"Вне закона" - читать интересную книгу автора (Приходько Олег Игоревич)

25

Ночью, когда Эдик привез ее в «Славянскую», он о чем-то поговорил с распорядителем из ресторана. Чувствовалось, что этот человек был с ним хорошо знаком.

«Пусть он будет уверен, что я здесь и никуда не собираюсь исчезать», — Киреева встретила «гарсона» развязной походкой завзятой алкоголички. Щедро расплатившись, издала восторженный возглас, поцеловала бутылку «Камю» и принялась отвинчивать пробку. Но как только дверь за официантом затворилась, тут же забыла о бутылке.

Если Аракелов примется за Алика, тот несомненно расскажет ему о банковском счете. Брать этого подонка в долю она не собиралась, хватит того, что отработала на него столько лет! Теперь, когда возврата к Пименову больше не было, Эдику она станет не нужна. С миром же и благодарностью он ее не отпустит, это точно: слишком много ей известно о делишках птенца гнезда Дзержинского «с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой». Впрочем, насчет последнего ирония была неуместной: голова у Эдика действительно всегда оставалась холодной. Он никогда не руководствовался эмоциями. Мозг — под стать компьютеру. Рассчитывал Эдик ходов на десять вперед, и если не утопил ее до сих пор в городской канализации, значит, собирался использовать. Вполне возможно, как аргумент в предстоящем споре с Язоном. Сдаст в обмен на какую-нибудь информацию или за мзду — верная смерть. Наверняка гориллы уже получили приказ: «Найти и обезвредить».

Нет, ни Язону, ни Аракелову места в ее жизни больше не было. Спасение утопающей — дело рук самой утопающей.

Светлана осмотрела себя в зеркало. Опухшие глаза… на лбу — царапина… Косметичка осталась в сумочке вместе с ключами. Пальто и джинсы удалось застирать, никаких пятен, вполне пристойный вид. Она налила полстакана коньяку, оставила на столе. Включила воду в ванной. Осторожно выглянула в коридор и, убедившись, что он пуст, вставила ключ с внешней стороны замка. Видимость присутствия сэкономит минут пять-десять.

Лифт справа. Это она вчера запомнила точно. В вестибюле перед лифтом сидит дежурная по этажу. Светлана ступила на ковровую дорожку в коридоре, и в этот момент в номере раздался телефонный звонок. Вернувшись, она сняла трубку. Пять секунд тишины, затем — гудки отбоя.

«Эдик, — догадалась она. — Проверяет: на месте ли его «вещь». Проверка была кстати. Теперь времени еще больше.

О том, что ее ждет впереди, так же как и о возможной слежке, она не думала. Самое страшное — жить в ожидании смерти. Она спустилась по лестнице в полуподвальное помещение, но дверь запасного выхода оказалась на замке. Пришлось вернуться в коридор первого этажа и выходить через центральный. На отрезке до холла — никого, кроме уборщицы. В холле сновали гостиничные служащие, администратор оформлял группу приезжих. Светлана пересекла холл, спустилась по ступенькам к двери, прошла мимо старика-швейцара и вышла на улицу.

Если бы Аракелов действительно оставил внизу своих людей, то не стал бы проверять ее по телефону. Никто другой звонить не мог. Если бы звонок был ошибочным, трубку положили бы после того, как услышали голос, но она не проронила ни слова.

Вначале она решила ехать в метро — во избежание риска оказаться в подставной машине. Но времени почти не оставалось. Слова Аракелова «обед закажешь в номер» вовсе не означали, что он не собирается вернуться до обеда. Это могло быть элементарной уловкой, «дзержинец» — само коварство о двух ногах. Правда, за долгие годы общения с ним она тоже кое-чему научилась.

Выбрав плюгавенькую «ладу», владелец которой, зевая, переворачивал газетные страницы, она направилась к ней.

— До Новослободской?

Он внимательно посмотрел на нее, аккуратно свернул газету.

— Садитесь.

Ни на Смоленке, ни на Садовом, ни на Долгорукова слежки она не заметила. Поначалу обращал на себя внимание маленький красный «форд», отъехавший со стоянки вместе с «ладой», но за Триумфальной он свернул на 1-ю Тверскую-Ямскую, и «преследование» прекратилось.

Вышла Киреева у метро с таким расчетом, чтобы зайти в ЖЭК с Миусской, не появляясь перед фасадом на Лесной. То обстоятельство, что ключи остались в сумке (а сумка, должно быть, в «мерседесе», по крайней мере в бане ее уже не было, это точно), стало гарантией ее безопасности: в квартиру она войдет вместе со слесарем из ЖЭКа.

Светлана знала за собой способность действовать решительно и четко, когда возникала опасность и положиться было не на кого. Считала, что это заложено в человеческой природе и распространяется на всех. Если человека сопровождают по незнакомым улицам, он не дает себе труда запомнить маршрут, за исключением особых случаев; если же дорогу приходится искать самому — внимание его собрано и напряжено, а память цепка. Что бы там ни говорили, одиночки оказываются более приспособленными к жизни. Одиночкой она, конечно, себя считать не могла, совсем даже напротив — все годы сознательного существования ее то тянули за руку, то подталкивали, но редкие минуты, когда приходилось оставаться наедине с собой, становились для нее минутами открытий, извлечения непознанных резервов. Впрочем, так было не всегда. Вкус к самостоятельной жизни стал появляться с возрастом.

Сейчас была именно такая минута. Страх ушел напрочь. Зная о ее связи с гэбэшником Аракеловым, пименовские «шестерки» не станут лезть на рожон. Наверняка догадаются, что, убежав от них, она найдет защиту под крылом органов. Да и не до нее им сейчас. Скорее всего, попрятались по норам и логово свое зарайское (где, ко всему прочему, было совершено убийство, о котором ей было известно от самого Язона) давно покинули.

Светлана вошла в холодное и тесное, как склеп, помещение техника-смотрителя. Дородная лимитчица с прической «а-ля пудель» встретила ее уколом красных поросячьих глаток.

— Слушаю вас.

— Я дверь захлопнула. Случайно. А ключи в квартире ос…

— Адрес!

— Лесная, дом пять, квартира двадцать пять.

— Документы какие-нибудь у вас при себо имеются?

— Нет. Все осталось в сумке.

— Откуда же я знаю, что вы там живете?

— А вы посмотрите по книге учета жильцов. Киреева Светлана Николаевна.

Окажись у нее в кармане пара долларов, все решилось бы проще и быстрее. Но последние деньги она отдала владельцу «жигулей».

— Кроме того, меня знают соседи. Можно позвонить участковому инспектору и отпереть дверь в его присутствии.

— Слесаря сейчас нет. Ушел по наряду.

— А когда вернется?

— Может, через час. Может, через два.

Такая перспектива ее не устраивала напрочь. Часовой механизм был включен с того самого момента, как Аракелов позвонил в гостиничный номер. С минуты на минуту там поймут, что она убежала, и Эдик заявится к ней на квартиру.

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь! У меня… у меня борщ на плите остался. Да и на работу опаздываю, а у нас с этим строго.

— Не знаю…

— Пожалуйста! Я заплачу, я хорошо заплачу, не сомневайтесь.

— Сейчас посмотрю, может быть, кто-то другой из слесарей.

Ей давно следовало произнести магические слова об оплате. Через минуту техник-смотритель вернулась с длинным вислоусым слесарем.

— Идите с ним, — буркнула лимитчица.

… Во дворе к Светлане стало возвращаться неприятное ощущение опасности. Внутренние часы стали тикать громче.

— Какой замок-то? — переставляя ноги-ходули (на один его шаг Светланиных получалось три), спросил слесарь.

— Какой?.. Обыкновенный, наверно.

Он посмотрел на нее подозрительно, но ничего не сказал — баба, где ей разбираться в замках!

Дверь со двора оказалась запертой. Пришлось обходить дом. Светлана слышала, как бьется сердце, чувствовала, что ноги становятся ватными и к горлу подступает тошнота. Она вышла на Лесную, беглым взглядом окинула улицу, ничего подозрительного не заметила. Вдалеке у площади лишь припарковалась красная машина, очертаниями напоминавшая «форд».

«У страха глаза велики», — подумала она, поспешно входя в подъезд за длинноногим.

Насмерть напуганная вчера Барракудой, неизвестно как проникшим в квартиру, Светлана не могла вспомнить, дал ли он ей запереть дверь на оба замка или она ее просто захлопнула. К счастью, дверь действительно оказалась на защелке, слесарь справился с ней в течение тридцати секунд.

— Делов-то, — сказал он разочарованно.

— Нет-нет, вы не уходите, зайдите, пожалуйста, на секундочку, — засуетилась она, буквально заталкивая его в квартиру и лихорадочно ища всеми органами чувств признаки постороннего присутствия. — Пожалуйста, присаживайтесь, вот сюда… в кресло… извините, у меня не убрано…

— Да ла-адно, — растерялся от такого приема слесарь, и предупреждение «интим не предлагать» уже готово было сорваться с его языка.

Светлана налила ему стакан виски, сорвала ногтями целлулоид с коробки конфет.

— Я вам так благодарна, так благодарна…

Пока слесарь собирался с духом и подносил ко рту хрустальный стакан, стараясь не расплескать отдававшую самогоном жидкость. Светлана метнулась в спальню, распахнула шкаф, сбегала на кухню — никого… никого… никого и, окончательно убедившись в этом, щедро сунула в лапу слесарю две долларовые пятерки.

— Спасибо, хозяйка, пустяки, не стоит…

Оставшись, наконец, одна, она заперла входную дверь на все замки и запоры, постояла, переводя дух и собираясь с мыслями. Хотелось принять ванну. «Бред! Утопия! Ванна похожа на гроб». Стоило перекрасить волосы. Берилловые, с рыжиной — ее краса и гордость, ее отличительный знак, визитка — становились каиновой печатью. Даже на то, чтобы изменить прическу, безжалостно орудуя ножницами, уже не оставалось времени.

Ножницы, пузырек «Лондоколора», маникюрный набор, шампунь, мыло — в сумку! Кажется, с ванной все.

Шкаф. Белье, платье… нет, не это, а какое попроще, свитер из ангорской шерсти, юбку-клеш, колготки — в сумку!

Секретер. Документы на машину, водительское удостоверение, сберкнижку, чековую книжку, сертификат, деньги (полтора миллиона рублей, триста девяносто долларов), драгоценности, паспорт гражданский, паспорт заграничный (виза, которую устроил Пименов в Германском посольстве, действительна до конца года) — в сумку!

На себя — черные брюки, серые полусапожки на меху, блузку, свитер… нет, этот не пойдет, слишком броский рисунок на груди… вот этот, пожалуй, старенький, зато неприметный, серьги — покрупнее (удлиняют лицо), диадема — в волосы, резинка — конский хвост, оренбургский платок… глупости! Деревенская матрена… Вот то, что надо: боярка, отороченная мехом ондатры; шуба не пойдет, в шубе ее видели Аракелов и Барракуда… пальто тем более… куртка оранжевая… такие носят стрелочницы и укладчицы асфальта… кожаный плащ — мерзость… Что? Что? Что надеть?.. Быстрее! Вот, кажется, то, что нужно: обычное серое суконное полупальто с капюшоном на байковой подкладке…

Последнее: в выдвижном ящичке секретера — запасной комплект ключей от машины. В карман! Очень кстати — темные, в пол-лица очки. Теперь все. Да. Кажется, все…

Она оглядела квартиру. Бедлам. Бардак. Такого эти стены не видели даже при переезде. Черт с ним!..

Поставив сумку у двери, Светлана присела на обувной ящик. Интересно, сколько бензина осталось в машине? В багажнике есть запасная десятилитровая алюминиевая канистра. Доехать до границы, продать «хонду», купить билет в любую страну, а там… Деньги в Швейцарском банке гарантируют свободное передвижение по миру. ГОСПОДА! ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В ШВЕЙЦАРСКОМ БАНКЕ! Кажется, от жизни здесь взято все. Ее нужно стереть из памяти.

«В Шахтерск, говоришь? — с отвращением вспомнила Светлана Аракелова. — Дудки!»

Проход по лестнице оказался свободным…

Евгений пристально наблюдал за подъездом в ветровое стекло красного «форда», взятого напрокат. Он припарковался на углу, у площади Тверской заставы. Приклеенные усы, галстук, кожаный пиджак и темные очки одних должны были заставить думать, что он военный атташе посольства Зимбабве, других — что он член сборной команды «подкидных дураков», только что вернувшийся с чемпионата по горным лыжам в Новой Зеландии. У самого же Евгения при каждом взгляде на себя в зеркало возникало чувство, которое испытывает разве что лицедей в костюме Городничего, исполняющий монолог Катерины из «Грозы». Тем не менее цель была достигнута, и если бы мимо случайно проходил сам Каменев, то и он бы не задержал взгляда на неопределенного вида гумманоиде за рулем потрепанного «форда». После вчерашней поездки бок о бок с Киреевой появиться в своем естественном облике было немыслимо.

Увидев ее на пороге гостиницы «Славянская», больше всего он испугался за то, что она надумает выбрать его в качестве таксиста. Но она поступила по всем правилам конспирации, которые ей подсказала типично женская логика: к огромному облегчению Евгения, села в «ладу», еще более задрипанную, чем «форд» прокатного кооператива «Скорость».

Как только он убедился, что она следует домой через Новослободскую, свернул на 1-ю Тверскую-Ямскую, стремясь выиграть время, чтобы выбрать удобную для наблюдения позицию. Двадцать минут ожидания заставили его поволноваться. Проморгать ее он не мог — на ней было то же пальто-маяк, от которого у него рябило в глазах. К тому же появиться она могла только со стороны Миусской. Он уже подумал, что она села в свою «хонду», не заходя домой, но вдруг увидел ее в сопровождении долговязого мужчины с сумкой инструментов через плечо.

Киреева шла в ловушку. Он не мог себе представить, какой логикой руководствовалась эта женщина, но она, чудом спасшаяся от своих преследователей, возвращалась туда, откуда ее вчера выволокли и где сегодня могли поджидать снова. Было ли это отчаянием или неизвестно на чем основанной уверенностью, что территория чиста и ее больше не потревожат, — так или иначе роль камикадзе Киреева исполняла довольно лихо.

Евгений посмотрел на часы. Двенадцать тринадцать. Через восемь минут из подъезда вышел долговязый. Знакомых машин на улице не было. Или ее действительно решили оставить в покое, что само по себе было непонятно и невероятно после вчерашних событий, или она договорилась с кем-то о встрече. Долговязый был, скорее всего, слесарем — они вышли со двора, а там находился ЖЭК. Очевидно, она потеряла ключи.

К версиям Евгений относился спокойно. Он придумывал их, сообразуясь с ходом событий, и тут же отметал за ненадобностью или неподтвержденностью — просто так, для заполнения пауз и тренировки ума. Причинно-следственный анализ поступков Киреевой, по его выражению, «в прейскурант не входил», вознаграждение было обещано клиентом за простую слежку, имевшую целью фиксацию «каждого ее шага на протяжении трех суток», которые кончались через четыре часа тридцать три минуты.

В двенадцать часов тридцать пять минут по местному времени (которое, впрочем, совпадало с московским) из подъезда вышла какая-то женщина в сером полупальто с капюшоном и черных брюках. На ней были темные очки и шапка-боярка. В руке она несла большую туго набитую туристскую сумку и, судя по неровной походке и согбенной фигуре женщины, весьма тяжелую.

Столетник посмотрел на себя в зеркало. «Вот так, Евгений Викторович, — сказал он, заводя мотор и трогаясь с места с похоронной скоростью, — не один вы собрались на бал-маскарад. Картина называется «Прекрасная амазонка собирается в гости к своему другу-эскимосу».

В подошедший троллейбус она не села. Значит, либо собиралась отчалить на «хонде», либо за углом ее кто-то поджидал. «Форд» буквально полз впритирку к бордюру до тех пор, пока она не свернула на Миусскую. Евгений рывком проскочил квартал, снова прижался к тротуару, мысленно отсчитывая время, которое ей понадобится, чтобы пройти сто шагов до стоянки. Второе предположение Евгения было нелогичным: если бы она рассчитывала на чью-то помощь, то не стала бы проходить опасный для себя отрезок пешком, да еще с такой ношей. Проще было бы подать ей машину к подъезду. Евгений подъехал к перекрестку, осторожно свернул на Миусскую и выполз ровно настолько, чтобы просматривалась стоянка. Обзор со стороны НИИ непонятного назначения, находившегося в глубине улицы, перекрывал массивный угловой дом.

Киреева действительно собиралась уехать на «хонде». Она поставила сумку на заднее сиденье, сняла пальто и положила его туда же. Затем села за руль, захлопнула дверцу, пристегнула ремень. Евгений забеспокоился: что, если она действительно вздумает податься на Аляску? Срок проката «форда» истекал в двадцать часов. К тому же он дал слово Шерифу вовремя вернуться домой и вывести его на пробежку по Измайловскому парку…

Куда собиралась Киреева, так и осталось для него загадкой.

Взрывом выбило стекла на первых трех этажах института. Град огненных осколков посыпался на мостовую, забарабанил по крышам автомобилей. На проезжей части образовалась пробка. Улицу охватило всеобщее оцепенение, затем к месту происшествия бросились водители троллейбусов и большегрузных машин с огнетушителями наперерез — пылали, угрожая взрывом, еще два автомобиля. Воронку обступили десятки, потом сотни прохожих, сотрудников института, пассажиров остановившихся транспортных средств…

Евгений сидел, вцепившись в руль все еще работавшего «форда». Когда он впервые после выхода Киреевой из дома посмотрел на часы, они показывали тринадцать десять. Но это уже не имело никакого значения. Он снял очки, заглушил двигатель. Отклеив дурацкие усы, достал из бардачка пачку «Кэмел» и, не выходя из машины, закурил.