"Темный страж" - читать интересную книгу автора (Фихан Кристин)

Глава 2

Вначале Джексон уловила его запах. Чистый. Свежий. Сексуальный. Про себя она покачала головой, поражаясь самой себе. Теперь она его знала. Знала его прикосновение, его голос, его запах. Раньше даже во сне ее рука крепко сжимала такую родную рукоять пистолета. Теперь же она ослабила хватку на нем, почти позволяя ему свободно упасть на простыню рядом с собой. Она чувствовала себя в безопасности и, лежа с закрытыми глазами, размышляла над всем этим. Ощущение безопасности. Девушка не помнила, чтобы когда-либо раньше испытывала подобное чувство. Ее заинтересовало, почему, не смотря на то, что она была слаба и ранена, наедине с совершенным незнакомцем, не имея представления о том, где находится, она чувствовала себя в безопасности.

Она открыла глаза и увидела его, склонившегося над ней, и именно на том месте, где она точно знала, он будет. Она чувствовала его внутри своего сознания, знала, что не глядя сможет найти его в толпе. У нее перехватывало дыхание только от одного взгляда на него. Он был очень высоким, и власть обтекала его подобно второй коже. Нет. Это было не совсем так. Он сам был властью. Джексон ждала, когда же он заговорит, страстно желая услышать его голос. Она полюбила звук его голоса. И это пугало ее — ее невероятная реакция на него. Она приучила себя ничего ни к кому не чувствовать, в особенности к мужчине. Она не сомневалась, что Тайлер Дрейк незамедлительно появится, если она проявит интерес к парню.

— Сегодня вечером ты чувствуешь себя лучше? — рука Люциана прошлась по ее лбу.

Джексон почувствовала, как тепло его прикосновения, подобно лаве, пронеслось по ее телу.

— Ты выглядишь усталым, — она нахмурилась. — Неужели ты заботился обо мне, без передышки, не тратя времени на сон? — мысль о том, что, пока она спала, за ней ухаживал незнакомец, должна была бы привести ее в замешательство, но на самом деле она совсем была не против, когда это делал он. Джексон внимательно изучила его. Физически он был очень красив, почти как мифические греческие боги. Но его уставшие глаза повидали слишком много, и она всерьез обеспокоилась тем, что он недосыпал. Ее охватило странное желание подняться и дотронуться до его закрытой бородой челюсти.

— Я единственный, кто заботится о тебе, сладкая, — легкая улыбка изогнула его прекрасно очерченный рот. — Ты не должна думать ни о ком, кроме себя. Твои раны заживают прекрасно. Еще день и мы сможем вернуть тебя в больницу, так что твои друзья смогут убедиться, что ты жива и выздоравливаешь. Я успокоил их, но они все равно должны увидеть тебя своими собственными глазами.

Люциан с легкостью контролировал людские умы, не особенно об этом задумываясь. Он делал это на протяжении множества веков. Но сейчас это было чуть более изматывающим — контролировать стольких людей и на таком расстоянии. Он был не готов уступить заботу о Джексон персоналу больницы, пока не будет уверен, что они незамедлительно выпишут ее и отправят домой. Он не хотел, чтобы ей делали анализ крови, и кроме того он знал, что в больнице она будет невероятно уязвима, что позволит Тайлеру Дрейку или врагам, которых она приобрела из-за специфики своей работы, закончить работу, которую кто-то когда-то начал.

— Я хочу сесть, — она попыталась сделать это, удивленная тем, что чувствует себя такой слабой.

Люциан мгновенно подхватил ее хрупкое тело своими руками и помог принять сидячее положение. Он осторожно подложил ей под спину подушки и завернул ее в одеяло. Она была намного бледнее, чем обычно.

— Дыши глубоко, и тогда не упадешь в обморок, — заявил он.

Она обнаружила, что улыбается.

— Ты хотя бы представляешь, как все это неправильно? Я знаю, что это не больница. Это даже не санаторий, я права? А ты не врач.

Он пересек комнату мягкими, плавными, совершенно бесшумными шагами. Она не могла не сравнить его манеру двигаться с движениями большой дикой кошки. Он одновременно был и каким-то угрожающим, и в тоже время довольно чувственным. Он дарил ей ощущение защиты и безопасности, хотя и нес ощущение угрозы, с которой она никогда раньше не сталкивалась. Так как? В безопасности она или нет? Если он является таким хищником, то почему ее внутренняя система безопасности не предупредила ее об этом? Она выдохнула медленно, осторожно. Опасность грозила ей, как женщине, а не как стражу порядка, поняла Джексон.

Люциан повернулся к ней лицом, стоя спиной к окну. Снаружи была ночь — темная и штормовая. Она слышала, как в постоянном ритме льется дождь, и как сквозь деревья дует ветер, заставляя их ветви стучать по стенам.

— Может быть, я и не врач, в общепринятом смысле этого слова, но я исцеляю людей. Я исцелил тебя.

И вновь Джексон поняла, что он говорит правду. Ей было известно о нем многое. Вещи, которые ей не следовало знать. Интимные вещи. Она знала, что он проехал весь мир, все континенты и не один раз. Он говорит на многочисленных языках. Он богат, хотя деньги для него ничего не значат, что они лишь средство, ведущее к цели. Она знала, что он искал ее в течение долгого, долгого времени.

Пока она оценивала всю эту ситуацию, черные глаза Люциана рассматривали ее осторожно, не мигая, это были глаза хищника, рассматривающего свою жертву. Его сознание тенью скользило в ее, изучая ее мысли, то, как работает ее мозг, то, как она анализирует свои собственные чувства.

Джексон было известно об этом странном феномене, о том, как ее сердце билось в одном ритме с его, о том, как ее дыхание, казалось, начало замедляться, чтобы соответствовать его. Откуда ей столько известно о Люциане, когда он для нее является полнейшим незнакомцем? Она знала, что он любит искусство и старину. У него были обширные познания как художников, так и ремесленников, создавших все это, и лишь совсем недавно он начал находить удовольствие и радость в живописи и скульптуре, антиквариате и музыке. Он исцелил бесчисленное множество людей, исцелил их немного странным и уникальным способом. Но эта часть была скрыта от нее некой дымкой, заперта где-то в ее голове от дальнейшего исследования. Он исцелил ее таким же способом, как и многих остальных.

— Ты разговаривал со мной, пока я спала, — пробормотала она, стараясь прийти к логичному объяснению, почему так много знает о нем. — Именно так я узнала о тебе все эти вещи?

Люциан слегка пожал плечами, с текучей и безупречной небрежностью.

— Разве это имеет какое-либо значение? — хватало одного взгляда на нее, чтобы у него появлялось желание улыбнуться. Просто удивительно, как одно лишь ее присутствие так изменило его жизнь. Ему хотелось все время смотреть на нее. На форму ее лица, на изгиб ее скул, на ее длинные ресницы, на все. После темной невзрачности, по-настоящему дьявольских вещей, свидетелем которых он был на протяжении веков, Джексон была для него настоящим чудом.

Все в Люциане очаровывало Джекс. Ей ни за что не хотелось покидать его. Ей хотелось остаться здесь, запертой в своем собственном мире, невероятно далеком от того, который она знала как реальность. Она чувствовала себя в безопасности и обогретой. Ей нравилось то, как он смотрел на нее. Изредка в его глазах она видела неожиданные вспышки — вспышки желания, собственничества, тепла и нежности. Ей хотелось сохранить все это. Удержать его возле себя.

— Думаю, что не имеет, — нашла в себе силы ответить она.

Его голос был таким нежным. Когда она слышала его, то создавалось ощущение, что она завернута в бархат. Но она не обманывалась на свой счет. Каким бы сексуальным и волнующим не был Люциан, у нее было чувство, что если она окажется достаточно глупой, чтобы протянуть ему руку, он превратится в настоящего мужчину, властного и высокомерного, от которого ее бросало в дрожь.

Он расхохотался, звук прошелся по ее коже подобно прикосновению пальцев. Вспышка желания ударила по ней, превратившись в ничем не прикрытую жажду. Это напугало ее. Она была не готова к таким сильным эмоциям. Интересно, отразилась ли эта ее реакция на него на ее лице? Она почти огляделась вокруг, виновато, боясь, что кто-то еще мог заметить, как она смотрит на Люциана.

— Ты должен вернуть меня домой, — сказала она. Ее голос был хриплым. Она почувствовала, как слезы встали у нее в горле. Реальность была суровой и уродливой. Ее присутствие здесь приведет к тому, что такой красивый мужчина будет убит. Он заплатит высокую цену только потому, что она посмотрела на него с желанием. Потому что он был достаточно мил, чтобы помочь ей.

Люциан скользящей походкой пересек комнату, да так быстро, что она даже не видела его движений. Он был высоким, мускулистым мужчиной, элегантным во всех отношениях, молчаливым во время ходьбы, но ей по-прежнему было необходимо видеть его. Все, на что она оказалась способна — это просто моргать, когда он остановился, возвышаясь над ней, и, протянув руку, дотронулся до ее подбородка двумя пальцами. Он откинул ее голову, заставляя взглянуть прямо в его черные глаза. Незамедлительно она почувствовала, как проваливается в него, становится частью его, чувствуя себя в тепле и безопасности.

— Нет никакой необходимости расстраиваться, сладкая. Я не могу этого позволить. Ты причиняешь боль моему сердцу, — его большой палец прошелся взад и вперед по ее коже, посылая волны тепла танцевать в ее крови. — Никто не сможет причинить тебе вреда.

— Я волнуюсь не о себе, ты, идиот, — взорвалась Джексон. Он, казалось, не понимал, в какой опасности оказался. Он действительно был высокомерным.

Внезапно его манера поведения разительно переменилась. Улыбка исчезла с его лица, а глаза стали холодными как лед. Голова повернулась в сторону окна. Теперь она отчетливо видела в нем хищника. Охотника. В нем не осталось ни мягкости, ни доброты, он был воином без какой-либо совести, которая могла помешать ему.

— Оставайся здесь, Джексон, — почти рассеянно пробормотал он, явно ожидая повиновения. — Я вскоре вернусь.

И сразу же после этого ушел. Не успела она моргнуть и глазом, как его не стало в комнате. Она осталась сидеть здесь, неосознанно ища под покрывалами свой пистолет. Ее пальцы сжались вокруг него — напряжение, охватившее ее руку, было таким родным. Теперь и она почувствовала то же самое, что и Люциан — темноту, проникающую в их мир. Она вползала медленно, проникая в ее сознание так вероломно, что по-первости она даже не заметила этого. Опасность нашла их и в этом безопасном месте.

Ощущение было настолько подавляющим, что Джексон едва могла дышать. Кем бы ни был подкрадывающийся к ним человек, он был по-настоящему дьявольским. Она не сомневалась, что Тайлер Дрейк вновь нашел ее. Он был упорен в своем преследовании. Неукротим. Никто так и не смог приблизиться к нему на достаточно близкое расстояние, чтобы хотя бы ранить его. Он убивал ради удовольствия.

Однажды, впервые после убийства как ее родной, так и приемной семьи, он убил ее соседку, с которой Джексон нравилось проводить время за чашечкой кофе — молодую женщину в инвалидном кресле, радующуюся жизни и обладающей смелой улыбкой. С тех пор Джексон зареклась иметь настоящих друзей. Даже на работе она старалась как можно чаще менять напарников. В публичных местах она никогда не улыбалась им и не общалась с ними, не желая вызывать убийственную ярость Тайлера. Но эта ситуация — Джексон одна и в доме мужчины — оказалась великолепным сценарием для провоцирования Тайлера еще раз, и мстительный маньяк решил убить Люциана.

Люциан очевидно не представлял степень подготовленности Тайлера, приобретенную в «морских котиках». Он был хамелеоном, сливающимся с любым ландшафтом. Он был величайшим снайпером, способным поразить цель с невообразимого расстояния. Но и Люциана Джексон определила, как опасного человека. Это было видно по его глазам, по развороту плеч, по уверенности, с которой он ходил, по тому, как он двигался. Но это не означало, что Тайлер Дрейк не сможет к нему подобраться, точно так же, как он подобрался к таким прекрасно натренированным людям, как ее родной отец и приемный отец, Рассел Эндрюс.

Джексон отбросила покрывала в сторону. Она была одета только в мужскую шелковую рубашку. А поскольку она была невысокого роста, рубашка спадала ей чуть ниже колен, да и какая разница, о скромности она будет тревожиться в последнюю очередь. Сейчас ощущение опасности стало намного сильнее, чем прежде. Люциан был в беде, и ей было необходимо добраться до него. Он еще плохо знал ее, не имел представления о степени ее подготовки и о том, какой полезной она может быть.

Встать оказалось намного труднее, чем ей думалось. Она не принимала стоячее положение в течение нескольких дней. Ее ноги дрожали, и она испытывала невероятную слабость. Игнорируя протесты своего тела, она направилась к двери, стараясь не производить ни звука. Джексон не знала планировку дома, но судя по размеру ее комнаты, здание было огромным, но она не сомневалась, что сможет найти Люциана. Она чувствовала связь с ним. Она не позволит ничему произойти с ним. Для Джексон это было не сложно. Она не позволит, чтобы его ранили, и меньше всего из-за нее.

Ее спальня выходила на широкую длинную площадку, по обеим сторонам которой находились лестницы. Ковры были толстыми и выглядели новыми. Каждая деталь в доме выглядела идеально. Джексон заметила все это только потому, что все было настолько совершенным, словно Люциан покупал каждый предмет с любовью и лично. Каждая картина, каждая скульптура, обои и ковры, витражные окна — все выглядело точно так же, как и в ее мечтах, вплоть до ее предпочтений в антикварной мебели.

Джексон шагала мимо всего этого в полном молчании, когда она начала спускаться по лестнице, ее босые ступни не издавали ни звука. На полпути она обнаружила небольшой альков, вырезанный в стене, декоративная стеклянная дверь в котором вела на небольшой балкончик. Она открыла дверь, постаравшись сделать это в полнейшей тишине. И сразу же дождь промочил ее насквозь, а ветер был таким холодным, что ее охватила дрожь. Но она едва заметила это. Ее глаза привыкали в темноте, ища свою цель.

Сначала она ничего не видела. Но затем зигзагообразная вспышка молнии пронзила небо, освещая расположенный внизу двор, и она увидела Люциана, неподвижно стоявшего в самом центре большого патио[7]. В нескольких ярдах от него, в глубокой тени, находилась другая фигура, полностью завернутая в длинный плащ с капюшоном. Она обнаружила, что ее глаза, довольно быстро привыкли к отсутствию света, поражая великолепным ночным зрением, а ее острый слух, новый и непривычный для нее, улавливал странный разговор между этими двумя мужчинами.

Голос Люциана был намного прекраснее, чем обычно, становясь низким и приобретая бархатистую чистоту, которая скользила под кожей и проникала в разум.

— Я могу, как никто другой помочь тебе, Энрике, — сказал он, — особенно, когда ты прошел такой долгий путь, чтобы обратиться ко мне со своей настолько очевидной проблемой.

— Я не знал, что это ты, Люциан, — голос второго был ужасен, он напоминал резкий звук, получающийся, когда по доске проводят ногтями. — В течение последних пяти столетий все считали тебя мертвым. Более того, считалось, что ты присоединился к нашим рядам.


Фигура повернулась, и Джексон смогла прекрасно разглядеть его. Вид был устрашающим. Его голова была невероятно бледной, покрытой ямками, череп был вытянутым, с несколькими прядями длинных волос, беспорядочно разбросанными по макушке. Его глаза пылали темно-красным светом, его нос был ничем иным, как зияющей дырой. Его десны были опухшими, зубы кривыми и в пятнах. Когда создание подняло руку, его длинные ногти стали похожи на когти. Он выглядел отвратительным.

Джексон захотела криком предупредить Люциана. Незнакомец старался казаться льстивым, но она чувствовала, как от него исходят волны ненависти. Глубоко в душе, она знала, что монстр, стоявший лицом к лицу с Люцианом, только и ждет возможности напасть.

— Проблема в прислушивании к слухам, Энрике, заключается в том, что они могут быть совершенно ложными. Я — носитель правосудия для нашего народа. Я всегда был и буду верен нашему Принцу. Ты решил нарушить как наши Карпатские законы, так и всего человечества.

Голос Люциана был таким красивым, что Джексон почувствовала себя полностью погруженной в него. Ей пришлось несколько раз встряхнуть головой, чтобы сосредоточиться на том, что было наиболее важным. Этому в значительной степени способствовал и собачий холод, и проливной дождь. Она направила дуло пистолета вниз, ее руки ощутили привычную тяжесть оружия. Она собиралась выстрелить в голову, не желая рисковать, так как у незнакомца может оказаться собственное оружие, где-то припрятанное.

Энрике начал медленно двигаться, его ноги плели странный узор на булыжнике, которым был вымощен дворик. Казалось, от него осталась только одна оболочка, ужасная и дьявольская, как в фильмах ужасов. Люциан, создавалось впечатление, ни разу не повернулся, хотя все время оставался лицом к лицу с Энрике. Джексон обнаружила, что движения ног незнакомца приводят ее в восторг. Она перегнулась через сделанные из кованого железа перила, чтобы лучше видеть. Дождь намочил взлохмаченную копну волос у нее на голове. Капли дождя повисли на ее длинных ресницах, а ветер задувал их в ее глаза. И вновь погода помогла Джексон освободиться от странной увлеченности, которую вызвали в ней движения незнакомца. Оружие снова оказалось твердо направленным в голову незнакомца. Сделав еще один шаг, он уже никогда не сможет причинить вред Люциану.

Но без всякого предупреждения высокая худая фигура мужчины замерцала. Джексон пришлось подавить крик, когда мужчина превратился в животное, дикого волка, пятнистого и лохматого, и челюстью, полной острых клыков, потянулся к Люциану. Мощные задние лапы уперлись в камень, позволяя животному прыгнуть на Люциана в попытке разорвать кожу и артерии.

Люциан поднялся в воздух так быстро, что превратился в размытое пятно. Джексон постаралась успокоиться, несмотря на невероятность этого феномена, уставившись на ужасное чудовище. С его клыков капала слюна, а красные глаза пылали ненавистью. Раздался грохот грома, такой гулкий, что у нее заложило уши, а потом вспышки молний одна за другой осветили небо. В то время как она думала, что Люциан свалится на твердые камни, и волк разорвет его на части, он приземлился с легкостью, почти случайно, на спину чудовища, а его руки свирепо свернули ему шею. Треск сломанной шеи прозвучал очень громко в ночном воздухе. А затем Люциан отпрыгнул прочь от животного.

Оно взревело от боли, снова изменилось, опять становясь человеком, чья голова отвратительно свисала с одной стороны, чьи бесцветные зубы щелкали и рычали на Люциана. Она видела, как Люциан своими сильными руками сломал ему шею, но создание, каким-то образом, все еще было невероятно опасным. Она нажала на курок и увидела, как круглое отверстие появилось в центре этого омерзительного лба, как раз тогда, когда Люциан, казалось, на мгновение испарился.

Джексон чуть не свалилась в обморок, увидев, как Люциан вновь появился рядом с созданием. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он убирался от этой мерзкой твари, но ее горло сжалось от ужаса, и ни одного звука не вырвалось из него. К ее ужасу чудовище все еще продолжало тянуться к Люциану своими невероятными когтями, которые были у него вместо ногтей. Люциан выбросил вперед одну руку и быстрым мощным движением погрузил ее в грудь создания. Джексон услышала противный всасывающий звук, и когда Люциан вынул свою руку, на его ладони лежало пульсирующее сердце. Люциан отпрыгнул назад, когда тело с пронзительным криком шлепнулось на камни. Невероятно, но создание продолжало извиваться, жадно протягивая к Люциану руки. Оно начало безостановочно ползти по камням.

Умом она понимала, что ничего этого не могло быть, — все это выходило за грани разумного, — но, тем не менее, она продолжала целиться в омерзительную тварь, ползущую по направлению к Люциану. Она видела, как ее темная кровь подобно пятну расползается по булыжнику. Неожиданно с неба упал огненный шар и ударил в жуткую, внушающую ужас фигуру, барахтающуюся во внутреннем дворе, сжигая ее. Огонь полностью уничтожил, как все следы этого создания, так и крови, вылившейся из него. Она наблюдала, как Люциан небрежно бросил в пламя сердце, а потом подержал над огнем свои руки. Кровь, попавшая на его руки, исчезла, словно ее никогда и не было, а самым чудесным было то, что он не получил ни одного ожога. Джексон уставилась на разворачивающуюся внизу сцену. Буря стихла, а ветер унес пепел далеко на юг. И вскоре во дворе остался один Люциан. Он развернулся и посмотрел прямо на Джексон.

Она не смогла сделать ни единого вдоха. Она могла только стоять и смотреть на него, открыв рот. Внезапно девушка поняла, что все еще целится из пистолета. Ей неожиданно захотелось выстрелить в него. Неужели она сошла с ума, или это он делает невозможные вещи? Она медленно начала отступать в дом. Ему потребуется всего несколько минут, чтобы пересечь двор и войти в дом, к тому же он знал местность и планировку дома, в то время как она нет. Джексон легко сбежала по лестнице и повернула в противоположную от внутреннего двора сторону. И сразу же нашла дверь. Рывком распахнув ее, она выбежала в ночь. Джекс стремилась к возвышенности, где могла бы спрятаться, но в тоже время заметить, если он направится в ее сторону. Но, занятая своими мыслями, она не заметила, как врезалась в то, что ей показалось каменной стеной.

Незамедлительно, она была остановлена двумя сильными руками. Прямо перед ней стоял Люциан — еще одна невозможная вещь. Он никак не мог так быстро добраться со двора сюда, где находилась она. Их разделял целый дом.

Джексон попыталась было направить на него пистолет, но прямо возле своего уха услышал его смех.

— Не думаю, что это очень хорошая идея для любого из нас, сладкая, — он вырвал пистолет из ее рук, с легкостью овладевая им, и притянул ее в свои объятия, прижимая к своей груди, так что верхняя часть его тела склонилась над ней, защищая от дождя. — Тебе совсем не склонно повиновение, я прав? — спросил он с теми же самыми нотками легкого развлечения, от которых с ее сердцем всегда творилось нечто странное.

— Я хочу уйти, — она так сильно дрожала, что у нее даже застучали зубы, но что было причиной этого — холод и дождь или страх перед Люцианом и перед тем, кем он был, — она не знала. Поскольку совершенно ясно было одно — он не обычный человек. И неважно, что он был красивым и сексуальным и обладал прекрасным голосом.

Он быстро направился в дом. Дверь позади них плотно закрылась.

— Я сказал тебе оставаться в постели.

— Я хотела помочь, — она уткнулась лицом в его плечо, потому что идти уже было некуда, а она замерзла, была напуганной и уставшей. Он был теплым и сильным и дарил ощущение, что с легкостью сможет справиться со всем. Он дарил ей ощущение, что рядом с ним она в безопасности. — Я не могла позволить тебе встретиться с тем, что тебя там ожидало в одиночестве, — к ее ужасу это прозвучало как извинение.

— Ты сумела запугать саму себя до смерти, — без всяких интонаций заметил он.

Она подняла голову и обвиняюще посмотрела на него.

— Я этого не делала. Что это было? Я выстрелила прямо в лоб. Ты сломал шею. Даже после того, как ты вырвал его сердце — и не вздумай рассказывать мне, как это тебе удалось, — это продолжало ползти к тебе.

— Это был вампир, — он ответил тихо, и, как всегда до этого, спокойно и прозаично.

Все внутри Джексон замерло, даже дыхание, казалось, остановилось. Ей не хотелось в это верить, но то, чему она стала свидетельницей, было неоспоримо. Дыхание вырвалось у нее в долгом шипение, и она подняла руку.

— Не говори мне больше. Ничего. Я не желаю слышать ни единого слова.

— Твое сердце бьется слишком быстро, Джексон, — ласково заметил Люциан. Он, толкнув, открыл дверь в большую ванную комнату, также элегантно обставленную.

— Скажи мне только одно. Я в санатории? Если я сошла с ума, то все в порядке, ты можешь сказать мне об этом. Думаю, хоть это-то я имею право знать.

— Ты ведешь себя глупо, — тихо проговорил он своим бархатистым голосом.

Она закрыла глаза, отдаляясь от него, от той невероятной власти, которую он, казалось, имеет над ней. В связи с тем, что она замерзла и была слаба, а ее оружие было у него, единственной вещью, которую она могла сделать, чтобы задержать его на достаточно долгое время и успеть сбежать, было выцарапать ему глаза. Но он обладал невероятно красивыми глазами. И уничтожить их будет самым настоящим грехом. Да она и не знала, смогла бы заставить себя сделать это или нет.

Раздался его смех, низкий и интимный.

— Хвала Господу, что подарил мне такие красивые глаза. Мне бы не хотелось, чтобы ты пыталась сделать что-то столь ужасное со мной.

Ее ресницы взметнулись вверх, и она уставилась на него скорее обвинительно, чем удивленно.

— Ты можешь читать мои мысли! Вот как ты узнал, через какую дверь я буду убегать. Ты читаешь мои мысли!

— Должен сознаться, что это правда, — на этот раз его голос прозвучал очень радостно. Он усадил ее на свои колени, прижимая к своему теплому телу и одновременно наполняя огромную ванну горячей водой. Потом добавил соли для ванны из красивого фигурного флакона и взмахом руки зажег несколько ароматических свечей.

— Я не видела, как ты сделал это, — отказалась признавать увиденное Джексон, отворачиваясь от него. — Но мое внимание привлек тот факт, что тебе нет необходимости постоянно говорить со мной вслух. Ты смеешься и разговариваешь со мной, но только у меня в голове, в моих мыслях, — она уткнулась лбом в ладони. — Сейчас я в самой настоящей беде, да? — ее охватила сильная дрожь, но в этот раз она не сомневалась, что ее причиной был страх, а не холод. По крайней мере, она все еще могла полагаться на свои способности, которые говорили ей, что она должна его бояться.

— Ты также способна разговаривать со мной мысленно, милая, — ответил он, его голос был успокаивающим. — Джексон, взгляни на меня. Не прячься от этого. Какой в этом смысл? — Люциан обнаружил, что она все в нем перевернула с ног на голову. Она привнесла радость в его некогда унылый, жестокий мир.

Она подняла голову так, что ее большие шоколадно-карие глаза смогли встретиться с его.

— Ты не боишься меня, — продолжал настаивать он. — Загляни внутрь себя. Конечно, неприятно узнать, что в твоем мире есть вещи, о которых ты и понятия не имела, и что это, понятно дело, пугает, но меня ты не боишься.

— И как ты узнал это? — ей бы не хотелось затеряться в его глазах и, тем самым, позволить ему загипнотизировать ее. Именно в этом-то все дело, да? Он обладал какой-то черной магией, которую творил своими глазами. Она просто не будет больше смотреть в них.

Его совершенный рот изогнулся в улыбке.

— Я делю с тобой твое сознание. Я знаю о тебе все. Точно так же, как ты знаешь всевозможные вещи обо мне.

— Но, я не хочу знать их, — фыркнула она. — Я не хочу иметь с этим ничего общего. Я выстрелила этой твари прямо в середину лба, точку смерти, но она не умерла.

— Существует только один способ убить вампира и убедиться, что он не восстанет вновь. Ты должна извлечь его сердце и сжечь. Его кровь, попадая на кожу, действует подобно разъедающей кислоты или яду, если попадает в кровеносную систему. Она также должна быть уничтожена. Даже после своей смерти вампир может нанести огромный вред, если его не уничтожить должным образом.

Она уставилась на него.

— Я же сказала, что не хочу ничего об этом знать.

Он начал расстегивать ее рубашку, осторожно вынимая пуговицы из петель. Его теплые пальцы легко касались ее нежной кожи, оставляя после себя танцующие язычки пламени. Она схватила его за руки, останавливая их движение.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — она постаралась выглядеть возмущенной, а не шокированной и напуганной реакцией своего тела на него.

— Снимаю с тебя мокрую одежду. От нее все равно никакой пользы, сладкая, даже если ты и намереваешься спрятать под ней от меня свое тело. Она промокла под дождем и стала полностью прозрачной, — он указал на очевидное без каких-либо изменений в своем бархатисто-мягком голосе. — Ты сильно замерзла, и должна согреться. Думаю, ванна подойдет для этого лучше всего. Но я буду более чем рад выбрать другое, если ты этого пожелаешь.

Она заколотила по его твердой, как стена, груди, краснея от его предположений. Он оказался прав, влажная шелковая рубашка ничего не скрывала.

— Убирайся. Я не собираюсь принимать ванну с тобой в одной комнате.

Он всмотрелся в ее лицо. Она была очень бледной. Одни глаза выделялись на ее лице. В ее сознании были смущение и страх, но никакого реального сопротивления. Она была не из тех, кто выбрасывается из окна.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты поскользнулась и упала, птенчик.

— Ты оскорбляешь меня, обращаясь ко мне «птенчик», словно я ребенок. Я взрослая женщина, — надменно сделала она ему выговор.

Он улыбнулся, от чего у нее чуть не остановилось дыхание.

— Именно этого я и боялся, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, Джексон, что я слишком стар для тебя, — глаза Люциана скользнули по ее лицу с собственническим блеском, который нельзя было не заметить. — И все же для меня не существует никого иного, для обоих из нас. Мы связаны друг с другом.

— Убирайся, — она вновь нетерпеливо толкнулась в его широкую грудь. — Я собираюсь погрузиться в ванну на как можно более долгое время и убедить себя, что всего этого не было. Я, должно быть, напичкана наркотиками или чем-то подобным. Или пребываю в замешательстве из-за удара по голове.

— Ты никогда не получала удара по голове, — от веселья его теплый бархатистый голос превратился в настоящий соблазн. — Его получил твой напарник.

— Уходи! — на этот раз она указала на дверь.

Он осторожно поставил ее ногами на кафель. Покачав головой над ее глупостью, он небрежно выскользнул из комнаты.

Джексон сделала глубокий вдох, успокаивая дыхание, затем медленно выдохнула. В мире просто не может быть таких вещей, как вампиры. Они просто не могут существовать. Отбросив сторону мокрую рубашку, она благодарно опустилась в горячую воду.

— Нет, могут. Ты недавно видела одного. Его звали Энрике, и он оказался не слишком умелым. А их еще немало. Но ты не беспокойся, Джексон. Я являюсь охотником на немертвых и смогу защитить тебя.

Он вновь оказался в ее сознании. Она тряхнула головой, словно так могла избавиться от него.

— Я не хочу ничего знать о вампирах. Я прожила почти всю свою жизнь, не зная о них, и была совершенно счастлива. Я не хочу знать, — что если Люциан сам является вампиром? Он смог переместиться из внутреннего дворика к двери, через которую она пыталась сбежать, а между ними находился целый дом. Как ему удалось это? — А как же все мои сны о темном принце и крови, и прочих неприглядных вещах? — пробормотала она сама себе вслух.

— Неприглядные вещи? — он определенно смеялся над ней. — Я не вампир, хотя и притворялся им на протяжении нескольких веков, чтобы помочь своему брату. Я — карпатец, охотник на вампиров, на тех представителей моего вида, которые предпочли продать свои души темноте, живущей в каждом карпатском мужчине.

— Несколько веков? Так сколько же тебе лет, в конце концов? Подожди! Не отвечай на этот вопрос. Я не хочу знать. Просто прекрати со мной разговаривать. Это сводит с ума. Должно быть, я нахожусь под воздействием сильнейших лекарств и скоро проснусь в больнице, и все станет как прежде. Я тебя выдумала. Все, что я планирую делать, так это игнорировать тебя и принимать ванну. Вампиры и ты навсегда исчезнете из моей головы. Поэтому не разговаривай со мной.

Люциан обнаружил, что смеется вслух. Звук поразил его. Он не помнил, что такое смех, но почувствовал себя хорошо. Он положил ладонь на дверь, ведущую в ванную. Он прожил почти две тысячи лет в пустоте, в темноте и жестокости. Без эмоций. Без всего. Его собственные люди, те, которых он защищал, стали так бояться его власти и умений, что шепотом произносили его имя и прятались, когда он проходил через их землю. Но одной маленькой женщине удалось сотворить чудо, вернув в его жизнь смех.

У него не было никаких сомнений относительно того, кем он был. Машина для убийства, созданная как для защиты карпатцев, так и для людей от зла. Он был более чем хорош в этой роли. Он уничтожал с легкостью, без гнева и сомнений.

Но Джексон Монтгомери оказалась самым красивым созданием, которое он когда-либо встречал. Она была его, и он никогда не отпустит ее. Но изменила ли она его? Его ладонь ласково прошлась по двери, за которой она принимала ванну, а сердце дрогнуло, странно, неожиданно.

Горячая вода согрела Джексон изнутри, одновременно пощипывая ее заживающие раны. Она нахмурилась при виде свидетельств последней перестрелки на складе. От таких серьезных ран она должна была умереть. И все ее невзгоды, наконец-то, должны были закончиться. Она подняла колени и уперлась в них подбородком. Теперь же ее бремя ответственности стало хуже, чем когда-либо. Ей придется защищать мир не только от преступников, но и от существ из кошмаров. Она не сможет сделать это. Никогда больше. Она просто не может больше находиться в этом мире и быть совершенно одинокой. Сама мысль об этом заставляла ее испытывать боль и жестокость.

— Ты никогда больше не будешь одна, сладкая, — голос, такой нежный и красивый, был наполнен сочувствием.

Джексон постаралась овладеть собой.

— Я же сказала тебе не разговаривать со мной.

— Я думаю, а не разговариваю, — нежность, смешанная с удивлением в его голосе, заставила вздрогнуть ее сердце, почувствовать себя более уязвимой.

— Ну, тогда и не думай, — она пробежала руками по своим мокрым волосам. Такое просто не происходят с нормальными людьми. Ну почему она всегда притягивает к себе такие странные вещи?

— Я не вещь.

— Я не слушаю тебя, — но вопреки самой себе, она улыбнулась. В нем было нечто располагающее к себе, если такое пугающее создание можно назвать милым. Ее глаза внезапно расширились. Он знал, что она была там. Все время. Он знал, что она была на том балконе.

— Ты знал, не так ли? — прошептала она, не сомневаясь, что он услышит ее. Если она могла слышать его в своей голове, то он мог услышать ее шепот.

— Да.

— И ты мог бы стереть все это из моей памяти, — это имело смысл. Как же еще кто-то, подобный Люциану, мог оставаться скрытым от остального мира? — Почему ты позволил мне увидеть все эти отвратительные вещи? Я больше никогда не смогу выкинуть это из головы.

— Ты бы не позволила мне стереть свои воспоминания. Ни одно из них. Я знаю это. Соблазн, конечно, был, но ты бы не захотела этого, а я слишком сильно уважаю тебя, чтобы принимать за тебя решение.

Она потерла ноющий лоб. Он оказался прав. Каким же сильным было искушение позабыть весь увиденный ею ужас. Ей хотелось крикнуть ему, что никто не смог бы принять такое знание. Но он был прав. Она бы возненавидела его за такое самоуправство и никогда не выбрала бы неведение. Но что это новое знание означает для ее будущего? Что оно могло значить?

Без всякой видимой причины Джексон начала плакать. А начав, уже не смогла остановиться. Сильные рыдания охватили ее, потрясая своей глубиной. Она никогда не плакала. Никогда! Джексон сознательно погрузилась под воду, желая смыть долой слезы. Будет просто унизительно, если Люциан услышит, что она плачет. И сразу же пришло понимание, что он и так это знает, поскольку присутствует в ее сознании, тенью следя за ее самыми тайными мыслями и воспоминаниями. Она поднялась так быстро, что ударилась головой о кран. Завопив, Джексон встала во весь рост в огромной ванне, по ее телу стекала вода.

Прямо перед ней материализовался Люциан, в его глазах стояла тревога, когда он потянулся за большим банным полотенцем. Джексон громко ахнула.

— Мой Бог, ты появился словно из ниоткуда! Ты даже не проходил через дверь!

Он завернул ее в полотенце. Она представляла собой слишком сильный соблазн, стоя здесь обнаженной, смущенной, со своими огромными глазами и водой, стекающей по ее изящному телу. Притянув ее под защиту своего большого тела, он начал вытирать ее.

— Двери не всегда необходимы, сладкая.

— Очевидно, запирать их без толку, — заметила она. Подняв голову, она принялась изучать его красивое лицо. — Я устала, Люциан. Мне нужно полежать.

Он поднял ее на руки. Она выглядела такой хрупкой. Один хороший сильный ветер мог бы запросто унести ее.

— Если ты и дальше будешь плакать, милая, мое сердце разобьется, — и он не шутил. Его сердце действительно болело из-за нее. У нее под глазами залегли темные круги. Прижав ее к своей груди, к своему бьющемуся сердцу он зашагал через дом вверх по лестнице назад в ее спальню, где очень аккуратно уложил ее на кровать.

— Теперь ты поспишь, Джексон, — приказал он. Его голос заставлял ее желать сделать все, чтобы он не попросил. Нет, не приказал ей. Вот что это было — команда — и она оказалась настолько загипнотизированной красотой и чистотой его голоса, что не устояла перед его властью.

— Я права? Именно это ты и делаешь? — она позволила ему помочь ей надеть другую рубашку. И вновь язычки пламени затанцевали везде, где к ее коже прикоснулись его пальцы, когда он застегивал рубашку. Он решительно натянул на нее одеяло до самого подбородка.

— Да, с помощью своего голоса и своих глаз я легко могу контролировать других, — без ложной скромности признался он точно так же, как делал все остальное, прозаично, со своими мягкими и нежными интонациями.

Слабая улыбка на короткий момент осветила ее большие глаза.

— Ты так легко признаешься в этом. Как много подобных тебе существует в нашем мире?

— Уже не так много. Мы, карпатцы, вымираем. Лишь немногие из наших мужчин могут найти своих Спутниц жизни.

Она закрыла глаза.

— Я знаю, что не должна спрашивать. Знаю, что не имею права, но ничего не могу с собой поделать. Что такое Спутницы жизни? — ее длинные ресницы поднялись — в ее глазах осторожно плескался смех, и это несмотря на слезы, все еще блестевшие на ее ресницах.

Он взъерошил ее волосы, а затем его пальцы попытались привести их в некое подобие порядка.

— Ты являешься Спутницей жизни, сладкая. Моей Спутницей жизни. Мне потребовалось почти две тысячи лет, чтобы найти тебя, и я все еще не осмеливаюсь поверить в такое чудо.

Она подняла руку, выставив вперед раскрытую ладонь.

— Я знаю лучше. Знаю, что не хочу ничего этого слышать. Почти две тысячи лет, ты сказал? Это делает тебя абсолютно старым. Ты прав — ты слишком стар для меня.

Сверкнули его крепкие белые зубы. Они были совершенно ровными, а рот — чувственным. Все в нем было самим совершенством. Она пристально посмотрела на него.

— Не мог бы ты, по крайней мере, выглядеть сморщенным и усохшим, и чтобы у тебя не хватало большинства зубов?

Люциан рассмеялся, и этот звук был таким прекрасным, что она почувствовала, как у нее в животе затрепетали крылья бабочек. Он был невероятно харизматичным[8]. Она поняла, что попала под его чары. Были ли ее эмоции настоящими, или их ей навязал он? Она никогда ни к кому не испытывала таких чувств. Становилось страшно от того, насколько сильными были эмоции, которые пробудил в ней он.

— Я тоже ничего подобного прежде не чувствовал, — ответил он резко. Честно. Чистота его голоса не давала ему возможности солгать. — Я никогда не хотел ни одну другую женщину, Джексон. Для меня существуешь только ты.

— Но ты не можешь иметь меня. Я живу в мире, в котором нет места любви. В котором нет места для тебя. Тайлер Дрейк может и не вампир, но также невероятно опасен. Я больше не хочу быть ответственной за чью-либо смерть. У меня на руках достаточно крови, которой хватит на целую армию, — она решила, что не будет верить во всю эту чепуху о вампирах. И незачем об этом больше говорить. В противном случае она окажется связанной. Силы небесные, может она хочет быть связанной.

Он взял ее руки в свои, перевернул их ладонями вверх и внимательно осмотрел. Затем поднес ее ладони к своему теплому рту и поцеловал каждую прямо в середину.

— Я не увидел ни капли крови, сладкая. Ты никогда не была ответственна за то, что предпочел сделать Тайлер Дрейк.

— Ты не слушаешь меня, — печально проговорила она, поглубже зарываясь в подушки. Она снова почувствовала себя в безопасности, хотя знала, что это не может быть правдой. — Я не хочу рисковать твоей жизнью.

Люциан вновь рассмеялся. В его голосе Джексон смогла расслышать искреннее удивление.

— Ты так и не поняла меня, птенчик, но скоро поймешь.