Терри Лэмсли Добро пожаловать на больничную) койку!

— Пожалуйста, повторите имя.

— Джаспер Джонетт.

Регистратор еще раз просмотрела бумаги на своем столе, затем перевела взгляд на монитор компьютера. Пальцы застучали по клавиатуре, на лице застыло выражение озадаченного сосредоточения.

— И вы точно не знаете, когда он поступил?

Она повернулась к Эрику и взглянула на него поверх крошечных очков. Маленький шрам в правом уголке рта изгибал нижнюю губу женщины, придавая лицу слегка скептическое выражение.

— В последний раз мы виделись месяц назад. Следовательно, поступить к вам он мог в любой день в течение месяца.

— Извините, что заставляю вас ждать. Я болела, а за это время поменяли компьютерную программу, с новой я пока не очень освоилась. — Она опять принялась жать на клавиши. — Нашла, на четвертом этаже. Человек, которого вы ищете, находится в палате Д-двенадцать на отделении Сэмюеля Тейлора.

— Что, в новом здании? С куполом? Которое недавно открылось? Видел репортаж по телевидению. Выглядит весьма внушительно.

— Полагаю, там все по последнему слову техники. Хотя пока у меня не было возможности побывать там.

Регистратор откинулась на спинку кресла и вся как-то обмякла, словно поиски Джаспера Джонетта чрезвычайно утомили ее.

— Можно пойти туда прямо сейчас? — поинтересовался Эрик.

— Только поторопитесь. Время посещения истекает в три, осталось сорок пять минут.

— Долго идти?

Женщина кивнула:

— Далековато. Поднимитесь на четвертый этаж и следуйте указателям "Отделение экзотологии". Когда доберетесь туда, то увидите указатели, на которых значится нужное вам отделение. Вам лучше спросить кого-нибудь, где находится Д-двенадцать, потому что я точно не знаю, как туда попасть.

— Понятно. А лифт?..

— Там. — Женщина махнула рукой на указатель прямо над головой Эрика и приветливо улыбнулась следующему посетителю.

Эрик быстро зашагал в указанном направлении. Три-четыре минуты он безуспешно пытался разыскать лифт, и даже рабочий, толкающий перед собой тележку, нагруженную медикаментами, не смог ему помочь.

— Отсюда вам никак не удастся подняться. Насколько мне известно, в этом отсеке больше нет лифта для посетителей. А служебным лифтом пользоваться запрещено. Лучше поднимитесь по лестнице.

Первый пролет дался легко, Эрик преодолел его бегом, но вскоре выдохся, потому что в этом отсеке больницы, построенном в Викторианскую эпоху, потолки были непомерно высоки. Добравшись до четвертого этажа, он изрядно запыхался, но вздохнул с облегчением, когда среди дюжины похожих указателей увидел нужный: ярко-голубая стрелка указывала путь к отделению экзотологии.

В указателях недостатка не было: на каждом углу непременно встречался новый, а поворачивать Эрику пришлось немало. Следуя за голубыми стрелками, он долго плутал по больничным коридорам и был весьма рад, когда наконец добрался до маленьких, неброских и малочисленных указателей с надписью "Сэмюель Тейлор". Редкие стрелки привели его в очень тихую и малолюдную часть больницы.

По пути к отделению экзотологии Эрик видел много больших палат, и во всех не было недостатка в пациентах, которые сидели, спали или стонали на кроватях, стоящих рядышком с максимальной экономией пространства. Большинство коек окружали смущенные посетители, в коридорах воздух благоухал ароматом цветов. Медсестер было немного, но все же они попадались тут и там, готовые ответить на вопросы, выслушать благодарности и жалобы посетителей, принести больному судно или вазу с водой для цветов.

Но как только Эрик прошел в отделение экзотологии, он словно попал в другой, более упорядоченный мир: палаты здесь оказались гораздо меньше, в каждой было не больше двух-трех кроватей, причем большинство из них пустовало. Очевидно, что в старом здании предприняли слабую попытку придать коридорам веселенький вид с помощью яркой краски и постеров, но в новой части больничного комплекса стены оказались лишены каких-либо украшений, кроме тонкого слоя матовой эмульсии мышино-серого цвета. У помещений был незаконченный вид.

Добравшись до надписи "Отделение Сэмюеля Тейлора" без стрелки-указателя, Эрик решил, что наконец-то попал туда, куда нужно, или недалек от этого. Он оказался в широком дугообразном коридоре со множеством дверей. Эрик помнил о совете регистраторши и оглянулся в поисках медперсонала, чтобы спросить о палате Д. Но никого не было ни видно, ни слышно, все словно под землю провалились. Чтобы удостовериться, что тут все-таки кто-то есть, Эрик подошел к стеклянной двери одной из палат. На ближней к входу кровати на боку лежал и смотрел на него пожилой, коротко остриженный мужчина с тусклыми глазами, одетый в нечто напоминающее огромный подгузник, хотя было отнюдь не жарко. Мужчина и виду не подал, что заметил разглядывающего его Эрика. Разноцветные трубки и капельницы тянулись от его тела к аппарату над кроватью. Поза мужчины казалась крайне неудобной: ноги сильно согнуты, а спина противоестественно прямая. Чтобы оставаться в таком положении, ему, скорее всего, приходилось прикладывать немалые усилия. На другой кровати кто-то спал, вытянувшись на животе.

Интересно, откроется ли дверь? Подалась. Эрик просунул голову в палату и спросил:

— Извините за беспокойство. Я ищу палату Д-двенадцать. Это где-то здесь?

Лежащий на боку мужчина ничего не ответил. Он вообще никак не дал понять, что заметил Эрика, и тот уже собирался уйти прочь, когда из-под одеял на другой кровати послышался голос:

— Вы почти у цели. Это палата Д-двадцать четыре.

— Благодарю. И куда же мне теперь? Налево или направо?

— Не знаю, но это не важно, — ответил лежащий ничком. — Палаты располагаются по кругу.

Эрик на мгновение задумался:

— Значит, в какую сторону я бы ни пошел, то обязательно найду Д-двенадцать?

— В конце концов найдете. Закройте за собой дверь. Сквозит.

Эрик так и сделал. Затем пошел справа налево, снова свернул направо, дальше и дальше. Раздражало то, что на дверях не было никаких номеров, к тому же это наверняка доставляло неудобства медперсоналу. Вероятно, новое здание решили открыть точно в срок, пусть даже в незаконченном виде.

По пути он принялся считать двери:

— Двадцать шесть, двадцать восемь, тридцать.

Палаты располагались по обе стороны дугообразного коридора, в общем-то, на взгляд Эрика, это было целесообразно. Исходя из кривизны коридора, он прикинул, что более тридцати палат быть не может, поэтому, дойдя до этого числа, он начал считать, начиная с двух. Дойдя до числа двенадцать, он остановился и заглянул в дверь палаты: она оказалась пуста. Тогда Эрик подошел к следующей.

Там он увидел Джаспера Джонетта, который сидел в постели, неуклюже обхватив обеими руками непонятный аппарат, пристроенный к шее и груди. Увидев Эрика, он взмахнул руками и покачал головой, что можно было расценить как жест недоверия своим собственным глазам или же предостережение держаться подальше.

— Что, ты заразный? — спросил Эрик, вошел и уселся на стул в изножье кровати.

— Что ты здесь делаешь? Как нашел меня?

— Догадался.

— Я был уверен в том, что никто не знает, где меня искать.

Голос Джаспера был настолько слаб, что Эрику пришлось пододвинуться поближе, чтобы отчетливо его слышать.

— Говорят, тебя давно не видно, а поскольку ты в последнее время выглядел не очень, то я решил зайти к тебе домой, навестить. Тут же ко мне прибежала домовладелица и рассказала, что кто-то видел, как тебя увозила машина "скорой помощи".

— Не заплачено за квартиру.

— Так она и сказала. Но не это ее беспокоит, ведь не секрет, что деньги у тебя водятся. Дама волнуется за тебя. Между вами что, что-то есть?

— Только не сейчас. С тех пор как я начал встречаться с Кэрол, кроме нее, у меня никого не было.

— Джаспер, я как раз собирался спросить о ней. Вы что, расстались? На днях мы столкнулись в Вальдорфе, и она даже не упомянула о тебе. Когда же это сделал я сам, Кэрол прикинулась, что не слышит, настойчиво говорила на другие темы и ретировалась настолько поспешно, насколько позволили приличия. Выражение лица у нее было весьма специфическое. Я бы даже не взялся его описать.

— Я тоже не желаю о ней говорить.

— Как хочешь. Но знает ли она, что ты в больнице? Может, рассказать ей и она придет тебя навестить?

— Боже мой, ни в коем случае! — Джаспер подался вперед, потом в смятении откинулся обратно. Уставившись в потолок, произнес: — Не лезь в мои дела, Эрик. Предупреждаю тебя, не суй свой нос!

— Ладно. Хорошо. Как хочешь. Тогда давай поговорим о домовладелице. Миссис Полит, не так ли? Какая славная женщина! Мы с ней пообщались. Она так беспокоилась о тебе — конечно, мы оба волновались, — и я пообещал ей, что попытаюсь разузнать о тебе или даже отыскать. Она обрадуется, когда я расскажу, что ты нашелся.

— Слушай, лучше не лезь, Эрик.

Эрик высыпал содержимое пакета, который принес с собой, на кровать.

— Несколько дней я таскался со всем этим, — прокомментировал он свои действия. — Это съедобно, хотя вид слегка нетоварный.

Джаспер мрачно взглянул на груду помятых фруктов у коленей и угрюмо буркнул:

— Очень мило с твоей стороны. Спасибо. Так как ты нашел меня?

— Очень просто. Обе местные больницы совсем недалеко от моего дома. Вчера я заходил в Ройал Фри, а сегодня пришел сюда.

— Заняться тебе больше нечем.

— У меня уйма свободного времени.

— И что, тебя послали наверх?

— Ну да.

— Вообще-то к нам не должны пускать посетителей. Доктора обещали, что меня никто не будет беспокоить.

— Женщина из регистратуры не очень хорошо понимала, как обращаться с компьютером. Может, сделала ошибку.

Джаспер состроил гримасу, обнажившую немного выступающие передние зубы, отчего он стал похожим на лисицу из мультфильма, и процедил:

— Я полагал, что получу здесь не только ультрасовременную медицинскую помощь, но также конфиденциальность и безопасность.

— Именно так, Джаспер. Тебе, наверное, пришлось заплатить кругленькую сумму, чтобы попасть сюда? Ведь отделение Сэмюеля Тейлора частное, так ведь?

— Станет вовсе не частным, если такие, как ты, станут тут шастать.

Эрик вытянул ноги и поудобнее устроился на стуле.

— Ты же знаешь, я не об этом, — сказал он. — Говорят, что Сэм Тейлор словно кукушка в гнезде: частный сектор отравляет здравоохранение. В этом видят угрозу. Несколько человек с флагами у главного входа требуют закрытия этого отделения.

— В наши дни всегда найдутся идиоты, готовые обругать любое инновационное начинание. Потрясать плакатами для них то же самое, что для религиозных фундаменталистов размахивать Священным Писанием.

— Ну, коль скоро здешняя организационная структура тебе кажется столь несовершенной, как ты только что говорил, значит, у них есть к тому все основания.

Джаспер Джонетт засопел, перевернулся на бок и поджал ноги. Где-то под кроватью мягко щелкнул тумблер, и аппарат ожил. В трубке, присоединенной к аппарату на груди Джаспера, послышались булькающие звуки. Все его тело несколько раз дернулось. Из-под одеял донесся еще более громкий кошмарный звук. Джаспер вызывающе смерил Эрика свирепым взглядом, а устройство под кроватью низко завывало, словно пылесос.

— Я пока подожду в коридоре, — сказал Эрик и вышел.

Вернувшись, он обнаружил, что Джаспер выглядит получше. Ослабевший после сильнейших судорог, теперь он лежал на спине, а голова его покоилась на двух подушках. В таком положении, с длинными, тронутыми ранней сединой волосами, разделенными посредине пробором и зачесанными за уши, он словно сошел с полотна Викторианской эпохи под названием "Старец на смертном одре".

— Зачем ты здесь, Джаспер? — участливо спросил Эрик, сменив бойкий стиль развязной беседы на противоположный. — Если тебе пришлось оказаться в подобном месте, значит, у тебя есть на то веские основания, да?

Сначала Джаспер вовсе не намеревался обсуждать свое состояние, но, поразмыслив, он все же несколько раздраженно ответил:

— Дело в том, что до сих пор никто ничего определенного сказать не может. В моем случае врачи не продвинулись дальше стадии обследования и диагностики. И это за шестнадцать-то дней! Яснее ясного, что мой организм дал сбой по многим показателям, но почему же до сих пор ничего не определили? Полагаю, здесь не я один лежу с подобными симптомами. По вполне понятным причинам мы между собой не пересекаемся, незачем нам друг друга заражать. Но по пути на различные обследования и обратно мне удалось пообщаться с несколькими здешними пациентами, которые жалуются на то же, что и я.

— Значит, я изрядно рискую, разговаривая тут с тобой?

Джаспер кивнул:

— Еще как! И ради себя самого тебе стоит уйти. Сейчас же. — Джаспер отвернулся от Эрика и резко схватил шнур с большой красной кнопкой на конце. — Сейчас кто-нибудь придет, и мы попросим проводить тебя до главного здания больницы. Было очень мило с твоей стороны вспомнить обо мне и даже отыскать, но хорошо бы тебя здесь больше не видеть. Когда поправлюсь — позвоню. Если захочешь рассказать миссис Полит обо мне, заодно можешь передать, что вскоре я пошлю ей чек и погашу задолженность за аренду квартиры, также заплачу за полгода вперед. Не хочу, чтобы она или кто-то еще беспокоил меня. После твоего вторжения я настоятельно попрошу персонал обеспечить мне полный покой без посетителей.

— Ну, приятно было побеседовать с тобой, Джаспер. Я рад, что не пожалел времени и сил, чтобы навестить тебя. — Из немалого выбора фруктов на постели больного Эрик выбрал яблоко. — Коль ты не в восторге от моих даров, вот это я съем сам. Потому что я остался без ленча.

— Я на строжайшей диете, — объяснил Джаспер и вытянул ноги под одеялом. — Бери все, что хочешь.

— Не буду ждать, пока меня выпроводят отсюда. Сам найду дорогу, а по пути взгляну, что тут да как.

— Очень неразумно с твоей стороны, Эрик.

— Да? Почему? Мне это место начинает казаться крайне любопытным.

— Чем это?

— Например, тем, что на постройку была угрохана куча денег, но, сдается мне, проку от отделения мало. А в стране сейчас острый дефицит больничных коек.

— Но ведь тебя, Эрик, это не касается. — Слабый голос Джаспера звенел от обуревавших его чувств. — Кто ты такой, спрашивается? Доносчик?

— Кроме того, здесь находишься ты, Джаспер. Ты мне небезразличен. Так было всегда.

— Жаль, что не могу сказать то же о тебе.

— Как специалист, уточню: конечно же, мне любопытны твои интересы.

— Ах вот в чем дело?!

— Что ты читаешь? Не видно никаких книг, и мало вероятно, чтобы в больничной библиотеке нашлось что-то тебе по вкусу. Хотя, возможно, я не прав. Короче, я как раз неожиданно натолкнулся на два издания с прекрасными иллюстрациями, которые ты искал. Хочешь, принесу?

— Так вот в чем дело. Твое появление объясняется корыстными интересами.

— Никакой спешки с оплатой. Не горит.

— Послушай, Эрик, говорю тебе в последний раз. Я больше не хочу иметь дело ни с тобой, ни с твоим товаром. Кажется, я уже объяснял тебе это.

— Неудивительно, что все волнуются за тебя, Джаспер.

— Чушь. Не верю тебе. С чего бы кому-то беспокоиться обо мне?

— Ты отмежевался от всех, с кем раньше общался. От всех старых друзей, включая Кэрол, которая теперь убита горем…

— Обычное недоразумение, она слишком многого от меня хотела.

— …а ты сам себя лишил свободы, заперся здесь и наслаждаешься роскошью одиночества, находя удовольствие в созерцании собственной болезни и нездоровой одержимости хирургическими инструментами и процедурами, сколько душе угодно.

— Не мели чепухи!

— И не забывай, что именно я из года в год снабжал тебя… хорошо, скажем так: сомнительными книгами.

— Да уж, перепало тебе прибыли с моей помощью.

— Послушай, мне не верится, что от прозябания здесь ты почувствуешь себя лучше. — Эрик встал и направился к двери. — Ты никогда так скверно не выглядел.

— Когда на мой зов явится персонал, я скажу, что ты бродишь по отделению. Везде установлены камеры, так что далеко не уйдешь.

Эрик посмотрел на часы. Почти три.

— Выздоравливай поскорей, Джаспер, — пожелал он на прощание. — Я говорю это не только от себя лично, но и от лица всех тех, кому ты дорог.

— Ублюдок!

Напоследок Эрик еще раз окинул взглядом унылую маленькую палату с голыми стенами и быстро вышел в коридор. Справа слышались приближающиеся шаги, поэтому он повернул налево, откуда и пришел. По пути сюда он заметил несколько сводчатых переходов, ведущих по направлению к куполу. Дойдя до первого из них, Эрик свернул туда.

По мере приближения к куполу становилось все теплее, снова запахло зеленью, и чем дальше, тем тяжелее и резче становился аромат. Как только Эрик вышел из перехода в куполообразное сооружение, сразу стало ясно, откуда распространяется запах: в центральной части буйствовала темно-зеленая экзотическая растительность с огромными, вертикально растущими листьями и многочисленными усиками, которые свешивались с толстых стеблей и вылезали из черных глянцевых керамических кадушек. Множество длинных усиков расползлись по полу и свились вместе, крепко-накрепко вцепившись друг в друга. На верхушках растений красовались огромные бутоны, некоторые из них начинали распускаться фиолетовыми и оранжевыми цветами. Внизу растений, словно утренний туман, клубилось легкое облачко.

Небольшая надпись рядом с кадушками гласила:

Внизу стояла дата — число тремя неделями раньше.

Среди переплетения корней в ближних горшках Эрик заметил много небольших темных катышков с слегка заостренными концами. Сначала Эрик подумал, что это семена, но растения только-только зацветали, а семена образуются после цветения. Поскольку растения оказались здесь недавно, катышки не могли быть прошлогодними семенами. Эрик сунул несколько штук в карман, чтобы потом на досуге получше их рассмотреть, и отправился дальше.

Он откусил от яблока, которое взял с постели Джаспера. Отвратительный вкус — сока вообще не было, откушенный кусок жевать было невозможно, он напоминал крохотную мягкую подушку. Эрик выплюнул его в руку и швырнул яблоко в заросли, где оно приземлилось со звуком ударившегося о бетон бейсбольного мяча. Причудливейшим образом звук отражался и усиливался, словно кто-то бил в большой глухой барабан, находящийся внутри другого, еще более громадного, и под куполом грохот катался на удивление долго. Когда стихли громогласные раскаты, откуда-то с дальнего конца зеленых дебрей появился мужчина в длинном белом халате. На ногах у него были легкие белые парусиновые туфли на резиновой подошве, поэтому ступал он бесшумно. Он остановился и застыл, подбоченившись одной рукой, а другой принялся потирать подбородок, пристально уставившись на Эрика.

— Вы мистер Фрэнк? — спросил мужчина, и его достаточно громкий голос породил очередной сполох отголосков в причудливой акустической путанице внутреннего пространства купола.

Эрик покачал головой:

— Моя фамилия Кондон.

— Вы пришли на беседу?

— Конечно же нет.

Под куполом еще метались отзвуки диалога, а мужчина в белом халате уже склонился над остатками яблока и тщательно их рассматривал.

— Ваше? — поинтересовался он.

— Было мое.

— Не из нашей кухни. На нем какая-то странная метка. Вы принесли это с собой?

Эрик не стал отрицать.

Осторожно опустившись на корточки, незнакомец выудил из кармана брюк рулон маленьких полиэтиленовых пакетиков, оторвал один, сунул туда руку и взял яблоко, а потом вывернул мешочек наизнанку.

— Что вы здесь делаете? — спросил он, завязав узел на пакете, и выбросил его в стоящую поблизости мусорную корзину.

— Я зашел проведать пациента и потерялся — не смог найти выход.

— Потерялись? Что-то не похоже, что вы заблудились. Я видел, как вы вошли весьма уверенной походкой.

— Ну хорошо, я не то чтобы действительно потерялся, но решил немного полюбопытствовать. Я столько слышал о новом отделении больницы, что не смог устоять перед соблазном лично увидеть его, коль скоро я тут оказался.

— Понятно.

— Ничего, что я похожу тут?

— Не нравятся мне посторонние посетители. Нам всем это не по душе.

— Но как-никак, это общественное здание, построенное на деньги правительства. По крайней мере отчасти. Я — представитель общественности, поэтому…

— Удалось ли вам найти пациента, которого вы искали?

— С трудом, но нашел.

— И где же, позвольте поинтересоваться, вы отыскали его или ее?

Что-то в голосе мужчины и то, как он смотрел, задавая вопрос, окончательно не понравилось Эрику. Он решил уклониться от прямого ответа:

— Точно не помню. Кажется, достаточно далеко отсюда. Номер палаты я позабыл.

— Не хотите отвечать — не надо. С тех пор как вы попали на отделение, каждый ваш шаг зафиксирован.

Все, достаточно. Хватит.

— Вот и прекрасно. Не буду мешать вашей заинтересованности на этот счет. Ухожу прямо сейчас, только отойдите в сторону.

Эрик мог пойти в любую сторону, только не вперед, но ему хотелось как раз туда, а мужчина намеренно встал прямо перед ним, загородив дорогу. Жест был угрожающий и возмутительный, и Эрик, без того рассерженный настойчивыми и, как ему показалось, дерзкими вопросами, почувствовал, что не сможет оставить его незамеченным:

— Прочь с дороги!

— Боюсь, что уйти вам не удастся. Никак невозможно.

Эрик дошел до того, что чуть было не ляпнул какую-то мелодраматическую чушь вроде: "Попробуй останови!" — но тут внезапно и слишком поздно понял, что за его спиной кто-то есть, и не один, а даже двое. Они схватили его за руки и закрутили их за спину. Затем, под давлением сзади, Эрику пришлось согнуть колени и, словно марионетка, лишившаяся нитей, тяжело опуститься на пол. Хотя под руки его все же поддержали. Через несколько секунд один из стоящих над ним здоровяков склонился, чтобы проверить состояние Эрика.

— Надеюсь, вам не больно? — поинтересовался он.

Эрик прислушался к своим чувствам:

— Нисколько. Вы настоящие специалисты в своей области. Я чувствую себя прекрасно.

— Сэр, теперь вы можете встать, если хотите, — разрешил второй.

Оба были на несколько дюймов выше Эрика и гораздо шире в плечах. На них были длинные и свободные комбинезоны сероватого цвета. Санитары, изощренные в защите и нападении, догадался Эрик. Вероятно, в здании больницы располагается прекрасно оборудованный спортивный зал, где им надлежит тренироваться.

Пока Эрик вставал на ноги, в нагрудном кармане белого халата мужчины, который его расспрашивал, запищал мобильный телефон. Очевидно, полученное сообщение было срочным, потому что он быстро пошел по одному из коридоров, ведущих прочь от купола, предварительно снабдив пару дюжих молодцов краткой инструкцией.

— И что теперь? — спросил Эрик, одарив санитаров несколько подобострастной и, как ему казалось, очаровательной улыбкой.

Он рассудил так: парочка явно не на его стороне, но стоит попытаться сделать вид, что он находится на их.

Хотя они отличались колоссальным телосложением, зато были достаточно вежливы, и, какие бы ни были у них злокозненные намерения (по причине коих они избрали подобную профессию), они хорошо держали себя в узде. От попытки отнестись к ним дружески хуже не будет, а вот восстанавливать против себя явно не следует.

— Мы проведем вас в лаборатории, — ответил один.

— В лаборатории? Какие лаборатории?

— В лаборатории отделения. Находятся вон там. — Он ткнул пальцем вверх.

Внутренние стены, сообразил Эрик, поддерживают вес многих громадных листов выгнутого стекла, образующих громадный пузырь простирающегося над ними купола. Раньше он понятия не имел о существовании пятого этажа, да и ведущей туда лестницы не было видно.

— А как называются лаборатории?

— Там всякие разные.

— Как вы думаете, зачем мне туда?

— Вероятно, надо сдать анализы.

— Анализы?

Пока Эрик размышлял над тем, что бы это значило, двое провожатых решили, что пора идти. Один пошел впереди, а другой сзади, и вскоре они оказались в наружном дугообразном коридоре, где Эрик прежде разыскивал Джаспера Джонетта. Первый остановился и знаком приказал Эрику сделать так же. Затем, неуклюже ощупав поверхность стены большим пальцем, он нажал совсем невидимую кнопку.

— Заходите, — велел он, когда перед ними открылась дверь лифта.

Эрик колебался. Стоящий позади мужчина подтолкнул его вперед.

Делая шаг к лифту, Эрик увидел, как симпатичные медсестры прямо на кроватях вывозят в коридор пациентов. Все направлялись к аркам, ведущим к куполу. Ему показалось, что на одной из кроватей лежал Джаспер, но времени убедиться в этом не осталось. Двери лифта закрылись.

Эрик бесконечно долго смотрел в потолок, и как же ему хотелось посмотреть на что-то, ну хоть на что-нибудь другое! Но повернуть голову не удавалось — она была словно зажата в тиски. Пошевелить он мог только руками, и то лишь от локтя и ниже. Обнаружилось, что когда он поднимает руки на максимально доступную высоту, то видит кончики пальцев. Периодически Эрик покачивал в воздухе руками и сам себе демонстрировал, что пусть хоть немного, но все же тело его слушается.

Остальная часть тела не повиновалась ему, при малейшей попытке шелохнуться создавалось ощущение, что его словно придавили сверху и к тому же удерживают в нужном положении снизу. Из-за давления на грудь дышать было очень сложно. Эрик понял, что, если заставить себя расслабиться, дышать станет легче, просто надо делать неглубокие вдохи, но не так-то просто расслабиться физически, когда пребываешь в состоянии крайнего смятения. Он был один, растерян и никак не мог понять, как тут очутился. В памяти случился провал.

Он сидел в маленькой комнатке недалеко от лифта, который привез его на пятый этаж. Над дверью горела надпись "Аварийный выход". Для забора крови на анализ Эрик протянул руку врачу в белом халате, который сказал, что это необходимо сделать для его же собственного спокойствия, поэтому пришлось снять пиджак и с готовностью закатать рукав. Затем он очнулся здесь, крепко-накрепко зафиксированный на твердой высоченной кровати, нос едва ли не упирается в потолок, и от этого в поле зрения оказывается лишь маленький кусочек потолка. Большая палата или маленькая — неведомо.

Эрик понятия не имел, сколько времени прошло между тем, как он вырубился и очнулся. Но он был голоден как волк, значит, пропустил несколько приемов пищи. В поле зрения попадали какие-то трубки, вероятно воткнутые в его тело, но ни одна из них не несла капельное питание. Эту догадку, протестующее урча и бурля, подтверждал желудок.

В палате раздавались лишь недовольное бурчание живота и неровное дыхание Эрика. Больше — ни звука. Значит, он в палате один, какой бы большой или маленькой она ни была. И по-прежнему все в том же плачевном, недвижимом состоянии с тех пор, как пришел в сознание. Сколько же времени он так лежит? Ему казалось, что прошло много-много часов.

Эрик безуспешно пытался заснуть, чтобы хоть как-то убить время. Послышались шаги, тихо приближающиеся к его постели. Наверняка кто-то шел в таких же парусиновых туфлях на резиновой подошве, которые он давеча видел на том мужчине под огромным куполом.

Звук шагов приблизился вплотную и смолк. Женский голос произнес:

— У доктора Мэллори сложилось впечатление, что с этим вот могут возникнуть проблемы. Следует проявлять крайнюю осторожность. Не хотелось бы, чтобы такие, как он, бродили по отделению.

Эрик решил, что рот женщины находится совсем близко — в нескольких дюймах — от его левого уха.

— Никто из нас даже не предполагал, что развесили указатели, — отвечал мужской голос. — Какая-то не в меру ретивая проныра из главного здания больницы самовольно проявила инициативу.

— Но теперь-то их убрали?

— Конечно. Я недвусмысленно дал понять администрации, что в течение некоторого времени мы не будем готовы к открытию.

— Долго готовы не будем. Так им и скажите.

— Также я намекнул, что на отделении, может статься, некая слабая форма инфекции, все под полным контролем, поэтому распространяться нет смысла, а вот рисковать здоровьем общественности не стоит. Лучше на некоторое время закрыть сюда доступ, не объявив официального карантина. Думаю, несколько ярких преграждающих лент в коридорах вполне хватит. Директор больницы сразу все уяснил. Ведь он отлично понимает то, что малейший намек на непорядок обернется открытой демонстрацией людей наподобие тех, что размахивали флагами перед входом. Неприятностей будет куда как больше. И администрация это знает. Директор даже принес извинения за недосмотр с указателями и пообещал наложить взыскание на виновника. Они пугаются при малейшем намеке на скандал.

— Рада услышать это, — смягчилась женщина.

— Какого черта вы сделали со мной? — попытался крикнуть Эрик, но голос прозвучал едва ли громче шепота.

— Хотите взглянуть на него? — поинтересовался мужской голос.

Женщина, чьи мысли были заняты другими, более насущными проблемами, а голос звучал так, словно она жует жвачку, задумчиво произнесла:

— Нет, не думаю. Не сейчас.

— Все же лучше осмотрите его. И отметьте в карточке, чтобы ни у кого не закралось подозрения, что вы пренебрегаете обязанностями.

— Конечно же, вы правы.

— Много времени не отнимет.

С гидравлическим вздохом кровать вместе с пациентом поплыла вниз. В поле зрения Эрика оказались верхушки стоящих по обе стороны от него кроватей. Обладатели мужского и женского голосов склонились над ним, и теперь Эрик смог их разглядеть. Он поднял руки настолько высоко, насколько это было возможно в его состоянии, и приветствовал их движениями пальцев; вышло похоже на то, как женщины сушат только что накрашенные лаком ногти.

Лысый мужчина с усами янтарного цвета сказал:

— Он был совершенно здоров, когда попал к нам. Но теперь, и это зафиксировано в медкарте, он уже прошел большую часть подготовительных процедур. Кто знает, может быть, ему найдется применение?

— Хорошо. Пока оставим его на этой стадии, — решила женщина, которая оказалась гораздо более привлекательной, чем, по мнению Эрика, она того заслуживала. — Кто следующий?

Кровать вознеслась в прежнее положение, внизу остался шелест бумаги. После краткой паузы мужчина произнес:

— Надо взглянуть на пациента из палаты Д-двенадцать.

— Что, проблемы?

— По-видимому, да. Мистер Джонетт один из первых обратился к нам самостоятельно, у него красная карточка, но сейчас он хочет получить доступ к своему банковскому счету.

— Ах вот как. Я подумаю об этом.

— Он ведь ваш пациент?

— Мой и доктора Мэллори. Мы ведем его вдвоем.

— Должно быть, вам очень приятно работать вместе, — сказал мужчина.

Эрик решил попытать счастья еще раз.

— А как же я? — попробовал крикнуть он, но вместо громкого возгласа вышел слабый стон. Такое чувство, что язык сморщился и ссохся, а рот превратился в громадную пещеру. — Я хочу есть. И пить. Пожалуйста.

— Доктор Стренгхейвер, неудивительно, что он голоден. Может, дадим ему немного питания, — предложил мужчина.

— Разрешаю, если вы считаете, что он того стоит. Но введите ему что-нибудь такое, что вы ему там колете, чтобы он вел себя тихо. Надо немного передохнуть и пожить спокойно.

Врачи отошли от кровати Эрика. Уже выходя из палаты, доктор Стренгхейвер спросила:

— Этот Джонетт. Я его несколько дней не видела. Как вы оцениваете его состояние? Как он продвигается?

— Очень хорошо, — ответил мужчина. — Как вам известно, случай чрезвычайно непростой. Просто замечательно сложный. Чудный пациент. Изумительный.

— Нет ли опасности частичного восстановления? Я немного обеспокоена. Во время последнего осмотра он выглядел несколько лучше, и я не нахожу этому объяснений.

— Нет. И сейчас вы в этом лично убедитесь. Просто временный сдвиг.

— Ах вот как. — Доктор Стренгхейвер была удовлетворена объяснениями.

Эрик попытался снова подать голос и взмолиться о помощи, но из горла вырвался лишь хрип, напоминающий предсмертное карканье ворона. Звук шагов врачей удалялся.

Через какое-то время кровать опустилась вновь. Над Эриком, слегка улыбаясь, склонилась молодая особа в медицинской форме салатного цвета. Улыбались только губы, а в глазах затаилась тревога, если не сказать хуже.

— Я — Кристабель из отдела ухода и комфорта, — представилась она. — Вы — счастливчик, сейчас я вас накормлю.

Пухлые девичьи руки кружили вокруг него, изменяя что-то в невидимых Эрику устройствах и его собственных частях тела. Он опять пытался заговорить и на этот раз издал столь жуткий звук, что и сам испугался, и девушку из отдела ухода всполошил.

— Что это, кашель? Или вы задыхаетесь?

Эрик умудрился еле заметно покачать головой. Он широко разинул рот и так приподнял правую руку, что смог пальцем указать на горло. И высунул совершенно сухой язык.

Кристабель непонимающе вскинула брови и тоже покачала головой.

— Гхххххааа!

Эрик схватил одну из колдовавших над его грудью рук и крепко сжал запястье девушки. Впился в ее глаза взглядом, изобразив самое трогательное выражение лица, вполне отдавая себе отчет в том, что на самом деле вид у него может быть весьма устрашающий. Постаравшись совладать с голосом, предпринял последнее усилие сложить непонятные звуки в членораздельное слово:

— Во-оы.

— Ах вот чего вы хотите. — Кристабель даже не сделала попытки вырвать руку. — Никаких инструкций относительно питья не получала. Мне поручили накормить вас и дать успокоительное, но о напитках не говорилось ни слова. — Свободной рукой девушка взяла планшет, прикрепленный в изножье кровати, просмотрела записи и даже показала ему. — Вот, можете сами убедиться. Тут сказано: никаких жидкостей.

Эрику показалось, что очертания стоящей рядом медсестры стали нечеткими, ее словно окутало легкое облачко тумана, и он понял: в глазах стоят слезы. Он смежил веки и отпустил запястье девушки.

Посланница отдела ухода и комфорта развернулась, пошла прочь и скрылась. Сразу после ее ухода Эрик почувствовал, как глубоко внутри шевельнулись семена теплого умиротворения, которые буквально пустили корни в его внутренностях, отсылая сытость и здоровье в каждую клеточку тела. Наконец-то слизистая оболочка рта хоть немного увлажнилась, и он заработал языком, пока рот не наполнился слюной. Эрик затих, расслабился и стал засыпать, скользнул за некий край и растворился в небытии. Или же небытие поглотило его.

На Эрика пристально смотрел уже знакомый человек — тот, который первым встретился ему под куполом.

— Итак, что нам известно о нем, Гендрикс? — спросила невидимая доктор Стренгхейвер, стоявшая в изголовье кровати.

Эрик выгнул шею назад, но подушка мешала, и ему не удалось увидеть женщину. Он видел лишь купол и верхушки высоких растений. С тех пор как он побывал тут в последний раз неведомо сколько дней назад, появилось много новых ярких бутонов. Сладкий и тяжелый, но отнюдь не неприятный запах, вероятно аромат распустившихся цветков, густым туманом висел в чистом теплом воздухе.

— Не так уж и мало, — ответил тот, кого доктор назвала Гендриксом. Под куполом метались грохочущие и одновременно странно приглушенные отзвуки громкого голоса доктора Стренгхейвер и высокого, пронзительного — мужского. — Эрик Джон Кондон ничего особенного собой не представляет. Имеет небольшой бизнес, занимается подержанными книгами, в основном из дома через Интернет. Ничего нелегального. И он сам, и его клиенты предпочитают оставаться анонимными. Только номера почтовых ящиков, и все. Умело налаживает весьма изобретательные неординарные финансовые отношения. Достаточно безопасен.

— Итак, по части бизнеса никаких тесных отношений. Ну а семья? Друзья?

— У него несколько давнишних друзей, в основном такие же беспутные, как и он сам, рассеянные по всей стране. Один из них здесь, наш пациент. Не совсем ясно, что между ними происходит. Думаю, Джонетта из палаты Д-двенадцать можно с большим успехом назвать нашим клиентом. Что касается семьи, мать Кондона умерла много лет назад, а умалишенный отец упрятан в сумасшедший дом в Солихалле.[61] Наш подопечный был женат, но детей нет. Жена бросила его и вместе со строителем-подрядчиком переехала в Австралию, в Брисбен, то есть укатила от Англии как можно дальше, так что скучать по нему явно не будет.

Ошеломительно красивая доктор Стренгхейвер обошла вокруг кровати, и теперь Эрик мог созерцать ее верхнюю часть вплоть до талии. Он видел, слышал и даже обонял запах женщины, а также понимал все не хуже, чем прежде, но ни на какие внешние раздражители реагировать не мог. Безмолвный, недвижимый и абсолютно спокойный, Эрик лежал на спине и отстраненно созерцал разворачивающееся вокруг него действо. Словно во сне. Но Эрик был уверен, что все происходит наяву.

Доктор Стренгхейвер прижимала к груди молодой лист из числа тех, что росли тут повсюду. Время от времени она рассеянно отрывала от него маленькие кусочки, разминала между пальцами и, положив в рот, медленно пережевывала.

— Так что ж, у него нет женщин? — уточнила она, протянув лист собеседнику.

Тот покачал головой, потому что уже достал из кармана часть точно такого же листа. Оторвал кусочек.

— По крайней мере пока наши расследования таковых не выявили. Что весьма странно, потому что в прошлом он заслужил репутацию местного Казановы, да и мужчина он привлекательный.

— Вам, Гендрикс, так кажется?

— Я имею в виду, он был привлекательным до того, как попал к нам. Я видел фотографии…

— Из прошлой жизни, — вставила доктор Стренгхейвер. — Ну а деньги?

Гендрикс сунул в рот очередной кусочек зеленого листа.

— Где-то должна быть некая сумма. — Он жевал и говорил одновременно. — Дела у него шли хорошо. Однако на банковском счете сумма незначительная.

— Ключи от дома в нашем распоряжении, верно?

— Дом уже обыскали. Конечно, есть само помещение, внутренняя обстановка, несколько ценных книг, хотя наш юридический отдел будет заниматься всем этим очень долго. Под матрасом он не прятал набитых деньгами мешков, если вы об этом.

— Печально. Может, стоит его перевернуть вверх тормашками и тряхнуть хорошенько. Посмотрим, что из этого выйдет.

Подумав недолго, Гендрикс сказал:

— Если ввести ему предполагаемую дозу тех медикаментов, которые вы собирались назначить, в его нынешнем состоянии это почти наверняка приведет к смертельному исходу.

— Я знаю, Гендрикс. В таком случае дадим ему немного оправиться. Отпустить восвояси его мы не можем, а если он остается тут, то должен расплатиться и попасть на мемориальную доску наших меценатов. К тому же сейчас он значительно продвинулся в направлении того, чтобы стать неизлечимо больным, а лечение стоит недешево. Группа специалистов по работе с населением сообщает, что в течение следующих недель к нам поступит много новых многообещающих клиентов. Койки в палатах будут на вес золота, не успеем мы и глазом моргнуть, и места для лоботрясов не останется. Такие, как он, ввалившиеся прямо с улицы, не значатся в нашем плане действий при чрезвычайных обстоятельствах.

— Может, стоит разработать дополнительный пункт?

Доктор Стренгхейвер оторвала от листа очередной кусочек, на этот раз побольше.

— Я потрясена тем, что вы готовы опустить руки, Гендрикс, — сказала она, — Я больше не уверена в том, что именно вы вправе работать с администрацией в части обеспечения безопасности на отделении. Быть может, вы взяли слишком много дежурств и вас гнетет чрезмерная ответственность.

— Думаю, самое время отведать лепестков только что открывшихся бутонов, — задумчиво произнес Гендрикс, мечтательно рассматривая верхушки буйных зарослей. — Один-два цветка как раз в нужной кондиции.

— Я присоединюсь к вам. — Доктор Стренгхейвер сменила гнев на милость. — Мое дежурство заканчивается через пять минут.

— Наконец-то привезли лестницу, которую мы заказывали.

— Да. Но у меня от высоты голова кружится. — Стренгхейвер хихикнула, и купол захихикал вслед за ней. — Лучше я подержу лестницу, а вы доберетесь до нужных цветков наверху.

— Прекрасно, договорились. — Гендрикс с энтузиазмом кивнул и хлопнул в ладоши, отчего под куполом заметались беспокойные звуки, медленно затихающие в набегающих волнах друг друга, — На сегодня осмотр закончен, — обратился он к кому-то, — Отвезите пациентов в палаты. Двоих, на кроватях без цветных карточек, — на утилизацию, конечно. Сначала увезите их. — Раздав указания, врач ткнул Эрика пальцем в грудь и взглянул на доктора Стренгхейвер. — А с этим что будем делать?

— Дадим зеленую карточку. Пусть его отвезут в какую-нибудь палату. Сократим медикаментозное лечение вдвое. Надо на него надавить.

Эрик видел, как она подмигнула Гендриксу, а тот расплылся в улыбке, кивнул и притворно-торжественно изрек:

— Я понял, что вы имеете в виду, доктор Стренгхейвер.

— Доброе утро, мистер Кондон. Как вы сегодня себя чувствуете?

Кристабель из отдела ухода и комфорта. Эрик помнил, что, когда он предавался созерцанию доктора Стренгхейвер и ее напарника, собиравших лепестки высоко под куполом, она пришла за ним и поспешно умчала прочь по бесконечным коридорам, прикатила в безликую палату, подключила к невесть знает чему и ушла. Хотя он все еще сохранил в памяти некое туманное воспоминание об общем смысле беседы между доктором Стренгхейвер и ее напарником и помнил несколько обрывков фраз, остальное исчезло, словно круги на воде озера от брошенного туда камня.

Эрик всерьез задумался о том, что бы ответить Кристабель по поводу своего самочувствия, но вскоре понял, что никакого ответа от него не ждут, к тому же разве мог он говорить? А если бы мог, тогда сказал бы, что он чувствует себя… можно сказать, странно. Он был напуган, страх поселился в груди, заглядывал в глаза и сообщал, что ничто в нем не функционирует нормально, все не так. Теперь он чувствовал себя разбитым, все тело ломило и сильно болело, к тому же сна — ни в одном глазу. Он совершенно очнулся от сна, абсолютно, так что внезапно почувствовал, что вот-вот закричит.

— А-а-а-а-х-х-х! — вскрикнул он, вскинулся, и верхняя часть тела приняла вертикальное положение — Эрик резко сел.

От резкого движения из вен выскочили иглы, из ранок потекла кровь. Из одной капельницы, закрепленной на стальном штативе рядом с кроватью, полилась, раскачиваясь взад и вперед, теплая сероватая жидкость и замочила матрас.

Тут привалило работы Кристабель из отдела ухода и комфорта, и она тут же бросилась убирать безобразие. Сначала приковала Эрика к кровати чем-то вроде захвата для рук, затем заставила вновь принять горизонтальное положение, в то же время свободной рукой вернув иглы капельниц на прежние места. Эрик изо всех сил сопротивлялся попыткам Кристабель опять подключить его к аппаратам, и поэтому ему пришлось лежать в луже теплой липкой жидкости, которая теперь стекала по его лицу. Но в теперешнем состоянии Эрик был намного слабее медсестры, она с легкостью пресекла все попытки вырваться. Создавалось такое впечатление, что весь штат отделения Сэмюеля Тейлора прекрасно обучен технике обезвреживания противника.

На какие-то действия Эрика сработал сигнал тревоги. Прошло несколько минут, но на помощь девушке из отдела ухода и комфорта никто не пришел, однако к этому времени она и сама прекрасно справилась. Наконец пациент был под контролем.

— А теперь ведите себя смирно и не доставляйте мне неприятностей! — Кристабель погрозила пальцем перед носом Эрика. — Станете безобразничать снова — пеняйте на себя. У вас всего лишь зеленая карточка. Не скажешь, что приоритет высок.

— Понятно. Простите. Но вы меня так неожиданно разбудили. — Эрику казалось, что голос идет откуда-то глубже из груди, чем обычно.

— Таковы правила на отделении СТ.

— Сколько дней я здесь?

— Ах, вы опять разговариваете! — заметила Кристабель. — Что-то раньше вас было не слышно. Голос ваш весьма необычен.

— На самом деле таким он стал недавно.

— У вас что-то с грудью. Разве вы швов не чувствуете?

— Я чувствую себя так, словно меня избили, не оставив живого места.

— Так все говорят, когда пройдут через это.

— Сколько я здесь? — повторил вопрос Эрик.

— Не знаю, имею ли я право говорить вам.

— Ну, послушайте, что в этом дурного?

— Дело не в этом.

— Тогда посмотрите, что написано на планшете в изножье кровати. Покажите мне, где сказано, что мне нельзя знать, сколько дней я нахожусь на отделении.

К вящему удивлению Эрика, Кристабель взяла клип-борд и внимательно прочла записи. И наконец ответила:

— Сегодня восьмой день. Вас они держали на испытательном сроке дольше, чем остальных пациентов.

— Испытательном сроке?

Кристабель исчезла и вскоре вернулась, толкая перед собой кровать вроде той, на которой лежал Эрик.

— Я собираюсь переложить вас на чистую постель, чтобы вы не мокли в луже, которая из-за вас натекла, — сообщила она. — Делать это я не обязана, поэтому помогите мне.

— Вы очень любезны, — поблагодарил он.

Когда Кристабель убрала грязные простыни и обмыла его, Эрик обнаружил, что он совершенно голый, только на область груди и живота наложены повязки и бинты. Еще его тело оказалось полностью безволосым.

— Я потерял в весе, — отметил он.

Кристабель, укрывавшая Эрика чистыми простынями, слегка смутилась:

— Ну да, вы кое-что потеряли. Отныне вы не тот человек, каким сюда пришли.

— Не тот?

— Нет. Вас основательно разобрали.

Эта фраза повергла Эрика в ужас, и тревога достигла своего максимума.

— Мне нужны мои вещи, — сказал он. — Одежда, бумажник, мобильный телефон. Мне необходимо позвонить.

— Все ваши личные вещи в сохранности и находятся в распоряжении отдела собственности, — ответила Кристабель. — Я пошла. Если вам еще что-нибудь понадобится, просто потяните за этот шнур и ждите. И не забывайте о том, что вы здесь не один. С вами в комнате находятся еще два господина. Думаю, они вам представятся, когда сочтут нужным.

Эрик оглянулся по сторонам. Тело одного "господина", скрытого простынями, скорее походило на остов изголодавшегося ребенка лет двенадцати с огромной лысой головой, повернутой к стенке. На второй — из-под груды неопрятных простынь торчали две длинные тощие ноги. Там, где должна была быть голова незнакомца, возвышалась подушка, которую придерживала на месте рука, тоже костлявая и длинная.

Уходя, Кристабель выключила свет, и теперь палата освещалась лишь крохотными тусклыми лампочками позади каждой кровати. Ближе придвинулись серые голые стены, и потолок опустился на фут или два — в этом Эрик был уверен. Снова навалилась вездесущая гнетущая тишина, наполнявшая, казалось, все отделение за исключением помещения с куполом. Безмолвие нарушало лишь учащенное тяжелое дыхание лысого, похожее на звук сминаемого пластикового стаканчика. Минут через пять, обнаружив, что в палате нет наушников ни для телевизора, ни для радио и отсутствуют какие-либо другие развлечения, помогающие скоротать время, Эрик решил попробовать пошевелиться. Неудивительно, что это оказалось болезненно, особенно когда он наклонялся вперед, напрягая грудь и живот. Но если держать спину прямо, то получалось свесить ноги с кровати и даже коснуться пола пальцами ног.

Сначала вставленные в вены обеих рук иглы капельниц не давали ему сильно отклониться от лежачего положения, но если Эрик тянулся обеими руками одновременно, то мог понемногу сползать ближе к краю постели, что он потихоньку и проделал, пока не встал на ноги, откинув вытянутые руки назад.

— Господь Всемогущий! — раздался возглас. — Это что такое ты вытворяешь?

Мужчина с неопрятной кровати убрал с головы подушку и, лежа на боку и упершись подбородком в согнутую руку, во все глаза смотрел на Эрика.

Даже в тусклом свете Эрик точно мог сказать, что видел этого человека прежде, хотя теперь он очень изменился. Он впился в мужчину мрачным взглядом, пока через несколько секунд наконец не понял, где и когда встречал его. Только сейчас этот человек очень похудел, и от этого стал гораздо заметнее сплющенный нос боксера-профессионала и шрам на лбу.

— Думаю, как бы выбраться отсюда, — наконец ответил Эрик.

Мужчина язвительно фыркнул:

— Вам не дадут выбраться отсюда. Это точно.

— Что, вы пробовали?

— Нет. Мне это тем более не удастся. Над моими ногами они потрудились на славу.

Эрик окинул взглядом собственные ноги:

— Мои вроде как в порядке.

— Похоже на то, что ноги — единственное, что у тебя в порядке. Ложись-ка обратно, пока не упал.

— Даже если я упаду и не смогу встать, то потяну за шнур и вызову медсестру.

— Никто не придет. Никому до тебя дела нет.

— Почему?

— В изножье твоей кровати на планшете прикреплена зеленая карточка.

— А, точно. Слышал про это. Низкий приоритет.

— Отсутствие приоритета, — поправил Эрика собеседник. — Я в той же самой категории. Мы с тобой оба оказались в списке на утилизацию. Решат, что мы можем на что-нибудь сгодиться, — оставят нас в живых на какое-то время, если мы будем хорошо себя вести. Ну а если не будем — тогда нам крышка.

Медленно и осторожно Эрик улегся на кровать.

— Да, ты правильно делал, что выступал против этого местечка, — проговорил он.

— А, так ты меня видел!

— Когда входил в больницу. Рядом с главным входом вы вместе с женщиной размахивали флагами. Дама попросила меня подписать ходатайство.

— Она моя жена. И тоже где-то здесь.

— Неужели они схватили вас прямо на улице?

— Они не настолько глупы. К сожалению, они не глупы вовсе. Нас пригласили обсудить наши возражения с доктором Стренгхейвер, одной дамой из здешнего руководства.

— А вы знали, что на самом деле здесь происходит?

— Нет, конечно. Каким образом?

Эрик задумался ненадолго, потом спросил:

— Вы с женой являетесь членами официальной группы протеста?

— Ты хочешь спросить, членами организации, которая могла бы заняться нашими поисками? Доктор Стренгхейвер тоже задала этот вопрос одним из первых. Но, увы, мы с Дженни представляли лишь самих себя. У нас даже организация официально не зарегистрирована, в ней нет больше членов. Когда доктор Стренгхейвер узнала об этом, сразу спросила, не хотим ли мы выпить по чашечке кофе. Мы простояли на улице с самого утра, поэтому согласились. На вкус кофе был обычный. Случилось все это три недели назад, и с тех пор я Дженни не видел. Хотя мне сказали, что она тоже здесь, и у меня нет причин не верить.

— Три недели! Не может быть! Я нахожусь здесь восемь дней, а вы с Дженни, должно быть, попали сюда сразу вслед за мной.

— Они вам сказали, что прошло восемь дней?

— Медсестра из отдела ухода и комфорта.

— Думаю, им нравится дурачить нас, — подытожил мужчина с носом боксера, тяжело перевернулся на спину и закрыл глаза. Почти тотчас же он захрапел.

Возможно, звуки храпа потревожили человека с другой кровати, поскольку он, не поворачивая головы, принялся сучить ручонками и тыкать в воздух маленьким кулачком, словно парировал удары невидимого противника, зависшего над ним прямо в воздухе. Бинты съехали, обнажив бледную кожу с пятнами цвета вареного омара. Вскоре он затих и вновь натянул одеяло на плечо, но время от времени опять принимался дергаться, словно что-то заставляло его царапать самого себя. Поскольку ничто в палате не могло привлечь его интереса, Эрик лежал и смотрел, как большеголовый мужчина с маленьким тельцем расчесывает зудящую кожу, натаскивает одеяло на себя и подтыкает под шею, потом снова принимается чесаться и добирается до груди. Одеяло сползло дюйма на три, когда задремавший было Эрик внезапно сел и широко распахнул глаза, потому что на секунду оттуда появилось нечто, что никак не могло быть человеком, если только он не прятал в простынях серую и очень волосатую руку.

Кто бы ни лежал в той кровати, он схватился за край одеяла и натянул до самой головы. Послышался негромкий, но настойчивый чирикающий звук. Человек принялся было вновь отчаянно чесаться, затих, и тогда из-под одеяла рядом с его ухом показалась маленькая остренькая темная головка, внимательно озиравшаяся вокруг. Зверек повернул усатую мордочку в сторону Эрика, почувствовавшего взгляд смурных черных бусинок глаз, хотя невозможно было определить наверняка, что привлекло внимание животного.

Эрик громко выругался и принялся жать на большую красную кнопку вызова медперсонала.

Мужчина, с которым Эрик недавно разговаривал, перестал храпеть, что-то залопотал, проснулся и отрывисто сказал что-то невразумительное. Окончательно придя в себя, он спросил:

— Что с тобой на этот раз? Если тебе больно, то я ничем не могу помочь.

— Дело совсем не во мне. — Эрик указал на третью кровать. — Там что-то такое…

Мужчина не ответил, лишь насмешливо смотрел на Эрика, который, как ему казалось, вел себя чрезвычайно эксцентрично.

— Какое-то животное, — стоял на своем Эрик. — Крыса — я уверен, что на той кровати именно крыса.

— А, вот и еще одна. Они пробираются из старой части больницы, из подвалов викторианского здания. Десять лет назад Совет на неделю закрыл здание и дал команду группе по дератизации вытравить их, но, стоило больнице открыться вновь, через несколько дней крысы были тут как тут как ни в чем не бывало. Они размножаются в подвалах, и, чтобы действительно разделаться с ними, придется выложить целое состояние: в нижних помещениях устроены склады, куда на протяжении ста пятидесяти лет сносят всякий хлам. Периодически руководство больницы пытается вывести крыс или, что случается гораздо чаще, всеми силами старается замять проблему и сделать вид, что крыс вовсе не существует, но они размножаются со страшной скоростью. Если бы пустить затраченные на отделение Сэмюеля Тейлора деньги на модернизацию подвалов и оборудование их новейшей складской системой, грызунам пришлось бы отступить. Вот, например, поэтому мы с женой так невзлюбили отделение СТ. И решили заявить свой протест во всеуслышание.

В голосе мужчины стремительно нарастал гнев, затихший вместе с последними словами.

Эрик вспомнил темно-коричневые "семена", которые заметил в горшках с растениями под куполом и положил в карман пиджака. Крысиное дерьмо! Видать, зверюгам пришлась по вкусу сочная зелень.

— Почему же никто не ставит капканы, не травит их? — поинтересовался он.

Казалось, вопрос позабавил мужчину, но смеха не последовало. Он лишь ответил:

— Ты здесь уже достаточно долго, не следует задавать столь глупые вопросы. Сомневаюсь, что здешним медикам есть дело до крыс. Ты мог бы заметить, что все они здесь немного… заняты.

Слушая соседа по палате, Эрик заметил, что крыса, испугавшаяся его крика и спрятавшаяся обратно под одеяло, показалась опять, на этот раз уже осмелев. Зверек поднял голову, беспечно взобрался на подушку, пробежал в конец кровати и уверенно, явно следуя проторенным путем, спустился на пол. Потом не спеша, лениво переваливаясь жирным тельцем на тонких черных лапках, прошествовал по сияющему полу и шмыгнул в маленькую щелку под дверью.

— Кости словно резиновые, — прокомментировал сосед Эрика. — К тому же умны. Везде пролезут.

— Не хотелось бы очутиться с такой зверюгой в одной постели.

— Не бойся, пока не сунутся. Ты еще порядком живой. И я тоже, тогда как вот он, — мужчина ткнул пальцем в укутанную фигуру на третьей кровати, — едва шевелится уже сколько дней, разве только паникует во сне, когда они к нему лезут. Крысы могут делать с бедолагой все, что угодно. Впрочем, как и любой другой. А ты их не бойся.

Однако следующие несколько часов Эрик провел настороже, широко раскрыв глаза, готовый заметить малейшее движение.

Голос доктора Стренгхейвер звучал совсем по-иному, он стал более хриплым, менее монотонным и механически верным. Очевидно, что-то взволновало доктора.

Она очень сдержанно и спокойно поговорила по мобильному телефону, но, как только закончила разговор, стало ясно, что ей просто необходимо дать выход охватившему ее глубокому волнению.

— Все изменилось, — отчеканила доктор, схватив коллегу — еще одного мужчину в белом халате, но гораздо выше предыдущего ассистента — за плечо и впившись в него темно-красными ноготками.

— Почему?

— Сейчас не могу вдаваться в подробности. Времени нет. Но случилось нечто серьезное, и наши спонсоры решили, что следует принять всех преуспевающих граждан, лично обратившихся к нам, гораздо раньше намеченного срока. А именно — сегодня.

— Но ведь не всех, конечно?

— Вероятно, начнем с красной и с синей категорий.

— Ага, с "денежных мешков".

— Верно. Сначала разместим их, а потом посмотрим, скольких из желтой категории мы сможем принять. Предполагается, что их будет слишком много, поэтому примем лучших. Статистический департамент как раз сейчас отбирает наиболее достойных. Но не это важно в данный момент, а то, что следует сделать все возможное, чтобы достойно встретить лавину сегодняшних пациентов.

— Благополучно примем и припрячем.

— Вот именно это важно.

— Значит, в воздухе запахло паленым.

— Да нет, профессор Морган, так уже продолжается довольно долго, но сейчас то, что прежде направляло огонь поверху, собирается попасть в цель и более не стрелять холостыми. Именно сегодня, как считает наша разведка.

— Пришло время и нам начать действовать.

— Точно. Здесь мы будем в безопасности, уединившись с нашими тщательно отобранными пациентами, с достаточными запасами всего необходимого для длительной осады.

— Если до этого дойдет.

Стренгхейвер вытащила из кармана скатанный в трубочку листок и несколько раз жадно откусила от него.

— Профессор Морган! — Теперь ее голос звенел восторгом. — Если бы вы только знали, как я надеюсь, что именно так и случится! Тогда у меня в руках окажется огромный материал для проведения исследований. Это станет кульминацией моей карьеры!

Когда доктор Стренгхейвер пять минут назад вошла в палату, Эрик закрыл глаза, уверенный в том, что при ней никакие грызуны не осмелятся появиться в палате и воспользоваться его неподвижностью. Чтобы не привлекать к себе внимания, он притворился спящим, но в этом не было необходимости, потому что, ответив на звонок, доктор воистину потеряла связь с действительностью и погрузилась в вымышленный мир собственных грез.

— Пойдемте же со мной, Морган, — кокетливо позвала Стренгхейвер. — Вы нужны мне. Весь штат отделения должен собраться под куполом. Я собираюсь раздать всем распоряжения.

Голоса доктора не было слышно, и Эрик открыл глаза. С торжествующим видом Стренгхейвер тянула профессора за руку, словно вытаскивала его на отмель после того, как спасла с тонущего корабля.

Как только голоса врачей затерялись вдали, бывший митингующий с соседней кровати спросил:

— Заметил, что они упомянули красные, синие и желтые карточки, а про зеленые ничего не сказали?

— Я тоже сразу обратил на это внимание, — ответил Эрик.

Перекинувшись этими фразами, оба исчерпали желание к общению на несколько часов.

Именно Эрик первым наконец прервал затянувшееся молчание:

— Да что, черт возьми, там происходит? — Он показал на третью кровать, где под одеялом ближе к изножью кровати творилось что-то невообразимое.

— Опять крыса, — спокойно ответил мужчина.

— Должно быть, преизрядного размера.

— Точно, — согласился сосед по палате. — Я и не знал, что бывают такие здоровенные. Что ты делаешь?

Эрик свесил ноги с кровати и уже доставал иглы капельниц из вен.

— Я собираюсь взглянуть на крысу. И посмотрю, не могу ли я чем-нибудь помочь бедняге.

— Ему уже не помочь, поверь мне. А если ты отсоединишь капельницы, то вскоре станешь похож на него и помрешь — лекарства поддерживают твою жизнь.

Справившись с иглами, Эрик встал и, покачиваясь, побрел прочь от своей кровати.

— Может, так, а возможно, и нет. Но вот в чем я уверен наверняка: Стренгхейвер в любом случае прикажет отключить нас от всех аппаратов, причем скорее раньше, чем позже.

— Ну да, мы же "зеленые". Мне тоже пришло в голову, что такую возможность никак нельзя исключать.

— Не просто возможность. Ты же слышал, что сказала Стренгхейвер. Так что это неизбежность.

Добраться до третьей кровати оказалось не так сложно, как казалось вначале. Эрик уселся в изножье, где по-прежнему продолжалась непонятная суматоха и возня. Вытащив уголок одеяла из-под матраса, он осторожно приподнял его.

Там оказались две крысы: одна на другой. Нижний грызун сидел смирно, и Эрику показалось, что на его мордочке застыло задумчивое выражение смирения, как на лице монашки. Верхний же яростно сгорбился и усердно работал всем телом, выражение его усатой морды было совсем другое. Зверек посмотрел вверх, на Эрика, оскалился и рыкнул, затем словно забыл про него и продолжал заниматься своим делом.

— Здесь парочка, — отчитался в наблюдениях Эрик. — Огромные! Знаешь, чем они занимаются?

— Лучше скажи, как он?

Эрик приподнял одеяло еще немного.

— О боже! — вырвалось у него, а левая рука непроизвольно взметнулась вверх, чтобы зажать рот.

Быстро опустив одеяло на место, он вспугнул крыс и, ошеломленный, пошатываясь, встал на ноги.

— Что, нехорошо? — поинтересовался любитель митингов.

— Если он еще не мертв, то уж лучше бы умер.

Обойдя вокруг постели, Эрик склонился к усохшему человечку — наклоняться было мучительно больно — и внимательно вгляделся в лицо страдальца.

— Как он выглядит?

Эрик, на мгновение потерявший дар речи, лишь покачал головой.

— Что, так плохо?

— Мне показалось, что я, быть может, знаю этого человека.

— И что?

— Никак не могу понять. Наверное, ошибся.

Эрик вернулся к своей кровати и сел на сухой краешек, еще не пропитавшийся жидкостью, вытекавшей из одной капельницы. Внимательно осмотрел свое тело, абсолютно голое за исключением повязок на груди и животе, и увидел, что проделанные в нем маленькие дырочки кровоточат не так сильно. А некоторые уже заживали. Пока он чувствовал себя весьма сносно. Конечно, он был очень слаб, но зато голова соображала гораздо лучше, чем прежде.

Эрик и не заметил, что за последние полчаса в коридоре бурлила жизнь, оттуда доносились все возрастающий шум и разговоры. Он уже было собрался приоткрыть дверь и выглянуть наружу, чтобы понять причину такого гвалта, когда обе створки внезапно распахнулись прямо перед его носом и в палату, двигаясь прямо на него, вкатилась тележка с большими чемоданами, принадлежащими — сразу видно — очень состоятельным людям. Толкающий весь этот груз санитар согнулся чуть ли не вдвое и поднял голову, только когда собрался загнать тележку в заранее выбранное место между стеной и кроватью. Тележка катилась прямо на Эрика, которому пришлось неловко отскочить и спешно забиться в угол, но санитар все равно не смог заметить его, потому что был невысок ростом, а груда багажа возвышалась огромной горой. К счастью, тележка остановилась в футе от стены. Эрик боялся, что если она врежется в него, то швы разойдутся и его просто-напросто буквально разорвет пополам.

Санитар вышел в коридор, но сразу же вернулся с другой такой же тележкой. С трудом проталкивая ее через двери, он крикнул кому-то в коридоре:

— Здесь еще много поместится!

— Отлично, — ответил женский голос. — Заберете их позже, когда мы займемся конфискацией имущества. Сейчас же ваша задача состоит в том, чтобы обеспечить красным картам беспрепятственное продвижение но коридору к палатам отсека Е. — Голос принадлежал доктору Стренгхейвер, и по нему несложно было догадаться, что дама наслаждается происходящим.

Эрик притаился в углу еще на пять минут, пока носильщик завозил в палату доверху груженные тележки, потом двери наконец-то закрылись, и он смог пробраться к своей кровати.

Сразу видно, багаж паковали второпях. Многие чемоданы не были нормально закрыты, некоторые даже раскрылись в пути. Эрик заглянул в ближний: там оказались вещи тучной пожилой дамы. Он отодвинул его в сторону и наугад заглянул в следующие. Во всех находилось примерно одно и то же, но весьма удивительно было найти кожаную сумку на молнии с пачками банкнот крупного достоинства, перетянутыми резинкой. Искушение было велико, но, сообразив, что в его теперешнем положении от денег никакого проку нет, Эрик переключил внимание на другую тележку с сумками.

Товарищ по палате некоторое время молча наблюдал за его действиями и наконец спросил:

— Что это ты делаешь? Воруешь? Похоже на то, что со знанием дела. Профессионал, да?

Эрик не стал отвечать, ибо нашел то, что искал: полный чемодан мужской одежды. Он вытащил вельветовые джинсы и прикинул на себя. Брюки показались ему на дюйм или два длиннее, чем нужно, но Эрик решил все же примерить их, что оказалось весьма сложной и болезненной операцией. Стоило только наклониться вперед, пытаясь натянуть штаны, как все тело заполонила острая боль, и Эрик громко вскрикнул. Когда боль отпустила, он понял, что в таком положении одеться не получится. Тогда он лег на спину, подтянул колени к животу и накинул брюки на ступни. Затем брыкнул ногами, и штанины скользнули вниз.

Когда Эрик застегнул молнию, с соседней кровати послышались аплодисменты и спокойный голос произнес:

— Браво. Просто изумительно. Ты собрался попытать счастья и выбраться отсюда.

— Сейчас самое время. Пока в коридоре творится черт знает что.

Извиваясь, Эрик влез в рубашку и застегнул на несколько пуговиц, сверху натянул пиджак. Надеть носки не представлялось возможным, поэтому он бросил на пол пару ботинок без шнурков и постарался надеть их на голые ноги.

— До старой больницы путь недалек. Доберусь туда и подниму тревогу.

— Думаешь, тебя станут слушать?

— Почему бы нет?

— Да ты посмотри на себя. Ты выглядишь как буйно помешанный. Небритый, глаза горят, волосы всклокочены, на рубашке уже расплылись пятна крови, а пиджак тебе так мал, что локти неестественно вывернуты.

Эрик лишь едва заметно пожал плечами — на большее в его теперешнем положении рассчитывать не приходилось — и выскользнул из палаты.

Радовало столпотворение в коридоре. Медперсонал в униформе различных цветов, много хорошо одетых граждан. На первый взгляд создавалось впечатление абсолютной сумятицы, но вскоре Эрик понял, что большинство, казалось бы беспорядочно двигающихся, людей знают, что делают и куда идут. Санитары и прочие помощники, нагруженные багажом, пробирались сквозь толпу, не обращая ни на что внимания, им хотелось лишь добраться до места назначения и скорее выполнить работу. На отделении царила атмосфера, напоминающая железнодорожный вокзал или стойку регистрации огромного аэропорта. В самом деле, люди в штатском выглядели или просто счастливыми, или откровенно ликующими, словно они отправлялись на отдых в райский уголок. Даже инвалиды на костылях или в креслах-каталках — а таких было много — радостно рассматривали голые серые стены и, казалось, ликовали при виде нового дома.

Проходя мимо одного из коридоров, ведущих к куполу, Эрик обратил внимание на то, что в нем менее людно, и решил свернуть туда, пересечь помещение по диагонали и выйти с другой стороны. Чувство направления подсказывало, что именно там ему удастся отыскать выход из отделения Сэмюеля Тейлора. Несомненно, он пришел именно оттуда.

Под куполом выстроились очереди, ведущие к полудюжине письменных столов. Очереди обвили ныне какую-то потрепанную и существенно поредевшую коллекцию растений и перегородили собой все. Эрику пришлось обходить их. Тревожило и сбивало с толку мечущееся под куполом эхо, повторяющее голоса толпы бесчисленное множество раз. Вокруг Эрика плясали обрывки фраз, напоминавшие стук костей и каучуковых мячей, порождая все новые и новые отражения звука, словно мозг глухим набатом звучал в черепе. Он зажал уши ладонями, но акустический кошмар не прекращался. Кроме того, чтобы не беспокоить раны, приходилось идти ссутулившись, ноги дважды или трижды не слушались его, и несколько шагов он проделал боком. Похоже на то, что пока никто не обратил на него особого внимания, но Эрик знал, что, если он споткнется и упадет, встать будет не так-то просто. Может быть, подняться вообще не получится.

Вероятно, была ночь — прозрачный купол тонул во тьме, искусственного освещения не хватало. Эрик пробирался вперед, держась поближе к стене и касаясь ее тыльной стороной левой руки, словно слепец. Рука повисла в воздухе, значит, Эрик дошел до нужного прохода на другой стороне, и он с облегчением свернул туда.

Снова попав в кольцевой коридор, Эрик оказался среди еще большего столпотворения и не сразу понял, что само по себе для него это означало благую весть, потому что люди шли по направлению к нему, а потом расходились кто направо, кто налево. Вновь прибывших встречали работники отделения, затем, в соответствии с имеющимися на руках пациентов красными и синими карточками, их направляли в ту или иную сторону. Если все эти люди здесь входили на отделение, значит, Эрику надо как раз туда, вперед, на выход.

Он влился в идущую навстречу толпу, ему не желали или не могли уступать дорогу, поэтому Эрику пришлось лавировать между людьми. Это получалось с трудом, к тому же время было дорого и приходилось спешить. От частых поворотов закружилась голова, фокусировать взгляд становилось все труднее. Пройдя всего несколько ярдов, он наткнулся на человека, катившего инвалидное кресло, и, чтобы не упасть, ухватился за руку первого попавшегося — высокого седобородого мужчины, за что тут же получил пощечину. Сзади раздался резкий окрик, и Эрик догадался, что это ему приказывают остановиться.

Немудрено, что, двигаясь против потока поступающих на отделение пациентов, он привлек внимание персонала, встречающего вновь прибывших. Эрик понадеялся на то, что все очень заняты, а потому оставался некий шанс пробраться незамеченным. Но теперь из-за своей неуклюжести он все-таки привлек к себе внимание. Решив не оборачиваться, поскольку это грозило потерей равновесия и падением под ноги напирающей толпы, Эрик с удвоенной силой поспешил вперед, ведь в погоню мог броситься кто угодно.

Ему удалось беспрепятственно пробраться вперед и свернуть в коридор, который он вроде бы помнил по пути на отделение. Толпа поредела. Пока никто его не схватил, значит, преследователи раздумали за ним гнаться.

Эрик пытался сообразить, где заканчивается территория отделения Сэмюеля Тейлора, наверняка недалеко, как вдруг откуда-то издалека, явно не с территории больницы, раздался звук взрыва, и здание больницы содрогнулось. Пол заходил ходуном, впереди послышался звук вибрирующего стекла, и нечто тяжелое свалилось на пол. Еще один взрыв, ближе и громче. Некоторые остановились в нерешительности и переглянулись, им явно хотелось скорее получить объяснение нарушению спокойствия и порядка. Другие с удвоенной скоростью поспешили вперед. Самые боязливые нервно оглядывались назад и звали на помощь.

Эрик не обратил на взрывы никакого внимания и упорно шел вперед. Он уже не так торопился, решив дать себе передышку и сэкономить оставшиеся силы. Снаружи не доносилось беспокоящих звуков, ничто не мешало продвижению вперед, спешащие к отделению люди тревожились о неведомых взрывах и практически не замечали странно одетого, окровавленного и, возможно, ненормального незнакомца, который, покачиваясь, шел им навстречу.

Теперь он оказался в хвосте вновь прибывших, и вот уже никто не спешит навстречу. Куда идти — непонятно. Постепенно смысл происходящего начал доходить до Эрика, давая и без того измученному мозгу новый источник страдания. Тут Эрик заметил впереди калейдоскопический сполох ярких цветов, который витал в воздухе. Испугавшись, что дошел до последней степени утомления и теперь галлюцинирует, Эрик потер глаза рукавом скверно сидящего пиджака и снова посмотрел вперед.

Он помнил, что последние постеры на стенах старой больницы рекламировали незабываемый отдых в Ирландии: красочные фотографии парков и пляжей заманивали потенциальных туристов. Эрик их запомнил, потому что в прошлом году останавливался в одном из отелей с яркой картинки.

И сейчас он смотрел именно на эти постеры, висящие на стене всего в нескольких ярдах. Глаза, за долгое время привыкшие к равномерно-серому цвету, не сразу смогли воспринимать яркие краски.

Еще немного, и отделение Сэмюеля Тейлора осталось позади. Эрик замедлил шаг, прислонился к стене рядом с постерами и нежно коснулся ближнего дрожащей рукой.

Первой мыслью Эрика было послать подмогу соседу по палате и прочим, кто еще мог остаться в живых на отделении. Выполнив это, можно будет и самому получить медицинскую помощь и сделать одну простую вещь, о которой он мечтал в первую очередь, — уснуть.

Эрик заставил себя оторваться от стены и снова двинулся в путь. Шел он недолго, когда свет мигнул и погас секунд на тридцать. Из соседних палат послышались испуганные крики. Свет загорелся вновь.

В темноте Эрик все равно продолжал путь без остановки, вытянув руки перед собой. Когда загорелся свет, он оказался рядом с открытой дверью в детскую палату, где царило лихорадочное возбуждение. Эрик тут же понял, что детей эвакуируют. Медсестры пытались вывезти кровати с изрядно напуганными детьми в коридор. Первая кровать уже появилась из дверей совсем рядом с ним, когда причина паники стала очевидна.

Крысы. Штук шесть крупных зверюг суматошно носились по полу и скакали по кроватям. Медсестры пытались затоптать их, но пока из строя удалось вывести только одно животное, да и то не было мертво.

Появилась высокая женщина с лицом хищной птицы. Пробежав мимо Эрика, она крикнула находящимся в детской палате медсестрам, что распоряжения опять изменились.

— Приказано оставить пациентов в палатах, — добавила она.

Все, как одна, медсестры были против.

— Конечно же, я знаю про крыс. — Дама едва ли не кричала. Она явно была из администрации. — Но в данном случае приходится выбирать меньшее из двух зол. За пределами больницы что-то происходит. Никто не знает, что именно, но неприятности явно серьезные, поэтому вас просили остаться с детьми здесь. Вы знаете порядок действий при чрезвычайных обстоятельствах. Закройте двери и окна и не открывайте, пока не разрешат.

И она начала заталкивать выехавшую из дверей палаты кровать обратно.

Эрик решил, что тут он ничем помочь не сможет, а медсестры, в свою очередь, не в состоянии оказать помощь ему. Поэтому, следуя появившимся указателям "выход", он побрел дальше.

Шум и беготня по коридору возрастали чем дальше, тем больше, и вскоре обстановка напоминала недавнее столпотворение на отделении Сэмюеля Тейлора, если не хуже. Похоже на то, что шел час вечерних посещений, потому что вновь в палатах находились семьи и друзья больных, только атмосфера была совершенно другая. Сотрясение пола под ногами и мигающий свет всполошили посетителей, которые подчас выходили из палат родственников, чтобы друг с дружкой обсудить возможные причины беспорядков. Некоторые, привлеченные воем многочисленных сирен, высыпали в коридор и выглядывали в окна, всматривались во тьму и сообщали лежащим в палате о том, что на улицах полно полицейских и машин "скорой помощи". С верхних этажей больницы открывался прекрасный вид на большой район города.

— Проехали пожарные машины, но дыма я не вижу, — говорила женщина. — И запаха гари не чувствуется.

— Кое-где нет электричества, — вторил ей мужчина. — Разве что это, но больше поводов для беспокойства я не наблюдаю.

Эрик зашел в одну из палат и попросил медсестру помочь ему. Он распахнул пиджак, чтобы она увидела кровь, выпачкавшую всю рубашку. Однако ожидаемой реакции не последовало. Медсестра подозрительно и раздраженно взглянула на него.

— Кто вы такой? — требовательно вопросила она. — Что с вами произошло?

Эрик начал рассказ, но вскоре понял, что понапрасну тратит свои слова и время медсестры. Рассказ даже ему самому показался маловразумительным, и в глазах собеседницы закипало раздражение. Женщина нетерпеливо махнула рукой, прервав его:

— Достаточно. Пожалуйста, уйдите отсюда. Мне бы не хотелось, чтобы вы оставались в моей палате. Пациенты и без того расстроены. Вы так выглядите, что им может стать еще хуже.

Эрик быстро осмотрел себя. Он совсем позабыл, каков с виду.

— Я вижу, что вы поранились. — В голосе медсестры послышалась теплая нотка. — Но здесь вам не смогут оказать помощь. Мы не имеем права лечить вас. Вам надо пройти в отделение травмы и скорой помощи на первом этаже. — Положив руку ему на плечо, она подтолкнула Эрика к двери и наконец-то вернулась к своим прямым обязанностям по поддержанию порядка.

Эрик вышел из палаты и, спотыкаясь, побрел вперед. Наконец он нашел лифт рядом с лестницей, ведущей вниз. Тут же стоял взволнованный санитар. Эрик поинтересовался у него, что происходит.

— Понятия не имею, — пожал плечами санитар. — Меня тут поставили стоять на страже, чтобы люди не застряли в лифте, если опять отключится электричество.

— Не думаю, что смогу спуститься по лестнице.

— Я вижу, что вам нехорошо.

— Если лифт работает, я бы рискнул.

— Спуститься вниз, вы хотите сказать? Не могу вам этого позволить.

— Скоро я свалюсь и уверен, что уже не встану. — Эрик опять распахнул пиджак. — Мне надо добраться до отделения скорой помощи.

Служащий взглянул на грудь Эрика и аж присвистнул:

— Ну и ну.

— Точно, — подтвердил Эрик.

Служащий огляделся по сторонам, пораскинул мозгами и вызвал лифт. Двери тут же открылись.

— Это на первом этаже.

— Скорая?

— Ага. Такой же санитар встретит вас на выходе из лифта. Скажите ему, что Кев Найлор разрешил вам спуститься.

— Спасибо.

— Прямо перед собой увидите отделение скорой помощи.

Пока лифт скользил вниз, Эрик размышлял над последними словами служащего. Они звучали дивной музыкой!

В лифте вместе с ним ехала крыса. Старая, паршивая, тощая крыса с заломом на некогда поврежденном хвосте.

На человека она не обращала внимания, только пару раз принюхалась подвижным носом. Наверное, почуяла запах крови, решил Эрик. Крыса стояла у дверей и первой выскочила из лифта.

Они по очереди предстали перед удивленным санитаром, который хотел было остановить Эрика, пока не узнал, что тот пользовался лифтом с дозволения Кева Найлора. Санитар задумчиво потер шею, но все же задерживать Эрика не стал.

— Гадкие твари, — бросил служащий вдогонку удирающей крысе. — Что это на них вдруг нашло. Бывало, увидишь порой одну или двух, трусливо крадущихся в темных уголках, но в последние недели они повсюду, и плевать им на людей.

— Может, съели чего-нибудь, — предположил Эрик.

— Я точно говорю, — продолжал речь санитар. — Они храбры, как львы.

Через несколько секунд после того, как закрылись двери лифта, освещение снова мигнуло и потухло уже насовсем.

В окутавшем больницу мраке Эрик все же видел, что весь приемный покой отделения скорой помощи беспорядочно забит носилками, стоящими под всевозможными углами, словно вагоны пущенного под откос поезда. На каждой каталке лежало полностью одетое тело с руками и ногами во всевозможных положениях, словно всех их заморозили в разгар напряженной физической деятельности. На лицах застыли похожие гротескные выражения, отражающие всевозможные степени психического и физического страдания. Среди носилок сгрудились ошеломленные, испуганные люди, шарившие взглядом в поисках знакомых лиц. Большинство распростертых на каталках людей не шевелились и, как предположил Эрик, были мертвы, но некоторые порой заходились кашлем в мучительных судорогах. Воняло рвотой и еще какой-то неведомой дрянью.

Носилки стояли так плотно, что и здоровому-то протолкнуться среди них было невозможно, и Эрик понимал: в его состоянии добраться до процедурных кабинетов отделения не получится. Силы были на исходе. Ноги сделались словно ватные, а при движении он весь раскачивался, словно гутаперчевый.

Зная, что на этот раз он наверняка вот-вот свалится, если не получит медицинской помощи, Эрик оглянулся в поисках места, куда можно было бы присесть и немного отдохнуть. На всех выстроившихся вдоль стен приемного покоя стульях расположились недвижимые тела, поэтому он вернулся назад к лифту и направился к пустынной стойке регистратуры рядом с главным входом. Путь неблизкий, но Эрик счел, что в здании пытать счастья бесполезно и с тем же успехом он может попробовать отыскать помощь снаружи. Никакой паники не было и в помине, но повсюду бесцельно бродили растерянные люди, и создавалось впечатление, что никто ни за что не отвечает. Эрик пробирался среди полнейшего хаоса до тех пор, пока не заметил батарею под большим окном, и рассудил, что радиатор находится как раз на подходящей высоте и на него можно присесть.

К окну прижались люди, пытающиеся разглядеть, что происходит на улице. Эрик присоединился к ним и прислонился к батарее, претендуя на некую ее часть. Отодвинув в сторону пару небольших горшков с растениями, похожими на те, что росли под куполом, — вероятно, их черенки, — он уперся локтями в подоконник и перенес на них вес. За окном пронзительные огни патрульных и санитарных машин выписывали стробоскопические стаккато, и из-за этого невозможно было как следует разглядеть да и вообще увидеть, что делается на подходах к отделению скорой помощи и главному входу административного здания больницы. Брошенные снаружи машины стояли на месте, никто в них не садился и не выходил из них.

Кто-то из находящихся рядом сказал:

— Я пытался выйти через главную дверь, но не смог. Закрыта.

— И даже опечатана, — подтвердила женщина почему-то довольным тоном. — Ситуация чрезвычайная. Медсестра мне сказала, что больница находится в боевой готовности.

Другая женщина обеспокоилась не на шутку:

— Но мне нужно идти домой, к детям! Где опасность? В чем? Знает ли кто-нибудь?

— Террористы.

Все единодушно сошлись во мнении, что поблизости взорвались бомбы.

Эрик почувствовал, как что-то коснулось голой щиколотки, затем острая боль пронзила ногу чуть выше левой ступни. Отвернувшись от окна, он лягнул крысу другой ногой и даже попал по ней, но ничего хорошего из этого не вышло, потому что вместе с последними силами он заодно потерял равновесие и понял, что падает. Он попытался схватиться за что-нибудь, чтобы хоть как-то удержаться на ногах, но смог уцепиться лишь за маленькое растение в горшке, которое увлек за собой.

Падал он медленно и на пол осел мягко. Просто соскользнул с батареи, и вот он уже на полу, левой рукой прижимает растение к груди. На стебельках оказалось множество коротких острых шипов, которые теперь вонзились в пальцы и ладонь. Свободной рукой Эрик попытался избавиться от них, но лишь глубже загнал шипы в кожу, поэтому оставил все как есть.

Стоящая рядом женщина завизжала так, словно ее жизни угрожала смертельная опасность, но Эрик решил, что, скорее всего, она всего лишь испугалась крысы. И точно.

— Боже мой, что-то пробежало по моей руке! — воскликнула она и, отшатнувшись назад и споткнувшись о ноги Эрика, упала прямо на него.

Но боли Эрик не почувствовал.

Вскоре после того, как он ухватился за стебель растения, рука начала неметь, а вслед за ней — грудь и все тело. Он прикрыл глаза, и на какое-то мгновение ему показалось: он снова в палате, из капельницы мерно сочится обезболивающее… Даже ностальгия накатила. Интересно, сделал ли он ошибку, что вылез из постели.

— Простите, — извинилась женщина, встала на ноги и стала звать какого-то Джона.

Джон отозвался:

— Энн, я здесь, у дальнего конца окна. Иди-ка сюда, взгляни. — Его голос звучал спокойно.

Судя по всему, мужчину абсолютно не волнует происходящее в главном здании больницы. Такой голос мог бы быть у орнитолога, который увидел редкую певчую птицу и осторожно зовет товарищей, опасаясь ее спугнуть.

Женщина торопливо отошла от Эрика и присоединилась к Джону.

— Посмотри, — продолжал спокойный голос. — Я было подумал, что все куда-то подевались, но у ворот какое-то движение. Видишь?

— Нет, не вижу, — отвечала Энн. — Я только что упала. Очки, должно быть, слетели.

Джон сочувственно хмыкнул и опять переключился на происходящее:

— Да, там точно что-то происходит.

В беседу включился еще один мужской голос:

— Так что же?!. Да что же, наконец, происходит? По подъездной аллее едет машина. Ну и огромная! Никогда таких не видел.

— И мы тоже, — согласился Джон. — Наверное, военная. За ней идут люди. Много. В защитной одежде.

— Думаю, произошла атака бактериологического оружия или отравляющих веществ. У них маски под шлемами.

— Наверное, это полицейские или военные. Надеюсь, скоро все будет под контролем.

Энн опять нервно взвизгнула и пугливо сказала:

— Джон, с каждой минутой крыс становится все больше и больше. Я слышу, как они копошатся вокруг нас. Думаю, они лезут из метрополитена.

— Энн, — по-отечески успокаивал ее Джон, происходящее снаружи поглощало все его внимание, — не волнуйся, они тебя не съедят.

Второй мужчина, собеседник Джона, слегка взволнованно комментировал:

— Этот чертовски огромный грузовик, или что это там такое, подъезжает уж очень близко.

— Да нет, думаю, он уже останавливается.

— Точно. И кто-то выходит оттуда.

Мужчины замолчали. Через некоторое время Джон спросил:

— Вы не видите, что написано на машине? У меня зрение не многим лучше, чем у Энн. Там два слова, и первое начинается с "П", но не похоже, что написано "полиция".

— "Порлок" там написано, — ответил второй. — "Фонд Порлок". Не знаю, что это.

— Я тоже не слышал, — недоуменно пожал плечами Джон. — А ты, Энн?

— Понятия не имею. В первый раз слышу.

— Вероятно, частное охранное предприятие.

— Не важно, кто они, лишь бы вытащили нас отсюда.

— Они так растягиваются и выстраиваются, — озабоченно проговорил безымянный голос, — словно собираются атаковать.

— Просто они хорошо обучены и знают, что делают, — поделился соображениями Джон. — Вид у них очень профессиональный, и экипированы они отменно.

— Если они собираются ворваться с применением силы через окна, например, то осколки разлетятся повсюду.

— А ведь и правда, Энн. — Впервые голос Джона звучал немного встревоженно. — Эти молодцы на самом деле выглядят весьма решительно, словно готовы на все. Может, лучше отойдем от окна?

Эрик, слегка озадаченный подслушанным разговором, ждал ответа. Но если он и был, то Эрик его не услышал.

Снаружи, прямо перед главным входом, кто-то громко свистнул.

Потом Эрик, словно в тумане, увидел, что стоявшие рядом мужчины и женщины беспорядочно отступают вглубь больницы, и был совсем не прочь остаться в одиночестве. Без болтовни только лучше. Ненадолго все стихло, и Эрику это пришлось по душе.

Он сидел, в полном удовлетворении прижимая к себе, скорее даже сжимая в объятиях, маленькое растение. Крысы, деловито снующие вокруг него, вовсе не шутки шутили, но теперь Эрику это было безразлично. Зверюги не смогут добраться до него. Он ускользал от крыс. Пустился в странствие, уплывал по своей воле.

Когда шум в больнице стих и вновь не возобновился, Эрик вздремнул, но недолго.

Одетые в униформу фигуры ворвались в больницу, вдребезги разбив стекла. Это разбудило Эрика, и он было подумал, что его сейчас спасут, но вскоре понял, что оказался не прав.

Им не было дела ни до него, ни до кого-то еще в здании. Им было приказано освободить крыс.