"Гогия Уйшвили" - читать интересную книгу автора (Ниношвили Эгнате)

II

Был канун Нового года. Ночью шел снег, но утром небо прояснилось. Обессиленное зимнее солнце лениво выползло на совершенно чистый синий небосклон. Лучи его мягко проникали сквозь засыпанные снегом ветви деревьев.

Гогия Уйшвили сидел у себя дома; словно позабыв о всех огорчениях и бедах, он весело болтал с женой и ласкал своих ребят. Он был доволен собой, потому что к встрече Нового года у него были припасены и вино и хлеб.

И Марине, дорожившая, как милостью божьей, улыбкой радости на лице мужа, в то утро считала себя, счастливой. Словно шестнадцатилетняя девушка, она с веселым смехом хлопотала по хозяйству: пекла к Новому году ватрушки с сыром из пресного теста. Дети щебетали, как ласточки, и резвились: приближался Новый год, ватрушки пеклись, должны были зарезать свинью и кур, да еще родители были веселы, что так редко случалось в их семье. О чем еще они могли мечтать? Особенно суетилась младшая дочка, по имени Тебро, двух с половиной лет.

— Нэна, ты испечешь большой каравай? — спрашивала она мать, по-детски коверкая слова.

Или подбегала к отцу и шептала:

— Папа, завтра Новый год, я сегодня спать не буду!

— Да, деточка, Новый год завтра. Святой Василий пожалует к нам. И хлеб, и мясо, и чичилаки,[2] — все у нас есть божьей милостью. Я встречу Новый год на заре стрельбой из ружья, — ласково отвечал отец своей дочурке.

Веселье царило в то утро в маленьком прокопченном домике Гогии. Вся обстановка этого домика состояла из тахты, старого грязного тюфяка, одеяла и подушки; да в дальнем углу лежали два котла — большой и маленький, глиняная сковородка, два глиняных кувшина с отбитыми носами; там же на полке громоздились штук десять деревянных мисок, деревянная ступка и большая миска для замешивания кукурузного хлеба. В другом углу валялись колун и топор и стояли корзины — большая и маленькая.[3] Над очагом висел прокопченный деревянный багор с крюком. Вот вся обстановка дома Гогии Уйшвили. К этому сегодня прибавился еще и чичилаки, выглядывавший из темного угла, как седобородый старец. На стене над чичилаки висело ружье, которое Гогия одолжил у своего тестя, чтобы утром выстрелом встретить Новый год. Наговорясь с ребятами в свое удовольствие, Гогия обратился к жене:

— А ну, Марине, ставь воду на огонь! Покончу я с этой возней, заколю борова и зарежу кур, — сказал он.

— Что ты всегда торопишься, все спешишь! Погоди немного, напеку ватрушек, ты поешь их горячими и возьмешься за работу. Работа не уйдет, — ласково возразила мужу Марине, переворачивая на глиняной сковородке ватрушки. Ватрушка потрескалась от жара и вытекавший из нее жирный сыр аппетитно зарумянился сверху.

Гогия послушно отложил работу и стал ждать, пока испекутся ватрушки. Чтобы убить время, он пошел осматривать курятник и свинарник и, когда вернулся, с удовольствием сообщил жене:

— Здорово растолстела эта пеструшка! И гребешок себе отрастила. Да и каплун, кажется, очень жирный! Бедняжки, им жить осталось всего часа два!.. Грех, должно быть, что столько живых существ уничтожает человек! Как ты думаешь, Марине?..

— Кто знает, грех или не грех? Бог так создал, не мы в том повинны! — ответила Марине.

— Было бы лучше, если бы всеблагой господь создал все иначе! А то, сама посуди, я должен заколоть этого толстого борова. Если бы ты только видела, как он ужасается смерти, как боится ее! Небеса содрогаются от его крика! — задумчиво произнес Гогия.

Но тут же переменил разговор:

— Не плохо мы на этот раз встречаем Новый год, Марине! Раньше нам не удавалось напасти к Новому году и половины того, что мы напасли теперь. О, святой Василий, может быть действительно к концу жизнь моя станет слаще. А что, если с Нового года все повернется к лучшему? — произнес Гогия, и надежда сверкнула в его глазах.

— Будь благословенно милосердие божие! Когда-нибудь и на нас обратит он свою милость! — с надеждой в голосе воскликнула Марине.

— Недаром, Марине, говорят, что крестьянин надеется до самой смерти! К Новому году нам удалось достать пуд муки, и мы рады, весь мир нам кажется нашим, — с грустной улыбкой оказал Гогия.

Ватрушка была почти готова. Марине собралась поделить ее между детьми и мужем. Вдруг их песик Цивиа протяжно залаял во дворе. Потом лай его оборвался и он жалобно заскулил.

— Послушай, никак нашу собаку ударили! — воскликнула взволнованно Марине.

— Гогия, а, Гогия! — послышалось со двора.

— Это ведь голос старосты! — бледнея, проговорила Марине.

— Нет, староста теперь не придет. Новый год ведь почти на пороге! — сказал Гогия, изменившись в лице.

Он с трудом поднялся на ноги и шагнул к двери, к которой в это время снаружи подходил староста, сопровождаемый шестью казаками. У калитки корчился в предсмертной судороге раненый насмерть Цивиа. Хрип вырывался из его горла.

— Ты, Гогия, верно за собаку меня принимаешь? Ведь я сказал твоей жене, чтобы ты занес в канцелярию десять рублей и пришел к нам носить дрова. Я говорил с ней еще третьего дня, а сегодня ты заставил меня сюда притащиться! Со мной можно и не считаться, но что ответишь ты этим военным? Тебе сегодня и коровы не хватит на обед для них! Поторапливайся! — говорил староста.

— Ну, что ты говоришь, Иване! Легко ли мне достать так скоро десятку? Не то, что за три дня, а и за три месяца мне столько не заработать…

Гогия хотел еще что-то сказать, но староста прервал его:

— Ах, вот как, не заработать! Не пройдет у тебя такой разговор с этими военными людьми! Слыхал поговорку — силой и в гору пашут?.. Они заставят тебя заработать. Лучше давай без разговоров, они не любят длинных речей!

— Пусть детей своих перережу своими руками, если я вру. Ни гроша дома нет. Будь человеком, дай срок, встречу Новый год, а там наймусь куда-нибудь и уплачу! — возмолился Гогия.

— Слыхали? Ты что сказки мне рассказываешь? Наймешься! Да они с лица земли сотрут тебя! Если нет денег, дай что-нибудь другое: свинью, кур.

— Да откуда взять? Бычка, того волк летом задрал, а на кур, сам знаешь, какой нынче мор был. С большим трудом Марине собрала кое-что к Новому году, не отдавать же тебе это?..

— Ха-ха-ха!.. Я говорю тебе, что тебя с лица земли сотрут, а ты все про свой Новый год твердишь! Кончай скорее, давай нам, что полагается, а то добром не пройдет твой Новый год…

Гогия опешил. С минуту он стоял молча, словно лишился речи.

— Чего ты тянешь? Давай скорее. Нам надо и к другим поспеть! — повторил староста. — Иване, побойся бога, клянусь тебе, нет у меня ничего, — почти плача просил Гогия.

Сопровождавшие старосту стали терять терпение.

— Что вы так много болтаете! — воскликнул один, — Не дает своей волей, силой отберем!

И они двинулись в дом.

Гогия стал в дверях.

— Разбойничать вы пришли сюда что ли?.. — закричал Гогия. — Собаку мою убили, теперь дом хотите разграбить!.. Я вам задам!

Он ударил рукой в грудь казака, первым переступившего порог.

Казак пошатнулся, оступился и повалился назад. Гогия хотел схватить со стены ружье, чтобы защищаться. Но не успел протянуть руку, как на голову его посыпались удары сабельных ножен.

— Горе мне! — крикнул он и упал.

Кровь хлынула из треснувшей на голове кожи, и чернильно-черные волосы Гогии мгновенно превратились в красный колтун.

Марине стояла за дверью и видела все. Она вскрикнула и выскочила на двор.

— Убили его, помогите!

Она бросилась к старосте, чтобы своими ногтями выцарапать ему глаза. Но несчастную женщину перехватили казаки. Один из них, сильно выпивший, обнял ее. Лицо у Марине было еще молодое, красивое, и он принялся целовать ее. Марине кричала, отбивалась, молила и небо в землю о помощи, но помощи не было ниоткуда. Одни из ребят плакали, другие попрятались. На крик сбежались соседи, но каждый боялся за себя, за свою шкуру, и никто не вмешивался. Не прошло и получаса после этого события, как Гогию, связанного веревкой, вели к начальнику. За ними шли нагруженные новогодним боровом в курами крестьяне. Далеко позади бежала плачущая и причитающая Марине.

По правде говоря, старосте не хотелось уводить Гогии. Налог был взыскан, Гогия избит, и староста чувствовал себя удовлетворенным. Но друзья старосты на этот раз не послушались его.

— Он оказал сопротивление властям! Он полез в драку! И он должен понести примерное наказание! — говорили казаки, нагайками подгоняя Гогию. Один из соседей Гогии, пожилой крестьянин, попытался было попросить старосту и казаков освободить его, но казаки пригрозили ему нагайкой, и он умолк.