"t" - читать интересную книгу автора (Пелевин Виктор Олегович)XРано с утра, когда Т. ещё спал, из Ясной Поляны пришла подвода с вещами и оружием. Это было кстати — жандармский мундир успел покрыться таким количеством пыли и пятен, что цветом напоминал уже не лазурь, а скорее облачный день. В нескольких местах он был порван и в целом приобрёл очень сомнительный вид — обыватели провожали Т. взглядом, как бы размышляя, не означает ли столь бедственный вид жандармских полковников, что над Отечеством зажглась наконец заря долгожданной свободы. Кроме того, у Т. вновь появилась лошадь — правда, гораздо хуже подаренной цыганским бароном. Позавтракав, Т. велел седлать, а сам открыл баулы со снаряжением и разложил на столе присланное оружие и одежду. Не было сомнений, что Кнопф со своими людьми будет ждать на дороге — и подготовиться к встрече следовало самым серьёзным образом. Раздевшись до пояса, Т. надел на своё мускулистое тело жилет со множеством карманов и кармашков. Жилет был тяжёлым: изнутри его покрывала кольчуга из переплетённых стальных лент, каучуковых нитей и китового уса, которая могла не только остановить лезвие, но и отбить косо ударившую пулю. «А Кнопф ведь сейчас тоже готовится к свиданию, — думал Т., рассовывая по карманам жилета метательные ножи. — И наверняка он припас для меня сюрпризы… Это, впрочем, понятно и скучно. Интересно другое — задумывается ли Кнопф, с какой стати всё это с ним происходит? Почему он, высунув язык, мчится за мной следом? Или он такой доверчивый идиот, что принимает всё происходящее без всякого удивления, просто как должное?» Поверх жилета Т. надел широкую и длинную крестьянскую рубаху, в точности как у пахаря, которого он видел из окна поезда. Затем — просторные малоросские шаровары синего цвета, тяжело звякнувшие спрятанными в них инструментами смерти. Один из свёртков, прибывших из Ясной Поляны, был упакован с особым тщанием. Разорвав два слоя обёрточной бумаги, Т. высвободил шкатулку чёрного лака и поставил её на подзеркальный столик. Сев узеркала, он взял гребень, тщательно расчесал бороду и открыл шкатулку. Внутри было два отделения. В одном, совсем маленьком, лежал моток бесцветной шёлковой нити. В другом — пучок тончайших серо-чёрных стрел. Это были куски зазубренной булатной проволоки, острые и длинные. Т. стал вплетать их в бороду, подвязывая нитью у подбородка. «Впрочем, доверчивый идиот не один только Кнопф, — думал он, следя за пальцами в зеркале. — Никто вокруг не сомневается в происходящем. Ни купеческий старшина Расплюев, ни Аксинья, ни этот огромный цыган Лойко со сломанным носом. Трудно даже представить, как устроена душа у Кнопфа… Впрочем, отчего же трудно… Наверняка у него имеется смутная, но железная убеждённость, что все общие вопросы насчёт жизни уже решены и пора решать частные. Иначе как он сможет играть свою роль?» Когда все проволочки были вплетены в бороду, Т. надел на ноги каучуковые ботинки со стальными кошками в подошве (на каучук было наклеено лыко, из-за чего ботинки выглядели сверху как старые рваные лапти). Затем он водрузил на голову широкую соломенную шляпу, тоже старую и ветхую на вид — в её двойных полях, склеенных друг с другом, был спрятан тонкий стальной диск с острыми зазубренными краями. В бауле остался небольшой синий ящик, похожий на коробку дорогих сигар или конфектов — он определённо скрывал в себе что-то специальное. Т. открыл его. На алой бархатной подкладке, в двух уютнейших на вид углублениях, покоились два конуса из чёрного металла. Их покрывали продольные рёбра, покрытые косой насечкой, а на вершине у каждого был жёлтый глаз капсюля. Рядом с конусами лежал сложенный лист бумаги. Т. развернул его и увидел рисунок — бородатого человека, поднявшего руку над головой (пальцы другой руки были смиренно засунуты под поясок длинной крестьянской рубахи). Наверху была нарисована звездообразная вспышка со словом «Бум-бум!», от которой вниз расходились два треугольника — узкий и широкий. Узкий треугольник, в котором стоял человек, был подписан «Здесь Спасёшься». Широкий, в котором метались какие-то тени, назывался «Место Погибели». Снизу была приписка карандашом: «Де Мартиньяк? — подумал Т., вынимая бомбу из алого бархатного гнезда. — Видимо, кто-то из последователей. Стал кузнецом, молодец. Но не помню, никого не помню. Однако работа почти ювелирная…» На дне первого конуса было аккуратно выгравировано: «Безропотная». Т. несколько раз подкинул бомбу над головой. Поднимаясь в высшую точку, она неизменно разворачивалась зрачком капсюля вниз. Повторив то же упражнение с другим конусом смерти (вторая бомба называлась «Безответная»), Т. осторожно спрятал их в карманы шаровар. Кое-что из присланного снаряжения вызывало недоумение — например, старинная двузубчатая вилка с очень широко поставленными зубцами и странным названием «Правда», грубо выбитым на ручке. «Почему „правда“? — подумал Т. — Правда глаза колет, что ли? Всё непротивление позабыл. Собирай теперь по крохам…» Наконец подготовка была закончена. Т. ещё раз оглядел себя в зеркале. Его борода стала широкой и как бы седоватой — словно за последние минуты он сделался намного старше и мудрее. Усмехнувшись, Т. поглядел на часы-рыцаря. Пора было отправляться. Выйдя из гостиницы, он вздрогнул. Аксинья, в новом жёлтом сарафане, сидела на своей телеге возле самого крыльца — увидев Т., она соскочила на землю, бросилась ему навстречу — но, разглядев его наряд, вдруг испугалась, невозможным движением затормозила на лету, взмахнула руками и отскочила назад. — Ты? — выдохнула она. — Ай не ты? — Я, я, — отозвался Т. с досадой. — Рано же ты встаёшь… — Никак из жандармов попёрли? — спросила Аксинья жалостливо. — Домахался топориком-то. Выпил, и сидел бы дома… Коридорный из гостиницы, появившийся на улице в эту самую минуту, остановился неподалёку от них, присел и стал делать вид, что завязывает шнурок, выставив внимательное ухо. — Ты за телегой пришла? — спросил Т. строго. — Бери и езжай с Богом. А у меня дела. — Да куда ж ты пойдёшь такой, — сказала Аксинья, косясь на коридорного. — Срам лапотный. Идём я тебе сапоги хучь дам старые. — Уйди, Аксинья, — повторил Т. тихо, — потом. — Не пей, Левушка! — запричитала Аксинья. — Хрястом-богом тебя прошу, не пей! Ты, как выпьешь, такой чудной! Вскочив на лошадь, Т. вонзил в её бока скрытые под лыком стальные звёзды и, не оборачиваясь, понёсся по утренней улице прочь. Засада ждала в трёх верстах за городом — у заброшенной лодочной станции, где от дороги ответвлялась ведущая к реке тропа. Т. ощутил это инстинктом — никаких внешних признаков опасности не было. Вокруг полуразрушенного кирпичного барака с провалившейся крышей качались под ветром заросли бузины; полосатый шлагбаум на спуске к сгнившей пристани был поднят, рассохшаяся будка сторожа пуста — на всём лежала печать многолетнего запустения. Подъезжая к станции, Т. постепенно сбавлял ход — и только поэтому успел остановиться вовремя. Над дорогой была протянута тонкая серая бечева, почти неразличимая на фоне земли. Она ныряла в заросли бузины под чёрной дырой окна в стене барака. Осадив лошадь, Т. отъехал на несколько шагов назад, словно раздумывая, куда направиться дальше — прямо или к реке. «Понятно, — подумал он. — В окне, вероятней всего, ружьё, и бечёвка идёт прямо к курку. Система „остановись, прохожий“ — знаем… А Кнопф где-то рядом и смотрит на меня. Плохо, что он меня видит, а я его нет». То и дело беспокоя лошадь поводьями, Т. заставил её нервно кружиться на месте, чтобы его труднее было взять на прицел. Одновременно он незаметно высвободил из стремени правую ногу и перенёс вес тела на левую. — Господа, — крикнул он, — я чувствую, что вы рядом! Предлагаю обсудить происходящее! Господин Кнопф, поверьте, у нас с вами нет причин для вражды! В кустах бузины произошло еле заметное движение. Т. мгновенно перебросил правую ногу через седло и сложился так, что его закрыл бок лошади. В следующую секунду из кустов пыхнули фонтанчики синего дыма и раздался грохот ружейного залпа. Стреляли из двустволок, картечью: одна из картечин оцарапала Т. руку. Лошадь попятилась назад, оседая на разъезжающиеся задние ноги, и тяжело повалилась в пыль. «Вторая за два дня, — подумал Т., чувствуя волну холодного гнева, — какие же подлецы…» Он распластался на земле за упавшей лошадью. Опять грохнул выстрел, и новая порция картечи с отвратительным чавкающим звуком шлёпнулась в лошадиный живот. — Господа, — крикнул Т., — ещё раз призываю остановиться! В ответ из кустов раздалась револьверная пальба. «Отлично, — понял Т., — значит, ружей они не перезарядили. Теперь не медлить…» Достав из-под рубашки несколько метательных ножей, он веером развернул их в руке. — Господа, — закричал он, — напоминаю, я противник насилия! Я никому не хочу вреда! Я вижу перед собой только кусты, повторяю, только кусты! Сейчас я буду кидать туда ножи! Ножи очень острые, поэтому если там кто-то случайно прячется, просьба выйти до счёта три, чтобы я никого не поранил! Раз! Два! Т. заставил себя выдержать короткую паузу. — Три! Немедленно вслед за этим он приподнялся и стал метать лезвия, чуть поворачиваясь после каждого броска. Четвёртый нож в кого-то попал — это стало ясно по полному боли крику. Морщась от презрения к себе, Т. бросил ещё два лезвия в то же место, и крик перешёл в хрип. Из кустов снова стали стрелять, и Т. спрятался за лошадью. Как только стрельба стихла, он опять кинул несколько ножей. В этот раз он попал сразу в двоих. Каждый раз после крика боли он посылал в ту же точку ещё два острейших куска стали. Из кустов по-прежнему хлопали револьверы — но выстрелы стали реже. Т. определил, что там осталось ещё трое. — Господа, — крикнул он, — я в последний раз предлагаю прекратить! Хватит страданий и крови! — Лицемер! — крикнул в ответ Кнопф. Вынув из кармана ещё одну холодную стальную рыбу, Т. подкинул её на ладони и метнул на звук голоса. Кнопф взвыл. — Негодяй! Вы проткнули мне икру! Вы за это ответите! — Повторяю, — отозвался Т., — с вашей стороны было бы разумнее выйти из кустов! — Если мы выйдем, — раздался голос одного из помощников Кнопфа, — вы гарантируете нам безопасность? — Предатели! Трусы! — зашипел Кнопф. В ответ раздалась грубая брань. — Я не причиню вам вреда! — крикнул Т. — Вы обещаете? — Обещаю. Я вообще никому не приношу вреда. Стараюсь, во всяком случае… Люди по неразумию вредят себе сами. — Пока у вас остаются ножи, мы боимся! — объявил подручный Кнопфа. — Выбросьте их на дорогу! Только без обмана! Через несколько секунд жилет с остатками метательного арсенала вылетел из-за трупа лошади и тяжело звякнул о дорогу. — А стилеты? У вас ведь ещё должны быть стилеты? — Верно, господа, — ответил Т., кое-как натягивая на голое тело испачканную в пыли рубашку. — Ваша осведомлённость поражает. Но и вы, пожалуйста, выкиньте свои револьверы. И не забудьте отобрать револьвер у Кнопфа. В кустах произошла быстрая борьба, сопровождаемая причитаниями и всхлипами. — Предатели! Глупцы! — забормотал Кнопф. — Вы все умрёте! Вы не знаете этого человека. Вы думаете, он отпустит кого-нибудь живым? Один из помощников Кнопфа крикнул: — Кидаю револьверы на дорогу, граф! На дорогу, один за другим, грохнулись три полицейских «смит-вессона». — Позвольте вам напомнить, господа, у вас ещё были ружья! — крикнул Т. Два ружья упали в пыль рядом с револьверами. «Неужели они это всерьёз? — подумал Т. — Верится с трудом… Однако надо держать слово». Отцепив от шаровар чехол со стилетами, Т. кинул его на дорогу. — Теперь выходите! — крикнул он. — Не трону, слово чести! Из кустов выбрались двое компаньонов Кнопфа. Они держали руки перед грудью, показывая, что у них нет оружия. Но эта поза, которая должна была развеять подозрения Т., заставила его нахмуриться — идущие в его сторону сыщики слишком уж походили на готовых к атаке боксёров. «И где таких только набирают? — подумал он, — Сколько их уже прошло перед глазами — и все одинаковые, словно вылепленные из серой пыли в каком-то угрюмом питомнике… Надо бы с ними поговорить, вдруг в них всё же теплится искра сознания…» Оба сыщика были крепкими усатыми мужчинами лет тридцати-сорока, с мясисто-брыластыми лицами любителей сосисок и пива, но один был лопоух, а другой с бакенбардами. Наряжены они были в клетчатые костюмы, намекающие на опасные приключения и спортивный образ жизни — вроде тех, что петербургские либеральные адвокаты надевают для воскресной автомобильной прогулки на острова. — Покажитесь и вы, граф, — сказал сыщик с бакенбардами. «Они явно что-то замышляют, — решил Т. — Однако людям следует верить даже тогда, когда они почти наверняка лгут. Я должен дать им шанс…» Поднявшись из-за мёртвой лошади, Т. показал сыщикам свои пустые руки. Тут же оба выхватили из-под своих клетчатых пиджаков по маленькому «дерринджеру» и навели оружие на Т. — Руки вверх, граф! Т. вздохнул. — Господа, — сказал он, поднимая руки, — я, конечно, подчинюсь вашему требованию. Но как вы будете смотреть мне в глаза? — В этом нет необходимости, — сказал Кнопф, выбираясь из кустов. — Вы мастер единоборств и должны знать, что при поединке со смертельно опасным врагом не следует смотреть ему в глаза. Надо глядеть в центр треугольника, образованного подбородком и ключицами. На Кнопфе был такой же клетчатый костюм, как на его компаньонах — только лучше сшитый. Т. вдруг пришла в голову странная мысль: возможно, Кнопф, подобно морскому моллюску, размножался, отщипывая створками раковины крохотные куски своей плоти, которые затем обрастали собственной клетчатой оболочкой и становились почти неотличимы от родителя. «Вот только ни один из них не прожил пока достаточно долго, — подумал Т., — чтобы выяснить, становятся они в конце концов точно такими как Кнопф или нет. И эти вряд ли проживут…» Видимо, что-то недоброе отразилось на его лице. Лопоухий сыщик занервничал, помахал в воздухе дулом короткого пистолета и сказал: — Предупреждаю — ни одного двусмысленного движения! Т., не опуская рук, попятился от мёртвой лошади. — Позвольте, господа, — сказал он, — откуда мне знать, какие движения вы находите двусмысленными? Это зависит от вашего воспитания, социального класса и обстоятельств жизни. — Подстрелим как куропатку, — грозно сказал лопоухий. — Лучше и не пытайтесь. — Я безоружен и не представляю опасности, — ответил Т. — Опасность, как говорят китайские мудрецы, внутри вас самих. Т. пятился значительно медленнее, чем сыщики шли в его сторону, и было понятно, что он никуда не уйдёт. Но презрительная улыбка на его лице явно действовала им на нервы. Клетчатые господа решительно прибавили шагу. — Не слушайте его, — сказал Кнопф, — не хватало только… Стой! Назад!! Но было уже поздно — лопоухий тронул ногой натянутую над дорогой бечёвку. В окне кирпичного барака сверкнуло, грохнуло, и вихрь картечи сбил обоих сыщиков с ног. Удар был такой силы, что несчастных оторвало от земли перед тем, как швырнуть о дорогу, словно они были кеглями, в которые попал невидимый шар судьбы. Лопоухий сыщик умер мгновенно; второму выворотило из сустава левую руку — но он был ещё жив, когда повалился в окровавленную пыль. Т. повернулся к Кнопфу. Тот поднял пустые руки и даже растопырил подрагивающие пальцы. — Запасного пистолета у меня нет, — сказал он. — Однако вы продолжаете меня ужасать, граф. Кви про кво. Не так, так эдак. — Знаете, — сказал Т., — мне это совсем недавно говорила одна лошадь. Которая, если разобраться, приходится вам родной сестрой, так что в этом мало удивительного. Вот только она переводила это выражение иначе. — Лошадь? — ненатурально удивился Кнопф, потихоньку отходя в сторону, — да что вы говорите… Удивительно, граф, что лошади до сих пор о чём-то с вами разговаривают. Знакомство с вами обыкновенно оказывается для них фатальным. — Не лгите, Кнопф, не со мной, а с вами. Больше того, знакомство с вами чаще всего оказывается фатальным и для людей… Кнопф перемещался так, чтобы заставить Т. повернуться спиной к своим поверженным компаньонам. Т. заметил это и усмехнулся. Сняв с головы соломенную шляпу, он, не оборачиваясь, кинул её назад. Шляпа прошелестела над дорогой, и стальной диск, скрытый между её полями, врезался в горло сыщику с бакенбардами, который, привстав на локте, из последних сил целился в Т. из своего «дерринджера». За миг до того, как лезвие перебило сонную артерию несчастного, Т. крикнул: — Поберегись! — Поистине, второго такого фарисея не видела Земля! — воскликнул Кнопф. — Зачем вы с такой настойчивостью соблюдаете эти идиотские условности? Кого пытаетесь обмануть? Или вам действительно нравится поддерживать у себя иллюзию, что вы безгрешный непротивленец? — Отчего вы думаете, что это иллюзия? — отозвался Т. — Разве вы не видите, каких усилий и риска мне стоит вести себя по-человечески? Или вы считаете, все похожи на вас в цинизме и равнодушии к чужой боли? Кнопф покачал головой. — Лицемер, каков лицемер! Ну ничего, сегодня я выведу вас на чистую воду. У меня приготовлен особый аттракцион. Лойко! Никто не отозвался на этот крик. Тогда Кнопф поднял ладони ко рту и ещё раз прокричал: — Лойко!! Т. услышал за спиной смех и обернулся. К нему по полю шёл бритый наголо великан с расплющенным носом — тот самый, что хотел бороться с ним у цыганского костра. Он был гол по пояс, в тех же самых зелёных шароварах, заправленных в мягкие татарские сапоги. — Я говорил, мы ещё встретимся, борода, — сказал цыган. — Вот и пробил час. Т. улыбнулся. — Насколько я помню, — ответил он, — вы пользуетесь песочными хронометрами, а они не бьют. Впрочем, кто-нибудь из декадентов мог бы использовать это как парадоксальную метафору. Ударом песочных часов является тишина. Поэтому они всё время бьют вечность… — Не болтай, — перебил цыган. — В прошлый раз ты задурил нам голову, но сейчас не выйдет. Будем бороться до смерти… Твоей смерти. — Этого не обещаю, — сказал Т. Цыган шагнул к нему, взмахнул кулаком и вдруг предательски развернулся и ударил ногой — с проворством, совершенно неожиданным в таком огромном человеке. Т. отпрыгнул. Тогда цыган подскочил к нему и попытался дать кулаком в ухо. Т. опять увернулся, но в следующую секунду Лойко сильно хлестнул его по щеке ладонью. Скривившись от боли, Т. толкнул его двумя руками в живот. Этот толчок выглядел не особенно сильным — будто Т. отпихнул заигравшегося мальчишку. Но лицо цыгана позеленело. Он согнулся, присел и некоторое время силился вдохнуть, ловя ртом непослушный воздух. Т. вытер рукавом выступившую в углу рта кровь. — Я советовал бы вам прекратить насилие, — сказал он. — Иначе последствия будут самыми печальными. Лойко распрямился. В его руках появились два кривых ножа, которые он прятал в голенищах. Не тратя времени на слова, он бросился на Т. Дальнейшее выглядело так, словно Т. с цыганом принялись танцевать какой-то легкомысленный танец, заключавшийся в том, что Т. подныривал цыгану под руки, постоянно оказываясь у него за спиной. Они сделали два или три па, и выяснилось, что Т. крепко держит цыгана за оба запястья, остановив нацеленные ему в грудь лезвия в нескольких дюймах от своей рубашки. Удерживать цыгана было трудно — лицо Т. покраснело. — Вы уверены, что не желаете прекратить? — спросил он хриплым от напряжения голосом. — Ещё не поздно… — Я разрежу тебя на ремни, — прошипел цыган. Т. сощурился. — В Евангелие от Матфея сказано, — проговорил он, причём из его голоса вдруг исчез весь хрип, — кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и левую. Евангелист Лука повторяет: ударившему тебя по щеке подставь и другую… Т. подтянул цыгана ближе к себе, так, что их лица почти соприкоснулись. — Вы, сударь, имели наглость ударить меня в правую щеку, — продолжал он, задрав бороду вверх, так, что её серо-стальная метла оказалась вровень с цыганским лицом. — Так вот вам левая! А вот правая! Левая! Правая! Левая! Правая! А вот левая! А теперь правая! Т. яростно мотал головой из стороны в сторону, и с каждым движением лицо цыгана покрывалось новыми надрезами от зазубрин вплетённого в бороду булата. Цыган уже кричал, а Т. всё повторял: — Правая! Левая! А вот правая! А вот опять левая! Наконец цыган разжал руки и выронил свои кривые ножи. Тогда Т. пинком ноги оттолкнул его. Воя от страшной боли, цыган выставил перед собой руки и побежал прочь, чуть не опрокинув оказавшегося на пути Кнопфа. Увидев его окровавленное безглазое лицо, Кнопф содрогнулся и потянулся к лежащему в пыли револьверу. Не теряя ни секунды, Т. бросился навстречу, перекувырнулся в прыжке и подхватил с дороги «дерринджер» мёртвого сыщика. Когда Кнопф навёл свой револьвер на Т., ему в лоб уже глядели два расположенных друг под другом ствола. — Так вот отчего вас называют «Железная Борода», — прошептал бледный Кнопф. — Кончить это раз и навсегда. Убьём друг друга, раз никто не может взять верх… — Послушайте, Кнопф, — ответил Т., — мне тоже в тягость эта бессмысленная дуэль. Но поверьте, я могу рассказать вам нечто такое, что полностью изменит ваш взгляд на происходящее. Проявим, наконец, некоторую взаимную терпимость… — Терпимость? — усмехнулся Кнопф. — Вы изощрённый и жестокий убийца, граф. С вашей бороды каплет кровь, а вы говорите про терпимость? Да вы просто хотите до конца насладиться моей смертью. Наверняка вы замыслили для меня что-то особенно мрачное… — Не валяйте дурака, — сказал Т. — Давайте объяснимся, пока мы одни и нам не надо играть эти чёртовы роли. Я давно хочу с вами поговорить. — Да о чём же? — Я расскажу вам то, что мне довелось узнать о причинах нашей, э-э-э… вражды. Видите эту лавку возле барака? Давайте уберём револьверы, присядем и поговорим. |
||
|