"Вне закона" - читать интересную книгу автора (Приходько Олег Игоревич)

27

«Волга»-пикап бежевого цвета стояла на 3-й Хорошевской, в ста метрах от «девятки» Журавлева. Трое молчаливых охранников, вооруженных, помимо 9-мм пистолетов Макарова, наручников, резиновых палок и спецсредства «Черемуха-10», гранатометом, ждали указаний Барракуды.

После побега Киреевой, услав избитых в кровь помощников в погоню, Барракуда долго не спал. Язона не удалось привести в чувство даже сообщением о побеге. Но если бы и удалось, это едва могло бы привести пользу делу — в последние дни старик явно сдал, утратил способность трезво оценивать ситуации. Груз нужно было изымать. Охрана пакгауза подчинялась Барракуде, но найти две нужные тубы из трехсот не представлялось возможным, тем более что груз был в дипрозитовых футлярах, предохранявших от обнаружения в рентгеновских лучах.

Сообщить номера Барракуде Язон категорически отказался.

— Алик?! — приподнялся он на локте и пьяно уставился на попытавшегося разбудить его Барракуду. — Блеф! Блеф!.. Мало ли, что сказала эта… спасая свою шкуру! Ты докажи!.. Через Алика столько «черного» золота прошло, что он органы за три версты обходит. Ты его с «армяном» видел»?.. Лично ты видел?.. То-то. А ее видел. И где она теперь?

— Найдем, Язон! — зло сказал Барракуда, умышленно назвав будущего компаньона по прозвищу. Реакции на это не последовало. — Ее мы найдем. А груз уйдет с концами, если не убрать Алика.

— Блеф! — снова закричал Язон. — Докажи!..

Говорить с ним было бесполезно. Барракуда погасил свет и вышел.

«Черными» (или «грязными») назывались золото и драгоценности, не подлежащие реализации в официальном порядке: они были украдены из квартир, зачастую — сняты с убитых. Иногда перстни-печатки, цепочки, сережки, невинные крестики, подвески, даже зубные коронки сами становились поводом для убийств. Но ни Язон, ни Барракуда, ни даже сам Алик Севостьянов, централизованно скупавший через подельников «неотмытый» товар вполне понятного всем происхождения, никогда не интересовались тем, кому он принадлежал раньше. «Черное» золото переплавляли в слитки в Санкт-Петербурге, паковали в дипрозит, опускали в хайпалон при заливке полихлорвиниловых туб. Из Киева товар шел в цистернах с полиэтиленимином.

Механику скупки знал только Севостьянов. Язон не хотел пачкаться — в случае чего его хата была с краю. Но при упаковке в экспортном цехе Зарайского завода присутствовал и маркировал начиненные тубы лично. О том, что в партии есть начинка, знали четверо: Севостьянов, Пименов, Гольдин и рабочий, который вызывался Гольдиным специально для заливки во внеурочное время. О содержании дипрозитовых футляров знали члены «малого совета» — Махров, впрочем, теперь уже покойный, Адамов, Кропоткин, Гольдин, Севостьянов, Язон и Барракуда, который занимался обеспечением режима безопасности на всем протяжении маршрута. Но номера двух-трех туб в партии из трехсот-восьмисот знали только два компаньона: Язон и Севостьянов.

Барракуда и сам не верил в измену Алика. Но если даже капля из сказанного вчера Киреевой окажется правдой… Кирееву Алик откровенно не любил. И если бы располагал доказательствами ее причастности к провалу, не убоялся бы Язонова гнева. Она же утверждала, что может доказать его измену. Но она убежала. И оснований верить той, которую Барракуда собственными глазами видел с чекистом, не было.

«Руно» трещало по всем швам. Смерть Севостьянова должна была, по расчету Барракуды, поставить точку на этом деле. Для того, чтобы сплести собственную закупочную сеть, понадобятся годы; «углы», собранные Аликом, попрячутся в кусты. И Язона Барракуда понимал; а вдруг — нет? Вдруг, действительно, эта шлюха оговорила его по заранее продуманному Аракеловым плану? Но Барракуду не устраивала возможная непорочность Алика. Третий был лишним. Стукач он или нет — Барракуде Алик не нужен. Особенно сейчас, когда дни «Руна» сочтены и партия груза, по всей вероятности, окажется последней. Изымать тубы с начинкой нужно было не до погрузки, а во время нее; если Севостьянов все-таки стукач, за пакгаузом уже ведется слежка. Почти наверняка чекисты пасут и дом Киреевой, но к ней ребята уже поехали… Лучше бы эта дура держала тачку в своем Бирюлеве!

Утро вечера мудренее.

К утру у Барракуды созрел план…


Журавлев — сопляк, трогать его не нужно. Холуй из него получился бы первоклассный, телохранитель — нулевой. Барракуда знал почти наверняка, что Журавлев на поиски Киреевой не поедет, а поспешит к своему благодетелю сообщить о ее побеге. Так оно и вышло. С видом бывалого телохранителя, натасканного по системе «президент», насмотревшийся плохих американских видиков, Журавлев появился на улице, повертел головой и, не обратив внимания на пикап (впрочем, его он просто никогда не видел, Барракуда позаботился о машине, которая ранее никогда не фигурировала в делах), сел в «девятку».

«Шкура, — с опозданием на сутки, осенило Барракуду. — А ведь был вчера Алик дома-то, был!»

Как только Журавлев включил мотор, из подъезда в машину тенью метнулся Севостьянов. Через три секунды «девятка» летела по Хорошевке к проспекту Жукова. Пикап стоял к подъезду задом. Для того, чтобы последовать за «девяткой», предстояло развернуться, но Барракуда не видел в этом проблемы: путь был ясен — по Хорошевке — к центру, через полминуты догонят. Как только «девятка» исчезла за поворотом, Барракуда выскочил из салона.

— Не упустите! — бросил он напоследок. — И будьте на связи, чтобы я вас не искал! — последнее — уже вдогонку, громко, не таясь.

Взглядом проводив «волгу» до перекрестка, он быстро перешел улицу и вошел в подъезд.

«Детским лепетом на лужайке» Барракуда не считал никакую работу вообще, но перестал бы себя уважать, если бы его могла остановить дверь в чью бы то ни было квартиру. Замки квартир, машин и сейфов входили в обязательную программу.

Оказавшись в квартире Севостьянова, Барракуда достал из кожаного чехла нож с тридцатисантиметровым лезвием, поддел дверцу секретера. Бумаги, не представляющие никакого интереса, бесцеремонно швырял на пол — элемент психического давления на хозяина. Все, что есть в этой квартире, ему уже не понадобится. Впрочем, Барракуда предоставит ему возможность выговориться перед смертью: номера! Номера начиненных золотом и бриллиантами туб!.. Он выбьет из него эти номера, не даст унести в могилу последний секрет. И черт с ними, его концами и связями — пройдет совсем немного времени, и у Барракуды появятся свои!

По миру ходит великое множество отчаянных людей, не знающих, как сбыть «черное» золото.

Барракуда рылся в хозяйских вещах, изобличающих Севостьянова, и ничего не находил. Он внимательно перелистывал книги (интересно, зачем ему книги?), старые блокноты, заглядывал в вазы (с наслаждением разбивая рукояткой ножа те, у которых горлышки были слишком узкими), рылся в белье, выдвигал ящики шкафов и письменного стола, вспарывал обшивку кресел и дивана. Номера если и были написаны, то их Севостьянов наверняка носил с собой, и в этом отношении Барракуда почти не надеялся на удачу. Несмотря на броские импортные наклейки, соблазнявшие налить и выпить, к содержимому бара он не притронулся. Усмехнулся, представив на своем месте тех, чьими услугами предпочитал пользоваться Севостьянов: уж они бы своего не упустили, никакие запреты не заставили бы их устоять перед этим изобилием. Но Барракуда был профессионалом и знал, что несколько капель зелья способны внести коррективы в выверенную до мелочей программу, а никакой импровизации он не признавал.

Наконец, ему попалась вещь, которая если и не являлась прямой уликой, то, по крайней мере, настораживала. Из старой, зачитанной до дыр книги академика Ферсмана выпала фотография размером со школьную тетрадь. Групповой портрет на фоне зарайского особняка, сделанный летом «поляроидом» Пименова, который он привез из турне по Италии вместе со своей новой любовницей. Но вот ее-то, Киреевой, на фотографии и не было. Были Гольдин, Адамов, Кропоткин, были ныне покойные Махров и его палач Чалый, пьяный от счастья и вина Язон со своими аргонавтами, голая масса каких-то девиц. В фигуре на углу особняка, повернутой к объективу спиной, Барракуда узнал себя. Киреева же была аккуратно вырезана ножницами вместе с частью старого клена и резным фронтоном.

Зачем?.. Уж не в ладанку ли, не в перстень-печатку ли решил вправить ее образок тайно влюбленный? Как бы не так!.. Находку Барракуда спрятал под пиджак, к кобуре поближе — кто знает, где и у кого обнаружится недостающая часть.

В кармане тоненько пропищала складная трубка радиотелефона, позволявшего работать в эфире, не опасаясь прослушивания, — подарок из Франкфурта.

— Говори!

«Подъехал к «Авиамоторной», «девятка» направляется по Энтузиастов, сам идет к метро».

— Двое — за ним, «волжанку» — за Журавлем. Не потеряйте! Держите связь.

«Понято…»

Хитрит, хитрит Алик. Уже хорошо. Чего бы ему хитрить, спрашивается, когда бы все было чисто?.. Барракуда взял из серванта статуэтку балерины, многократно склеенную и покрашенную серебрянкой, — не понятно, какую ценность имела она для хозяина. Коротко взмахнув ножом, Барракуда отсек ей голову. Гипс. В самом деле — гипс. В запертом на ключ потайном ящичке под столешницей — старый, должно, с войны еще, «вальтер» без патронов. Такой же бесполезный, как гипсовая балерина. Четыре сберкнижки в разных местах на четырнадцать с половиной миллионов. Барракуда сунул в задний карман брюк ту, что была оформлена на предъявителя. Сумма невелика — шесть из четырнадцати, да тоже на дороге не валяются… Должна, должна быть в квартире наличка! Роскошно живет Алик, с размахом. Всех денег с собой не унесет, и в сберкассы по каждому пустяку бегать не станет. А значит — здесь, в доме!..

Обыскав все, что было можно, Барракуда опустился в кресло. Взгляд его задержался на панно из соломки, размером 30x40, вставленное в металлическую рамку под стеклом. На панно был изображен разведенный мост над Невой, за которым открывался вид на Петропавловскую крепость. «Тоже мне, ценитель искусства!» — усмехнулся Барракуда и тут же подумал, что едва ли Севостьянов стал бы покупать панно сам — уж больно не вязалось это ни с его образом жизни, ни с обстановкой квартиры. Скорее всего, это чей-то подарок, а значит… Значит, на обороте может быть дарственная надпись. Не сводя с картинки взгляда, он подошел и попытался снять ее со стены. Она была прикреплена намертво. Тогда Барракуда рукояткой ножа разбил стекло. Послышался… металлический звук. Вспоров картинку, он обнаружил за ней дверцу вмонтированного в стену небольшого сейфа.

Грабителем Барракуда себя не считал, но зачем нужны ценности потенциальному покойнику?..