"Птица-Радость. Рассказы о голубиной охоте." - читать интересную книгу автора (Гроссман Марк Соломонович)

Почтовый 145-й



Я заплатил за этого голубя двадцать рублей при шумном протесте дяди Саши.

Слесарь хлопал себя ладонями по бёдрам, что всегда у него служило признаком высшего возбуждения, и кричал на всю голубинку:

— Голова у тебя есть или нету, я спрашиваю?!

Я пожал плечами и спросил:

— Что ж, не стоит голубь этих денег?

— Да как не стоит! Он и тридцать стоит!

— Тогда я тебя не понимаю: что ты шум поднял?

— А то, — уже почти спокойно сказал дядя Саша, — что уйдёт он у тебя. Знаю я этого жулика.

«Жулик» был старый, блестящей синей окраски почтовый голубь, известный далеко за пределами нашего города. На одной из его ног было алюминиевое кольцо: «СССР — 145».

Я принёс почтаря домой и, не связывая, сунул его в голубятню. Хотел посмотреть, как он будет себя вести.

Старик поднялся на одно из свободных гнёзд, приткнулся к углу и замер.

— Вот что, — сказал дядя Саша, — оборви ты его, что ли, на худой конец. Жулик этот и в связках уйдёт.

И, не дожидаясь моего согласия, дядя Саша достал почтаря с полки и вырвал из его крыльев маховые перья.

— Ну вот, — удовлетворённо сказал старый слесарь. — Теперь он, по крайней мере, на месте будет. Я что-то ещё не слыхал, чтобы голуби домой пешком ходили...

Была весна — время года, когда каждый голубь ищет себе пару, чтобы заложить гнездо и вывести птенцов. Для почтового 145-го не было свободной птицы его породы. И я предложил ему в подруги маленькую красноплёкую* голубку.

_______________

* П л ё к и е — белые голуби с цветными «щитами» на крыльях.


Казалось, 145-й забыл о старом доме. Во всяком случае, он начал ухаживать за своей подругой, и та вскоре стала кланяться ему и принимать его ласки.

Через некоторое время красноплёкая голубка положила яйца, а спустя восемнадцать дней из них вылупились совсем махонькие птенчики.

Я торжествовал. Встречая дядю Сашу, я тащил его к гнезду, показывал ему подрастающих птенцов и говорил:

— А ну, покажи, как ты кричал на всю голубинку...

Ещё через некоторое время у старого голубя отросли маховые перья, он уже ходил по кругу*, и я стал выезжать за город и забрасывать почтаря из соседних сёл. Дядя Саша был посрамлён.

_______________

* Х о д и т ь п о к р у г у — держать правильный круг над домом, в котором находится голубятня.


Когда голубята немного подросли и оперились, я позвал младшую дочь и сказал ей:

— Как мы назовём их, дочка?

Леночка пропустила вопрос мимо ушей и спросила:

— А их надо манкой кормить или чем?

— Папа с мамой сами их накормят. Так как же мы их назовём, дочка?

Тогда Леночка спросила:

— А они — брат и сестричка?

— Брат и сестричка.

— Тогда пусть они будут Паша и Маша.

— Решено, — сказал я Леночке. — Теперь они — Паша и Маша.

Синий голубь терпеливо и заботливо выращивал свой выводок. Он много раз в день кормил малышей, очищал их от соломинок и всякой шелухи и вместе с красноплёкой голубкой оберегал детей от опасности.

Двадцать девятого июня голубята впервые стали самостоятельно клевать зерно, а тридцатого почтовый 145-й свечой поднялся в небо и, даже не сделав круга над домом, ушёл на восток — туда, где находилась его старая голубятня.

Тотчас на балконе у меня очутился дядя Саша. Ухмыляясь, он спросил:

— Показать тебе, как я кричал на всю голубинку?

Паша и Маша росли не по дням, а по часам.

Они унаследовали многие качества своих родителей. Перо у них было синевато-красное, клювы большие, с наростами у основания, ноги голые. Фигурами они пошли в отца: стройные, высокие, широкогрудые.

Шестнадцатого июля голубка-мать подняла детей в первый полёт. Они смешно растопыривали крылья, пытаясь планировать. Садясь на крышу, допускали ошибки: пролетали намеченное для посадки место; прежде чем опуститься на голубятню, долго сидели на крыше и мотали головами.

Двадцать седьмого июля на кругу появился почтовый 145-й, и в то же мгновение в воздух поднялась красноплёкая голубка. За ними, хлопая крыльями, ушли дети. Отец увёл их к себе.

Но через четыре дня Паша и Маша вернулись: они были уже взрослыми голубями и хотели жить самостоятельно, там, где родились.