"Снег" - читать интересную книгу автора (Мызникова Мария)

III

Мне кажется, есть какая-то сила, которая наводит беду; ту самую беду, про которую мне все говорят, когда я прихожу в чей-либо дом. И мне всегда казалось, что либо ты находишься внутри этой силы, либо вовне, то есть либо ты являешь собой могущество, либо подчиняешься.

Я из первых.

Нет особой разницы, истребляешь ли ты зло или сеешь; если ты умеешь первое, то умеешь и второе, и наоборот. Главное — это есть ли в тебе самом та бездна, откуда приходит тьма, дающая тебе возможность делать подобное. Я не имею в виду, что если ты вампир, то ты способен изменить свою сущность; я имею в виду, что если ты способен убить вампира, по большому счету, ты ничем не лучше его. В конце концов, ты — это ещё большая тьма, чем он, если твоя тьма уничтожила его тьму.

К тому же, по мне, так убийство — очень интимная вещь. Точнее, при желании оно может стать таковым; когда ты убиваешь, ты создаешь между собой и жертвой странную связь. Своей крайней степенью насилия ты создаешь ситуацию, в которой ты — бог, а он — тварь, таким образом, это полное подавление его собой, что бы это ни значило; и разве это не есть личное дело? Очень личное, самое что ни на есть личное.

Впрочем, всё это лирические отступления и достаточно отвлеченные мысли. Несмотря на то, что я скучал о Драго, большая часть моего сознания была поглощена охотой; и, зачеркивая дни на календарике, я не ждал Рождества, я ждал победы и свободы.

Рождество у меня ассоциировалось с танцующей Мартой, то есть было совершенно немыслимо в тех условиях, в которых я находился; впрочем, иногда мне мерещился стук ее каблуков, монотонное напевание под нос; это напевание стояло у меня в ушах, как мантра, а еще голос Драго, который бормочет «е-два, е-четыре».

Через две недели я нашёл какое-то странное место. Это была достаточно просторная площадка, где снег был плотно утоптан, словно стадо белых медведей ходило здесь каждый день. Следы были действительно больше человеческих, к тому же, можно было разглядеть выемки от больших когтей. Неподалеку виднелся темный зев пещеры. Рядом с входом следов было гораздо больше, а потому я решил подготовиться получше: вернуться в сторожку, захватить все имеющееся оружие и затаиться.

Я лежал неподвижно, и холод снова сковывал мои руки, а еще мне казалось, что я вижу чуть лучше, чем обычно, как будто взгляд мой чудесным образом научился пронзать пространство.

Я лежал так час, второй, третий; ожидание среди бескрайнего холода — штука совершенно особенная, требующая большого умения, иначе уснешь да помрёшь; и я размеренно дышал, сжимал и разжимал пальцы ног, по очереди напрягал разные группы мышц, чтобы кровь не замедляла своего бега, и тело оставалось горячим.

Наверное, на пятый час я бы сдался и ушёл, но тут среди темноты (пока я ждал, уже свечерело) появились туманные образы.

У меня захватило дух.

Это были действительно странные, не понятные человеческому уму создания, совершенно чужие, совершенно далекие. Да, тело их было похоже на моё, но больше, внушительнее, почти как у медведей; у них были гривы, клыки и лапы, а прочее и впрямь было словно из снега. И глаза — их глаза поразили меня до глубины души, потому что они были столь пронзительного голубого оттенка, что я даже не знаю, с чем лучше его сравнить: с лазурным небом или со льдом. Словно в прозрачное горное озеро упала капля, и пока концентрическое круги еще не успели разойтись, кто-то изъял эту картину из мира и сжал до размеров радужки; это были совершенно осмысленные глаза мудрых существ.

Кроме того, хотя задние их конечности действительно напоминали медвежьи лапы, но руки! — их руки были вылеплены из снега. Идеально тонкие и красивые пальцы, словно не чувствуя холода, с кошачьей грацией и с медвежьей степенностью касались земли. У некоторых из них часть гривы (или просто очень пышных белых волос?) была заплетена в косу.

Когда они говорили между собой, так тихо, что я не мог расслышать ничего, кроме шелестящего шепота, подобного шуму ветра в ушах, который складывается в слова, — из их рта не вылетал пар.

Как будто они действительно были частью пейзажа, каким-то чудом ожившей и получившей способность двигаться. Как будто их создал из снега безумный скульптор, а безумный бог вдохнул жизнь в это творение.

Я решил пока ничего не предпринимать, выждать и понаблюдать за происходящим, хотя у меня уже отмерзли руки и ноги. На какое-то краткое мгновение мое сердце охватило сумасшедшее желание замерзнуть и — возможно! — тоже стать таким же, как они, столь же прекрасным, столь же холодным. Их глаза говорили о том, что они знают какие-то такие тайны снежных гор, которые ведомы лишь им и никому более; это они — душа и мысли этого места. И у них совсем другие заботы и другая печаль, легче, возвышенней, как пение птиц при наступлении холодов.

Эти снежные люди (а крик мальчика тотчас всплыл у меня в голове, и я уже не мог отделаться от этого названия, хотя и понимал, что оно неточно) сели вокруг ямы в земле, и один из них махнул своей тонкой, точеной кистью, после чего в яме, вместо костра, зажглись голубые огоньки, похожие на бродячие звезды другого мира, которые решили поиграть в огонь. Они переговаривались порывами ветра и танцами снежинок, а когда кто-то из них смеялся, снежинки разлетались от него во все стороны в двукратном количестве, как будто звук их смеха призывал маленькую бурю.

Они были прекрасны. Почувствовал себя лишним, я незаметно покинул это место и вернулся к себе в сторожку.

Мне было неясно, как же так — неужели эти создания действительно кровожадны? Они казались мне настолько отдаленными от этого мира, что мне с трудом удавалось увязать в своей голове их образ с мясом, кровью и охотой.

Чтобы подтвердить или опровергнуть свои мысли, я решил понаблюдать за ними подольше и отправиться вместе с ними на охоту. Еще до рассвета я притаился у их пещеры и стал ждать; с первым лучом солнца они покинули свое убежище и куда-то отправились, никого не оставив внутри. Я последовал за ними, стараясь двигаться как можно более незаметно, хотя мне казалось, что в горах для них нет секретов, и эти существа только позволяют мне преследовать их, пока я им не мешаю, но, несомненно, осведомлены о моем присутствии.

Несколько часов подряд они куда-то бежали без остановки и отдыха; я едва поспевал за ними, стараясь, по крайней мере, не терять их из виду. Это было нелегко: их скорость превышала мою, к тому же мне приходилось соблюдать видимость маскировки, хотя бы для порядку. Но все же когда через несколько часов они внезапно остановились на вершине одного из холмов, это не укрылось от меня, и я смог перевести дух.

Один за другим они подходили к пологому склону холма и скатывались вниз, сидя на мохнатых лапах. Они повторяли это ещё и ещё; и внезапно я осознал, что они просто развлекаются.

Но что же все-таки они едят?

Ответ на этот вопрос я получил через несколько дней пристального наблюдения. Эти создания действительно состояли из снега; я понял это по тому, как однажды один из этих снежных людей неудачно упал, и от него, словно от большого снеговика, отвалилась нога. Там не было ни капли крови, ни костей, ничего из того, что можно было бы ожидать увидеть; там было что-то белое и неровное, как комки снега. Его сородичи неторопливо подошли и немедленно пристроили его ногу обратно; их тонкие руки работали быстро, грациозно и слаженно. Они мгновенно воссоздали всё, как было прежде, как будто все они — действительно ходячие снежные скульптуры.

И тогда я понял, что им нет нужды есть людей — к чему это тем, кто состоит из снега и льда?

Эта мысль, естественно, вела к неутешительному выводу, что наблюдение за этими чудесными созданиями придется оставить, ведь я пришел сюда затем, чтобы узнать, куда пропали мужчины из той деревни.

Но всё же я решил помедлить еще несколько дней.

Однажды я прибрался к их пещере ночью и застал их в каком-то безумном танце; молчаливо, под завывания ветра они кружились вокруг своего голубого костра в его свете и свете звезд и луны. Они держались за руки, отпускали их, снова сплетали пальцы, потом вновь отпускали — и всё это невообразимо плавно и порывисто, с той красотой, которая и не снилась никаким актерам театра и оперы; свет играл на снеге их тел, их длинные тени свивались и переплетались, словно именно они и задавали мелодию, и всё это было настолько безумно, что кололо холодом в груди.

Всё это было как картины из сна, который снился тебе всю жизнь, но ты всегда забывал его при пробуждении. Какие-то образы всплывали во мне и вливались, как река, в происходящее, наполняя его смыслом, красками, жизнью; делая меня настоящим, связывая меня с моим прошлым, которое я забыл. Как будто я всё вспомнил и всё понял, но вот что именно — неважно, главное то, что это случилось.

Мне казалось, что я почти понимаю их язык, то, о чем они поют в своем танце; еще чуть-чуть — и я непременно пойму, просто что-то мешает мне расслышать их до конца, какая глупость, это мелкая несуразица, я же всё понимаю, вот еще немного — и я смогу сформулировать…

А потом, наверное, я действительно уснул, поддавшись невообразимому очарованию их танца и забыв о болезненном холоде и о том, что расслабляться в снегах нельзя.

Мне снились удивительные сны.

— Мне надо с тобой поговорить, — Драго сидел у моей постели и смотрел на свой бокал с вином.

— Как я… тут оказался? — говорить было тяжело, во рту было сухо, голова гудела. Я обнаружил себя лежащим на подушках в той же самой комнате, что и в прошлый раз — самой верхней комнате в одной из башен. Ноги мои были туго перебинтованы; видимо, я их все-таки отморозил.

— Собственно, ты оказался здесь точно так же, как и в первый раз, — усмехнулся Драго. — Но ты почему-то не удосужился выпытать у меня, как это было; а ведь если бы ты проявил настойчивость, я бы сдался, я бы сдался! — он словно бы оправдывался перед самим собой.

— Рассказывай, в чём дело, — Мне не хотелось ничего слушать, но в конце концов, он же от меня не отстанет, к тому же мало ли, во что я еще влипну по его милости. Впрочем, заснуть в снегу — такого идиота, как я, надо еще поискать. Но всё равно виноват он.

— Ну… наверное, следует начать с того, кто эти звери, ведь, как я понимаю, сейчас это всего тебе интереснее, — улыбнулся он.

— Да начинай с чего хочешь, только умоляю, попроси Марту принести мне воды! — хрипло ответил я. Горло саднило.

— Наш самый известный парень отказался от услуг своих поклонников и решил составить-таки компанию Драго? — Марта, как всегда, была непочтительна и раздражена.

Я выпил воды и был готов слушать графа Драгоса.

— Этих снежных людей придумал и создал ты, — грустно улыбнулся он, помолчав какое-то время. Видя, что я просто не воспринял его слова, а потому они не произвели на меня ни малейшего впечатления, он продолжил:

— Ты этого не помнишь, но ты был великим ученым. Здесь, в этом замке, у тебя была своя лаборатория, и именно здесь ты их создал, с помощью одного колдуна, которого ты звал Дж. К.Уж не знаю, почему ты сократил его имя, вероятно, тебе было лень писать его полностью, а может, еще по каким соображениям. Насколько я понял, тебе было одиноко в этих снегах. Девушка, которую ты любил, потерялась в горах и погибла. Ее звали Северина. И после этого ты словно бы сошёл с ума, ты работал днями и ночами. Ты записывал о результатах и процессе своей работы в дневнике, вот почему я об этом знаю. О Северине там было всего лишь несколько скупых записей, но черт тебя раздери, что это за записи! Я никогда не видел ничего подобного. Впрочем, неважно.

Так вот, ты и этот Дж. К. — вы придумали, как сделать так, чтобы каждый погибший в твоем графстве, в горах, смог возродиться в виде вот таких снежный созданий. Дж. К. наложил заклинание, а ты придумал всё остальное. Ты неплохо ему заплатил. Но затем понял, что в заклинании есть какой-то сбой: да, погибшие в горах превращаются в снежных людей, всё верно; но они какие-то другие, совсем не такие, как ты планировал, говорят на своем языке и как-то чертовски далеки от мира; к тому же вернуть Северину было не в силах колдуна. Насколько я понял, у тебя был дурной характер, и, видимо, ты отказался платить колдуну или заплатил ему меньше, чем он хотел. В общем, между вами возник какой-то конфликт.

Ты ведь догадался, что я вовсе не принадлежу графской семье, верно? Ты ведь ходил по замку, рассматривал портреты…

— Да, я догадывался о чем-то подобном, — сказал я.

— Так вот, этот Дж. К. — он нашел меня. Это было примерно так: хочешь быть графом? Конечно, хочу! Так вот, будешь! О том, что это самое проклятое место в Карпатах, он мне не сказал. Видимо, чтобы не портить рекламу. Когда я спросил, куда же делся настоящий граф и его двоюродная сестра, которая жила с ним, он ответил, что это не его ума дело. Но сам понимаешь, когда он познакомил меня с Мартой, которая как две капли воды походила на свой портрет и являлась собственной тезкой, что неудивительно, к тому же ничего не помнила (но надо сказать, она очень постепенно смирилась с фактом того, что она — служанка), так вот, сам понимаешь, не такой уж я идиот, чтобы не понять, кто она. Когда я попытался с ней об этом поговорить, она замахала на меня руками и сказала, чтобы я не говорил о таких ужасных вещах, потому что у нее спина болеть начинает и мурашки по коже бегут; ну и я молчал от греха подальше, вдруг заклинание еще какое… А ты… видимо, тебя он просто выбросил куда-то в горы, рассчитывая, что ты там сдохнешь и превратишься в своего любимого снежного зверя. Во всяком случае, тебя я в замке не видел. Только твою лабораторию.

Я хотел прямо сказать колдуну и отказаться, зачем мне такое счастье за такую цену! Но куда там. Этот колдун пригрозил и меня лишить памяти. Да, я малодушный и трусливый… Но, в общем, именно ты по праву должен занимать моё место. Хотя, на мой вкус, дела я веду гораздо лучше, по крайней мере, сейчас твое чертово графство экономически процветает. А ты сидел в своей лаборатории и мало всем этим интересовался.

Я не стал спрашивать, как он догадался о том, что именно я — тот самый граф. В конце концов, это я ему растрепал про потерю памяти и про знания, которыми обладаю из прошлой жизни.

— Ты… ты ненавидишь меня? — запнувшись, спросил Драго.

Я расхохотался.

— За что же?

— За то, что я занял твое место и не собираюсь его тебе отдавать. Мне, знаешь ли, вполне по вкусу богатая жизнь.

— Да на что мне твоя богатая жизнь. А вот на лабораторию было бы любопытно взглянуть.

Драго тоже расхохотался.

— Насколько я понимаю, ты ничуть не изменился, всё тот же грызун гранита.

— Уж куда мне до тебя, гения экономики.

Я лежал и думал о том, что те мужчины из городка, они ведь действительно погибли и стали такими чудесными снежными людьми. О том, что мне больше не придется ходить из города в город и наниматься на работу. О том, что, может быть, если я выпью из Золотой Чаши, ко мне вернется память; что я, возможно, вспомню Северину, вспомню, какой была Марта до того, как на нее наложили заклятие. Все эти имена откликались во мне напряженно и болезненно, как будто кто-то нещадно бил по струнам, и они дрожали и звенели; ведь теперь я знал, что за этими именами есть нечто большее. И я даже думал, что, может быть, мне не стоит пытаться всё вспомнить, вдруг я пожалею об этом, ведь сейчас я свободен от предыдущих ошибок и предыдущей боли. И с легким волнением я думал о том, что скоро прочту свои дневники.

Что скоро я узнаю загадку этих снежных созданий.

Что все же, быть может, смогу понять их язык ветра и снега, не умерев при этом от холода.

— Ну что же, дружище, добро пожаловать домой, — улыбнулся Драго, пожимая мне руку.

Мне стало смешно, потому что я вспомнил слова девушки с темными кудрями: «Все, кто ушли туда, не вернулись домой».

— Да, действительно, это же мой дом.

Когда я уснул, мне приснилось, что в моих дневниках я читал свои мысли про тьму. Что, когда я создавал снежных людей, я сидел сгорбившись и при свете свечи ровным мелким почерком писал: «Мне кажется, есть какая-то сила, которая наводит беду…» — а потом остановился и именно в тот момент осознал, как именно сделать так, чтобы люди под снежной лавиной растворялись в снегах.

А еще мне снилось, что Северина красиво танцует, и что у нее тонкие, красивые белые руки.