Глен Хиршберг Янки-простаки

После заправочной станции машина проехала по дороге, ведущей к заставе на окраине Рима, более мили. Не обращая внимания на рявканье клаксонов за спиной и зловещее покашливание мотора, парочка молодых — он и она — американцев рылись в пепельнице, доверху наполненной монетами. Дважды Келлен чувствовал, как влажные пальцы Джейми касались его пальцев. Клаксоны проявляли буйное нетерпение, Джейми засмеялась, засмеялся и Келлен.

Когда они наконец набрали нужное количество мелочи, Келлен опустил монеты в автомат, они, звякая, упали на дно, за исключением одной, десятицентовой, которая, очевидно, застряла в желобе. Келлен чертыхнулся, представив очередь из желающих побыстрее миновать заставу, и сдал максимально назад, чтобы открыть дверцу машины и выйти. Но в этот момент застрявшая монетка упала на дно автомата.

Загорелся зеленый свет. Шлагбаум поднялся. Келлен нажал на газ, педаль утонула, но мотор не издал ни единого звука.

— Что такое, Кел? — спросила Джейми. И сзади, словно услышав ее вопрос или увидев его ногу на безвольно застывшей педали, очередь неистово взвыла гудками на всю мощь. Затем — поскольку это была Италия, где оглушительные вопли клаксонов водители воспринимали с тем же энтузиазмом, что и новобрачные рис, разбрасываемый у них над головами, — большинство машин, стоявших в очереди по ту сторону ворот, присоединилось к завывающему хору.

Келлен спокойно повернулся, спина с легким хлопком отклеилась от изрядно нагревшейся виниловой обивки сиденья арендованного авто. Сквозь ветровое стекло лучи заходящего солнца били прямо в глаза и слепили.

— По крайней мере, — сказал он, — это не похоже на то, о чем ты меня предупреждала, говоря, будто машина работает только на дизельном топливе.

— Да, я… — начала Джейми, почувствовав иронию в его словах, но вдруг замолчала. Она собирала в хвост волосы цвета кленового сиропа. Келлен наблюдал, как змеей скользит по ее плечу ремень безопасности. Джейми вновь заговорила: — Насколько мне известно, на крышке бензобака не пишут большими зелеными буквами "ДИЗЕЛЬ".

— Неужели? — посмотрел на нее, прищурившись, Келлен.

— Собственными глазами видела эту надпись на крышке, лежавшей на багажнике, пока этот хлыщ на заправке засовывал пистолет в бак. Хотелось бы знать, чем же он все-таки нас заправил.

"Черт возьми", — в тысячный раз за последнюю неделю пронеслось в голове Келлена. Они с Джейми дружили с первого класса школы. Были вместе все три года, пока учились в колледжах, хотя и в разных. И до сих пор он считал их парой. Она сказала, что тоже так считает. А она не лгала, это уж точно. Но этим летом Келлен почувствовал, как в их отношениях что-то изменилось. Он надеялся, поездка спасет их союз.

Сзади машина рявкнула так злобно, что Келлен чуть не подскочил.

— Насколько мне известно, слово "diesel" в итальянском и английском языках имеет разное значение, — сказал он, и Джейми расхохоталась:

— Вот теперь самое время найти более дружелюбных римлян.

С запозданием Келлен принялся разглагольствовать об отношении европейцев к американцам, о котором его предупреждали перед поездкой родители, присовокупив услышанное в течение недели на улицах и по радио, увиденное на первых полосах итальянских газет, и едва понятое, замеченное мельком на экране телевизора в холле студенческого общежития, где они остановились исключительно ради новизны ощущений, хотя их респектабельные родители не поскупились выделить приличные средства на хорошую гостиницу. Cadavere. Sesto Americano. George Bush. Pavone.[50] Однако Джейми сейчас не горела желанием его слушать. Рукой придерживая дверцу автомобиля, она выставила наружу загорелую, едва прикрытую джинсовой юбкой ногу.

Мгновенно клаксоны смолкли. Дверцы машин распахнулись, будто повылетали пробки из бутылок шампанского, и с полдюжины итальянцев мужского пола всех возрастов и разной склонности выставлять напоказ волосатую грудь столпились, шумя, у машины американцев.

— Мотор заглох, — сообщила им Джейми в открытое окно. — Э-э, kaput.

— Уверяю тебя. Это не ита… — начал было Келлен, но не успел договорить, как дверца с его стороны широко распахнулась. Он испуганно отпрянул. Обнаженный по пояс мужчина втиснулся в салон и ухватился за руль. Остальные равномерно рассредоточились вокруг машины, и она полупроплыла, полупрокатилась под шлагбаумом и оказалась на автостраде в самом центре движения. Мчащийся поток машин не снизил скорости ни на секунду, но зато радостно загудел, приветствуя их появление. По инерции авто еще несколько секунд катилось, а затем замерло на усыпанной гравием обочине.

Джейми откинулась на сиденье и, сложив на груди руки, глубоко вздохнула, уподобившись королеве в паланкине. Она улыбнулась, и Келлен не мог понять кому — ему или парню, крутившему руль. Тот не уходил, и Келлен вынужден был сидеть, вжавшись в спинку сиденья.

Что такого было в итальянских мужчинах, отчего ему хотелось отрастить рога и пустить их в ход?

— При чем здесь "kaput"? — буркнул он Джейми.

— Это, старина, одно из универсальных слов, как и "дизель".

Она вышла из машины.

Казалось, даже Джейми была ошеломлена и издала какой-то щебечущий звук, когда толпа обступила ее. До слуха Келлена донеслось воркующее "bella" и еще что-то вроде "assistere",[51] прищелкивание языком, то ли по поводу сломавшейся машины, то ли это был волчий лязг при виде аппетитной жертвы, а может быть, ни то ни другое. Келлену не нравилось, что Джейми исчезла из поля зрения. И еще ему не нравилась рука, давившая ему на грудь.

Неожиданно рука оторвалась от груди, и Келлен, расправив плечи, вылез из машины. Стоявшему перед ним мужчине было около сорока, черные с проседью волосы, вьющиеся кольцами, мускулистая грудь и европейского типа сандалии, с отдельным ремешком для большого пальца. Мужчина ничего не сказал Келлену, он продолжал смотреть на Джейми, которая опустила солнечные очки со лба на нос и поворачивалась в разные стороны в обступившем ее кругу мужчин, и с каждым ее поворотом подол юбки поднимался все выше и выше. Дома Джейми считалась вполне симпатичной — стройная, спортивная, с немного вытянутым лицом, — во всяком случае, пока не начинала смеяться. Но в Италии, судя по реакции всего мужского населения, с которым они сталкивались в течение недели, проведенной в Риме и Тоскане, она была богиней. Хотя, возможно, для итальянских мужчин все женщины богини.

"Старина". Вот кем он был для нее теперь.

Было почти семь часов вечера, а жара не собиралась спадать. Еще две мили, думал Келлен, и они наконец залезут с ногами в один из прохладных римских фонтанов, а пока надо ждать эвакуатор. И он представил, как Джейми скинет обувь и будет шлепать по воде босыми ногами.

— Все в порядке, спасибо, ребята, — сказал Келлен и, зайдя с другой стороны машины, извлек из кармана шорт мобильный телефон. Держа его в руке, он махнул итальянцам, словно волшебной палочкой, желая, чтобы они исчезли. — Grazie. — Собственный акцент даже ему показался убогим.

Ни один из итальянцев даже не обернулся. Келлен видел, как рука одного из них покоилась на талии Джейми, а другой подошел к ней так близко, что Келлену уже не хотелось бодаться, он занервничал. Ему стало еще грустнее.

— Ребята, вы все сделали. Большое спасибо.

Он снова засунул руку в карман, достал бумажник и вынул грязную банкноту достоинством пять евро. Джейми посмотрела на него, поджала губы и нахмурилась. Парень в сандалиях снова прищелкнул языком и встал прямо у Келлена за спиной.

Еще мгновение Келлен продолжал размахивать купюрой, понимая, что ему не следовало бы этого делать, и неизвестно почему чувствовал себя в полной заднице. И только когда он перестал размахивать деньгами, то осознал, что на него смотрит одна лишь Джейми.

Вокруг никого не было. Мужчины, окружавшие Джейми, включая и того, в сандалиях, все как один вернулись к шлагбауму. Поймав взгляд Келлена, тот, что в сандалиях, поднял длинную волосатую руку. Взмах на прощание?

Они остались вдвоем. Только он и Джейми, они снова вернулись на не разделенную полосами суперстраду,[52] машины проносились мимо, и одна остановилась примерно в пятидесяти футах от них. Желтая, густо покрытая пылью, типичная европейская коробка. За тусклыми от пыли стеклами не видно было ни одной живой души. Но кто-то же должен был там быть, так как клаксон машины, где, очевидно, сидели их избавители, издал резкий долгий гудок.

— Что за мерзость ты устроил с деньгами? — сердито спросила Джейми. — Это тебе не официанты. Они помогли…

Пронзительный крик заставил ее замолчать. Его не мог заглушить даже шум несшихся по автостраде машин, он раздался за подпорной стенкой,[53] возвышавшейся у них за спиной, и растаял прежде, чем они успели понять, что это значит. В первое мгновение Келлен принял этот крик за очередной гудок.

Бросив взгляд на Джейми, затем на подпорную стенку, на солнце, клонившееся к горизонту, он подошел к стенке ближе. Его начала охватывать паника, и причин на то было достаточно. Кроме того, ему очень не хотелось, чтобы их путешествие закончилось вот здесь.

— У меня для тебя, Джеймс, есть еще одно универсальное слово. Всю неделю оно мелькало на страницах газет. Готова услышать? Cadaver.[54]

— Cadavere, — поправила Джейми и повернула голову туда, откуда донесся крик.

— Верно.

Они прислонились к своему арендованному двухместному авто. В момент получения ключей машина уже была грязной — очевидно, здесь чистота не считалась чем-то обязательным в такого рода бизнесе, — и сейчас ее покрывал слой грязи, по толщине не уступавший корке тосканского хлеба.

— Уж коли ты его достал, — все еще обиженно сказала Джейми, кивая на мобильный в руке Келлена, — может, все-таки позвонишь.

Келлен посмотрел на трубку и почувствовал себя совершеннейшим идиотом.

— Забыл зарядить.

Джейми улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в лоб, как она делала все эти дни.

— Извини за деньги, — сказал Келлен, приклеившись взглядом к ее улыбающимся губам. — Ничего оскорбительного, я просто хотел…

— Показать свое превосходство. Настоящий Джордж Буш.

— Превосходство? Какое превосходство, я старался быть любезным! Хотел выразить благодарность. Искреннюю благодарность. Если бы не те парни, мы так и…

Дверца желтого авто со стороны пассажира открылась, и Келлен замолчал.

Первое, что он подумал, когда парень выбрался из машины, — как он мог туда втиснуться. За все время, проведенное в Италии, ему не доводилось видеть такого высокого итальянца, к тому же такого худого и с такой светлой кожей. Волосы у него были черные, длинные и блестели. Несколько секунд парень стоял к ним спиной, как придорожный тростник, неизвестно откуда возникший здесь. Затем он повернулся.

Просто мальчишка. Даже на расстоянии было видно, как живо блестят его серо-голубые глаза, руки с длинными пальцами тянулись вниз к голым, тонким ногам и делали его похожим на паука, сидящего на ветке. Дверца водителя тоже открылась, вылез еще один человек.

Он был полной противоположностью первому — невысокого роста, коренастый, с грязными вьющимися волосами, спадавшими на спортивную майку в красную полоску, как у регбистов. Обут коренастый был в парусиновые туфли без шнурков. Короткая щетина на лице торчала, как иглы дикобраза, но была не настолько длинной, чтобы скрыть глуповатую, растянувшуюся во весь рот улыбку. Он остановился за спиной у Тростника. Келлену парочка показалась похожей на принца и тролля.

— Ciao! — крикнул Тролль. Невероятно, но его улыбка становилась еще шире по мере того, как он приближался к Келлену и Джейми. В отличие от всех лиц мужского пола, виденных ранее, этот смотрел не только на Джейми, но и на Келлена в том числе. — Ciao. — Тролль провел обеими руками по капоту арендованного авто, затем показалось, будто он задержал дыхание, словно хотел проверить, бьется ли сердце.

— Parla Inglese? — соорудила фразу Джейми.

— Americano?

— Д… — начал Келлен, но Джейми его перебила.

— Канадцы.

— Si. Americano. — Раскачиваясь с пятки на носок, Тролль улыбался, топорща щетину. — George Bush. Bang bang.[55]

— Джон Керри, — сказала Джейми и, порывшись в кошельке, достала круглый значок, выдаваемый участникам агитационной кампании кандидата в президенты. Мать настояла, чтобы она имела его при себе в качестве некоего знака отличия. Она помахала значком. Тролль вздернул лохматые брови и удивленно уставился на Келлена и Джейми.

— Что? — спросил Келлен. — Non parlo I'ltaliano.

— Он ничего не сказал, идиот, — урезонила его Джейми и, тяжело вздохнув, замолчала.

Повернувшись, Келлен обнаружил, что Тростник стоит прямо у них за спиной и смотрит куда-то себе под ноги. Он действительно был необычайно высоким, а глаза поражали насыщенной голубизной цвета. "Никакой опасности он собой не представляет", — подумал Келлен, удивляясь, отчего же так ноет сердце.

— Mi displace,[56] — произнес Тростник так зычно, будто в колокол ударили, что никак не вязалось с его тонкой фактурой. За подпорной стенкой снова раздался пронзительный крик, и тут же за ним последовал второй, третий.

— Обезьяны-ревуны, что ли? — прошептал Келлен. — Кто это так кричит?

Но внимание Джейми было сосредоточено на итальянцах. Тролль снова потрогал капот их машины.

— О, — оживилась Джейми, — бензин. Мой друг заправил…

Тролль смотрел на нее и непонимающе улыбался.

Вдруг Джейми подошла к бензобаку, сняла крышку и показала ее Троллю:

— Видите? Дизель.

— Diesel. Si.

— No дизель. — Сложив пальцы пистолетом, Джейми продемонстрировала, как заполняли бак топливом. — Бензин.

Мгновение Тролль просто стоял, затем хлопнул себя по щекам:

— Ohhh. Gas. No diesel. Ohhh. — Продолжая улыбаться, он провел ладонью по горлу и разразился длинной тирадой по-итальянски.

Дождавшись, когда он смолкнет, Келлен поднял руку, державшую мобильник.

— У тебя есть? — Он старался скрыть растерянность и нелепую тревогу.

— Ohhh, — произнес Тролль и посмотрел на своего компаньона.

Тростник расплылся в спокойной, царственной улыбке и ничего не сказал.

— Ohhh. — Тролль заходил, словно танцуя, вокруг капота.

Инстинктивно Келлен отступил на полшага к подпорной стенке, чтобы снять впечатление, будто они с Джейми вынужденно маневрируют между незнакомцами.

— В Америке машина ломается, мы звоним. За нами приезжают. — Келлен щелкнул пальцами. — Но a I'ltalia… Ohhh. — Он шлепнул себя по лбу и скорчил рожу а-ля Джерри Льюис.

Хриплый смех Тролля, в отличие от голоса Тростника, вызвал у Келлена раздражение.

— Они приедут. У тебя есть? — Он снова поднял руку и помахал мобильником.

— Почему ты с ним так разговариваешь? — прошипела Джейми.

— У тебя есть? Вот этот… — И он снова помахал трубкой, беспомощно глядя на Джейми.

— Friend, — подсказала она. — Kaput.

— Ah! — сказал Тролль. — Si. Si. — И, бросив взгляд на компаньона, потрусил к желтой машине.

Он по пояс залез в окно. Судя по движениям его тела, он в поисках телефона продолжал что-то говорить и жестикулировать. Наконец он вернулся, демонстрируя элегантный черный мобильник, открыл его и приложил к уху. Затем свободной рукой сделал вопрошающий жест.

— Я позвоню, — сказал Келлен и потянулся к телефону; показалось, будто и Тростник подался вперед. Но он не препятствовал, когда Тролль протянул трубку.

— Спасибо. Grazie, — сказал Келлен, а Джейми одарила итальянцев ослепительно-наивной улыбкой всех безраздельно любящего Керри. Отец Келлена как-то сказал, что все сторонники Керри улыбаются именно так. Джейми, вероятно, была единственным демократом, к которому отец Келлена испытывал благосклонность.

Келлен уже готов был нажимать кнопки, когда вдруг понял, что не может этого сделать.

— Черт, — проворчал он.

Тролль улыбался:

— Ohhh.

— Что? — спросила Джейми, подходя ближе. — Просто позвони кому-нибудь. Позвони в "Американ Экспресс".

— А ты знаешь номер?

— Я думала, ты знаешь.

— Он у меня в списке быстрого набора. Отец его туда внес. Я этот номер в глаза никогда не видел.

— Посмотри на чеке.

— Мне родители дали не чеки, а карту Visa.

— Mi scusi,[57] — сказал Тролль, подходя ближе, и в этот момент за стенкой вновь раздался пронзительный крик. Тростник лишь повернул голову и бросил беглый взгляд на желтую машину, после чего все внимание сосредоточил на Келлене и Джейми. Казалось, итальянцы вообще не слышат никаких криков.

Постучав по красно-полосатой груди, Тролль выдал новую тираду на итальянском. Келлен понятия не имел, что он сказал, но протянул ему телефон. Кивнув, Тролль набрал какой-то номер. Наверное, с минуту он стоял с улыбкой на лице и с трубкой, прижатой к уху. Затем он быстро заговорил, развернулся и пошел вдоль дороги.

— Как нам повезло, что мы их встретили, — сказала Джейми ему в самое ухо.

Келлен посмотрел на нее. Она стояла, сложив на груди руки и закусив нижнюю губу. Впервые Келлен подумал, что она, возможно, напугана больше его. В конце концов, перед ее глазами мелькали те же самые газетные статьи, что и перед ним. Те же самые фотографии: американская пара, покачиваясь висящая на флагштоке Колизея — вымазанная дегтем, вывалянная в перьях, замотанная в американский флаг. Семью Теннесси нашли завернутыми в одеяло с символикой кока-колы в развалинах древних катакомб, недавно обнаруженных археологами у стен Форума. Все жертвы были раздеты догола, а животы их распороты и набиты перьями. Пара на флагштоке напомнила Джейми студенческий реферат, где она писала о традициях Древнего Рима, о праздниках, во время которых на деревьях развешивались деревянные куклы. Куклы заменили мальчиков, некогда приносимых в жертву в честь этого праздника.

Тролль дошел до своей машины, не прерывая оживленного разговора и размахивая свободной рукой, время от времени держа трубку перед собой и что-то крича в нее. Тростник просто стоял, спокойно, как часовой, и смотрел поверх голов Келлена и Джейми в сторону ворот.

Клонившееся к закату солнце нижним краем достигло уровня подпорной стенки, появились первые признаки сумерек — краски поблекли, но прохладнее не стало. На автостраде все так же гудели клаксоны и визжали шины, но Келлен находил в этом шуме нечто успокаивающее. Он был какой-то жизнерадостный, и это отличало его от американского шума. И сигналы клаксонов сильно походили на крики птиц.

Вдруг ему захотелось обнять Джейми за плечи. Ее кожа была горячей, но уже сухой. Обутая в шлепанцы нога постукивала по пыльному краю дороги. Джейми не прижалась к нему в ответ на его объятия, но и не отстранилась. Он думал, как потом в течение многих лет они будут вспоминать и рассказывать об этом приключении их благополучным американским детям, но не тем детям, которые, как он всегда думал, будут у них с Джейми, а уже каким-то гипотетическим, чьей матерью Джейми может и не быть.

По крайней мере, он, Келлен, будет вспоминать Италию, как событие своей молодости.

— Дизельное топливо, — пробормотал он. — Разве им еще кто-то заправляется?

— Люди, которым небезразлична чистота воздуха. Дизельное топливо в миллионы раз чище обычного бензина.

— Но оно ужасно вонючее. — Келлен попытался игриво прижать Джейми к себе, но она оттолкнула его.

— А ты чем-нибудь пахнешь?

Келлен вынужден был признаться себе, что нет.

— Проблема с запахом решена много лет назад. Тебе просто мозги промыли рекламой.

— Мозги промыли?

— Марионетка нефтяных компаний. Марионетка Джорджа Буша. Маленькая марионетка, повторяющая за суфлером.

— Повторяющая за суфлером, — произнес Келлен и, превозмогая страх и растерянность, выдавил из себя улыбку. Джейми жалко улыбнулась в ответ, не сводя глаз с безмятежного лица худого парня.

— О'кей! — крикнул Тролль, махая рукой. Он снова по пояс скрылся в окне желтой машины, продолжая жестикулировать, хотя рук практически не было видно, затем вылез и закричал: — Arrivo! Si? Едут.

Джейми благодарно улыбнулась. Тростник повернул голову к заходящему солнцу и наблюдал, как оно скрывается из виду. Тень от подпорной стенки легла на автостраду, и тут же раздалось сразу несколько криков, их звук долго висел в воздухе.

Успокаивающе сжав локоть Джейми, Келлен обошел заглохшее авто, поднялся по насыпи, тянувшейся вдоль суперстрады, и приблизился к подпорной стенке; она была выше, чем это казалось с дороги. Даже встав на ее фундамент, Келлен не мог заглянуть за нее. Стенка была выложена "диким камнем", как и стены, ограждавшие места археологических раскопок по всей Италии. Келлену очень хотелось знать, действительно ли это ограждение возводилось в качестве подпорки.

Встав на цыпочки, он положил локти на стенку, сунул ногу в углубление между камнями и подтянулся. Так и повис с открытым ртом, локтями больно упершись в камень.

Стараясь не сорваться, он повернул голову.

— Джейми, — тихо позвал он, надеясь, что она его услышит, а Тростник — нет. Но шум машин заглушил его голос, и Джейми не обернулась. Тролль стоял, прислонившись к желтой машине, и курил длинную коричневую сигарету. — Джейми! — гаркнул Келлен, и она повернулась, медленно повернулся и Тростник. — Джейми, подойди сюда.

Она подошла. И только ее ноги коснулись фундамента стенки, как снова раздались крики. Теперь, зная источник и причину криков, Келлен должен был бы отреагировать на них спокойно. Но вместо этого он закрыл глаза и рукой вцепился в камень.

— Кел? — испуганно, едва слышно окликнула его Джейми, он едва расслышал ее. — Келлен, что там происходит?

Он открыл глаза и снова посмотрел за стену:

— Павлиний Освенцим.

— Ну хватит уже нести всякую чушь, как твой тупой президент, который уверен, что Освенцим — это марка пива! — возмущенно буркнула Джейми.

— Он и твой президент тоже.

Джейми пыталась втиснуть ногу в расщелину стенки. Он мог бы помочь ей или приказать остаться внизу, но он не сделал ни того ни другого.

— О господи, — выдохнула Джейми, повиснув рядом с ним и погрузившись, как и он, в молчаливое созерцание.

Окрестный вид, открывающийся сверху, больше походил на стоянку цыганского табора, нежели на городские трущобы. Крошечные домишки казались более ветхими, чем хозяйственные строения, что были сооружены из старых покрышек, проволочных цыплячьих клеток и камней. Как и повсюду, здесь тоже ложились тени, и многочисленные оливковые деревья превратились в седовласых, согбенных старцев, скорбно замерших средь руин, подобно плакальщикам на кладбище.

К каждому жилому строению — даже с провалившимися крышами и разрушенными стенами — была пристроена равная с ним по высоте клетка из колючей проволоки, обращенной острыми шипами внутрь. В клетках сидели птицы.

Павлины. По три или даже четыре птицы, включая мертвых. Живые кокетливо расхаживали, волоча длинные хвосты по пыли, по разбросанным останкам своих собратьев, мягкими птичьими лапами утрамбовывая омерзительное покрытие пола. Сомнений и быть не могло, бившая в нос вонь являлась доводом, опровергавшим все сомнения; здесь царили смерть и птичье дерьмо.

В клетке, расположенной ближе всех к подпорной стенке, одна из птиц посмотрела наверх и подняла хвост, словно собиралась его раскрыть, но затем откинула голову назад и пронзительно крикнула.

— Знаете, в Древнем Риме в честь императоров приносили в жертву pavone — павлинов, — сказал Тростник на отличном английском языке с чуть заметным акцентом. Келлен и Джейми вздрогнули. Парень стоял у самой стены и продолжал: — Павлин был символом бессмертия. А на его хвосте — тысяча глаз Бога, этими глазами Бог смотрит на наш мир. Конечно, павлинов приносили в жертву и людям, Larvae.[58]

Медленно, продолжая держаться руками за стенку, Келлен повернул голову. Парень стоял так близко, что он чувствовал его дыхание на своей спине и струйку пота, стекавшую между лопаток. Даже если бы Келлен попытался ударить парня ногой, проку от этого удара не было бы никакого. Джейми застыла в висячем положении, вытаращив глаза, не мигая, она смотрела на птиц.

— Larvae? — переспросил Келлен, не из интереса, а лишь бы только не молчать. Он не знал, что ему делать. — Это что-то вроде червей?

— Нет, это мертвецы. Точнее, демоны, в которых после смерти превращаются злые люди.

— А зачем приносить им жертвы?

— О! — воодушевленно закивал парень и в величественной задумчивости сложил руки. — Вы правы! Это вопрос. Для чего вызывать Larvae? Чтобы натравить их на врагов Рима? Чтобы умилостивить их и тем самым отогнать неудачу и несчастья? Какой ответ соответствует истине? Полагаю, что древние и сами до конца этого не знали. А вы как думаете?

"Думаю, я на краю смерти", — безумная и отчаянная мысль пронеслась в голове Келлена. Он закрыл глаза и кусал губы, чтобы только не закричать, как те несчастные павлины в клетках.

— Римляне взращивали и лелеяли мертвых злодеев?

— И их жертв. И их палачей. Как это делается во всем мире во все века.

Осторожно, в любой момент ожидая удара кинжалом под ребра, Келлен снял локти со стены, опустил на землю одну ногу, затем вторую. Птицы за стеной молчали. Мгновение он стоял лицом к стене, затем повернулся.

Тростник находился от него на расстоянии пятнадцати футов и смотрел в сторону желтой машины, куда он затем медленно направился.

— Джейми, — прошипел Келлен, и Джейми отлепилась от стены и приземлилась рядом с ним.

— О… — пробормотала она, согнув локоть и обнаружив широкую красную полосу на руке.

— Джейми, мы вляпались в неприятную историю.

Джейми посмотрела на него. Такого выражения лица он раньше у нее никогда не видел. Но смысл его он понял сразу, по спине пробежал холодок, как и от рассказа Тростника. Презрение. Он всегда боялся, что рано или поздно она выразит свое презрение. Обязательно выразит.

Не сказав ни слова, Джейми спустилась с пыльной насыпи, прижимая к груди ободранную руку. Подойдя к машине, она начала водить указательным пальцем по пыльному боковому стеклу со стороны водителя.

"Хорошо, — пробормотал про себя Келлен. — Думай. Телефона нет. Кому можно позвонить? Есть ли в Италии служба девятьсот одиннадцать? Может быть, стоит быстрым шагом вернуться к шлагбауму? Встать посреди дороги? Машины будут сигналить. Но так мы, по крайней мере, будем на виду. А пока мы на виду, с нами ничего не может случиться, ведь так?"

Но тут он вспомнил, как итальянцы, помогавшие им выехать на обочину, все как по команде разошлись. И поток мыслей резко развернулся в ином направлении. "Они знали. Вся страна знает. Они все сговорились. Они знали о желтой машине, об этом месте. О птицах. Они знали. Они специально оставили нас здесь. Специально заманили сюда. Даже тот парень на заправочной станции, якобы обслуживая нас, чем он заправил машину?"

Павлины закричали. Хор криков. Последний луч солнца скользнул по земле. Келлен поспешно спустился по пыльной насыпи к машине, к Джейми. Она сидела на корточках и покачивала склоненной вниз головой на длинной загорелой шее.

Взгляд Келлена скользнул по надписи, оставленной Джейми на пыльном стекле автомобиля, и одновременно он увидел двух итальянцев, которые от желтого авто вновь направлялись к ним. Они шли рядом, изящная рука Тростника с длинными пальцами покоилась на плече коренастого.

"Янки-простаки" — вот что написала Джейми.

— Я люблю тебя, — сказал Келлен.

Но Джейми даже головы не подняла.

Пассажиры желтого авто находились сейчас на расстоянии двадцати футов, казалось, они не обращали внимания ни на машины, ни на птичьи крики, вообще ни на что, кроме намеченной жертвы.

"Перепрыгнуть через стену", — промелькнуло в голове Келлена. Но идея спрятаться в вонючих трущобах — даже ногу туда поставить — казалась еще худшим злом, нежели встретиться лицом к лицу с этими двумя. И таким же роковым, как осквернение святынь. Равносильно навязчивой демонстрации камер, ай-подов[59] и мобильных телефонов там, где люди молятся, играют в азартные игры или убивают друг друга.

Так думал Келлен, а итальянцы между тем приближались, и в это время появился эвакуатор. Он просигналил густым, победоносным басом, и в голове стало пусто, все мысли исчезли; заглушив мотор, эвакуатор остановился рядом с ними.

— Мы спасены, — свистящим шепотом вырвалось из груди Келлена, и он упал на колени рядом с первой и единственной девушкой, которую он любил и которая наконец-то подняла голову и посмотрела на него. — Джейми, эвакуатор приехал. Мы спасены.

В мгновение ока из кабины выпрыгнул водитель, он окинул взглядом заглохшее авто и сунул им в руки по толстому куску холодной пиццы. Он тоже не говорил по-английски и изъяснялся жестами, как и все итальянцы, понятно и выразительно. Кабина эвакуатора предназначалась только для водителя и его пиццы. Джейми и Келлен могли ехать в своем авто. Они уселись, и, когда водитель грузовика подцепил их за бампер и начал затаскивать на длинную, высокую площадку кузова, Келлену хотелось посигналить итальянцам из желтого авто, показать, как ловко они улизнули у них из-под самого носа.

Но это было бы ужасной глупостью! Ведь именно эти ребята вызвали эвакуатор. Никакой опасности они не представляли.

Келлен начал смеяться и положил ладонь на руку Джейми. Ее рука дрожала, хотя было совсем не холодно. Их машина заняла положенное место, водитель эвакуатора забрался в кабину… И тут до Келлена дошло, что вот именно сейчас ловушка захлопнулась.

Накренившись, эвакуатор двумя колесами выехал на суперстраду, отвечая на шквал гудков ревом базуки.[60] Сидевшему на высоте восьми футов и притороченному цепью к эвакуатору Келлену было прекрасно видно, как синий двухместный "мерседес" остановился на обочине прямо за желтой машиной. Он видел, как из "мерседеса" вылез водитель в черном пончо, надобности в котором в такую жару не было никакой.

Отойдя от "мерседеса", вновь прибывший спокойно наблюдал, как по команде Тростника Тролль вытащил с заднего сиденья желтого авто мальчишку, обмотанного ржавой проволокой и с кляпом во рту, его голова безвольно болталась из стороны в сторону. Без труда Келлен мог рассмотреть лицо мальчика. Типично американское, какие часто изображают на пакетах с молоком. Волосы пшеничного цвета, словно нарисованные веснушки во все лицо, бейсболка, каким-то чудом удержавшаяся на его голове…

"Вот только этого парня никогда не сфотографируют для рекламы молока", — подумал Келлен, хватаясь за безжизненный руль.

Когда он звонил отцу и рассказал об убийствах, отец крякнул и сказал: "Это говорит только об одном: в Италии, как и здесь, есть недовольные, которые не знают, что такое благодарность". Кому бы они из своих знакомых ни звонили, никто ничего не слышал об убийствах. В новой американской истории этот мальчик исчезнет так же бесследно, как и солдаты во время второй Войны в Заливе; ряды их гробов корреспонденты снимали тайно.

Дрожа всем телом, судорожно сжимая руль, Келлен пытался представить, в каком контексте лицо мальчика появится на страницах итальянских газет. Утопленный в фонтане наверху Испанской лестницы? Замурованный в стене катакомб Нерона? На берегу Тибра заваленный мусором, объедками и пакетами из-под фастфуда, рваными ботинками бездомных?

Эвакуатор выехал на дорогу, втискиваясь в поток машин, человек в пончо закрыл дверцу "мерседеса" за своим новым пассажиром, Тролль и Тростник подняли головы, их глаза и глаза Келлена встретились.

Тролль помахал рукой. Тростник улыбнулся.