ГЛАВА 2

Пожалуй, до юности было далече…

До лифта тоже, он гудел где-то выше, периодически открывая и закрывая двери… Было похоже, что они заблокированы каким-то предметом. Но спускаться вниз — не подниматься, и насвистывая весёлую песенку, Митя прыгнул с площадки на нижнюю ступеньку, откусив приличный кусок от медового кекса…

Кто-то там был, он перегнулся через перила и прислушался…

Под лестницей первого этажа находилось небольшое пространство, где обслуживали мусоропровод и всю остальную хрень, питающую большой дом — электроэнергией, водой, газом…

— Эй, кто там есть? — шёпотом спросил Митя, надеясь, что именно здесь найдёт приятелей; для этого он и вышел.

…Испод лестницы высунулось восторженно испуганное лицо одноклассника и тоже прошептало:

— Тише… чего орёшь? ползи сюда… -

Заинтригованный видом дружбана, Митька пригнул голову ниже, словно играли в разведчиков или охотников за головами, и шагнул под лестницу…

Нервное девичье хихиканье он услышал, но разобрать, что происходит в густом полумраке, сразу не смог.

— Вы тут чего? — прошептал он и, наконец, рассмотрел то, что хихикало…

Незнакомая девчонка, немного старше и много длиннее его ростом, стояла в углу со спущенными до колен трусами и хихикала, то ли от щекотки, то ли… ведь, по меньшей мере, три, четыре руки почти взрослых пацанов усердно мяли её уже не лысый лобок, и чья-то рука светила фонариком, на их копошащиеся конечности.

— Ого!.. — только и смог произнести Митька, вытаращив от неожиданности глаза на освещённое фонарём действо. Надо признаться, что видеть подобное ему приходилось впервой. В их доме, да и дворе, таких смелых девчонок не было, даже когда играли в доктора; откуда она взялась, оставалось неясным, но разве в этом было дело. Невольно он стал подвигаться ближе, чтобы подробнее рассмотреть… как вдруг девчонка наклонилась, потянула трусы вверх и облила ушатом ледяного регламента:

— Хватит!

— Да ты что, обещала тридцать минут! — возмущённо загалдело заинтригованное общество. — Ещё пять осталось!

— Хватит! — она оправила на юбке всколоченную кофточку и посмотрела на забытый в руке Мити кекс… — Пусть даст, я есть хочу!

— Дай! — приказал один, на голову длиннее Димки.

— На! — обрадовался Митя; он был счастлив уступить свой кекс, да что там кекс, многое отдал бы за возможность прикоснуться к давно мучавшей тайне. — Бери… — он протянул надкушенный кекс, а тем временем несколько рук протянулись к… за тем же, что и раньше, стягивая девичьи трусики, светя фонариком, заворачивая наверх её кофточку и закрывая спинами самое интересное.

— А вы… — второй, не столь длинный, сколь длинноволосый, оглянулся на младших мальчишек и прошипел: — Пшли отсюда! Давайте… Маленькие ещё, подглядывать!

* * *

— Хе-хе… — смущённо кашлянул взрослый небритый Дмитрий, падая в смятую, неубранную постель и вглядываясь в потолок, словно экран с кинозаписью своего детства. — М-да… — шевельнулись губы, и раздражение против сына несколько улеглось; отчего оно взялось это раздражение теперь было не очень понятно: — "Может от неожиданности? а может от зависти?" — Ему не понравилось то, что показалось, он мог считать себя разным, даже всяким, но, по крайней мере, самокритичным и не завистником, точно. Но ведь зависть здесь была другая: необязательно быть завистником, чтобы позавидовать молодым и красивым, даже если и не очень красивым, но молодым, и потому красивым уже. — Эх-хе-хе… — странное чувство, то ли в голове, то ли ниже, заставило его издать этот звук, и он снова уставился в белый экран потолка…

…Кинокамера надвинулась на глаза, нарочитым изломом изображения искажая картинку, и вонзилась в зрачок превратившимся в шприц объективом — всасывающим прошлое…