Sicut lilium inter spina{1}

Наш дражайший коллега доктор Ф.-В.А. был главным свидетелем трагических событий, разыгравшихся в Корпусе Неизлечимых.

Этот документ, который его автор назвал «романом», является, таким образом, единственным свидетельством пагубных изменений, происходящих в мозгу под воздействием болезни. Скажем без глумления, но со всей твердостью: невозможно принимать всерьез абсурдные выпады нашего друга против самых уважаемых общественных институтов страны и в частности нашей Гильдии.

Разумно ли было публиковать этот текст?

Доктор Ж. Дарфей

Директор больницы им. Гипократа

XXVI

Боже упаси кого-нибудь подумать, что я, впав в жеребячью вульгарность, использую свой роман как Троянского коня, – хотя именно это было в свое время сделано Илиадой и не повлекло ни обвинения со стороны газетчиков в плагиате, ни стрельбы из пушки по воробьям. Нет, я взял в руки перо не для того, чтобы высказать, что я думаю о своих коллегах, – дело столь же пакостное, сколь и отвратительное... Поэтому они спокойно могут облачаться в белые халаты для пущего разнообразия.

Когда председатель совета Гильдии стал уламывать меня усыпить Тео при помощи лекарств, я закричал, не повышая голоса: «Унтер, да вы слегка спятили». Он угостил меня всем известной байкой о преступлениях Тео, которая мне по-настоящему легла на душу: ну прямо-таки рассказ Эдгара Аллана Дойла. Мне не нравились разговоры о веревке в доме повешенного, хотя в ту пору мои коллеги, убивая, еще не пользовались веревками. Он настаивал allegro barbaro.{20} Надо было видеть, с каким стальным апломбом он сноровисто надсаживал глотку. Этот председатель Гильдии врачей для пущей неосмотрительности позволял себе незапамятную роскошь руководить, сверх того и без передышки, больницей на семь тысяч койко-мест, не считая каталажки! Больницей, в которой пациенты сообща и здраво умирали как мухи в количественном и качественном выражении! В таких обстоятельствах, да еще с учетом прилива, имел ли право кладбищенский поставщик, страдающий стахановским синдромом – я имею в виду председателя Гильдии врачей, – катить бочку на Тео за его невинные грешки? В то время как он сам широкомасштабно и как последняя скотина... Ладно, молчу... Не буду ставить дражайшим коллегам в вину, хоть это мое право (и долг блюстителя рода человеческого), предумышленное убийство, смертоносные методы терапий вкупе с нарушением правил дорожного движения, неправедные диагнозы, лишающие трудоспособности операции и главное – запах тлена, ибо дезодорантом для подмышек они не пользуются.

А всем злопыхателям, обладающим отменной: памятью, буде они предположат за моей обличительной яростью личную обиду памфлетиста, я скажу, что пять лет отлучения пронеслись с быстротой пятилетки в четыре года, не оставив во мне никаких следов, кроме душевных ран, которых следовало ожидать. Не держа зла на сердце, я вернулся в больницу имени Гиппократа с намерением смыть оскорбление, которое немыслимо было мне нанести. Я сказал себе, что, в конце концов и из конца в конец, «при прочих равных условиях врач – всего лишь такой же человек, как все»: злодеяния, которые он творит, совершаются не только потому, что он должен есть триста шестьдесят пять дней в году – а в високосные годы триста шестьдесят шесть, – но и потому, что ему необходим вдобавок оплаченный отпуск и все тридцать три удовольствия на лыжном курорте.