"Каннибализм" - читать интересную книгу автора (Лев Каневский)

Люди, братья! С этим призывом мы обращаемся к вам за сочувствием и помощью от имени самобытной, но удивительно развращенной и растленной народности, жителей группы островов, получивших название островов Фиджи. О них почти ничего не известно цивилизованному миру, кроме той ужасной опасности, которой постоянно подвергаются команды пристающих к ним кораблей из-за непреодолимой склонности местных жителей к убийству и чудовищному каннибализму, в чем они даже по своей свирепости превосходят новозеландцев!

На островах Фиджи каннибализм — это не отдельные случаи, увы, это постоянная широкомасштабная практика, и объясняется она отнюдь не мотивами племенной мести или еще чем-нибудь, а лишь тем явным предпочтением, которое островитяне отдают человеческому мясу по сравнению с любой другой пищей...

От расы каннибалов мы обращаемся к вам. Когда вы будете читать наш призыв, то ни на секунду не забывайте о творимых здесь ужасах. Мы обращаемся к вам от имени фиджийских вдов, которых насильственно душат, когда умирает их муж, от всех фиджийцев, попавших в тиски таких чудовищных пороков, что руки опускаются при попытке точно их описать. Пожалейте этих несчастных каннибалов, соотечественники, и сделайте это как можно скорее. Приезжайте сюда, христиане, научите этих несчастных, бедных идолопоклонников, обожающих войну, пожирающих у своих соплеменников лучшие, по их мнению, части тела...

Не станем приводить детали каннибальских праздников, рассказывать о предшествующих им убийствах, о способе приготовления людской плоти, о разноликой толпе обоих полов, с чудовищным ликованием ожидающей начала такого пиршества, — тут можно увидеть всех: и вождей, и простых воинов, мужчин, женщин, стариков и старух, детей всех возрастов. Это для них настоящее торжество! Кругом соплеменников поедаются вареные человеческие тела, — не одно, не два, не десяток, а двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, и все это предназначается для одного-единственного праздника! Мы слышали, что на одном из таких великих пиршеств было съедено за раз более двухсот трупов. Авторы этого призыва сами неоднократно имели возможность поговорить с участниками подобных пиров, которые признавались, что на их глазах съедалось за раз по сорок, а то и пятьдесят трупов, причем без всякого отвращения — напротив, с большим удовольствием и аппетитом!

Для того чтобы поддерживать свое пристрастие к человеческому мясу и все время удовлетворять его, они ведут войны, убивают, захватывают пленников и даже вырывают трупы из могил.

Мы сами видели фиджийцев, виновных в совершении подобного рода преступлений. Они обладают таким ненасытным аппетитом к человеческой плоти, что некоторые из них пожирают даже своих заболевших детей...

«В группе островов Фиджи каннибализм — это вполне установившийся институт, один из элементов социальной структуры фиджийцев, он считается утонченностью, которой обязан овладеть любой представитель их племени, чтобы таким образом стать истинным «джентльменом». Потребление человеческой плоти — это вполне определенная часть фиджийской религии, но они к тому же получают удовольствие от этого и ради самого удовольствия. Например, мы располагаем сведениями, что один из фиджийцев в Руваи убил жену, с которой прожил несколько лет. И хотя она еще до брака ничем не уступала ему в своем социальном положении, он все равно ее съел. Свой проступок он объяснил непреодолимым пристрастием к человеческому мясу».

«Некоторые обстоятельства, связанные с убийством человеческих жертв, — писал преподобный Дэвид Каргилл в 1838 году, — наиболее отвратительны и просто дьявольские по своему характеру. Страсти, разгоравшиеся среди присутствующих на таких чудовищных обрядах людей, скорее всего, воспламенялись их вселяющей в души леденящей страх свирепостью, затмевающей собой все, что было прежде известно о человеческой порочности и разнузданности в истории человечества.

Когда требовалась человеческая жертва, то ее обычно выбирали среди жителей отдаленных мест или получали в результате переговоров с племенем, которое не практикует человеческих жертвоприношений. Жертву выдерживали некоторое время в изоляции, не жалея для нее пищи, чтобы она обросла посильнее жирком.

Перед убийством человека, посадив на землю, крепко-накрепко связывали, так что он не мог пошевелить ни одним суставом. В таком положении его клали на раскаленные (иногда докрасна) камни в печь, накрывая листьями и землей. Таким образом, они его зажаривали заживо. После того как процесс поджаривания завершался, его вынимали из печи и раскрашивали черной краской его лицо и другие части тела, чтобы этот несчастный был похож на живого человека, готового в таком украшенном виде отправиться хоть сейчас в бой или на праздник. Потом несли в храм своим богам, где жертву все в том же сидячем положении, крепко связанного, предлагали божествам в виде очистительной жертвы.

После завершения ритуальной церемонии тело относили за ограду священной земли, где его расчленяли на куски, которые раздавали всем присутствовавшим. И эти люди, которые только что были участниками жестокого жертвоприношения, жадно, как голодные звери, набрасывались на предложенную им человеческую плоть.

Каннибализм принимает среди фиджийцев порой самые дикие формы. Они поедают человеческое мясо, отнюдь не руководствуясь принципом мести или насущной необходимостью, они поступают так сознательно, по собственному выбору. Очень часто они съедают захваченных в бою пленников-чужаков. Туземцы племени такандров ловят мужчин, женщин и детей, чтобы удовлетворить свой ненасытный аппетит, требующий все больше и больше людской плоти. Говорят, что они, подобно гиене, вырывают из могил мертвые тела, даже если они пробыли там уже два-три дня, потом, обмыв трупы в морской воде, они жарят их и съедают. Предпочтение отдается женскому, а не мужскому мясу, а если у них его достаточно, то они оставляют обычно голову впрок. В некоторых случаях сердце жертвы хранится несколько месяцев. Они никогда не зарывают в землю костей съеденных жертв, а из мелких косточек делают иголки. Недавно команда корабля «Активный» подверглась нападению со стороны туземцев, рассчитывавших там разжиться одеждой и прочими необходимыми им предметами. Им удалось захватить четырех матросов, которых они изжарили и съели, а из их косточек сделали иглы для шитья парусов».

«Рассказав вам подробно о наших удобствах (хотя такое слово в подобных условиях жизни звучит по крайней мере весьма странно и явно не к месту), теперь я намерен поделиться с вами теми трудностями, с которыми нам приходится здесь сталкиваться в работе, которая нам поручена. Мы прибыли сюда, чтобы христианизировать фиджийцев, и мне хотелось указать на некоторые черты их характера, которые существенно затормаживают весь этот процесс.

Прежде всего в глаза бросается их жестокость, самое естественное чувство у фиджийцев, если так можно говорить о людях, которые начисто лишены каких-либо благородных человеческих чувств. Я очень мало знаю об их религиозности. Нам до конца не известно, совершаются ли те многочисленные убийства в хижинах на каноэ или в их языческих храмах во имя религии или же по политическим соображениям. Но, какими бы ни были мотивы, все эти чудовищные акты варварства и каннибализма способны вызвать глубочайший шок у любого представителя рода человеческого, и, по сути дела, им трудно найти параллели в истории. Рим явил миру своих уникальных чудовищ: Калигулу, Домициана, Нерона и Коммода; греческая история обогатила нас примерами жестокости богов Олимпа, а британская — незабываемыми образами Генриха и кровавой Марии. Но любое проявление невероятной жестокости в Греции, Риме и Англии имеет свое название, и каждый человек на свете с презрением отвергает ее. Если тот человек монстр, то он достоин ненависти, как и те, которые придерживаются подобных принципов.

Но на островах Фиджи именно такие люди пользуются наибольшим уважением, и все повинуются диктату такого монстра. Не только вожди, но и простые люди с восторгом предаются предательским убийствам, после чего пируют, пожирая тела как своих соседей, так и своих врагов. Там нам приходилось слышать просто ужасные, поразительные вещи о вожде Ревы Намуси Матуа, который принял христианство. Если рассказывать все о его преступлениях, то ничего подобного не найти в истории человеческой развращенности.

Говорят, что когда он соорудил для себя каноэ, то убивал по человеку за каждую ее доску. Иногда он принимал решение не мелочиться и убивал всех жителей деревни или поселка только ради того, чтобы ублажить строителей своей лодки. Став большим мастером в этом кровавом деле, он предложил свои услуги вождю племени таноа, который был рад ими воспользоваться. Трудно даже предположить, сколько людей это чудовище отослало на тот свет только для того, чтобы удовлетворить свои постоянно растущие аппетиты неисправимого каннибала...»

«Все оказалось бы гораздо сложнее, если бы подобные варварские акты они совершали в силу религиозных мотивов или своих религиозных убеждений. Но мне кажется, не в этом причина их человеческих жертвоприношений. Когда я попытался это выяснить, то получил от одного из туземцев исчерпывающий ответ: «Таков наш обычай!», который исчезает, когда начинает сиять свет Евангелия, когда чувствуется его влияние, пусть даже в очень незначительной мере. Нам неизвестно ни об одном случае людоедства в Реве с тех пор, как сюда принесли Евангелие».

31 октября 1839 года. Сегодня утром мы стали свидетелями шокирующего спектакля. В Реве привезли двадцать мертвых тел мужчин, женщин и детей в качестве подарка от вождя ганоа. Все они были распределены среди местных жителей, которые их сварили и съели. Но предварительно их таскали по воде и пляжу. Дети развлекались с ними, особенно им нравилось увечить труп маленькой девочки. Толпа людей издевалась над телами седовласого мужчины и молодой женщины. Человеческие внутренности медленно плыли по реке мимо дома миссии. Обезображенные части тела, головы, туловища плавали повсюду, и подобные тошнотворные сцены представали перед нами почти в каждом направлении, куда ни кинь взгляд. Однажды ночью к нам в сад закинули отрубленную голову, чтобы наверняка напугать нас и испортить настроение.

Этих несчастных жертв доставили из Вераты, их убили туземцы племени бау. Победители убили 260 врагов, которые были затем зажарены и съедены. Многие из них были превращены в рабов, в том числе и дети. Около 30 живых детишек были подняты на мачты в качестве своеобразных символов победы. Эти беспомощные создания вскоре все умерли. Кроме них было доставлено еще немало детей, чтобы служить мишенями для воинов-фиджийцев, которые стреляли по ним из стрел и колотили по головам тяжелыми дубинками. Целых четыре дня они рвали острыми зубами человеческую плоть, словно волки или голодные гиены.

2 февраля 1840 года. После того как мы закончили свой английский урок, нас тут же позвали, чтобы мы стали очевидцами одной из самых чудовищных сцен, которые мы когда-либо видели собственными глазами на этой земле. К дому старого вождя притащили одиннадцать трупов — их доставили сюда с соседнего острова Лаутала. Всех их вместе с остальными жителями деревни зарезали в субботу утром по приказу молодого вождя Туиилайлы. Это было сделано потому, что они якобы убили одного туземца из племени бау.

Кровавая расправа была поручена жителям ближайшей к острову Лаутала деревни. Они напали на спящих утром на рассвете и не щадили ни женщин, ни мужчин, ни детей. Убийцы истребили около сорока человек. Их разрубленные на куски тела в присутствии двух верховных вождей были розданы всем желающим, и те, обрадовавшись, потащили их на веревке, как дрова по земле, к своим хижинам».

«Вождь племени бау любил собственноручно ощупывать свои жертвы. Если они были достаточно упитаны, он говорил: «Да, у тебя есть жирок. Я сам тебя съем». Если они были худы и сухопары, он отправлял их во двор на откорм. Он предпочитал завтракать по утрам только человечиной, а если его сыновья отказывались разделить утреннюю трапезу с отцом, он их жестоко избивал.

Однажды во время боя вождь, испугавшись ее исхода, бежал. Его поймали, когда он, скрываясь от погони, влез на дерево, и привели к вождю Таноа, его близкому родственнику. Пленнику связали руки и усадили напротив Таноа, который, крепко поцеловав его, сам отрубил ему руку. Выпив немного льющейся из раны крови, он бросил отрубленную руку в огонь, поджарил ее и съел в присутствии ее владельца.

Пленник заметил ему: «Не делай этого. Я тоже, как и ты, вождь». Но Таноа и ухом не повел, он отрубил ему вторую руку, потом обе ноги, а также язык. Расчленив туловище на части, он оставил их сушиться на солнце».

«Трудно сказать, сколько людей было убито. Сотни человеческих трупов валялись не захороненными на земле со всеми их не замоленными грехами. В Бау было слишком много трупов, их просто невозможно было съесть. Их выбрасывали в море, и они плыли по волнам до Вевы, где их выносило на берег. В Бау буквально некуда было деться от сотен и сотен трупов. Их жарили и варили в каждой хижине, их кишки валялись у всех домов, брошенные на съедение свиньям, но и те не могли всего слопать, и внутренности разлагались на жарком солнце.

Здесь, в Бау, даже туземцы племени сомо-сомо, которые пришли в гости, наелись человеческого мяса досыта. Некоторые вожди других племен приносили с собой и пищу: на одном плече — уже готовый к употреблению труп человека, а на другом — тушу свиньи. Но туземцы всегда отдавали предпочтение «длинной свинье», как они называли хорошо приготовленное тело мертвого человека.

Мы не можем, просто не в силах, рассказать вам всего, что знаем о чудовищной жестокости фиджийцев. Каждый новый акт варварства, кажется, вытекает из предыдущего. Так, у вождя племени ракераки есть специальный сундук, в котором он хранит людскую плоть. Для этой цели человеческие руки и ноги обычно засаливаются. Если ему на глаза попадался человек пожирнее других, будь тот даже один из его друзей, он немедленно отдавал приказ убить его, разрезать на части, несколько кусков зажарить немедленно, а несколько отложить про запас. Его соплеменники утверждали, что он ест человеческую плоть каждый день.

В Бау туземцы долгое время хранят человеческое мясо, а потом жуют его, как жуют табак. Они носят с собой жеванное мясо и иногда используют его вместо табака. На днях мне довелось услыхать рассказ о невиданной жестокости — ничего подобного прежде мне не приходилось слышать. Неподалеку от Натавара разбилось каноэ, и все те, кто в нем плыл, сумели без особых препятствий добраться до берега. Но там их сразу же схватили туземцы племени натавар. Их притащили к печам, чтобы зажарить. Крепко-накрепко связав жертвы, чтобы те не убежали, их рассадили вокруг печей, которые стали готовиться к предстоящей процедуре. Они даже не били пленников дубинами по голове, чтобы не потерять даром ни капли драгоценной крови. Некоторые из туземцев были ужасно нетерпеливы и не хотели ждать, пока печи как следует накалятся. Изнывая от нетерпения, они отрезали уши у несчастных жертв и проглотили их сырыми.

Когда наконец печки накалились как надо, хозяева расчленили жертвы на части очень осторожно, подставляя под каждый отрубаемый кусок посудину для сбора крови. Если только хотя бы капля падала на землю, они жадно слизывали ее языком. Когда несчастных пленников живьем разрезали на части, те умоляли сохранить им жизнь, но мольбы не доходили до слуха мучителей. Всех их они сожрали без остатка».

«Фиджийцы — писал он в 1883 году, — любили человеческое мясо только из-за его вкуса и убивали врага не только из-за жажды мести. Может, отсутствие поблизости достаточного количества животных привело к возникновению такого странного обычая».

«На островах Фиджи нет местных животных (свинья была завезена сюда лишь в XVIII веке), за исключением крыс. Поэтому каннибализм здесь более понятен и, возможно, даже «вполне оправдан».

«Членов команды лодок, разбивавшихся на этих берегах, — продолжает Сент-Джонстон, — убивали, а потом съедали. Иногда по просьбе какого-нибудь туземца палкой забивали его соплеменника, вполне пригодного в пищу. Такая «просьба» могла объясняться тем, что у него «болит черный зуб» и только человеческая плоть способна снять ужасную боль. Мужчина в племени обладал такой абсолютной властью над своей женой, что запросто мог ее убить и съесть, если только такое взбредало ему в голову. А это случалось довольно часто.

Необычные обжоры встречались и среди вождей, для которых обычно заготавливался «баколо» целиком, то есть все тело предназначалось только для потребления вождя и больше никого. Время от времени он поджаривал на огне «запасы», чтобы они окончательно не разложились. Как правило, фиджийцы не трогали начинающее разлагаться мясо, но они ни за что не желали расставаться с уже однажды зажаренным и ели даже тогда, когда плоть от времени распадалась на отдельные ткани.

Настолько велико было их пристрастие к этой странной человеческой плоти, что, когда убивали кого-нибудь в стычке или в ссоре, а родственники убитого предавали тело земле, фиджийцы довольно часто, превращаясь в вурдалаков, вырывали тело из могилы, варили или жарили его, а затем съедали. Эта привычка настолько глубоко укоренилась, что родственники человека, умершего в силу естественных причин, имели обыкновение подолгу бдеть у него на могиле, покуда его плоть не превращалась в нечто неудобоваримое даже для такого «луженого» желудка, как у фиджийцев.

Тело жертвы жарилось или тушилось в печах или разрезалось на куски, и из него готовилась мясная похлебка в больших глиняных горшках, специально предназначенных для приготовления пищи. С мясом варились и некоторые целебные травы либо для того, чтобы избежать несварения желудка, либо в качестве вкусной приправы — точно мне не известно. Повара, помещавшие тело в печь, клали также раскаленные камни внутрь его, чтобы таким образом оно как следует все протушилось.

После победоносной битвы воины обычно готовили для себя и ели убитых врагов сразу же, но несколько тел доставлялись в родную деревню, куда их волочили на веревках, привязанных за шею жертв. С городской площади их доставляли потом к храму. Там их предлагали в жертву богам, после чего соответствующим образом готовили и делили между соплеменниками, причем жрецам доставлялись лакомые куски. Возле храмов обычно возвышались большие кучи из человеческих костей, белевших на ярком солнце, — наглядное доказательство, как много человеческих жертвоприношений получили их божества. Женщинам, однако, не разрешалось принимать участия в подобных жутких «банкетах».

Но женские трупы считались куда более пригодными для готовки, чем мужские, а их бедра и руки считались особым деликатесом. Настолько восхитительной казалась фиджийцам человеческая плоть, что у них даже появилась особая фраза для оценки качества другой пищи: «Она так же вкусна, как яблоко».

Некоторые из наиболее знаменитых каннибалов сожрали за свою жизнь несметное количество людей, иногда до нескольких сотен...»

«На следующий день он приказал своим соплеменникам исполнять «большой воинственный танец», чтобы ознаменовать победу, а также начать подготовку к последующему за этим празднику. Вскоре на указанном месте показались танцоры с отвратительно размалеванными краской лицами и телом, с дубинками и копьями в руках. Танец их, который длился несколько часов кряду, состоял из многих серий повторяемых воинственных телодвижений и угрожающих, вызывающих поз. После окончания танца принесли хмельные напитки, и праздник начался.

Боже, какой это был праздник! Для пира по этому случаю было приготовлено 200 мертвецов, 200 свиных туш и 200 корзин с ямом. Процесс приготовления человеческой плоти и свинины был идентичен, и поэтому каждый член племени мог отведать два главных блюда, причем ему не позволялось останавливать свой выбор на чем-то одном. Это делалось для того, чтобы соплеменники не обжирались только человеческим мясом, захватывая все лучшие куски и не оставляя остальным, менее расторопным, ничего другого, кроме постылой свинины.

Некоторые из туземцев на самом деле старались во всю поднасесть на человеческую плоть, но если такой проступок обнаруживался, то виновника насильно заставляли оторваться от любимого яства и перейти на другое, менее вкусное, чтобы дать возможность полакомиться человечиной и другим. Хотя, казалось, особой нехватки ни того, ни другого не наблюдалось, но когда праздник подошел к концу, на месте пиршества не оставалось ни одного кусочка мяса — одни кости!»

«Ни одного сколько-нибудь важного дела обычно в племени не начинали без предварительного убийства одного-двух человек для должной «затравки». Если закладывалось новое каноэ, то в честь этого убивали человека. Если человек, для которого строилась новая лодка, был очень богатым, к тому же еще и вождем, то тогда убивали по человеку за каждое бревно. Но еще больше жертв использовалось при спуске каноэ на воду. Их кровью мыли палубу, а мясо съедали на празднике. Даже после спуска каноэ на воду требовались еще людские жертвы для успешного первого ее плавания.

В Бау, например, для подобных кровавых расправ существовало специальное место — что-то вроде арены, вокруг которой устраивались специальные высокие места для зрителей. На этом месте находился большой «камень для мозгов», который использовался следующим образом: два крепко сбитых туземца, схватив с двух сторон жертву за руку и за ногу, устремлялись сломя голову вместе с ней к большому камню, неся ее вперед головой. Приходя в соприкосновение с камнем на такой скорости, череп несчастного раскалывался на части и из него выпадал мозг. Это считалось наиболее популярным спортивным зрелищем...»

«Капитан американского торгового судна Морелл, — пишет он, —- чуть было не попал в засаду, устроенную туземцами на островах Фиджи. Сам он уцелел, но четырнадцать членов его экипажа оказались в плену. Все они там погибли. Возвратившись на борт, он рассказал, как у него на глазах дикари расчленили тела еще живых матросов и многие из них видели, как у туземцев в глотках пропадали проглоченные отрезанные руки и ноги их товарищей. Они все это отчетливо видели перед смертью».

«Двое из спутников Диллона, — продолжает Ф. Мейнар, — один по кличке Дикарь, а второй Китаец, решили бросить на произвол судьбы своего капитана, глупо положившись на обещания варваров не причинить им в случае добровольной сдачи вреда».

«Вскоре мы увидели Дикаря среди них, — рассказывает Диллон. — Они, окружив его, дружески похлопывая по плечам, поздравляли с обретением свободы. Вдруг, издав пронзительный вопль, туземцы схватили его за ноги. Шестеро человек понесли Дикаря вниз головой к источнику, куда его и погрузили. Через несколько минут тот задохнулся. А тем временем туземец, подкравшись сзади к Китайцу, обрушил ему на голову тяжелую дубинку. Только мозги брызнули по сторонам. После этого обоих несчастных парней разрезали на куски и отправили в печи вместе с их товарищами с корабля...»

«Каннибализм, — пишет он, — это обычай, который не ограничен исключительно какой-то особой частью мира. Уже греческие классики говорили о нем в своих сочинениях. Древние ирландцы съедали своих мертвецов. У саксов было специальное слово, обозначавшее каннибализм и все то ужасное, что было с ним связано. В Мексике и Перу до испанского завоевания страсть к человеческой плоти была настолько неудержимой, что ради ее удовлетворения начинались войны, чтобы на каннибальских пирах всегда было вдоволь мяса человеческих жертв...»

«Когда мертвые тела жертв закладывались в печи, то этот момент обычно отмечался особым боем племенных барабанов. Те, кто оказывался неподалеку и слышал эти звуки и этот особый ритм, безошибочно определяли, что там происходит, и, конечно, никогда не могли этого забыть. Обычно трупы с поля боя доставляли на берег на каноэ. Когда лодки вытаскивали на песок, мертвецов сбрасывали в море для мытья и очищения».

«Чтобы трупы не отогнало слишком далеко от берега отливом и они не потерялись, — продолжает А. П. Райс, — их обычно привязывали за левое запястье к лозе. В нужный момент их вытаскивали на берег, а в это время мужчины племени исполняли замысловатый, продолжительный боевой танец прямо на берегу, а женщины были увлечены совершенно другим, наделенным скрытым смыслом вариантом такого танца. Потом трупы волокли вниз лицом от берега к деревне, где их складывали у ног вождя. Тот немедленно обращался к жрецам с просьбой поскорее предложить мертвые тела их богу войны.

На крупных островах этой группы, там, где деревни, как правило, располагаются на большом расстоянии от берега, мертвецов обычно не тащат по земле, опасаясь, как бы за столь долгое «путешествие» не испортилась большая часть столь драгоценной для туземцев плоти. Вместо этого их привязывают к крепким шестам и на этих жутких импровизированных носилках несут на плечах к месту церемонии. Так обычно носят «заколотых свиней» или диких животных, добытых на охоте — сафари».

«Если, — пишет в заключение А. П. Райс, — в силу тех или иных причин наблюдается «перебор» в трупах и, таким образом, предложение человеческой плоти превышает спрос, то обычно туловища выбрасываются прочь, а для потребления остаются только конечности. Существуют свидетельства об одном особенно обильном пиршестве, на котором было предложено беспрецедентное число трупов, так что каждый участник мог себе позволить не обращать никакого внимания на туловища, привередливо выбирая только самые сочные, самые вкусные куски — вырезки из бедер и плечи».