Тим Пратт Чайки

Грейди вприпрыжку несся вниз по тротуару, в такт шагам шлепали вьетнамки, лицо его было вымазано растаявшим на летней жаре шоколадом. Следом за ним устремилась Гарриет (ей как раз пришло в голову, что он словно брандашмыг из прочитанного накануне стишка) и успела-таки схватить мальчика до того, как он сиганул с обочины.

Он не вырывался, только таращил изумрудно-зеленые глазищи на уродливый клуб мини-гольфа напротив. Вот куда бы ему хотелось пойти, подумала Гарриет, чтобы вмазать палкой промеж ног Франкенштейну да влезть на надгробную плиту из папье-маше. Там произрастали зубчатые искусственные деревья (деревья-вешалки, подумала она, такие покоробившиеся и зазубренные) со свешивающимися с ветвей резиновыми битами, похожими на гнилые бананы. Задыхающаяся от пробежки Гарриет повела мальчика дальше: мимо прибрежных магазинчиков, киосков с лимонадом и дешевых стриптиз-клубов. Искали они общественный пляж. Гарриет постоянно ощущала весомые шлепки висящей через плечо сумки, раздутой до неимоверных размеров напиханными туда полотенцами, кремами от загара и романами из числа тех, что продаются на кассе в супермаркетах.

Племяннику-душке Грейди, милашке Грейди захотелось искупаться. Ему вечно хотелось или купаться, или гоняться за песчаными крабиками. Целые дни напролет он только этим и занимался: они снимали на лето дом, до отказа набитый родственниками, которые скинулись на летний отдых, — ни одному из них не под силу было снять такой дом в одиночку, и поэтому приходилось спать по шесть человек в комнате. Но зато дом стоял на самом берегу моря. Сейчас, впрочем, это было не важно. Гарриет вместе с тремя сестрами и племянником пошла за покупками, Грейди заскучал и раскапризничался, и Гарриет вызвалась отправиться с ним на пляж до вечера. Потому что ей тоже все надоело: сестры могли говорить только о детях, а у нее самой детей не было. Гарриет была тревожной особой под сорок; пятьдесят недель в году она печатала недоступные ее пониманию тексты, чтобы прокормить своих кошек. Теперь же Гарриет приехала на побережье в отпуск на пару недель, и здесь ее постоянно расстраивали выцветшие купальники и разбившиеся очки, окружали вечно ссорящиеся родственники, безмерно раздражающие — все до одного, кроме Грейди, который был ей словно сын. Как-то раз один мужчина обещал жениться на Гарриет и завести детей, но он испарился, а вместе с ним увяли надежды родить ребенка. Хотя они с тем парнем немало времени провели, занимаясь тем, от чего рождаются дети, но, может, делали это недостаточно качественно или же много, как иногда думала Гарриет.

Она отчаянно потела под шляпой с обвисшими полями, и даже темные очки не спасали от вспышек неона и блеска металла. В то, что рядом океан, верилось с трудом. Если она не в тематическом парке курортного городка, значит, в сердце палящей пустыни. Гарриет хихикнула, подумав это, и Грейди засмеялся вместе с ней, потому что даже от чужого смеха ему становилось весело. Мальчик успел дочерна загореть, и на шоколадном фоне сиял только островок светлых волос, таких же, как у матери и у Гарриет (разве что мать редко смеялась и вовсе никогда не смеялась, чтобы развеселить Грейди, так что же это за мама, спрашивается?). Везде металл, шума прибоя вообще не слышно, только машины проносятся мимо со свистом (что-то уж очень близко, хоть она и держит племянника за руку, — но уж все равно слишком близко, и Гарриет отошла подальше от дороги), соленым морским воздухом вовсе не пахнет, зато предостаточно выхлопных газов и разит фастфудом. О близости океана ничто не возвещает, лишь чайки, словно пенополистироловые планеристы, кружили в небе над головой, хотя они обитают не только у моря, но и у станций очистки сточных вод и у свалок. Пляж где-то совсем рядом, подумала она, вертя головой во все стороны и рыская взглядом по зданиям и грязным улицам. Знать бы только где.

И вдруг — голубой знак с синим зигзагом волн и контуром закусочного столика под зонтиком, ржавый и словно прошитый пулями, воткнутый в заросшую сорняками, засыпанную щебнем площадку. На крохотной парковке, втиснувшейся между белым отелем и баром, который они только что миновали, не было ни одной машины.

— Погляди-ка, Грейди, там пляж!

Забыв, что его держат за руку, мальчонка рванул вперед и тут же отлетел обратно, словно в пэдлболе.[41] Пляжа они пока не видели, но через поросшие травой дюны протянулась прогулочная дорожка, на ее ступеньках лежал чудный песочек. Ступая по хрустящему гравию, они прошли через парковку, и тем временем, пока Грейди взахлеб предавался мечтам о дельфинах, русалках, осьминогах и крабах, они оказались у дорожки.

От пляжа их отделяло ярдов пятьдесят. Справа сбегал прямо в море высокий забор из обветрившегося дерева, отгораживающий территорию отеля, лишая надежды пробраться на тот пляж. Из-за забора доносились счастливые возгласы и взрывы смеха. Отель так и светился белизной обращенных к морю балконов: из-за забора Гарриет могла рассмотреть верхние этажи, которые были куда как лучше их собственного обветшалого, до отказа набитого родственниками домика с ржавой сантехникой и песком на матрасах. Но ведь океан один и тот же, подумала Гарриет, пытаясь подавить всколыхнувшуюся зависть, и песок на берегу такой же.

Несмотря на столь достойный настрой, Гарриет все же не смогла закрыть глаза на убогость жалкого крошечного пляжа, отведенного для них. Живчик Грейди извивался и рвался вперед, к серо-зеленой воде, но она крепко держала его за руку и с отвращением ступала между разбитыми пивными бутылками и обрывками полиэтилена. Бескрайний горизонт гнутой дугой терялся вдали, но в воздухе воняло рыбой. В воде, совсем рядом с берегом, плавала мертвая медуза.

— Погляди-ка, вон там мальчик с чайками! — крикнул Грейди, и Гарриет подняла глаза, чтобы выглянуть из-под полей шляпы, и увидела раскинувшего руки мальчонку, славно мессия стоявшего в водовороте кружащихся вокруг и снующих под ногами птиц. У него был огромный пакет с чипсами, которыми он кормил прожорливых пернатых. Когда чайки ссорились из-за очередной порции пищи, их алчность смотрелась отталкивающе: вихрь грязно-белых перьев и мелькание длинных клювов.

— Почему они дружат с ним? — допытывался Грейди, и явственно слышимая в его голосе зависть была созвучна тому чувству, которое посетило Гарриет при виде забора, отгораживающего тот, другой пляж без пивных бутылок и дохлятины.

— Птицы собираются вокруг каждого, кто готов их покормить, — ответила она. — Нельзя сказать, что тому мальчику они приходятся друзьями, ведь чайки совсем не такие, как зверюшки в мультфильмах.

Не спуская глаз с воды, Грейди кивнул, уже напрочь забыв про только что взволновавший его вопрос. Гарриет ласково взлохматила короткие золотистые волосы племянника и решила непременно поговорить с ним о друзьях и о том, как обезопасить себя от неприятностей, ведь малышу так сложно будет понять, кто настоящий друг, а кто просто хочет поживиться за твой счет.

Она расстелила полотенце в длинном прямоугольнике тени от забора и велела Грейди быть осторожным, не забывать о течении и не лезть в глубину. Он кивал в ответ, пожирая глазами океан, и, дождавшись ее разрешения, тут же сорвался с места. Провожая его взглядом, Гарриет улыбалась, а затем полезла в сумку за лосьоном от загара и безвкусным любовным романом. Она отлично знала, что подобная бульварная литература не заслуживает внимания, и уверяла себя в том, что читает лишь потому, что так подобает одиноким женщинам на пляже. Но втайне ей они нравились, и, листая страницы, она предавалась мечтам.

Гарриет оторвалась от книги и нашла взглядом племянника: он уже был на глубине и по-собачьи уплывал еще дальше.

— Грейди! — Она вскочила и подбежала к кромке воды, но мальчик плыл вперед, его сносило к дощатому забору, вдававшемуся в океан.

Грейди не слышал ее. Она отбросила шлепанцы и оказалась в воде, поздравив себя с тем, что, невзирая на бледные тощие ноги, сегодня надела шорты. Шляпа слетела, и она едва успела замочить ступни, когда Грейди исчез за забором. Гарриет на секунду замерла в нерешительности (зависла словно чайка, летящая против ветра), а потом бросилась обратно на пляж. В заборе была калитка с надписью "ВХОД ВОСПРЕЩЕН". Она толкнула дверь, которая поддалась, и вбежала туда. В глаза сразу бросился чистый песок, шезлонги и холеные загорелые люди в ярких купальниках и плавках, куча детей, но глаза Гарриет были прикованы к Грейди — опасность утонуть ему не грозила, и мальчик с сияющей озорной улыбкой подплывал к берегу. Любопытство, подумала Гарриет, заставляет любого мальчишку заглянуть за забор, невзирая на то, с какой стороны находится он сам.

Лицо Грейди раскраснелось от солнца и натуги, он выбрался на берег и осмотрелся. Гарриет крепко взяла его за руку и принялась отчитывать, пока улыбка не сошла с лица мальчика, глаза не расширились, и он очень серьезно и торжественно кивнул, всем своим видом напоминая глазастую сову. Грейди вовсе не стремился действовать наперекор, и, стоило ему хоть раз указать на провинность, он крайне редко повторял проступок. Гарриет удовлетворилась достигнутым результатом, хотя от пережитого ужаса сердце все еще трепыхалось где-то на уровне горла от того самого страха (как она его себе представляла), который испытывает за свое чадо мать.

Держа племянника за руку, Гарриет вышла из воды, ощущая, что взгляды всех собравшихся прикованы к ней. Она насчитала человек двенадцать взрослых, возрастом немного моложе ее, причем все они едва ли отличались по росту и цвету волос, — наверное, это были братья и сестры, собравшиеся вместе. Женщины суетились с озабоченным видом, а мужчины собрались вокруг жарившегося на решетке мяса, которое лопаточкой переворачивал седой и самый старший из них. До нее донесся необычный, чуть сладковатый аромат, и по запаху Гарриет никак не могла распознать, что за мясо там готовится. Само собой, дохлой рыбой здесь вовсе не пахло. Она покраснела, когда ее окружили женщины с лоснящимися упругими ухоженными телами, молодыми и натренированными. Одна дама с седыми волосами выглядела постарше, хотя и на ее лице морщин было немного, а черный цельный купальник сидел на фигуре безукоризненно. Эта особа была явно достойной парой тому мужчине у гриля; может, они приходятся бабушкой и дедушкой всем этим детям? На шести руках сияли шесть обручальных колец, и Гарриет решила, что эти женщины замужем за теми мужчинами, к тому же их мужья выглядят словно родные братья. Виной тому сходство вкусов и одинаковый уровень жизни, подумала она.

— Все ли с ним в порядке? — приветливо улыбаясь, спросила седовласая дама.

Грейди скользнул взглядом по взрослым и вновь уставился на стайку детей всевозможных возрастов, от совсем малышей до почти подростков, которые хохотали и плескались на мелководье, вовсе не обращая внимания на незваных гостей. Как ему хотелось броситься к ним и поиграть вместе! Но Гарриет крепко сжимала его руку.

— Простите нас, — сказала он. — Я знаю, нам не следует здесь находиться, мы уходим.

Женщины обменялись такими понимающими взглядами, что говорило о родственной связи сестер: ясное дело, это клан дочерей. Но и все мужчины унаследовали квадратную челюсть седовласого мужчины (который, одетый в рубашку-поло, приближался к ним с лопаткой в руке, словно это был скипетр) и, словно братья, стояли вместе, попивая пиво.

— Нет, вы так не уйдете, — твердо сказал седовласый. Самая молодая из женщин улыбнулась и почему-то облизнулась, но потупилась, встретившись с Гарриет глазами. — Мальчик напугал вас, да и пляж за забором просто ужасный. В самом деле, оставайтесь. Мы поможем присмотреть за ребенком. — Седовласый глава клана сопроводил свои слова широкой радушной улыбкой.

Грейди сунул палец в рот и взглянул на женщин, которые ворковали и улыбались ему. Но мальчика впечатлили лишь яркие цвета купальников.

— Спасибо. Мы не хотим причинять вам беспокойство, — поблагодарила Гарриет, остро ощущая дряблость собственной кожи и каждый изъян фигуры, размышляя о широкоплечих мужчинах с волевыми подбородками и задаваясь вопросом, почему же она никогда таких не встречала и отчего сама она не загорелая красавица.

Подошедший как раз вовремя седовласый мужчина в ответ на ее вежливый отказ покачал головой:

— Вы вовсе не обеспокоите нас, не волнуйтесь. Эта семья сама по себе доставляет столько неприятностей, что усугубить их просто невозможно. Мы приглашаем вас остаться и поужинать с нами. Еды у нас предостаточно, — и снова улыбнулся, сверкнув отличными белыми зубами.

Гарриет поймала себя на том, что кивает в знак согласия. Почувствовав перемену обстоятельств, Грейди стрелой помчался к детям, которые приветствовали его и приняли в игру. Похоже на то, что детей никак не меньше тридцати, подумала она и вновь взглянула на женщин. Никаких растяжек, материнство не отразилось на них, им удалось родить чудесных детей и самим не утратить красоты.

Оттесняя Гарриет в сторонку, дамы представлялись и объясняли родственные связи семьи (хоть и весьма вскользь: три поколения на отдыхе, но кто на ком женат, где чьи дети, кто старшая пара и кто родственники со стороны супруга, понять было невозможно). У них всех были длинные ногти и белоснежные мелкие зубки, поэтому Гарриет стеснялась собственных не знающих маникюра заскорузлых рук с заусеницами и совсем не ослепительной улыбки, ибо зубы ее потемнели от кофе. Женщины щебетали и едва ли замечали реплики Гарриет. Да и разве спрашивали они, как ее зовут? Ведь, определенно, по имени они к ней не обращались. Гарриет задавалась вопросом: отчего они так милы по отношению к ней? Жалеют? Ей послышался какой-то посторонний звук: вроде бы со стороны резвящихся детей донесся вскрик, но все ребятишки играли и сбились в кучу-малу. Грейди она не увидела, хотя его золотистая головка должна была бы маячком выделяться среди целого сонма темноволосых голов, но детей было так много, что он наверняка затерялся среди них, а ее новые знакомые требовали внимания, дергая за рукав. Самая молоденькая, та, остроглазая, усердствовала пуще всех, и ее острые ногти даже поцарапали руку Гарриет, оставив кровавую отметину в форме полумесяца. Девушка лишь вновь облизнула губы, а седовласая дама сильно хлестнула дочь (невестку?) по лицу. Та потупилась и пробормотала извинения. Шокированная, Гарриет, широко распахнув глаза, изумленно глядела на все это, но в следующий миг на нее обрушился град многословных предложений помощи, ей протягивали бумажные полотенца, оглушили сочувственными восклицаниями и соболезнованиями — все из-за небольшой ранки.

Седовласая дама снисходительно улыбалась, а потом рассмеялась, глядя поверх Гарриет на воду.

— Ох уж эти дети! — воскликнула она. — Вечно они хотят подкрепиться именно тогда, когда мы собираемся пообедать.

С заготовленной любезной улыбкой Гарриет обернулась, чтобы проследить взгляд дамы. Смуглые детки присели в круг, тянулись ручонками, что-то поедая прямо с песка. Одна совсем маленькая девочка молча угрюмо сидела поодаль с недовольным видом и вгрызалась зубами в полусгнившую рыбину, и, пока жевала, метала в сторону кузенов (сестер? братьев?) свирепые взгляды.

— Что?.. — начала было Гарриет, делая вдох, чтобы позвать Грейди.

Тут седовласый мужчина громогласно объявил:

— Еда готова! Несите еще мясо!

И Гарриет вновь почувствовала неопределенный сладковатый запах, распространяющийся от гриля.

"Так почему они столь дружелюбны? — подумала она. — Что же им могло от меня понадобиться?"

Услышав, что обед готов, дети вскочили и поспешили к грилю: слаженное мелькание изящных рук и ног, безмятежных, спокойных лиц. Вприпрыжку минуя Гарриет, они оглядывали ее холодными темными глазами, сияющими на хищных лицах. Что там растерзанное на песке, изорванное, расчлененное, склизкое? Она увидела месиво золотистых волос, а рядом из песка торчала какая-то белая палка, то ли кусок прибитого морем плавника, то ли кость, но не было никого, кого бы она могла назвать Грейди. Седовласый мужчина снова потребовал принести еще мяса, и его жена и дочери принялись щипать кожу Гарриет, на сей раз безмолвно, без лишних разговоров. Гарриет тоже не издала ни звука, лишь стояла, едва ли чувствуя, как щипки сменяются рывками, оставляющими рваные раны. Она не сводила глаз со снижающегося вихря белых чаек, готовых броситься на остатки трапезы детей.