"Темный страж" - читать интересную книгу автора (Фихан Кристин)

Глава 7

Джексон с трудом продиралась сквозь плотные слои тумана, просыпаясь с ноющей головной болью и неприятным ощущением в желудке. Из-за тьмы, стоящей в комнате, нельзя было сказать день сейчас или ночь. Ни один лучик света не проникал сквозь толстые стены. Она лежала совершенно неподвижно, глубоко под землей, стараясь разобраться в том, что произошло, и ощущая рядом с собой Люциана. Его тело было холодным, не ощущалось ни сердцебиения, ни поднятия и опускания его груди. Лежать рядом с ним было жутковато, особенно зная, что он не дышит.

На какой-то момент ей показалось, что она задыхается от вероятности того, что он лежит рядом с ней мертвый, но Люциан предупреждал ее о такой возможности, поэтому она постаралась вернуть логику в свой охваченный паникой мозг. Что же разбудило ее? Инстинктивно она знала, что была запрограммирована, что ей было внушено Люцианом, не просыпаться раньше него.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы избавиться от остатков тумана. Но даже потом ее головная боль отказывалась исчезнуть вместе с ним, а воздух, казалось, был слишком плотным, чтобы можно было дышать. Сев, она запустила руку в свои густые волосы. И ее желудок болезненно сжался. Она схватилась за него обеими руками и неподвижно замерла. Дрейк. Был ли причиной этого Дрейк? Что-то дьявольское притаилось вблизи от них. Что-то злобное. Что-то ужасное подстерегало их. Подкрадывалось к ним.

Она бросила взгляд на Люциана. Он был просто великолепным образчиком мужской породы. Он был невероятно красивым и чисто по-мужски чувственным. Она дотронулась до длинной черной пряди его волос, нежными пальцами отодвигая ее с его лба. Дрейк не причинит ему вреда, если в ее силах помешать этому. Джексон знала, что если позовет Люциана, то он проснется, но она была уверена в своих способностях, да и мужчине было намного безопаснее находиться здесь, под землей, где никто не сможет найти его, пока он не восстановит все свои силы. В результате она соскользнула с высокой кровати и на цыпочках пересекла комнату. Тьма стояла кромешная, но ее ночное зрение стало феноменальным.

Дверь оказалась тяжелой, и ей потребовались все силы, чтобы открыть ее. Но, даже сделав это, пройти через нее оказалось сложновато. Это напоминало прогулку по зыбучим пескам или какому-то болоту. Джексон поспешила по узкому коридору, замечая, что он под небольшим наклоном идет вверх, извиваясь и огибая каменные породы. Наконец она подошла к подвалу, но не смогла обнаружить ни намека на дверь. Лишь спустя некоторое время она нашла ее, аккуратно замаскированную в скале. Ощущение в центре ее живота стало сильнее. Что-то определенно подкрадывалось к ним.

Она легко пробежала через кухню и поднялась в свою комнату, где торопливо натянула тонкие черные джинсы и темно-синюю рубашку из полицейской академии. Эта одежда была не только ее любимой, но и удобной, поэтому она часто ее носила. Джексон снова задумалась над идеей разбудить Люциана, воззвать к нему, что, по его словам, она могла сделать, но отбросила эту мысль. Даже сквозь плотные шторы в своей комнате она могла видеть, что солнце еще не покинуло небо. Он должен был как можно лучше отдохнуть. И если он не будет полон сил, то его с большей вероятностью ранят. Да и она еще мало знала о нем, чтобы решить, что случится, если он проснется во время солнечного дня. Мысль, что он растает или с ним произойдет что-то еще, была смехотворной и в тоже время неприятной.

Она натянула теннисные туфли, повесила на шею полевой бинокль и нашла свой любимый браунинг[11]. Если это Дрейк, то он не доберется до Люциана. Молчаливо перемещаясь от окна к окну, Джексон изучала окружающую дом местность, стараясь, чтобы ее не было видно с той стороны, откуда, она знала, с далекой вершины прекрасно просматривается строение. Раздался одинокий крик волка, через некоторое время ему ответил второй, но этот звук был не такой, как если бы они охотились, или их каким-либо образом потревожили.

Джексон поняла, что чтобы это ни было, оно не могло напасть на дом со стороны леса, не потревожив при этом волков, поэтому она сосредоточилась на переднем дворе и главном входе. За высокой стеной она уловила какое-то движение. Достаточно далеко, чтобы определить, кто это был, но достаточно близко, чтобы быть полностью уверенной, что там точно кто-то есть.

Она спустилась до половины винтовой лестницы туда, где был балкончик с витражной дверью. Бесшумно открыв ее, девушка, перекатившись, очутилась на балконе, спрятавшись от посторонних глаз за ограждением. И сразу же ужасное предчувствие яростно ударило по ней, причиняя физическую боль. Она знала, что была на правильном пути. Ну почему она не вызвала подмогу? Потому что не сможет никому объяснить причину отсутствия Люциана. Да и не могла она позволить, чтобы полиция шныряла по округе.

Джексон осторожно подняла голову и осмотрела участок перед поместьем. Затем подняла бинокль, для лучшего обзора. И сразу же увидела руку и ногу, судя по всему принадлежащие большому мужчине. Он двигался вдоль стены, и спустя время она смогла его полностью рассмотреть. Приближенный биноклем, он оказался страшен. Он выглядел гигантом, а его голова была несколько деформирована, напоминая по форме пулю. Его глаза были мутными и безжизненными, зубы — черными и острыми до уродливых концов, а выражение лица — пустой маской безумия.

Он с силой ударял ладонями по высокой каменной стене, от чего каждый раз летели искры, и поднимался дым. Он каждый раз вскрикивал и убирал ладони прочь, чтобы, сделав вдоль стены всего лишь шаг, повторить попытку с тем же самым результатом. Стена просто не могла быть под напряжением, но создавалось ощущение, что так оно и было, так как взрывалась каждый раз, когда незнакомец дотрагивался до нее. Он был настойчив, и его нисколько не сдерживал тот факт, что он получал ожоги.

Джексон встала, чтобы взобраться на перила, а оттуда на крышу. Но у нее был слишком маленький рост, и ее пальцам не хватало нескольких дюймов[12]. Раздраженная, она уставилась на карниз. Должен же быть путь наверх, и она найдет его, если потратит минутку и подумает. Ей не хотелось, чтобы этот странный незнакомец исчез из поля ее зрения. Он был сомнительной личностью, и от него у нее мороз бежал по коже. Как только она повернулась, ее тело автоматически переместило вес, чтобы сохранить равновесие, а ее глаза посмотрели на небо, чтобы определить местоположение солнца.

И слишком поздно увидела переливающуюся серебристую сеть, которая, искрясь, падала на нее с облаков, чтобы подобно паутине поймать в ловушку. Страх пронзил ее.

— Люциан!

Она сделала это автоматически — позвала его, потянулась к нему, — импульсивно, не раздумывая. За исключением работы, ей бы это никогда и в голову не пришло: позвать кого-то на помощь. Странная сверкающая сеть остановилась в воздухе, на мгновение замерев там, после чего безопасно рухнула на землю.

Джексон почувствовала, как невидимые руки подняли ее небольшое тело и опустили на безопасный балконный пол. Она почти почувствовала его руки на своей талии. Тотчас же подталкиваемая невидимыми руками, девушка была вынуждена зайти назад в дом. Раздвижная дверь плотно закрылась и крепко заперлась. Положив обе ладони на толстое стекло, она уставилась вниз на странную личность, безуспешно пытающую на прочность обороноспособность стены. Теперь вместо рук, он бился об твердую поверхность всем своим телом, и в угасающем свете вокруг него разлетались искры.

Он поднял к ней голову и его мертвые глаза встретились с ее. В результате его усилия стали еще более безумными, он начал биться своим телом намного сильнее и решительнее, чем до этого. Джексон могла только беспомощно стоять, запертая в доме, когда намного ниже ее безопасного местечка разворачивалась ужасная сцена. Как только солнце село, незнакомец начал рычать, копать землю под забором и бросать беспокойные взгляды в сторону неба.

Ее сердце глухо забилось, когда она увидела высокую элегантную фигуру, появившуюся из-за кустов с северной стороны дома. Люциан шагал ни быстро, ни медленно, его безупречный темно-серый пиджак подчеркивал широту его плеч. Его волосы разметались вокруг плеч, а на ничего не выражающем лице блестели глаза. Он остановился в нескольких футах[13] от ворот и взмахнул рукой. И сразу же искры прекратили лететь, а незнакомец понял, что с поместья снята защита. Ворота, покачнувшись, открылись.

Внимание Джексон привлекло зловещее появление темных облаков, стремительно движущихся по небу. Что-то было ужасно неправильным. Она попыталась открыть дверь, боясь за Люциана, боясь, что он не заметит опасности, угрожающей ему сверху, когда к нему по земле целеустремленными шагами тащилось это создание. Она беспомощно колотила по стеклу, пыталась развернуться и сбежать вниз по ступеням, но была не способна передвинуться больше, чем на пару футов. Тяжело сглотнув, она вытащила браунинг, молясь, чтобы Люциан не установил пуленепробиваемые стекла.

Мысленно же она отчаянно потянулась к нему.

— Люциан, над головой! Что-то приближается, и это более дьявольское, чем то, что стоит перед тобой. Позволь мне помочь тебе! — с ним ничего не случится. С ним ничего никогда не случится.

Она почувствовала мгновенное тепло, подбадривание, проникающее в ее сознание. На какой-то миг она даже ощутила, как ее обняли его руки, притянув к себе. Одну ладонь Джексон прижала к стеклу, сжимая в другой руке браунинг, и наблюдая за легкой и плавной походкой Люциана. Он двигался с полнейшей уверенностью, решительно, его голова была высоко поднята, а волосы развевались за спиной. От его вида захватывало дух. Наблюдая за ним, она видела, как поднялась его рука, почти небрежно, и темные вращающиеся облака над его головой исчезли, словно их никогда и не было. Что-то упало на землю — искривленное, скорчившееся тело какой-то рептилии с крыльями.

— О, мой Бог, — вслух прошептала Джексон, ужасно боясь того, чем это было. От волнения она закусила нижнюю губу.

Странный мужчина почти добрался до Люциана, раскручивая рукой цепь с тяжелым, покрытым шипами, шаром на конце. Шар со свистом, но безвредно, пронесся по тому месту, где до этого стоял Люциан, исчезнувший из вида Джексон в доли секунды. Когда он вновь появился, то находился уже позади огромного незнакомца. Джексон с ужасом наблюдала, как голова незнакомца свесилась на одну сторону, и ярко-красная улыбка, подобно ожерелью, расцвела вокруг его горла. Голова нелепо закачалась из стороны в сторону, а затем медленно соскользнула с плеч, разбрызгивая кровь во всех направлениях. Тело споткнулось и рухнуло на землю, от чего голова подскочила и покатилась прочь от ног Люциана.

Рептилия набросилась на Люциана так быстро, что превратилась лишь в размытое пятно когтей и зубов. Ее хвост хлестал туда-сюда подобно плети, а хлопанье крыльев создавало небольшую бурю, поднимая вверх листья и пыль, подобно дымовой завесе. Предупреждающий крик Джексон застрял у нее в горле, чуть не задушив ее. Люциан же стоял, казалось, совершенно неподвижно, его ничего не выражающее лицо было спокойным, даже безмятежным, словно он просто наслаждался окружающими его видами. Джексон прицелилась в отвратительную ящерицу. Но создание, создавалось ощущение, напоролось на невидимую стену прежде, чем успело дотянуться до Люциана, и завизжало, когда вокруг него вспыхнуло пламя. Обугленная кожа пластами слезала с ящерицы. Тело раскололось на части. Джексон едва могла поверить своим глазам, когда увидела, как из треснувшей кожи, словно из кокона, появляется мужчина.

Вампир отлетел подальше от Люциана, в то время как ветки деревьев и камешки просвистели по воздуху, целясь в него. Люциан заскользил по траве, переходя от полной неподвижности к движению с невероятно скоростью. Джексон охватило чувство, что она наблюдает за безжалостным хищником, машиной, созданной для убийства, дикой рысью с рельефными мускулами, предназначенными для поимки жертвы. Но каким бы быстрым не был вампир, расшвыривающий со своего пути препятствия, Люциан был быстрее. Мусор ни разу не коснулся его, отклоняясь от легчайшего прикосновения его сознания, когда он почти догнал немертвого.

Поняв, что ему не сбежать, вампир повернул голову и уставился прямо на Джексон: с ненавистью в глазах, с хитростью и злорадством на лице. Стекло раздвижной двери начало выгибаться внутрь, по направлению к ней, как раз в тот момент, когда Люциан проник рукой в грудь создания и достал пульсирующее сердце. Джексон отпрыгнула назад, подальше от двери, но продолжала наблюдать за разыгравшейся внизу драмой.

Люциан отбросил сердце подальше от извивающегося тела и поднял взор к небу. И сразу же над его головой собрались тучи, повинуясь его призыву. Пораженная, Джексон наблюдала, как он создает бурю. От тучи к туче, как на ярком дисплее, электрической дугой пронеслась молния. Он раскрыл руку, которой извлекал сердце, и с неба, прямо ему на ладонь, упал огненный шар. Какое-то время оранжевое пламя танцевало на его коже, отражая черноту его глаз, затем он бросил шар прямо на сердце и взмахнул рукой, распространяя пламя.

Ядовитый черный дым поднялся к небу. В нем она смогла увидеть картины смерти и темноты, жестокости, безобразных чудовищ, шипящих и что-то кричащих небесам. Они медленно растворились в дыме, и ветер унес их прочь. Огонь танцевал на земле, перепрыгнув с одного тела на другое, сжигая оба существа на все времена, уничтожая все следы их существования, словно их и не было вовсе.

Джексон видела, как выпрямилось стекло, когда дождь начал стучать по окнам дома, а снаружи Люциан поднял голову и взглянул на нее. Ее сердце смущенно застучало. И незамедлительно она поняла, что барьер, удерживающий ее в доме, был убран. Она положила оружие и бинокль на верхнюю ступеньку и торопливо сбежала вниз по винтовой лестнице на первый этаж.

Люциан пугал ее — сила, которой он обладал, тот факт, что он с такой легкостью может уничтожить жизнь, что он может приказывать небесам, что он может удерживать в своей руке огонь и не обжечься при этом. И, тем не менее, она хотела дотронуться до него, — нет, ей было необходимо дотронуться до него, — узнать, что он не получил ни единой царапины.

Люциан прошел прямо в дом, высокий, властный и опасный сверх ее воображения. Его лицо ничего не выражало, было спокойным — как всегда полнейший контроль. Но что-то в том, как он двигался, выдало его, заставило пошатнуть ее желание сломя голову броситься к нему. В результате она осталась дожидаться его в гостиной. Люциан продолжал двигаться быстро, не останавливаясь ни на секунду и пересекая комнату подобно воде, только его глаза жили чем-то, с чем она никогда раньше не встречалась.

— Люциан, — ее рука в защитном жесте поднялась к горлу.

Он ничего не ответил, только схватил ее хрупкое запястье своей железной хваткой и направился вниз, в холл, ведя ее в свое логово. Когда они пришли туда, он взмахнул рукой, и в каменном камине ожил огонь. Люциан развернулся одним движением, и его пальцы сжали ее за горло. Он подошел к ней, прижав к стене, поймав в ловушку своим высоким тяжелым телом.

Сердце Джексон пропустило удар, она могла только взирать на него широко раскрытыми глазами. Он внезапно стал походить на опасного хищника, которым, в сущности, и был.

— Ты больше никогда не будешь игнорировать меня, и подвергать себя опасности, — его голос был таким тихим, что она едва могла расслышать слова, хотя стальной приказ в них распознала. Его черные глаза прошлись по ее лицу, задумчиво, собственнически, мерцая чем-то неизвестным, от чего ее сердце забилось в страхе. Неожиданно он прикоснулся своим ртом к ее, и ее сердце почти остановилось.

Сама земля качнулась под ее ногами. Она чувствовала невероятную силу в пальцах, сомкнувшихся вокруг ее горла, чувствовала безжалостную агрессию его тела, и знала о его внезапном решении. Ей следовало бы остановить его — она должна была остановить его — но его тело было горячим и напряженным от желания, а его голод затопил, подавил ее. Она тут же оказалась охвачена огнем, с его губами, прижимающимися к ее, и с его рукой, грозящейся выдавить из нее жизнь в наказание за ее желание защитить его. Не способная четко мыслить, она издала тихий звук протеста, в то время как ее тело расслаблено прислонилось к его.

— Послушай меня, любимая, — он обхватил ее лицо своими большими руками, прислоняясь своим лбом к ее, — ты еще не любишь меня, я это знаю. Но ты сильная женщина, и даже увидев моего монстра, твоя первая мысль была о моем здоровье. Я пугаю тебя только потому, что ты еще не совсем постигла, что я такое. Ты — моя жизнь, единственная причина моего существования. Мое сердце и душа, воздух, которым я дышу. Я прожил, не испытывая радости, почти две тысячи лет, но за то короткое время, что мы провели вместе, ты сделала каждую ту темную, бесконечную минуту стоящей этого. Сейчас тебе не дано понять всю глубину моих чувств к тебе, я понимаю это, но пообещай, что попытаешься. Ты принадлежишь мне. Я в этом абсолютно, без тени сомнения уверен. И с течением времени мои чувства будут становиться только сильнее.

Его пальцы прошлись по так любимому им лицу, дотронулись до волос и запутались в шелковистых прядях.

— Я нуждаюсь в тебе всецело, Джексон, и на все времена. Мне необходимо, чтобы ты была в безопасности и под защитой, и чтобы я не просыпался с ощущением, что ты рискуешь своей жизнью. А ты будешь делать это, снова и снова. Это не вызов, это заложено в твоей натуре — защищать остальных. И когда я говорю, что нуждаюсь в тебе всецело, ты должна знать, что я отчаянно нуждаюсь в твоем теле.

Страх стоял в ее глазах, в предательском биении её сердца.

— Я никогда ни с кем не была, Люциан, а ты такой подавляющий, — она прикусила нижнюю губу, не желая уходить от него, мечтая остаться и утолить страшный голод, застывший в его глазах, в его теле. До этого она хотела увидеть его хоть немного потерявшим контроль, но теперь знала, к чему это приведет. Люциан собирается овладеть ею. Она желала его, но и побаивалась той темной силы, которая была внутри него. Он казался таким спокойным, но пламя, тлеющее под поверхностью, было темным и смертельным. Она чувствовала это, знала, что выпустила на волю что-то могущественное, что не могла остановить.

Черные глаза Люциана нашли ее и задержали ее взгляд.

— До того как я сделаю это, до того как ты станешь моей на веки вечные, я хочу, чтобы ты знала: в этой жизни только я сделаю тебя счастливой, никому другому это не под силу. Ради тебя я передвину небеса и землю, если потребуется.

Его черные глаза нашли и поймали в плен её. Она увидела в них ужасный голод, такой невероятно сильный, такой острый и обжигающий, изобилующий отчаянной нуждой. Здравомыслящей частью Джексон понимала, что он говорил что-то важное, что-то, что она должна проанализировать прежде, чем посмеет уступить темному, манящему огню, но было слишком поздно. Ее руки уже скользили вокруг его шее, а свой рот она отдала на растерзание его. Тепло и огонь. Вулкан невероятной жажды, казалось, поднимался из ниоткуда. Его потребности, ее потребности — она не видела разницы. Не могла сказать, где начинается он, а где заканчивается она.

Кожа Люциана была горячей и чувствительной, слишком чувствительной, чтобы можно было вытерпеть ощущение ткани, скользящей по ней. Он нуждался в ощущении нежной кожи Джексон, прижимающейся к нему и не отделенной от него раздражающим клочком материи. Ничто и никогда больше не будет стоять между ними.

Его решение было окончательным и неизменным. Она больше никогда не окажется в такой опасности. Она принадлежит ему, создана для него, она его чудо, предназначенное для любви и защиты. Она была больше, чем его жизнью. Она была его душой.

Силой мысли Люциан избавился от своей рубашки, что было легче легкого. Но именно его руки ухватили подол ее блузки и медленно подняли его над ее головой. Она была так красива, что захватывало дух. Его дыхание стало учащенным, а сердце забилось в бешеном ритме. Или это было ее сердце? Он не мог точно сказать. Он только знал, что она была горячим шелковистым огнем, в котором он так хотел сгореть. Уже начал гореть. Его руки прошлись по ее коже. Такой мягкой. Такой совершенной. Прикасаясь к ней, Люциан едва мог сдерживать себя. Он ждал ее так долго, никогда не веря, что она существует для него. Он жил в темном, бесконечном вакууме без надежды, без мысли о свете. Без перспективы на Джексон. Действительно ли она реальна?

Его рот прикоснулся к ее, горячий, напряженный и голодный, втягивая ее в другой мир, где был только Люциан и его твердые мускулы, прикосновение его рук, агрессивность тела. Он был повсюду, заполняя ее, находясь в ее сознании, в ее сердце. Прикосновения его рук были интимными, они изучали каждый дюйм ее тела. Его рот творил настоящую магию, так что весь ее мир сузился до одних эмоций, и не было возможности думать, только чувствовать.

Люциан с легкостью ее поднял, не отрывая своих губ от ее, чтобы она не воспринимала ничего кроме него. Да для нее и не существовало ничего иного, он знал это. Его сознание избавилось от последнего барьера между ними — от еще остававшейся на них одежды — поэтому, опуская ее на восточный ковер перед камином, он знал, что своей уже ставшей чувствительной кожей она почувствует его всего. Подняв голову, мужчина взглянул на девушку, наблюдая, как свет от камина ласкает ее лицо. Она была так красива, что от простого взгляда на нее подчас становилось больно.

Ее большие глаза пристально посмотрели на него с манящим приглашением, сексуально и в то же время невинно, словно она не знает, на что соглашается. Его мир. Его женщина. Его Спутница Жизни на все времена. Неторопливо он наклонил голову, чтобы найти ее мягкий рот, чтобы вкусить шелковистого тепла, так соблазняющего его. Она была его. Он едва мог осознать реальность этого. Ее кожа была нежной, как бархат. У нее были совершенно пропорциональные формы. Для него она была чудом, и он не спеша поклонялся ей. Его рот блуждал по ее горлу, такому уязвимому для такого, как он. К другим людям она относилась с опаской, а с ним была так доверчива.

Он нашел возвышенность ее груди и услышал, как она задохнулась, когда он, да и весь мир вокруг него, потворствуя себе, затерялся в ее теле. Ее талия была такой тонкой, такой совершенной, а находящийся чуть ниже треугольник светлых жестких волос невероятно манил его. Он вдохнул запах ее желания, дикой, неприрученной жажды, растущей, чтобы соответствовать его. Зубами прошелся по внутренней стороне ее бедра, раздвигая ее ноги, пока его руки не нашли влажное тепло, приветствующее голод в его теле.

Джексон услышал слабый стон, вырвавшийся из ее собственного горла, когда Люциан начал медленное, интимное исследование, находя все секретные местечки на ее теле. Он не торопился, за столетия он научился быть терпеливым, да и этого момента он ждал слишком долго, поэтому намеревался сделать первый раз для нее незабываемым. Его сознание полностью слилось с ее, чтобы она почувствовала его возрастающую жажду, волнами накрывающую его с головой, огненную лаву, текущую в его теле там, где должна была бы быть кровь. Она же чувствовала болезненное наслаждение и полнейшее удовольствие, когда он вытворял с ее телом все эти эротические вещи. Найдя его длинные волосы, она вцепилась в них, стараясь удержаться, поскольку ее тело начало извиваться от все накатывающего и накатывающего на нее блаженства.

Мир вокруг нее, казалось, рассыпался на части, когда глубоко внутри нее зародились, а затем распространились по всему телу волны удовольствия, пока она не уцепилась за него как за якорь. Люциан склонился над ней, его широкие плечи, мышцы его рук и спины были напряжены от его попыток действовать помедленнее. Он осторожно вошел в нее, медленно, дюйм за дюймом, пока не встретил на своем пути легкую преграду. Она была такой узкой и горячей, что он чуть не вспыхнул. Его руки обхватили ее небольшие бедра. Даже теперь, в этот момент, когда его тело настойчиво требовало от него глубоко погрузиться в нее, когда у него в ушах шумело и красная пелена желания застилала его сознание, он понимал, насколько она маленькая, какая хрупкая в его руках.

— Люциан, — прошептала она его имя, и он наклонился, чтобы еще раз вкусить ее рта, одновременно подавшись вперед. Ему навсегда запомнится ее первый вздох при этом первом проникновении, при первом слиянии их тел и сознаний.

— Расслабься, ангел, — тихо объяснил он, прокладывая огненную дорожку от ее горла к груди. Он подождал, пока ее тело не приспособится к его размеру, не привыкнет к чувству его вторжения, — ты создана для меня, ты вторая половинка моей души.

Его зубы двигались взад и вперед по ее бьющейся жилке. Он что-то нежно нашептывал ей, сметая сопротивление из ее сознания так, чтобы там осталось только принятие всех его потребностей.

Ногти Джексон впились в его спину, когда раскаленная добела боль пронеслась по ее телу, оставляя после себя то-то темное и эротичное, когда его зубы глубоко погрузились в нее. Его бедра ринулись вперед, и он перенес ее в мир чувственности, о какой она могла только мечтать. Его рот, питающийся от нее, был таким родным и сексуальным, что она прижала голову Люциана к себе, предлагая свою грудь, желая, чтобы он вобрал в себя саму ее жизненную суть на все времена. Его тело двигалось в ее медленными уверенными толчками, каждый из которых был глубже и сильнее предыдущего, создавая такое жаркое трение, что они оба оказались в огне, в одном живом и дышащем пламени. Его язык прошелся по небольшим следам от укуса на ее груди, и он начал двигаться внутри нее быстрее, погружаясь глубже, стараясь добраться до самой сердцевины.

Обхватив ладонью ее затылок, в своем сознании он создал нестерпимую жажду, а если подумать, превратился в эту жажду, пока не стал единственной вещью, о чем она могла думать. Джексон должна была погасить ту ужасную потребность, которая тлела в красной дымке его сознания. Он приблизил ее голову к крепким мускулам своей груди, где незамедлительно появилась небольшая рана. Люциан прижал ее рот к себе, его разум контролировал ее, заставляя пить из темного колодца. Ощущение ее рта, питающегося от него, было не похоже ни на что, когда-либо испытанное им. Ее тело, горячее и узкое, бархатисто окружало его, огненные ножны, испытывали на прочность его силу воли.

Пока она пила, Люциан очень тихо еще раз декламировал ритуальные слова. Он хотел этого, этой справедливости, полноты. Она была его истинной Спутницей жизни навечно, и он желал, чтобы церемония была точна, чтобы у нее не было ни единого шанса ускользнуть от него. Чтобы не было ни единой возможности причинить ей вред.

— Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Предлагаю тебе свою жизнь. Даю тебе свою защиту, свою верность, свое сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие всегда буду нежно хранимы и стоять над моими во все времена. Ты — моя Спутница жизни, связанная со мной навечно и всегда под моей заботой.

Теперь он всегда будет находиться с ней, и незамедлительно узнает о грозящей ей опасности. А она будет присутствовать в нем, уравновешивая его, в результате чего у монстра, живущего внутри него, не будет шанса вырваться на свободу.

Его тело горело в огне. Он мог чувствовать, как быстро теряет контроль над самим собой. Поэтому тотчас же был вынужден остановить процесс ее питания, будучи уверенным, что дал ей достаточно крови для полноценного обмена. С завершившимся ритуалом — их третьим обменом крови и их спариванием — он позволил себе роскошь затеряться в ее теле. Он погружался в нее, раз за разом, чувствуя ее тепло, ее огонь, принимающие его, удаляющие черноту из его души. Все эти одинокие столетия, все эти ужасные поступки, хотя и необходимые, все пропавшие частички — все это ей каким-то образом удалось собрать воедино. Экстаз, полученный ее телом, был тем, что он едва мог выдержать. Он чувствовал, как ее мышцы сжимаются вокруг него, крепче и крепче, все глубже затягивая его в этот пламенный вихрь, сдавливая его так, что он взорвался, разлетевшись на части, беря ее с собой в неизвестность.

Джексон вцепилась в Люциана в целях безопасности, как за спасительную бухту в шторме таких ощущений, которые почти шокировали ее. Она и понятия не имела, что способна почувствовать такое, понятия не имела, что ее тело способно на такие вещи. Люциан лежал на ней, стараясь не раздавить ее своим весом, хотя его тело внутри нее по-прежнему было твердым. Все это было таким сексуальным, эротичным и ужасно родным. Она смаковала его вкус у себя во рту, слегка медный аромат, мужской и соблазнительный. Она лежала под ним, удивленно взирая на него.

В ее памяти сохранилось смутное воспоминание об ее рте, двигающемся по его груди. Как раз когда она пыталась поймать его, мимолетная мысль принесла ей мгновенное осознание, что его напряженная плоть все еще погружена глубоко в нее. Он начал осторожно двигаться, словно должен был это делать, словно едва мог пассивно выносить ощущение ее плоти, окружившей его. Его руки обхватили ее лицо.

— Ты такая красивая, Джексон, по-настоящему красивая.

Она задвигалась под ним, ее тело было таким же разгоряченным и нетерпеливым, как и его, испытывало такое же желание, как и его. Ворсинки ковра ласкали ее спину подобно пальцам. Его рот снова заскользил по ее телу, его язык кружился вокруг ее груди, его мужское начало упивалось своей способностью брать ее снова и снова, потакая себе.

Она была теплом, шелком — всем, чего он когда-либо желал. И она хотела его с той же самой насущной потребностью, с какой он хотел ее. Он смотрел, как свет от камина играл на ее теле, лаская впадинки и задерживаясь на мягких линиях ее изящного тела. Он наблюдал, как его тело то входило, то покидало ее, и эта эротическая картина только усиливала его удовольствие. Он склонил свою голову к кончикам ее грудей, в то время как его руки ласкали ее тонкую талию и плоский живот. И все это время его бедра двигались медленно, лениво, наращивая жар между ними, пока они оба еще раз не сгорели в пламени наслаждения. Ему хотелось, чтобы эти неторопливые, глубокие и довольно легкие движения длились вечность. Ему хотелось провести жизнь здесь, в безопасном раю ее тела, где чудеса действительно случались.

— Люциан, — пробормотала она с придушенным изумлением, лаская руками его плечи, успокаивая его.

Он был нежен с ней, любил ее, дарил ей удовольствие, но в тоже время она чувствовала, как он пристально наблюдает за ней, чего-то ожидая. Ожидая ее обвинения. Она уловила эту его мысль прежде, чем он смог скорректировать ее, и сразу же подняла голову и нашла своими губами его рот, желая стереть его страх насчет ее неудовольствия. Люциан не должен думать, что причинил ей боль, и что она никогда не сможет простить ему этого. Все, что произошло между ними, было красивым и правильным. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Как он мог думать иначе? Как он мог обвинять себя, когда обращался с ней так нежно и осторожно?

— Я не хочу, чтобы ты испытывала ко мне отвращение, ангел, — наклонив голову, он поцеловал ее уязвимое горло, — я просмотрел твои воспоминания, твое сердце и душу, и не нашел там следов ненависти — даже к твоим самым худшим врагам. Это единственная вещь, которая дает мне надежду.

Джексон обхватила руками его голову, когда он начал двигаться более агрессивно, более сильными, быстрыми толчками. Ее тело, казалось, подхватило ритм его, поднимаясь навстречу ему, так, что она могла более глубоко ощущать его в себе, ощущать его частью ее самой. Ей было нужно чувствовать его рядом с собой, когда огненный шторм охватывал все ее тело, когда пламя перескакивало с него на нее и обратно, становясь все сильнее и сильнее, жестоким пожарищем проносясь по их телам, пока наконец не разорвалось на тысячи фрагментов, угольками осыпавшись на них.

Люциан перевернулся, захватив ее с собой, так, что она оказалась сверху. Отблески от камина танцевали на их телах, тогда как воздух, казалось, охлаждал их тела. Он откинул ее волосы, которые золотым водопадом рассыпались вокруг ее лица, и посмотрел ей в лицо.

— Знаешь, ты — моя, — заявил он.

Ее тело определенно это знало. Она чувствовала его каждой клеточкой, живого, живущего в ней. Джексон улыбнулась, лаская руками твердые мускулы его груди.

— Ты ведь злился на меня за то, что я вышла наружу?

— Честное слово, я не думаю, что когда-нибудь смогу рассердиться на тебя, — задумчиво промолвил он, — ты моя жизнь. Мое чудо. Я боялся за тебя, а к таким чувствам я не привык. Я никогда не знал страха. Я охотился и уничтожал, сотни раз вступал в сражения, но никогда не испытывал такой эмоции. Теперь же знаю, и это мне очень не нравится.

Его рука все еще лежала на ее волосах, лаская их, запутываясь в них, его пальцы, совершенно случайно найдя ее затылок, начали массировать его.

— Это заложено в твоей природе — защищать остальных. Ты совершенно не такая, какой я тебя себе представлял, как только узнал о твоем существовании.

Джексон приподняла голову.

— Действительно? И какой же ты меня себе представлял?

Он улыбнулся, глядя в ее темные глаза.

— У меня такое чувство, что из-за своего ответа я попаду в беду. Поэтому лучше промолчу.

— Э-э, нет, ты этого не сделаешь. Ты все мне расскажешь об этой чудо-женщине, — для большего убеждения она ударила его в грудь.

— Женщины моей расы высокие и элегантные с длинными черными волосами и темными глазами. Они бы никогда не отправились на охоту за вампиром, вурдалаком или даже сумасшедшим, особенно когда их Спутник жизни попросил их остаться в определенном месте. И прежде чем ты начнешь считать их зашуганными, скажу тебе, что эти женщины так поступают, поскольку полностью уверены в способностях своих Спутников жизни защитить их. Ты же сломя голову бросаешься навстречу опасности, твоя первая мысль о моей безопасности, а не о своей. Я — самый могущественный охотник, которого когда-либо знала наша раса, тем не менее, ты думаешь о том, чтобы спасти меня от простого упыря, — он улыбнулся и, потянувшись, поцеловал морщинку на ее лице. — Я не жалуюсь, ангел. Я просто констатирую факт, к пониманию которого я пришел.

— Высокие? Элегантные? Что ты имеешь в виду? Что ты подразумеваешь под словом «элегантные»? Тот факт, что я небольшого роста, не означает, что я не могу быть элегантной. Я ношу джинсы, потому что люблю их, и они удобные. Длинные черные волосы может быть и красивы на твой взгляд, но и в светлых волосах нет ничего плохого. Или в коротких волосах. За ними очень удобно ухаживать, — негодующе высказалась она.

Его рука скользила в ее волосах. Он любил ее волосы, шелковистые дикие пряди, разлетающиеся во всех направлениях. Люциан обнаружил, что улыбается безо всякой причины. Джексон было все равно, что женщины его расы могут оставаться в безопасности жилища, пока мужчины охотятся. Ее взволновало, что он описал их как высоких и элегантных с длинными темными волосами. Он обнаружил, что это довольно забавно. Джексон была Джексон, маленькой пороховой бочкой, готовой спасти весь мир. Никто не сможет изменить этого, и менее всего ее собственный Спутник жизни. Ее следует принимать такой, какая она есть.

Решение Люциана сделать ее карпаткой обуславливалось его знанием ее натуры. Это был единственный путь защитить ее от нее самой. Он будет спать тогда, когда будет спать она, он всегда будет знать о малейшем ее движении. Он будет находиться в ней, с ней, если что-нибудь или кто-нибудь будет угрожать ей. Это был единственный оставшийся ему путь, если он хотел позволить ей оставаться тем, кто она есть, хотя его решение вполне может заставить ее презирать его.

— Что не так, Люциан? Ты сожалеешь, что занялся со мной любовью? — неожиданно Джексон стало неуютно. Она не была достаточно опытной, чтобы знать, доставила она ему удовольствие или нет. Она думала, что да, но вполне может статься, что и нет. Он был таким страстным. Возможно, она не смогла удовлетворить его голод. В конце концов, он принадлежал к совершенно иному виду.

— Как я могу когда-либо пожалеть, что сделал то, о чем мечтал больше всего на свете? К твоему сведению, ангел, до конца этой ночи я намереваюсь еще не раз заняться с тобой любовью. И никто и никогда больше не сможет удовлетворить меня. Для меня есть только ты. Других женщин нет. И не будет. Я не хочу ни высокую, ни элегантную, ни с длинными черными волосами. Я полюбил твои короткие светлые волосы и небольшое, но такое совершенное тело. Тебе нелегко будет отделаться от меня.

Джексон улыбнулась, и в который раз опустила голову ему на грудь. Глубоко внутри нее, где она чувствовала себя так чудесно, начались медленные и мучительные сокращения ее внутренних мышц. Прижав ладонь к животу, она замерла, стараясь понять, что происходит. Было ли это нормально? Это было похоже на спазмы, нет, это было хуже, чем спазмы, что-то живое двигалось внутри ее тела, распространяясь по всем органам.

Рука Люциана легла на ее затылок, расслабляя ее вдруг ставшие напряженными мускулы. Сам он был совершенно неподвижен, словно чувствовал, что что-то не так. Но не спросил ее, в чем дело. Он ничего не сказал. Он просто крепко прижимал ее к себе, бережно, властно.