"Конан-изгнанник" - читать интересную книгу автора (Леонард Карпентер Леонард Карпентер)

Глава V ВЫЗОВ ПРИ ЛУНЕ

Храмовые танцовщицы, покачиваясь в такт музыке, двигались хороводом у подножия статуи Единственной Истинной Богини Садиты. Ступая босыми ногами по мраморному с синими прожилками они держали безупречный круг. Каждая по очереди делала шаг вперед, к центру круга, и тип свой особый танец.

Дневная жара смягчалась глубокими тенями колоннады храмового портика. В глубине храма стояла главная святыня — скульптура высокой и стройной женщины-воина с копьем. Ее лицо было столь же бесстрастным, как забрало шлема. В центре танцовщицы обступили небольшой бассейн. За статуей виднелась покрытая изящной резьбой массивна деревянная дверь, ведущая во внутренние покои храма. В другом конце портика стоял большой стол, заваленный фруктами, сыром и лепешками — угощением для любого, пришедшего лицезреть священный танец и вознести хвалу богине.

Конан стоял неподалеку от стола, прислонившись к стене, прикрытой бархатной занавесью. Киммериец старался держаться чуть позади остальных прихожан. Хотя официально храм провозглашался открытым для любого, он не был уверен, что граждане Оджары с удовольствием увидят в своем святилище чужеземца. А лишних скандалов ему не хотелось. Храмовые воины несли свою службу, охраняя входы и выходы. Внутри храма собрались представители высшего общества города, никогда не появлявшиеся в караванном квартале. Все присутствующие были увлечены зрелищем танца. Поэтому никто, кроме Конана не заметил, как чья-то ладонь легла на его руку, не требовательно или повелительно, а скорее нежно и просительно.

— Я вижу, ты скинул с себя облачение воина и пришел сюда в приличной одежде, — произнесла женщина.

— А ты, девочка, я вижу, не прикладывалась сегодня к нарцинту… Кром! — вырвалось у Конана.

Он с первых же слов вспомнил голос девушки из караван-сарая. Но женщина, стоявшая рядом с ним, — она выглядела совсем по-другому.

— А, так, значит, это правда, — собрался с духом Конан, — ты не Инара, а принцесса Аф… Афри…

— Африандра, — помогла ему вспомнить девушка. — А что привело тебя сюда, Конан-чужеземец? Неужели ты решил принести клятву верности Единственной Истинной Богине?

Киммериец не торопился с ответом, внимательно и разглядывая оказавшуюся так близко от него принцессу, так не похожую на девушку с вуалью за угловым столиком караван-сарая. Вместо темного платья на ней была голубая туника, вышитая золотой нитью и перехваченная на плече и у колен золотыми заколками. Каштановые волосы были подняты в высокую прическу, украшенную бутонами синих цветов. Обнаженные предплечья перехватывались золотыми браслетами, золоченые же ремешки сандалий поднимались по икрам. Она стояла просто, но с достоинством, подобающим принцессе или королеве, сжимая ладонью руку Конана в ожидании ответа.

— Я пришел, чтобы посмотреть, как впервые танцует в храме одна из знакомых девушек, танцевавшая раньше в караван-сарае, — пробурчал он наконец, кивая на танцующих жриц. — Ты наверняка ее тоже знаешь. Это Шарла.

Конан настороженно огляделся, но, похоже, никто и вправду не обращал на его беседу с принцессой внимания — настолько псе были поглощены танцем.

— Боюсь, я не настолько близко с ней знакома, как ты. — Наблюдая за танцовщицами из-за плеча Конана, принцесса озорно улыбнулась: — Не волнуйся, ее примут в жрицы первой ступени. Сначала всегда так. А затем — все зависит только от ее веры и усердия. — Принцесса помолчала. — Недавно я увидела ее в одеяниях жрицы высокого ранги и рассказала ей об этом.

— Ну, тогда хорошо, — кивнул Конан, и помолчав, решился на нескромный вопрос: — А жрицы Садиты не обязательно должны быть… э-э… девушками?

— Нет. Невинность не является требованием для вступления в касту жриц. Ведь жрицы не отказываются от общения с мужчинами. Наоборот, любовь жрицы — это частица божественной любви, получаемой смертным мужчиной.

Африандра привстала на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть танцовщиц.

— Шарла отлично танцует, но эта ее манера вилять бедрами! Понятно, что ей долго приходилось танцевать в тавернах. Ничего, мама отучит ее, когда начнет заниматься с молодыми жрицами.

— Мама? Королева? — переспросил Конан, оглядываясь.

— Моя мать — еще и Верховная жрица Садиты, да будет тебе известно! — Африандра кивнула в сторону солидной матроны, стоявшей рядом с музыкантами и руководившей танцем. — В традициях Оджары — свадьба короля и высшего иерарха храма. Этот пост всегда занимает женщина.

Конан нахмурился, внимательно следя за подобной статуе женщиной.

— А втягивать честных чужеземцев в опасные игры — тоже в традициях Оджары? Ведь, связавшись с тобой, я пересекаюсь не только со светской, но и с религиозной властью. Да, ничего себе Инара — крестьянская дочка…

Да, так получилось. И я тем более благодарна тебе за помощь. Если бы стало известно, что принцесса Оджары такая авантюристка, скандал не удержался бы в дворцовом квартале… Я знаю, что, говоря с тобой, могу быть уверена в сохранности секрета, если, конечно, это все еще секрет. Ты, похоже, не очень-то удивился, встретив меня здесь. Наверняка город уже полон слухов.

— Я слышал, как об этом говорил один из храмовых воинов. Но даже они не принимают этого всерьез. — Конан говорил едва ли не шепотом, не желая привлекать ничьего внимания к себе и своей собеседнице.

— Прекрасно. А то ведь моим похождениям конец, стоит Занусу узнать об этом.

— Этот твой Занус, похоже, приставлен к тебе охранником. По мне, так он просто самоуверенный пустомеля.

— Он не просто охранник. Родители пообещали ему мою руку.

— Что? — Конану даже не удалось скрыть своего удивления. — Ты утверждаешь, что король Семиархос и королева Регула доверят свою дочь и город этому чванливому болвану?

— Я же сказала, что это традиция. Кровь королевской династии обновляется в каждом поколении. Следят за этим церковные иерархи. У моих родителей нет наследника-мужчины. Значит, мне суждено выйти замуж за старшего офицера, лучшего воина из жрецов храма.

— А настоящая власть перейдет к тебе или к нему?

— Его будут называть королем… — Африандра тряхнула головой. — Но я должна всем доказать, что могу править сама. Мать и отец не понимают меня, но они поддержат мои стремления. Хотя в истории нашего города не так уж много примеров управления женщинами. С помощью Садиты я надеюсь сохранить власть нашей семьи.

— А твой дар предсказательницы? — прервал ее Конан. — Что ты видишь, глядя на Зануса?

— Я никогда не видела его, находясь под действием нарцинта. Тогда в караван-сарае я избегала останавливать свой взгляд на нем: боялась, что он узнает меня.

— А он хоть любит тебя? — спросил Конан.

Африандра пожала плечами:

— Ты же видел Зануса. Может ли он любить кого-нибудь, кроме себя самого?

Неожиданно ее ладонь, долго неподвижно лежавшая на его локте, ласково погладила предплечье киммерийца.

— Конан, мне нужно с тобой поговорить. Давай увидимся… сегодня ночью! Ты знаешь двор с западной стороны дворца? Он граничит с внешней стеной. Ну тот, с фонтаном… — Ее голос стал хриплым, интонации — требовательными и одновременно умоляющими. — Конан, приходи, когда взойдет луна. Я буду тебя ждать, честное слово.

Бросив осторожный взгляд вокруг, киммериец подозрительно прищурил глаза:

— Ты хочешь, чтобы я принес тебе стаканчик-другой твоего любимого нарцинта? Ну уж нет, в посыльные не нанимался…

— Да нет же, глупый! Принеси лишь себя. Если мне захочется вновь увидеть тебя в доспехах, я сама принесу шлем и наколенники… Ну, это же шутка, не обижайся. Понимаешь, там я смогу свободно говорить о многом, что беспокоит меня.

Ее рука скользнула по его плечу, обняла киммерийца за шею и в следующий миг губы принцессы встретились в поцелуе с губами чужеземца.

— Придешь? Правда?

Луна медленно взошла над холмами к востоку от города. Ее свет, словно светящаяся жидкость, лился на посеребренные склоны, на стены города, на крыши его зданий. Он отражался и от глади большого фонтана, резко очерчивая листья лилий и высвечивая прекрасные цветы.

В этом волшебном свете молча двигалась одинокая фигура. Отражение грациозной, стройной женщины мелькало в окнах, оставленных лилиями у ограды фонтана. Заколотые волосы девушки казались серебристыми, бледная кожа словно светилась. В любой другой стране, кроме этой пустыни, ее приняли бы за водяную нимфу.

Девушка присела на каменную ограду фонтана прямо под толстой веткой оливкового дерева. Опустив одну руку в воду, она стала ждать, время от времени поглядывая вокруг и тяжело вздыхая.

Прямо над нею, в ветвях дерева, сгустилось темное пятно. Оно медленно двигалось ближе и ближе и наконец оказалось точно над головой девушки, закрыв луну и отбросив бесформенную теш» тень на гладь пруда. Затем, все так же беззвучно, оно опустилось на камни рядом с сидящей девушкой.

— Африандра! Тихо, девочка, не кричи. Не бойся, это я.

Положив руку принцессе на плечо, человек удержал ее, не дав вскочить.

— Конан? Но где… как ты пробрался сюда? — спросила она, обнимая его.

— Пришлось прийти до восхода луны, чтобы проскочить мимо стражи в разных воротах. Не так-то легко передвигаться по твоему городу, без подозрений.

— Еще бы, ты ведь прошел в город с оружием, что запрещено иноземцам. Ты что, боишься попасть в ловушку? — спросила она, прикоснувшись, кончиками пальцев к тяжелому ножу Конана.

— Нет, не боюсь. Но я бы не хотел пасть жертвой представления о справедливости вашей храмовой братии. Если понадобится, я воспользуюсь этой штукой по назначению, — ответил киммериец.

— Значит, поэтому ты и живешь за стеной? Не хочешь сдавать оружие при входе в город?

— Наверное, это одна из причин, — сказал Конан, осматриваясь вокруг. — А кроме того, я ведь жду только первого каравана на север, в Замору. Я надеялся избежать конфликтов с властями этого города… но, похоже, меня втягивают в весьма сомнительную историю.

— Ой, Конан, пожалуйста, не бойся, — сказала принцесса, гладя его плечо. — Я не выдам тебя и не буду удерживать, когда придет твой караван. — Африандра плотнее прижалась к нему. — Понимаешь, я так мало встречалась с людьми из других стран, с путешественниками. Человек с таким опытом, как у тебя, может быть, сможет… может помочь мне объяснить мне кое-что из того, что не известно никому из жителей Оджары.

— Надеюсь, ты не попросишь меня убить кого-нибудь, — поинтересовался Конан, чуть отстраняясь от нее. Например, какую-нибудь из твоих соперниц или какого-нибудь жреца-еретика? Я, конечно, человек разносторонний, мне приходилось быть и убийцей, но ни за какие коврижки я не дам втянуть себя в дворцовые интриги.

— Да нет же, Конан, нет! — негромко рассмеялась Африандра, вновь сильно прижавшись к нему. — Я хотела только послушать твое мнение по некоторым проблемам управления городом и о религии.

— Религии? — с сомнением переспросил киммериец. — Ты что, решила меня обратить в свою веру?

— Нет, опять не угадал. — Она положила ему палец на губы, словно желая попросить его помолчать. — Расскажи только, что ты думаешь о нашем культе Единственной Богини. Я знаю, что богини не часто встречаются в религиях Шема… — Она убрала палец с его губ, давая возможность ответить.

— Они не везде редки. В огромных империях Хайбории они правят наравне с богами, а зачастую и превосходят их властью. Но в шемитских городах-государствах обычно признают одно высшее существо — как правило, мужского пола или явного самца какого-либо животного. Иногда это некая комбинация мужчины-человека и зверя. А почему ты спрашиваешь об этом?

Сновa прижав ему пальцем губы, Африандра задала следующий вопрос:

— Скажи, Конан, как тебе нравятся нашей веры по сравнению с другими городами?

— По правде говоря, я нахожу их достаточно терпимыми. Если я буду уважать ваши традиции, то меня приветливо встретят в вашем городе. Во многих других городах Шема король также объединяет светскую и церковную власть. При этом он руководит подданными железной рукой, излишне жестоко. — Голос Конана стал более хриплым. — Законов много, наказания жестоки, да и сами боги напоминают зарвавшихся тиранов, охочих до младенцев и девственниц.

Конан помолчал, затем спокойно продолжил:

— Бог моей страны — Кром — поступает по-другому. Он дает человеку жить так, как тот хочет, не требуя жертвоприношений. Вся расплата будет в день смерти. А например, Митра, бог хайборийцев, проповедует радости земной жизни. А вот многие южные культы включают в себя человеческие жертвоприношения и другие постыдные ритуалы. Мне приходилось по мере моих сил бороться с такой мерзостью. — Конан вздохнул.

Африандра кивнула и продолжила свои вопросы:

— А мы не кажемся тебе излишне строгими, жестокими?

— Вы? Нет, что ты! В Оджаре меня принимают, хотя и не верят до конца, как и любому чужеземцу. Вы защищаете свои традиции, свой город. Но привилегии ваших лидеров разумны и оправданны… за некоторыми исключениями, вроде твоего нареченного, Зануса. Ты, наследница трона, не видишь для себя позора в том, чтобы сидеть со мной вот так… — Его руки обняли принцессу за талию.

— Позор? Какой еще позор? Страшно, конечно, это да. — Вновь посерьезнев, Африандра обратилась к киммерийцу: — Скажи, ты знаешь что-нибудь о Вотанте, боге города Сарка, расположенного к юго-западу отсюда?

— Нет, ничего, кроме того, что я уже рассказал тебе. Я там никогда не был. А что?

— Дело в том, что мои родители получили оттуда письмо на золоченом пергаменте. В нем король Сарка предлагает, в целях укрепления дружбы между нашими городами, основать в Оджаре религиозную миссию культа Вотанты. Это будет что-то вроде школы жрецов и послушников по соседству с храмом Садиты.

— Тут надо следить в оба, — произнес Конан. — Божество чужой страны часто становится первым солдатом армии захватчиков.

— Этого-то я и боюсь, — вздохнула Африандра. — Но моим родителям идея пришлась по душе. Занусу она, похоже, тоже нравится. Они даже обсуждали возможность соединить наши божества — Садиту и Вотанту — в брачном союзе на вечные времена. Это должно якобы улучшить отношения между двумя городами, объединить их.

— Твоя мать, похоже, ставит подножку своей богине Садите, сама того не понимая. А вообще она выглядит просто потрясающе.

— Увы, она помешалась на победителе среди храмовых воинов. Во всяком случае, она любит Зануса больше, чем я. И то, что скажет он по поводу этого союза, сможет убедить ее. — Африандра внимательно посмотрела на Конана. — Ты говоришь, что этот Вотанта будет тираном?

— Да, не сомневаюсь. А Занусу не хватает именно таких полномочий, если он станет королем Оджары. — Конан посмотрел в глаза Африандре. — Нужно бороться против этого, девочка. Иначе ты потеряешь все, что имеешь.

— Это трудно, — снова вздохнула она. — Не менее трудно сознавать, что по законам, данным нам Садитой, Занус станет единственным мужчиной, которого я буду иметь право целовать. Мне всегда хотелось быть рядом с человеком, который не стесняется, не боится показать страсть… — Словно для объяснения своих слов, она обняла Конана и впилась в его губы поцелуем.

— Как хорошо, — пробормотала принцесса, — меня в дрожь бросает от одной мысли о бесчувственных объятиях Зануса, о его холодных губах.

— Как знать, быть может, ты еще оценишь бесстрастность мужчины, — подумав, Конан.

Африандра не дала ему договорить:

— Да, я ценю это качество. Но в нужное время и в нужном месте. Вот ты, например, умеешь быть спокойным и холодным там, где это нужно. А здесь ты горишь, ты по-доброму раскрываешь свои объятия…

Откинувшись к стволу оливы, она притянула к себе киммерийца. Страстный поцелуй соединил уста на долгое время.

— Ну и ну, Африандра! — раздался позади хриплый голос. — Вот, значит, как ты распоряжаешься своими вечерами. Сначала кабаки и бардаки погонщиков верблюдов, а теперь валяешься на земле с этим нечистым чужеземцем!

Слова исходили от темной фигуры, приближавшейся к ним вдоль края фонтана. Голос кипел негодованием. Человек остановился в нескольких шагах от них, яростно жестикулируя, но не обнажая меч. Это был тот самый, о ком они только что говорили, — храмовый воин Занус.

— Вот как ты опозорила меня! Меня, Победителя среди воинов Садиты! Значит, я должен буду жениться на опороченной принцессе? И на ложе, освященном благодатью великой Садиты, я должен буду довольствоваться тем, что осталось от верности и невинности.

— Умри, несчастный! — крикнул Конан, бросаясь вперед. Но что-то помешало ему выхватить клинок из ножен — это руки Африаидры, повисшей на нем всем весом своего тела, впились в его ладонь. Протащив девушку за собой, Конан остановился в двух шагах от стоявшего неподвижно Зануса.

— Конан, тебе нельзя убивать его! — вся в слезах, молила его Африандра. — Он ведь священный слуга нашей богини!

— Верно, чужеземец, — согласился Занус. — Это не твое дело. Так что проваливай отсюда. Было бы великим грехом осквернить церемониальный меч, намотав на него твои кишки. — Он прикоснулся к красиво украшенной рукояти меча. — А скрестить мой благородный клинок с твоей грязной ржавой железкой — это опозорить весь город!

— Слово труса, — сказал Конан, — прячущегося за спину женщины, пусть далее богини.

— Я не прячусь ни за кого. Наоборот, я стою перед лицом нашей богини Садиты, — заявил Занус. — Откуда тебе, варвару, знать, как вести себя среди цивилизованных людей. Из такого кретина с северных гор не сделать и дерьмового раба, тори уже о достойном свободном гражданине.

Конан бросился вперед с нечленораздельным рыком. Вырвав руку из пальцев Африандры и отбросив свой нож в сторону, он подскочил к Занусу, сжав кулаки и занеся руку для удара. Лишь реакция опытного фехтовальщика спасла Зануса, Один удар кулака киммерийца наверняка убил бы его. Но Конан не стал останавливаться. Прямые и боковые удары сыпались один за другим, заставляя противника отступать, уворачиваясь и приседая. Занус только-только успевал отпрыгивать, постепенно переходя на бег. А киммериец продолжал загонять его в угол двора.

— Стой, Конан! Прекрати! — раздался спасительный если не для жизни, то уж точно для чести Зануса крик Африандры. — Так оскорблять его — это тоже грех перед богиней!

Вновь спасенный Занус стоял перед ними задыхаясь и вздрагивая. Его туника была растрепана и порвана в нескольких местах. Он уже наполовину вытащил из ножен свой священный меч, но взял себя в руки, пытаясь сохранить остатки достоинства, изрядно потрепанного дубиноподобными кулаками Конана.

— Оскорблять меня? — воскликнул Занус. — Этот нечистый не может даже оскорбить меня. Мои навыки жреца-воина не предусматривают звериную драку во дворе дворца. Встреться я с этим ничтожеством в открытом бою, я бы показал ему, что значит меч в руках храмового воина. А теперь Африандра, отошли этого грубияна и пойдем со мной. Нам нужно помолиться у алтаря Садиты.

— Занус, жалкий трус! — прорычал Конан. — Я еще до тебя доберусь! Я не буду рвать тебя куски здесь, на глазах у девушки. Это зрелище не для нее. Но я вызываю тебя на бой при народе. Это ведь дозволяется вашими священными обычаями! Бой на мечах, до смерти, за воротами храма почитаемой вами богини!

— А ты, однако, самонадеян! — презрительно скривил губы Занус. — Да будет тебе, дикарю, известно, что священные дуэли возможны лишь между почитателями Единственной Богини! Неверный чужеземец никогда не будет иметь права участвовать в них. Это было бы слишком большой честью для такого варвара, как ты. А теперь — оставь нас!

— Да, Конан, пожалуйста, уходи! — взмолилась Африандра, становясь между киммерийцем и его противником. — Я просила тебя о помощи — и ты помог мне. Спасибо тебе. А сейчас я снова прошу тебя. Сильнее, чем прежде. Ради мира и спасения нашего города, нашей веры — уходи. Уходи отсюда. Оставь нас. Оставь меня и Зануса. Наверное, нам придется и дальше следовать нашей невеселой судьбе! Уходи!