"Непокорное время" - читать интересную книгу автора (Клейн Жерар)

3

Эрин поднял руку, и Йоргенсен сразу узнал поляну. Близилась ночь. Она продлится девяносто шесть часов, а за столь долгое время сильно похолодает. Их генераторы энергии не функционировали. Термоустройства комбинезонов отказали. Они рисковали погибнуть от холода, если не сумеют вернуться на Альтаир.

Да, это была поляна, на которую они прибыли несколько часов назад. Ливиус и Кносос рванулись вперед, несмотря на невероятную усталость. Один Шан д'Арг сохранил свою быструю, упругую походку.

— Стойте, — крикнул Йоргенсен.

Все замерли на месте.

Йоргенсен потер лоб. Ему не нравилось то, что надлежало сделать.

— Марио. Бросьте оружие на землю, — приказал он твердо. — Расстегните пояс. Шлем можете оставить.

Марио медленно повернулся к нему. Потом улыбнулся. Его лицо было серым от пыли, под глазами чернели круги.

— Я вас понимаю, — произнес он. — Вы мне не доверяете и не уверены, враг я или нет.

— Я не имею права рисковать.

Йоргенсен расправил плечи, погладил правой рукой рукоять мертвого оружия. Закатное солнце бросало на его лицо красные блики. Марио устало уронил оружие к ногам. Затем открыл магнитную застежку пояса, и тот соскользнул на землю. Встроенный генератор энергии, антигравитационный блок, ядерные гранаты, симбиотический комплекс — все не работало, все превратилось в мертвый груз. Однако пояс служил еще и символом беспредельного могущества посланцев Федерации. «Теперь предел этому могуществу установила Игона», — подумал Йоргенсен. Он понимал чувства Марио, если тот был своим.

— Ливиус.

— Слушаю, — отозвался тот с недовольной гримасой.

— У вас сохранился кинжал?

Вопрос был излишним. Ливиус никогда с ним не расставался. Он был единственным в коммандос, кто искусно владел этим древним оружием. Он умел и метать его, и драться им. Даже Шан Д'Арг побаивался его ножа.

— Конечно, — ответил Ливиус, отбросив со лба прилипшие волосы.

— Будете следить за Марио, — Йоргенсен избегал смотреть на них. — При малейшем подозрительном жесте убейте его. Вы поняли? Повторите.

Ливиус посмотрел на Марио, потом на Йоргенсена и снова на Марио.

— При малейшем подозрительном жесте-убить его, — едва слышно выговорил он.

Остальные молчали. Их сапоги были запорошены красной пылью спор.

— Попробуем вернуться на Альтаир. Маяк прямо перед нами. Вы понимаете, что я не могу рисковать. Если подлинный Марио мертв, а с нами его копия, то в момент активации маяка его оружие заработает, и он, перестреляв нас, в одиночку отбудет на Альтаир и…

Он не кончил фразы.

— Я понимаю, — заговорил Марио. — На вашем месте я поступил бы точно так же. У меня нет средств доказать, кто я на самом деле.

«Никто из нас не может доказать, кто он, — вдруг сообразил Йоргенсен. На лбу его проступили бисеринки холодного пота. — Никто. Во время погони каждый из них на какие-то мгновения оставался один. Быть может, под одной скалой лежит труп Ливиуса, под другой — Кнососа, под третьей — Нанского, а под четвертой… У не могу доверять ни одному. И в состоянии ответить лишь за себя. А если я ошибаюсь и в самом себе?».

Он не решился поделиться своими соображениями.

— Идите первым, Марио, — приказал он, с трудом сглотнув слюну.

Марио повернулся и, переставляя одеревеневшие ноги, двинулся вперед. Ливиус, подобрав с земли оружие и пояс, пошел за ним следом. Остальные нехотя тоже тронулись с места. Небо слева горело адским пламенем, и только вершины гор сияли белыми шапками.

Замаскированный маяк высился посреди поляны. Йоргенсен облегченно вздохнул и едва сдержался, чтобы не рвануться вперед, подобно Кнососу и Ливиусу. Он уже не надеялся отыскать поляну и боялся, что маяка на ней не окажется.

Он приблизился к скале, провел ладонью по шероховатой поверхности и почувствовал легкий укол тока. Кончиками пальцев он нащупал выступ, за которым пряталась клавиша контакта. И нажал на нее. Но ничего не произошло. И прекратилось покалывание в пальцах.

Йоргенсен стал торопливо ощупывать выступ.

— Ливиус, — он пытался совладать с собственным голосом, — передайте мне оружие Марио.

Поймав брошенный пистолет, Йоргенсен ударил рукояткой по выступу что-то могло заклинить.

Оружие со звоном отскочило от камня. Йоргенсен ударил сильнее. Болели все мышцы. Нестерпимо хотелось вновь услышать резкий и четкий альтаирский говор. Скала крошилась, летели осколки. Йоргенсен с остервенением колотил по камню. Наконец, обессилев, он повернулся к товарищам. Слова были лишними. Маяк стоял на прежнем месте. Но дверь на Альтаир захлопнулась. Замаскированный под скалу маяк, неизвестно отчего, стал камнем.

Марио, по-видимому, все понял и расхохотался. Их, как маленьких, обвели вокруг пальца. Они спрятали маяк, а противник отрезал им путь к отступлению, превратив его в скалу.

Они стали пленниками Игоны и скоро станут пленниками ночи. К тому же среди них, возможно, имеется враг.

Ножки грибов полыхали светлым пламенем. Ливиусу удалось разжечь костер самым древним способом — высекая искры из камня.

Члены коммандос с недоумением смотрели на пламя — большинство из них видели огонь впервые.

Они инстинктивно уселись вокруг костра, протянув к огню озябшие руки и ноги. Ливиус играл кинжалом, искоса поглядывая на Марио и напевая песенку, которая с детства запала в памяти.

«Итак, мы заброшены на тысячу лет назад. Нет, не на тысячу, на сто тысяч лет назад, — думал Йоргенсен. — Мы впервые совершили настоящее путешествие во времени. Попали в эпоху, когда человек с голыми руками один на один выходил на дикого зверя, высекал огонь и даже не подозревал, что когда-то покинет Землю и поселится в космосе».

Ножки грибов горели с веселым треском. Отрешившись от всего, Марио не мигая смотрел на пламя.

«Еще девяносто часов ночи», — прикидывал Йоргенсен. У него пересохло в горле. Они выпили всю воду, выработанную симбиотическим комплексом. С рассветом придется отправиться на поиски воды, а она, скорее всего, находится на дне ущелья, рядом с Далаамом.

«Кроме огня и голых рук нас с нашими далекими предками сближает еще одно, — решил Йоргенсен. — Недоверие». Они замкнулись в себе, не зная, кто прячется за лицом друга, бок о бок с которым не раз приходилось сражаться. Наверно, нечто подобное испытывали первобытные охотники. Сотрудничество, взаимное доверие явились плодом многовекового пути вверх по ступеням цивилизации.

«Недоверие — истинная причина нашего пребывания здесь, — неожиданно осенило Йоргенсена, и эта мысль словно разогнала мрак ночи. — Именно потому, что Федерация не доверяет будущему иных миров, мы и призваны действовать. Самый сильный или самый умный из первобытных охотников постоянно был начеку, боясь и сородича, и соседнего племени. И вот Федерация, могущественное цивилизованное объединение миров Галактики, мыслит и действует столь же примитивно, как и первобытный охотник».

Зловещая тень недоверия как-то сразу разделила и семерых членов коммандос, и то же недоверие опутало тяжелыми кандалами Марио. Но оно было лишь отражением недоверия Федерации к иным мирам. Они боялись, что Марио окажется чужаком, врагом — возможно ли допустить, что чужой может быть другом, ведь они сами прибыли на Игону тайно, по-воровски.

Так и случилось.

Обитатели Игоны, возможно, жители Далаама, а может, таинственные пришельцы, поставившие их в критическое положение, расплатились с ними их собственной монетой. Семерка явилась на Игону в полной уверенности, что далаамцы бессильны против нее, а теперь беспомощной оказалась она. Каждый из них нес в себе недоверие, страхи и ненависть Федерации, и все это обернулось против них.

«Игона стала зеркалом, — размышлял Йоргенсен. — Она отразила наше истинное лицо. Явись мы сюда безоружными, с сердцем, исполненным дружбы и доверия, спроси мы далаамцев, что они думают о жизни и что мы можем им предложить… А что мы могли бы им предложить?

Наше могущество?

Но они раздавили нас, как мух.

Явись мы с нашими проблемами, нашими жизнями, нашим будущим ради того, чтобы договориться, а не разрушать, был бы иным результат?

Нет на это ответа. И не будет, если только не пойти с расспросами к жителям города. Ведь они не убили нас, как поступили бы на их месте мы. Они пригрозили нам нашим же оружием, они оглушили нас дубинкой нашего же страха. И на этом не остановятся, сомневаться не приходится. Они ни к чему не принуждают нас. Они всего-навсего обращают против нас наше оружие, топят нас в болоте наших же проблем».

Напрашивалось единственное решение. Оно было светлым, как огонь, жгучим, как огонь, страшным, как огонь, и, словно огонь, оно могло рассеять мрак ночи.

Йоргенсен решился сделать первый шаг к восстановлению доверия.

— Спрячь кинжал, Ливиус, — начал он. — А ты, Марио, забудь о моих словах. Я ошибся. Я верю, что ты свой. Думаю, тот Марио в скалах был лишь ловкой подделкой, дабы ввести нас в заблуждение. Не обмануть, а направить наши мысли по новому пути. До сих пор мы шли ложной дорогой.

— Вы хотите нашей гибели, — прервал его Ливиус. — Только осторожность может нас спасти.

Шан д'Арг отвернул лицо от огня.

— Я не столь категоричен, как Ливиус, — сказал он, — но я тоже не понимаю вас. Откуда вдруг столь резкая перемена?

— Мне кажется, я кое в чем разобрался, — ответил Йоргенсен. — Я могу ошибаться, но готов пойти на риск. Предлагаю вам последовать за мной.

— Что вы понимаете под риском? — резко спросил Нанский.

Йоргенсен не стал отвечать ему.

— Я хочу отправиться в Далаам, — сказал он. — Я спущусь в город и вступлю в контакт с аборигенами. Я хочу понять, что происходит, и уверен, Далаам поможет мне в этом.

— Вы не имеете права так поступить, — вмешался Кносос. — Правила запрещают всякий контакт с туземцами. Альтаир…

Йоргенсен подбросил в огонь ножку гриба. В небо взметнулся вихрь искр.

— Альтаир! — воскликнул он. — Кто из вас может показать мне на небе, где находится Альтаир? И в каком веке истории Альтаира мы живем в данный момент? Есть ли у нас шанс попасть на Альтаир в наше время? И вспоминают ли о нас люди Альтаира?

Он поднялся. На фоне костра плясала его тень. «Прекрасная мишень, мелькнула мысль. — Пусть она будет еще больше, чтобы далаамцы, следящие за нами из тьмы, знали, что я не боюсь нападения с их стороны».

— Альтаир и его правила, Федерация и ее законы — мертвые слова для нас в нашем положении. Рядом с нами другой мир. Мне надлежит отправиться туда и понять, что происходит.

— Еще ни одна коммандос… — начал Кносос.

— Знаю. Но еще ни одна коммандос и не оказывалась пленницей планеты. Такое, наверно, должно было случиться. В какой-то мере я рад, что это случилось с нами, а не с другими.

— Почему?

Йоргенсен заколебался.

— Не знаю. Не в силах вам объяснить. Пока. Уверен только, что я прав.

Он не мог толком объяснить своих ощущений. Интуитивное понимание того, что ответ следует искать именно в Далааме, пришло внезапно. В путь следовало тронуться немедленно, пока сомнения не изменят принятого им решения. Каждый должен был прийти к этому сам. Он оказался первым. А может, Марио понял все раньше его и именно поэтому появился мертвый двойник…

— Вы больны, — сказал Кносос. — Вас бьет дрожь.

Йоргенсен покачал головой.

— У меня еще никогда голова не работала с такой ясностью.

— Вы идете навстречу смерти.

— Навстречу? Думаю, вы понимаете, мы живы сейчас по их воле. Если бы они собирались перебить нас, они давно бы это сделали, не подвергая себя опасности. Они могли убить нас, заменить двойниками и отправить их на Альтаир.

— А вместо этого они отрезали нам путь к отступлению.

— И приглашают нас тем самым в их город. Они намерены встретиться с нами. Не думаю, чтобы они питали к нам ненависть. Скорее всего, ими движет любознательность. Мне следовало понять это, увидев их поселение. Но я думал лишь о выполнении нашей разрушительной миссии.

— А теперь? — спросил Кносос.

— Теперь я хочу встретиться с ними.

— И сообщить им, зачем мы сюда явились, что нам известно о путешествиях во времени?

— Возможно. К тому же, полагаю, этих тайн для них не существует. Оружие наше потеряло силу. Путешествия во времени для нас прекратились. Остались они и мы.

— Я не пущу вас, Йоргенсен. Координатора можно сместить во имя коммандос.

— Вы ошибаетесь, Кносос. У нас нет ни оружия, ни аппаратуры, а значит, нет и коммандос. В чем сила и слитность коммандос? В технической оснащенности, в невероятном могуществе. У нас ничего не осталось кроме людей. Каждому следует глянуть истине в глаза. Не усложняйте создавшегося положения, Кносос. Клянусь, я знаю что делаю.

Кносос кинулся прямо через костер на Йоргенсена. Он оглушил бы Йоргенсена рукояткой пистолета, если бы координатор не отклонил голову. Удар пришелся по плечу. Йоргенсен скривился от боли, отскочил назад и принял оборонительную позу. Он жалел, что снял шлем. И едва успел согнуться, чтобы парировать удар ногой. Но все же носок сапога пришелся ему в живот — у Йоргенсена потемнело в глазах. Превозмогая боль, он бросился вперед. Правым кулаком с силой ткнул Кнососа в грудь, а ребром левой ладони попытался ударить по горлу, но Кносос отскочил в сторону. Йоргенсен потерял равновесие и рухнул лицом вперед. Он тут же сжался в клубок и мгновенно вскочил на ноги. Его тренированное тело сражалось само, а разум наблюдал за схваткой как бы со стороны. «Мы сцепились, как первобытные охотники, голыми руками, не хватает пустить в ход когти», подумал он.

Йоргенсен слышал прерывистое дыхание соперника и стук ударов. Кносос споткнулся. Йоргенсен прыгнул и ногой ударил по руке Кнососа, сжимавшей оружие. Оно отлетело далеко в сторону.

Но тут Кносос схватил Йоргенсена за ноги и крикнул:

— Помогите мне! Держите его!

Никто не шелохнулся. Люди с застывшими лицами наблюдали за схваткой. Дерущиеся свалились на землю рядом с костром, Йоргенсен оказался внизу. Пальцы Кнососа вцепились в его горло. Йоргенсен напрягся, выгнулся и перебросил противника через себя.

Йоргенсен открыл глаза, с наслаждением вдохнул воздух и медленно привстал. Тело ломило. Вдруг он услышал нечеловеческий вой и понял, что слышит его уже давно…

Выл Кносос. Он лежал посреди костра. Остальные оцепенело смотрели на него.

«Я победил, — думал Йоргенсен, потирая подбородок. — Вот я и великий охотник».

Он бросился в огонь, схватил Кнососа за руку, выволок его из костра и, оттащив подальше, тяжело опустился на землю. Как во сне, он слышал стоны Кнососа и видел, как Шан д'Арг разрезал на нем одежду и, достав из пояса флакончик, стал втирать его содержимое в обгоревшую кожу.

Йоргенсен поднялся, чувствуя дрожь в ногах. У Кнососа была повреждена рука, и Шан д'Арг осторожно ощупывал ее.

— Ничего страшного, — сказал он. — Еще легко отделался.

— Почему никто из вас не вмешался? — спросил Йоргенсен.

— Это был ваш бой. Вы победили, — ответил за всех Шан д'Арг. — Если бы не бросил вызов Кносос, вам пришлось бы иметь дело со мной.

Йоргенсен молчал, глубоко дыша. Он отбросил свой пояс в сторону, подобрал кинжал Ливиуса и разрезал комбинезон.

— А теперь? — спросил он.

Шан д'Арг ответил, не поднимая головы:

— Вы можете спокойно отправляться в Далаам. Вы победили. Я не могу драться с вами после того, как вы истратили все силы.

— Сильный всегда прав, — с горечью проговорил Йоргенсен, сплевывая кровь.

— Сила здесь не при чем, — возразил Шан д'Арг. — Это была схватка мужчин. Вы победили. Вот и все.

Йоргенсен задумчиво глядел на него. Он с трудом понимал Шан д'Арга, который хорошо разбирался в рукопашном бою, умел понять и победителя, и проигравшего. В его словах крылась истина, но Йоргенсен едва угадывал ее. Для Шан д'Арга главным было то, что точка зрения Йоргенсена противоречила принципам коммандос. Кто-то должен был вызвать Йоргенсена на дуэль, чтобы защитить ее честь. Теперь Йоргенсен победил, и понятие собственной чести не позволяло Шан д'Аргу ставить под сомнение исход и смысл дуэли. Он не будет драться с усталым человеком. С его точки зрения, это было бы низостью. Победив Кнососа, Йоргенсен завоевал право поступать по-своему.

— Я ухожу, — сказал он.

— Будь по-вашему, — согласился Шан д'Арг. — Подождите секунду.

Он открыл одну из коробок, висящих на поясе, и достал мешочек, наполовину наполненный водой, — все, что осталось от его симбиотического комплекса. Он протянул его Йоргенсену.

— Возьмите. Он вам пригодится. У меня хватит воды для Кнососа.

— А вы сами?

— Завтра мы спустимся в долину и отыщем источник.

— Спасибо, — поблагодарил Йоргенсен. Он не имел права отказываться. Он посмотрел на костер и четверку остальных, затем повернулся и сделал несколько шагов.

— Я иду с вами, — крикнул Марио.

— Нет, — ответил Йоргенсен не оборачиваясь. — Позже, если захочешь, пойдешь. Но сейчас я должен идти в одиночку.

У него кружилась голова. «Дрался я в одиночку. А потому и должен идти один. Каждый из них должен сам понять, почему ему следует идти в Далаам».

Он подобрал и застегнул на себе пояс. Сунул за него кинжал Ливиуса. Отныне он был орудием труда.

— Прощайте, — сказал он так тихо, что его, похоже, и не услышали.

Он ускорил шаг и растворился во мраке ночи. Вскоре небосвод потемнел, звезды затянуло тучами, и огромные капли дождя освежили его разгоряченное тело.

Когда Йоргенсен проснулся, его удивило, что все еще стояла ночь. Он глянул на часы — проспал пятнадцать часов. До рассвета оставалось еще целых шестьдесят часов.

Он расстегнул пояс и взмахом кинжала срезал с него оружие и аппаратуру. Затем принялся кромсать на себе одежду. Синтетическая ткань поддавалась с трудом, что только удвоило его рвение. Он хотел войти в город, как туземец, оставив только часы, хотя вовсе не был уверен в том, правильно ли они идут.

Босиком, полунагой, Йоргенсен ощутил себя свободным. Он провел рукой по лицу, пальцы нащупали запекшуюся кровь и щетину пробившейся бороды.

Он сложил все в кучу — может, туземцам сгодится. Затем поднял фонарик. Он был размером с палец, и его луч бил на добрый километр. Сейчас же он светил не ярче свечки. Странно, что он вообще работал. Видно, нейтрализующее поле не совсем вывело его из строя. А может, таинственный противник решил дать им шанс в этой непроглядной ночи.

Он побаивался спуска в Далаам и решил идти по тропе.

Та отыскалась у самого обрыва — ее обозначали едва светящиеся камушки. Этого было достаточно, чтобы не сбиться с пути. Далаамцы, по-видимому, пользовались тропой и по ночам.

Дорожка втянулась в узкое ущелье и круто пошла вниз. Йоргенсен замедлил шаг. Стена справа исчезла. По слабой фосфоресценции вдоль края тропы он угадал пропасть. Она была бездонна, как небо, но пугала сильнее — в ней не светилось ни огонька, ни звездочки.

Некоторое время он шел, прислушиваясь к шороху камушков, срывавшихся из-под ног. Шагать вдоль вертикального обрыва в темноте ночи было легко и приятно. Даже пропасть уже не страшила, а манила своей неизвестностью.

Глянув вниз, Йоргенсен увидел на дне ущелья бледноватое свечение. И чем ниже он спускался, тем четче вырисовывались контуры этого опалового облачка. Выделялись более светлые участки, а темные зоны походили на наброшенную сверху сеть. Это был ночной Далаам.

Свечение не было искусственным и, похоже, рождалось в воздухе. С высоты, где находился Йоргенсен, было видно, что свет исходит не от фонарей. Он как бы пронизывал лес. Скорее всего, светились сами деревья. Светящиеся камушки вдоль тропы свидетельствовали, что в почве много фосфоресцирующих веществ. По-видимому, деревья накапливали энергию в дневное время, а ночью освещали город.

Такой симбиоз города с лесом поразил Йоргенсена. Если туземцы специально вывели такой вид деревьев, значит, они обладают глубокими познаниями в области генетики. Еще одна загадка Игоны!

Как только огромные круглые листья сомкнулись над головой Йоргенсена, ярче засветилась тропа. Он понял, в чем дело, через несколько метров: тропинка бежала вдоль чудовищных размеров ветви, во всем повторяя ее изгибы. После двух или трех поворотов он оказался у широкого отверстия в стволе.

Йоргенсен застыл в нерешительности. Не иначе, это был вход в город. Ни охраны, ни предохранительных устройств. Тишину нарушал только шорох листвы. Вокруг ни души. Решившись, Йоргенсен сделал шаг внутрь дерева. В конце концов, он явился в город с открытым забралом и без оружия в руках. Само по себе это было риском.

Туннель вился внутри ствола. Свет сочился из его гладких овальных стен, потолка и пола. Метров через двести туннель кончился. Дорожка снова наклонно побежала вдоль ветви. Дерево, росшее рядом с обрывом, было самым громадным в лесу. Земли еще не было видно. В глубине леса было темнее, кроны деревьев служили здесь не только источником света, но и своего рода крышей.

Дорожка раздвоилась. Ветвь поменьше уходила вверх, а побольше — вниз. Йоргенсен без колебаний выбрал спуск. Ему хотелось поскорее оказаться в городе. Поражал размах ветвей. Позже он понял, что мощные ветви опирались на кроны более низких деревьев, вернее, лес состоял из нескольких связанных друг с другом ярусов и именно они составляли «кварталы» города. Пока все это вызывало только восхищение.

Он ступил на землю, почти не заметив перехода. Но через несколько метров дорожка, петлявшая среди слабо фосфоресцирующей травы, оборвалась.

Йоргенсен в недоумении остановился. В разные стороны разбегалось с полдюжины узеньких тропок, которые исчезали позади циклопических стволов. Он немного помедлил, а потом двинулся по крайней левой. Он осторожно шел вперед, пока не заметил сложенное из огромных камней жилище — низкое одноэтажное строение с плоской крышей и высокими узкими окнами. Внутри было темно. Тропинка упиралась прямо в крылечко со светящейся дверью.

Никаких признаков жизни. Ни шума, ни дымка над крышей. Йоргенсен обогнул жилище на почтительном расстоянии и наткнулся на другую тропинку, которая вела к еще одному такому же домику — из-за стволов виднелась лишь часть его стены. Именно таким он видел город в окуляры своего ордзи-бинокля.

Йоргенсен вернулся на первую тропку, не зная, что предпринять. Можно было подойти к двери и постучать. Если ему откроют, он постарается объясниться на игонском — мнемотехники обучили их местному языку еще на Альтаире. Если никого не окажется, он обследует жилище и отдохнет.

Но Йоргенсена смущало, что его внешний вид может отпугнуть туземцев. К тому же он слишком мало знал обычаи далаамцев, а потому решил прилечь в траву и понаблюдать. Он лежал у самого ствола, не спуская взгляда с двери дома. Ожидание длилось так долго, что он потерял всякое ощущение времени. Раза два или три он даже засыпал.

Начинала мучить жажда. Воду он выпил еще по дороге. Оставалось только проглотить несколько питательных таблеток. Таблетки сразу прибавили сил. Лицо перестало саднить, но тело нещадно ломило.

Его разбудил легкий скрип открывающейся двери. Чья-то тень выскользнула наружу. Оказалось, это женщина, юная женщина, даже девушка. Коротко остриженные светлые волосы, легкая туника. Девушка казалась гибкой и отличалась великолепным сложением. Она была красива какой-то природной диковатой красотой, спокойной и умиротворяющей — полная противоположность вызывающей и утонченной красоте женщин, к которой привык Йоргенсен.

Девушка несла деревянное ведро — оно тоже светилось. Она прошла мимо Йоргенсена, не заметив его. Он пропустил ее вперед и, по-кошачьи крадучись, двинулся вслед за ней.

Вначале ему показалось, что она идет босиком, но потом он заметил на тропинке следы сандалий. Она свернула за дерево, и он потерял ее из виду. Йоргенсен ускорил шаг, думая, что она ушла вперед, но так и не догнал ее, хотя дошел до развилки. Он повернул назад, внимательно оглядываясь по сторонам, и разглядел едва приметную тропку, уходившую в сторону гигантского ствола. Он поднял глаза — над головой, метрах в тридцати, светился сплошной свод листвы.

Йоргенсен решительно направился к дереву. Тропка огибала его. Трава была примята, значит, девушка только что прошла здесь.

Он едва не миновал узкое отверстие в стволе и только краем глаза уловил движение внутри. Йоргенсен осторожно заглянул в дупло. Девушка напевая выполняла какую-то непонятную работу. Закончив, она набрала воды в ведро и выпрямилась.

Йоргенсен отскочил за ствол и упал в траву. Но девушка не заметила его и спокойно удалилась с ведром в руке.

Он выждал несколько минут и осторожно приблизился к дуплу. Внутри, как он и ожидал, было светло. Дупло не походило на дело рук человеческих нигде не было следов инструмента, кора выглядела нетронутой. Дерево не было пустым, как это бывает с мертвыми гигантами. Оно, казалось, так и выросло.

Йоргенсен проник в отверстие. Внутри было просторней, чем казалось с первого взгляда, и совершенно пусто. Вначале он решил, что дупло служит жилищем или хранилищем. В глубине складки древесины образовали круглые корытца. Через край одного из них переливалась прозрачная жидкость. Другое было доверху наполнено какой-то сметаноподобной кашицей. Но больше всего Йоргенсена поразило содержимое третьего корытца. В нем были плоды.

Карман в толще древесины служил естественным укрытием для плодов. Цветы и плоды не могли развиваться на ветвях — их опыление и созревание в условиях Игоны были невозможны. Эволюция нашла выход. «А может, это туземцы создали вид, наилучшим образом отвечавший их потребностям?» мелькнула мысль у Йоргенсена. Так было легче собирать урожай. Корытца служили поддонами, как при гидропонике.

Йоргенсен окунул палец в жидкость и поднес его к губам. Вода. Чистая и свежая. Он набрал ее в ладони и напился. Затем плеснул в лицо и сразу ощутил прилив бодрости. Уровень воды в корытце не понизился.

Он попробовал кашицу. Сладковатая масса имела вкус миндаля. Но Йоргенсен не решился утолить голод. Он слишком мало знал о флоре Игоны. Даже вода могла оказаться опасной.

Его охватило какое-то эйфорическое состояние. Ему стало ясно, почему далаамцы не возделывали земли и не занимались коммерцией. Их кормили деревья.

И даже одевали. Рядом с последним корытцем виднелась расщелина, но на самом деле то была тонкая пленка отслоившейся растительной ткани. Йоргенсен пощупал ее — она напоминала тонко выделанную кожу.

Воздух был насыщен запахом ванили. Он глубоко вздохнул. Вдруг на него навалилась усталость. В дереве он чувствовал себя в полной безопасности и решил отдохнуть тут же на полу.

Сон сморил Йоргенсена почти мгновенно. Потом начались сновидения.