"Веселый мудрец. Юмористические повести" - читать интересную книгу автора (Привалов Борис Авксентьевич)РАССКАЗ ПОСЛЕДНИЙ, О ТОМ, КАК ЗВЕНЕЛА НАД ГОРОДОМ ЛЮБИМАЯ ПЕСНЯ ИОНА ЧОРБЭ, О ТУМАНЕ НАД РЕКОЙ И ОБ УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЕКогда полицейские привели братьев Чорбэ в участок, то Митикэ с Фэникэ и словом не успели перемолвиться — офицер сразу же приказал ввести их к нему. Кроме офицера, в комнате находилось еще двое полицейских и Цопа. — Они? — кивнув на братьев, спросил офицер Цопу. — Узнаешь? — Вроде бы они, — произнес Цопа. — Ваше превосходительство! — поклонился офицеру Митикэ. — Мы действительно ехали два дня и две ночи на каруце с каким-то полицейским, похожим на этого… Он вез арестантов, две бочки вина на продажу да еще собаку… Ночевал в Слободзее — там клака была. — Тот полицейский с дороги сбился, — вставил слово Фэникэ. — Из Слободзеи вышли, обратно в Слободзею пришли, день-ночь на месте топтались… Офицер внимательно оглядел Цопу, и под офицерским взглядом полицейский вытянулся в струнку: даже невозможно было представить, глядя на мешковатую фигуру Цопы, что он может так тянуться. — Он? — спросил офицер братьев. — Вы его узнаете? С ним ехали? Цопа сообразил, что ему с горем пополам простят сбежавшего никчемного мужичонку-бедолагу. Но если братья расскажут, что творилось по дороге, про подарки, про возвращение в Слободзею, про краснорожего напарника с псом и все прочие дела, то самому можно будет угодить в неприятную историю. Поэтому, пожирая глазами братьев Чорбэ, Цопа пробормотал: — Как они могут меня узнать, ваше высокоблагородие, когда я их первый раз вижу! — Не тебя спрашивают, болван! — дрогнул бровью офицер; не сводя с братьев взгляда, повторил: — Он или нет? — Похож… есть немного… — пристально рассматривая Цопу, сказал Митикэ. — Но вроде не он. У того усы в другую сторону закручивались. — Не, не тот, — подтвердил Фэникэ. — Так… — Офицер закурил папиросу, обернулся к Цопе: — Значит, ты, бестолочь, не этих актеров видел? — Так точно! — продолжая стоять по стойке смирно, гаркнул Цопа. — Не этих! Те пониже росточком и одежда другая. — Актеров в камеру! — приказал офицер. — Пусть посидят, пока мы разберемся! А ты, болван… Но дальнейших слов офицера братья не слышали — их грубо вытолкали из комнаты и повели по коридору. В конце коридора их ждала гостеприимно распахнутая железная дверь. Возле нее стоял надзиратель с ключом в руке. Большое полуподвальное помещение, в котором заперли братьев, не очень походило на мрачный каземат. Оно скорее напоминало пещеру, в которой несколько лет подряд жгли костры, — такими черными были стены и земляной пол. Трое крестьян, сидящих на земле, радостно встретили Митикэ и Фэникэ: — Нашему полку прибыло! За что? — Перепутали с какими-то актерами, — сказал Митикэ, — теперь выяснять будут. — А мы подрались, — сообщил самый молодой из крестьян. — Городовой разнимать полез, мы и его задели ненароком… В городской больнице ныне бедняга мается… — Да что теперь городовые, — засмеялся один из драчунов. — Вот, я помню, в Бендерах, там городовой был — это да. Ему три раза по голове оглоблей стукали — и он хоть бы что. Скомкал меня, что медведь, и притащил в участок. А здешние? Тьфу — смехота! Дверь камеры заскрежетала и отворилась. На пороге появились еще двое — молодые парни с испуганными глазами. — Ого-го! — закричали драчуны хором. — За что вас, братцы? — Актеры мы, — сказал один из парней. — Он вот Пэкалэ, а я Тындалэ. С утра у реки, у рыбных рядов… Сборы шли хорошие, вдруг — раз! — забрали… Братья не успели как следует обсудить со своими товарищами по несчастью происшедших событий, как в камеру впихнули сразу четырех человек — двух Тындалэ и двух Пэкалэ. — Друзья по несчастью, у кого есть курево? — спросил один из Пэкалэ. Когда выяснилось, что компания подобралась некурящая, очень актер огорчился, но потом бодро произнес: — Тяжело, конечно, но, если бы офицер, который загнал нас сюда, предложил бы мне сигарету из своего портсигара, я бы ее не взял. — Нет, вы только подумайте, — шумел один из Тындалэ, — запереть нас в такой день! Сегодня на редкость щедрые зрители! — Каждый раз на этой ярмарке какое-нибудь свинство происходит! — вздохнул курильщик. — Говорю городовому: «Я никуда бежать не собираюсь, арестуешь меня вечером. Смотри, ведь зрители кругом, я занят!». И что же мне сказал этот мерзавец, как вы думаете? «Ежели, говорит, так желаете показаться публике, то мы вас выставим в клетке и за показ будем брать Деньги!». — Он не знал истории про человека, который попал в царство двуносых, — сказал Митикэ. — Мы тоже не знаем! — закричало несколько голосов. — Один человек, который сам считал себя очень ловким пройдохой, — начал Митикэ, — узнал, что в горах, в ущелье, живут люди с двумя носами. И он задумал такое дело: поймать какого-нибудь двуносого, запереть в клетку, потом привезти его к одноносым людям, и показывать чудо за деньги. «Я буду богатым! — кричал пройдоха. — На этих носах я заработаю гору монет!». И он отыскал ущелье, спустился в него, встретил двуносого человека. «Я приглашаю вас в гости ко мне, — сказал пройдоха. — Угощение уже готовится, можем ехать хоть сейчас. Кони наверху!». «С удовольствием поеду к вам, — сказал двуносый, — зайдем ко мне, я должен переодеться, и мы тронемся в путь…». Пройдоха пришел в дом к двуносому, познакомился с ere сыновьями. Вдруг на него набросили мешок, повалили, связали. «Что ж вы делаете! — закричал пройдоха. — Разве так поступают с гостями?». «Конечно, — сказал двуносый человек, — так с гостями не поступают. Но что нам делать? Мы умираем с голоду, и вы — наше спасение. Мы вас посадим в клетку и будем показывать за деньги. Каждый захочет взглянуть на одноносого человека — это же величайшее чудо». Вот так остается с носом тот, кто готовит подлость другому! — закончил Фэникэ. Всем очень понравился рассказ Митикэ, и начались расспросы — кто такие братья Чорбэ, откуда. — Так я же знал вашего отца, музыканта Иона! — закричал один из Пэкалэ. — Мы же с ним вместе много раз играли на свадьбах и жоках! Помню его песенку: «Горе бежит от улыбки, беда приходит в обнимку со скукой!» — Из улыбок плетутся нити, соединяющие сердца! — громко сказал актер, страдающий от отсутствия табака. В это мгновение дверь заскрежетала, и в камеру ввалилась целая толпа актеров и музыкантов. — Они совсем сошли с ума! — кричал скрипач, размахивая смычком, как саблей. — Хватают всех подряд! Стоит только тронуть струну на скрипке, как полиция тут как тут. «Вы слышали про Пэкалэ и Тындалэ?» — спросил меня городовой. «Давно с ними знаком»! — отвечаю я. И меня арестовывают! Что происходит? У городовых в голове камни вместо мозгов! — Камни в голове или каменная голова — это одно и то же. А вот закурить у вас есть? Среди вновь прибывших Митикэ и Фэникэ встретили тех самых трех актеров, с которыми они познакомились на конской выставке в день скачек. Братья так обрадовались старым знакомым, словно были с ними в родстве. — Никогда ничего подобного не видывали! — удивлялись старые актеры. — Похоже, что полиция захотела запретить смех и веселье? Потерявшие голову полицейские хватали каждого, кто походил на актера или музыканта. Потом стали арестовывать всех, кто громко смеялся, потом всех, кто произносил слова «Пэкалэ» и «Тындалэ». Возле полицейского участка стояла толпа и кричала: — Пэкалэ! Тындалэ! Пэкалэ! Тындалэ! Арестуйте нас, мы их любим! Ярмарка смеялась над растерявшимися полицейскими. …Спустился вечер. Цопу, едва стоявшего на ногах от усталости, привели в камеру, где были собраны десятки Пэкалэ и Тындалэ. — Посмотри их еще раз — может, тех двоих узнаешь! — распорядился офицер и ушел, брезгливо поморщившись. К Цопе подошли Митикэ и Фэникэ. Цопа отупел до такой степени, что едва узнал их. — Где мош Илие? — спросил Митикэ. — Что с ним? — Всем штраф, — сказал Цопа, — и пекарю, и бондарю, и старосте. — Мош Илие где? — Фэникэ взял Цопу за плечи и встряхнул его. Полицейский, который остался в камере вместе с Цопой, удивленно смотрел на — Фэникэ, не зная, как поступить: защищать Цопу или нет? — Моша не видел, — помотал головой Цопа. — Его в суд не водили. Ничего не знаю… Это Пындалэ и Тэка-лэ… Пыкалэ и Тындалэ… Интересно, как мой бочонок — один ведь, еще цел… Цопа, сопровождаемый полицейским, пошатываясь, вышел из камеры. — Пэкалэ! Тындалэ! Арестуйте нас — мы их любим! — неслось с улицы. Потом послышалась песня, прерываемая взрывами хохота. — Пусть попробуют посадят в тюрьму песню и смех! — сказал Митикэ. Ночь прошла весело — в рассказах, песнях. — Жаль, жок. нельзя устроить — места мало! — вздохнул Фэникэ. На площади возле полицейского участка всю ночь звенели песни: мелодия начиналась в камере, выпархивала сквозь решетку окна, и ее подхватывали на воле. Уже начинало светать, когда распахнулась дверь камеры и надзиратель гаркнул: — Выходи все, быстро! Недоумение превратилось в радость победы, когда, пройдя коридор, задержанные очутились на площади. — Горе бежит от улыбки, беда приходит в обнимку со скукой! — запел Митикэ, и толпа, осаждающая полицейский участок, подхватила песню. К Митикэ и Фэникэ подошел пожилой человек с бараньей шкуркой в руке. — Эй, Чорбэ! — сказал он. — Я бадя Георге, меня все знают! Мой друг мош Илие. просил вам кланяться! — Где он? — Братья отвели бадю Георге в сторонку. — Что с ним? — Его выпустили сразу, — радостно сообщил шапочник. — Ведь Пэкалэ и Тындалэ до отказа заполнили участок, другим уже места не. хватило. Поэтому Илие выпустили. Но завтра он должен явиться в полицию — для разговора. Илие хотел подождать вас, знал, что актеров не будут долго держать, — видите, какой шум поднялся?.. — Но как же его найти? — спросил Фэникэ. — Вот чудаки, а о чем же я вам все время говорил? — удивился бадя Георге. — Илие провожает вашего общего друга. Копач сказал: «Друзья познаются в беде. Братья Чорбэ помогли одному человеку, теперь этот человек стал их другом». Илие ушел на реку — ваш друг уезжает с рыбаками. — Куда? — Про то дорога знает. А в море дорог много… — Бадя Георге хитро подмигнул братьям и развел руками. — Спасибо, — сказали братья. — Мы пойдем к реке. Может, еще застанем там наших друзей! — Это же было давно, чудаки! — усмехнулся бадя Георге. — Но мы пойдем! — Да, Илие сказал: «Я братьев Чорбэ больше не называю чудаками. Они молодцы!». Все дальше, все тише звучала песня об улыбке. Десятки Пэкалэ и Тындалэ расходились по дорогам и тропкам жизни, чтобы встретиться, разойтись, снова встретиться и снова разойтись. Братья вышли на берег реки. Над спокойной водой стлалась дымка тумана. Какая-то птица пролетела низко над водой. — Норок! — издали крикнули братьям три старых актера. Норок! Этим словом друзья приветствуют друг друга, когда встречаются после долгой разлуки или расстаются. Этим словом мать и отец напутствуют сына в дорогу. Норок — это пожелание удачи, успехов, счастья. — Норок! — ответили братья. Лучаферул — яркая утренняя звезда — вспыхнул над горизонтом. Она словно маяк манила братьев. — Норок! В стелющейся над водой туманной дымке Митикэ и Фэникэ увидели косой рыбачий парус, плывущий в море. Может, это была лодка, которую провожал мош Илие, лодка, в которой уезжает тот, кого ищут днем с огнем по всей степи молдаванской тысячи полицейских и стражников? Может быть — другая… Но кто бы ни плыл в ней навстречу Лучаферул — пусть будут с ними счастье и свобода! Норок! |
||||||||||
|