Там она увидела ужасную картину. Старый пес Балтазар с заткнутым кляпом пастью был привязан к колышкам за все четыре лапы. Чья-то злодейская рука вымазала его шкуру медом и обсыпала зерном. Добрая сотня кур, петухов, цесарок и индюшек яростно клевали его шерсть. Несчастное животное, один глаз которого уже окрасился кровью, могло лишь жалобно стонать от боли. Усевшись на крышу курятника, Рикардо де Сан-Сальвадор наслаждался этим зрелищем, корчась от смеха. – Вы чудовище! – зарычала Зефирина. Не обращая больше внимания на мучителя, она поспешила в курятник, чтобы освободить Бальтазара. – Ну-ка, убирайтесь, глупые птицы! – кричала Зефирина, стоя посреди квохчущих кур. – Ну вот, уже и развлекаться нельзя! Рикардо де Сан-Сальвадор спрыгнул со своего насеста и, насвистывая какую-то дерзкую мелодию, стал подходить к Зефирине. Зефирина, не боясь испачкаться, освободила Балтазара от пут. Несчастный пес тут же удрал, а Зефирина в упор посмотрела на Рикардо. Ее глаза метали угрожающие молнии, а губы дрожали от возмущения. – Я запрещаю вам прикасаться к Балтазару! – Вы ничего не можете мне запретить, рыжая! – сказал насмешливо сын доньи Гермины. Это уж было слишком! Зефирина вскипела: – Гнусный тип! Наклонив голову вперед, как разъяренный бык, она бросилась на подростка. Тот не был готов к такому внезапному нападению. Сильным ударом она столкнула его в яму с навозной жижей. – Зассыха! Я тебе отомщу! Я скажу об этом матери! За кого ты себя принимаешь, засранка! – Сам ты засранец! – расхохоталась Зефирина, глядя на испачканное лицо и воняющую одежду юноши. – Что случилось, мадемуазель? Услышав крики, с конюшен прибежал Бастьен. Рикардо де Сан-Сальвадор поднялся: – Ха-ха! Вот и он, твой любовник! Он красив, этот лакей… Все знают, что ты с ним валяешься на соломе! Что он с тобой делает, эта свинья? Какой-то конюх… У нее жжет в заднице и спереди… у этой рыжей… Ошеломленная Зефирина смотрела, как Рикардо де Сан-Сальвадор отплясывает какую-то бешеную джигу. Внезапно она издала вопль: Рикардо схватил ее за локоть своей рукой, с которой стекала навозная жижа, и злобно потянул к яме. Тотчас же Бастьен встал между ними: – Пойдите вымойтесь, господин Рикардо! Неторопливым, но уверенным жестом Бастьен отстранил подростка. – Лапы прочь, грязный лакей. Я – не рыжая… У нее жжет в заднице… и спереди… Рикардо де Сан-Сальвадор удалился по направлению к господскому дому, напевая свою песенку. С горящими от стыда щеками, ощущая смущенный взгляд Бастьена, Зефирина повернулась, чтобы пойти к конюшням. На глазах у нее навернулись слезы. Найдя убежище в одном из пустых стойл, она дала волю своей ярости. – Я его ненавижу! Презираю вместе с его ужасной матерью! Мой отец во власти этой женщины! Я… я ничего не могу больше сделать… Эти Сан-Сальвадор здесь хозяева. Кроме Пелажи, ты мой единственный друг, Бастьен… За мной шпионят. Теперь я даже не смогу приходить поговорить с тобой по вечерам, когда ты чистишь лошадей… Зефирина подняла на юношу залитые слезами глаза. Он покачал кудрявой головой: – Нет, мадемуазель, я вам уже говорил. Вы не хотели мне верить, но сами дали повод этим толкам. Я ваш друг и сделаю для вас все, но не нужно, чтобы «они», в замке, знали об этом. – О, Бастьен! Бастьен! Я так несчастна! И зарыдав сильнее, чем прежде, она упала на грудь своего старого товарища по играм. Бастьен внезапно побледнел. Сделав над собой страшное усилие, он обнял одной рукой по-братски плечи Зефирины, второй схватился за край кормушки так сильно, что сделал себе больно. – Ну-ну, я не хочу, чтобы ты плакала, Зефи, – прошептал Бастьен, внезапно назвав ее на «ты», как в детстве. – Ты создана, чтобы смеяться и петь; ты словно солнце, сияющее на шкурке маленькой саламандры… Помнишь, как мы были в Париже и чуть не спалили ригу и даже весь квартал… Зефирина не смогла удержаться от смеха сквозь слезы. Все так же прижимаясь к этому широкому и горячему плечу, она подняла рыжую голову. Внезапно став серьезным, Бастьен провел шершавым пальцем по ее щекам, будто хотел навсегда стереть с них слезы. Зефирине стало хорошо. Она расслабилась. Ей хотелось бы навсегда остаться в этом положении, под защитой спокойной силы Бастьена. Кровь все быстрее текла по ее жилам, какая-то благотворная теплота поднималась по бедрам. Ноги у нее ослабели, она ощутила желание упасть вместе с Бастьеном на солому, почувствовать его руки на своем теле. Взволнованная Зефирина узнавала странные ощущения, которые познала с Альбиной. Все окружающее исчезло. Ее груди под корсажем набухли. Как бы против воли руки Зефирины обвили шею Бастьена. Она молча влекла его к себе. Смущенный этим немым призывом, Бастьен наклонился и закрыл глаза, тоже готовый потерять голову. Какая-то лошадь заржала в соседнем стойле. Почти грубо юноша отстранил Зефирину: – Вы хотите поехать на прогулку, мадемуазель? – Ох, да… Зефирина с трудом приходила в себя. – Я хочу поехать в Поссонньер. Бастьен постоял с минуту у ворот конюшни, смотря вслед Зефирине и Ла Дусеру, чьи лошади цокали копытами по залитой солнцем дороге. Когда молодой серв вернулся на конюшню, чтобы заняться лошадьми, Каролюс сидел на охапке сена на приоткрытом чердаке. – Ты давно здесь? – подозрительно спросил Бастьен. – О, у меня как раз была сиеста[18]! – скорчил гримасу Каролюс, спрыгнув в кормушку, наполненную овсом. – Когда спишь, узнаешь так много!! Выпустив эту отравленную стрелу, прежде чем Бастьен успел шелохнуться, карлик выбрался на утрамбованную землю и помчался во все лопатки к господскому дому. – Ну же, Зефи! Вы о чем-то мечтаете, моя дорогая! Вам остается всего лишь два шара, и победа за нами! – воскликнула Луиза. После первого ловкого броска Зефирина прицелилась последним шаром, чтобы сбить оставшуюся на траве кеглю, но осталась стоять с поднятой вверх рукой, словно застыв в этой позе. Гаэтан де Ронсар, в дорожных сапогах и весь в пыли, шел по аллее и громким голосом повторял: – О fortunatos nimium, sua si bona norint, agricolas! Слишком счастливы селяне, если они знают о своем счастье! – Гаэтан! Гаэтан! Барышни де Ронсар окружили брата с криками радости. Извещенная о возвращении младшего сына, госпожа де Ронсар прибежала, чтобы прижать его к своему сердцу. Державшись чуть сзади, Зефирина прекрасно видела, что Гаэтан, отвечая на вопросы матери и сестер, украдкой на нее поглядывал, стараясь понять, какое впечатление произвела фраза, произнесенная по-латыни. – Гаэтан, видели ли вы короля Англии? – Так же, как вижу вас, матушка! – А как прошло плавание через Ла Манш? – Нас укачало и я спал без задних ног, сестра! – Как одеваются английские дамы? – Хуже вас, сестрицы! Воспользовавшись тем, что дамы семейства Ронсар рассмеялись и пустились обсуждать манеры одеваться, Гаэтан высвободился из их объятий и приблизился к Зефирине. Он поклонился, сделав широкий взмах своим беретом. – Мое почтение, мадемуазель де Багатель. Зефирина слегка присела в реверансе, а затем насмешливо бросила: – Мои поздравления, господин де Ронсар! Не в Англии ли вы сделали такие успехи в языке Цицерона? – Я сделал это, думая о вас, мадемуазель! – прошептал Гаэтан, не смутившись. В последующие дни Зефирина не просто скакала к замку Ронсаров, а летела по каменной дороге, изо всех сил понукая Красавчика. – Клянусь всеми моими сорока восемью метлами, у наших кляч нет крыльев! – протестовал Ла Дусер, у которого не было причины нестись сломя голову, подобно своей юной госпоже. Когда Гаэтан был свободен от службы у короля, он сопровождал сестер и Зефирину в лес. Они собирали ежевику, грибы и незабудки, что служило поводом бегать, играть и прятаться друг от друга в негустом подлеске. Гаэтан возвращался с полными руками и укладывал добычу в корзинку Зефирины. Пальцы у девушки дрожали, и она чувствовала, как столь же дрожащие пальцы юноши старались ненароком прикоснуться к ее запястьям и ладоням. – Знаете, когда я увидел вас в первый раз, вы меня очень напугали! – шептал Гаэтан. – Однако по вашему виду нельзя было сказать, что вы чего-то боитесь! – говорила Зефирина, пряча за улыбкой смущение. – Вы такая замечательная, Зефирина, такая образованная, если вы мне… – Гаэтан… Зефи! Всякий раз, когда Гаэтан собирался добавить что-то важное, Луиза или одна из старших сестер прерывали эту болтовню, к большому разочарованию Зефирины. В тот день, поймав несколько раков в речке около замка, Гаэтан предложил всем спуститься к Луаре. С испуганными криками барышни окунали в реку пальцы ног. Сняв сапоги и верхнюю рубашку, Гаэтан смело нырнул. Зефирина стыдливо отвернулась, чтобы не увидеть юношу в нижней рубашке. Присутствие мужчины действовало на нее возбуждающе. Чтобы вновь почувствовать себя непринужденно, она потянулась за веткой, плывущей по воде, но слишком далеко зашла: песок внезапно ушел у нее из-под ног, и она упала в яму, столь же предательскую, сколь глубокую. Как и все барышни из хорошего общества, Зефирина не умела плавать. В одно мгновение ее снесло течением к опасным водоворотам Луары. Нижние юбки, сначала поддерживавшие ее, отяжелели от воды и потянули на дно. Она задыхалась и даже не могла крикнуть, чтобы позвать на помощь. – Спасите! Зефи тонет! Услышав вопль Луизы с берега, Гаэтан несколькими мощными гребками добрался до Зефирины, схватив за длинные кудри как раз в тот момент, когда золотистая головка исчезла в водовороте. Задыхаясь, Зефирина отбивалась, как могла. – Простите меня! Зефирина ощутила удар в подбородок. Когда она пришла в сознание, то лежала на берегу реки. – Пойдите за ее оруженосцем. Помогите мне расшнуровать ее корсет… принесите вина, одеяло, сухую одежду… торопитесь! Скатанной в комок собственной рубашкой Гаэтан протирал Зефирину так же, как поступил бы со своей лошадью. Барышни де Ронсар побежали за вещами, которые потребовал принести брат, к сиденьям на спинах мулов, оставленных под присмотром Ла Дусера. Под руками мужчины, растиравшими ее, грубо к ней прикасавшимися, проникавшими во все уголки тела, Зефирина начала дрожать. Она наблюдала за Гаэтаном сквозь бахрому полуприкрытых ресниц цвета темного золота. Внезапно молодой человек, осознав, что она очнулась, прекратил это энергичное растирание. Слегка покраснев, он быстро убрал руки с ее корсажа и стал извиняться: – Это чтобы согреть вас, Зефирина. Как вы себя чувствуете? – Очень хорошо, – чистосердечно ответила девушка. Она хотела подняться, не сознавая, что одна ее грудь, круглая как яблоко, похожая на бутон розы, выпрямившийся от холода, показалась наружу. – Нет, не двигайтесь… подождите, когда вернутся мои сестры. Гаэтан с непривычной суровостью не дал ей встать. За стеной из камышей послышались испуганные крики барышень де Ронсар. – Мы думали, что вы утонули, Зефи! – вновь заговорил Гаэтан. Голос его звучал как-то странно, он казался все более и более смущенным. Взволнованным взглядом смотрела Зефирина на красивого юношу, все еще стоявшего над ней на коленях. – Гаэтан, вы спасли мне жизнь! – выдохнула Зефирина. Все произошло очень быстро. Губы Гаэтана внезапно прижались к ее губам. Это был первый целомудренный поцелуй. Два юных рта неловко соприкоснулись. Зефирина ощущала дыхание Гаэтана. Она напряглась, всем своим существом призывая какое-то другое, более глубокое Чувство. Она угадывала, что существует некая тайна, еще ей неведомая, но уроки Альбины дали возможность узнать эти волнующие ощущения. Когда Зефирина вновь открыла глаза, Гаэтан уже поднялся; щеки у него горели. Барышни де Ронсар возвращались с Ла Дусером. Гигант стучал зубами. – Клянусь Святым Барнабе, моя маленькая Зефи, я так перетрухал! С загадочной улыбкой на устах Зефирина позволила переодеть себя в сухую одежду. Ее поцеловали… Поцеловал молодой красивый кавалер. Осознавая свое новое состояние, Зефирина подняла голову. Большие белые облака в небе над Луарой внезапно закружились, образовав какой-то чудесный хоровод. – Господин маркиз вернулся от королевского двора. Он хочет поговорить с тобой! – прошептала Пелажи, когда Зефирина, одетая в платье Луизы, вернулась в замок. Роже де Багатель был один в большой гостиной. Он мерил шагами комнату. – Здравствуйте, моя дорогая… Вы хорошо провели день вместе с друзьями из семейства Ронсаров? Садитесь, мне надо с вами поговорить. Такое вступление не встревожило Зефирину. Она уселась в одно из кресел с высокой спинкой, стоящее перед камином, и стала ждать продолжения. – Я мало видел вас все это время, Зефи, поскольку меня поглотила служба у короля. «А служба у мачехи – еще больше», – дерзко подумала Зефирина. Будучи девушкой весьма сообразительной, она воздержалась от комментариев. – Иногда я проводил день на площадке для нового замка, который король повелел выстроить в Шамборе… Надо будет мне отвезти тебя туда, чтобы ты увидела его, Зефи… Это Боккадоро, итальянский архитектор, создавший чертежи, самый настоящий волшебник! Он сейчас возводит самый прекрасный дворец, который когда-либо существовал… Король сегодня после обеда был в чудесном настроении. Он спрашивал о тебе! – Это очень любезно! – согласилась Зефирина. – Более чем… и мы говорили о твоем будущем! – О, неужели это правда, папа! Меня назначили фрейлиной? – воскликнула Зефирина. Она весело спрыгнула с кресла, чтобы поцеловать отца. Роже де Багатель, осыпаемый поцелуями дочери, погладил бороду: – Нет, нет… Успокойтесь, дитя мое, это гораздо лучше. Сядьте на место. Король дал разрешение на ваш брак. – Мой брак… Но с кем? – пролепетала Зефирина. – Это замечательная партия… Молодой человек, которого ты хорошо знаешь… даже очень хорошо… Роже де Багатель умиленно улыбался, глядя на дочь. «Гаэтан!» – тотчас же подумала Зефирина. От предчувствия необыкновенного счастья сердце ее замерло. – Папа, о, папа, скажите же скорей! – горячо молила Зефирина. Ответ прозвучал словно свист кнута. – Рикардо де Сан-Сальвадор! Услышав ненавистное имя, Зефирина вскрикнула: – Он… Никогда! – Но, дитя мое, – попытался возразить Роже де Багатель, удивленный таким неистовством, – мы вместе с вашей матерью думали только о вашем счастье, дабы сохранить, таким образом, богатство в… С горящими глазами Зефирина прервала своего отца: – Папа, если вы будете принуждать меня… Я убью его! Я убью ее! Я убью себя! |
||
|