"Ее тайный возлюбленный" - читать интересную книгу автора (Беннет Сара)

Глава 12

Книги, как она и помнила, стояли на самом верху, до них невозможно было дотянуться рукой, однако позолоченные корешки легко поддавались прочтению. Антуанетта сквозь очки начала медленно читать их названия: «Эротические позиции и положения», «Ночь в гареме султана».

Она подтянула лестницу-стремянку и, поднявшись, достала с полки замеченные ею книги.

Книгами, видимо, давно не интересовались — их покрывал толстый слой пыли. Она вытерла пыль носовым платком и развернула одну из них. От первого же попавшейся ей на глаза рисунка у нее отвисла челюсть.

Обнаженная девушка, спиной к полуоткрытым дверям, с улыбкой обернулась назад в сторону молодого человека, стоявшего в тени дверного проема жадным глазами взиравшего на нее. Антуанетта чуть было не поперхнулась от удивления и испуганно оглянулась назад, не подсматривает ли кто-нибудь за ней. Она заперла за собой двери в библиотеку, однако чувствовала себя так, как будто сюда в любую минуту может ворваться кто-нибудь и задать нескромный вопрос, зачем она читает книги с такими непристойными картинками.

— Я учусь искусству обольщения, — вполголоса, но твердо сказала она самой себе, чтобы успокоиться.

Она перевернула лист, и глаза у нее округлились. На длинном диване вытянулась девушка, распущенные волосы едва прикрывали ее наготу, на ее лице застыло блаженное удовольствие, в то время как молодой человек, нагнувшись, гладил ладонью между ее бедрами.

— О Боже!

Она перевернула страницу, потом другую и, не удержавшись, фыркнула от смеха.

Она начала быстро переворачивать страницы, которые были столь же познавательны. Ее обуревало любопытство. Кто бы мог подумать, что такое возможно? На память пришла встреча с грабителем и его проделки. И тут же она ощутила легкое покалывание в груди и разливающееся тепло внизу живота.

Рассматривать картинки было небезынтересно, более того, поучительно, хотя Антуанетта однозначно предпочитала натуру, реального, из плоти и крови мужчину притворной игре воображения. При одном воспоминании о ласковых руках и губах грабителя приятная сладкая дрожь пробежала по всему ее телу. Покончив с первым учебником, Антуанетта решительно взялась за второй. Там были в основном рисунки, изображавшие сцены из гаремной жизни: женщины в прозрачных нарядах, соблазнительно поглядывающие на мужчин, одетых столь же легко, как и они, и выглядевших не менее игриво и возбужденно, чем они. Антуанетта отметила для себя кое-какие интересные и поучительные моменты их забав. Резким движением захлопнув книгу, она подняла кверху тучу пыли. Чихнув пару раз, поставила книги на место, будучи уверена, что в достаточной мере ознакомилась с азами любовной игры. Она обдумывала, как теперь лучше всего привести свой план в действие.

Смущало ее только одно обстоятельство: хватит ли у нее решимости в нужный момент отплатить ему той же монетой, но при этом не перейти за роковую грань неконтролируемой страсти…

Уэксмур-Мэнор спал, погруженный в тишину.

Гейбриел взобрался наверх по лестнице, осторожно избегая наиболее скрипучих ступеней, хорошо знакомых ему с детства, и тихо прокрался к двери спальни Антуанетты. Два дня он намеренно выжидал, пока его пыл не остынет до нужного градуса — по крайней мере, он так считал, — но едва он подошел к двери, как им опять овладел огонь желания, и его тело стало предательски изменять ему.

Он знал, что умеет владеть собой, но также знал, что у его самообладания есть границы. Она хранила письмо, которое ему было крайне необходимо, и они оба знали об этом, но как вынудить ее расстаться с письмом, он не представлял. Способ обольщения, похоже, не срабатывал, если не считать того, что он сам начинал сходить с ума по ней и сгорал от желания обладать ею. Возможно, ему следовало бы применить силу, но нет, Гейбриел покачал головой, он не мог обидеть ее.

На его губах по-прежнему играла улыбка, когда он отодвинул защелку и вошел в спальню.

Она спала, слышалось ее ровное мерное дыхание, ночной ветерок шевелил раздвинутые гардины на распахнутом окне. Салли Уоникот уже успела рассказать ему о прихоти Антуанетты — спать при открытых окнах. Гейбриел улыбнулся. Все-таки она чудачка, его маленький воробышек; всегда поступает вопреки принятому мнению, причем так, как будто для нее это самое естественное и разумное. Она все делает по-своему, живет той жизнью, какая ей больше по душе, и Гейбриелу нравилась независимость ее характера.

Он начинал понемногу разбираться в том, что она представляет собой как личность; понимая ее все больше и больше, приходил к выводу, что мало чего достигнет, пытаясь силой заставить ее отдать письмо. Напротив, такие его действия могли привести к противоположному результату. Антуанетта была сильной женщиной, которая умела постоять за себя, и это качество также вызывало у него восхищение. Антуанетта Дюпре была достойным противником.

Гейбриел тихо прошел по турецкому ковру к ее постели, остановился и всмотрелся в сумрак, густевший под пологом. Она лежала неподвижно: рука — поверх подушки, заплетенные в косу волосы на плече, длинные ресницы лежали темными дугами на алебастровой белизны щеках.

Вид у нее был одновременно невинный и такой желанный, что он не мог оторвать от нее глаз. Неожиданно для себя Гейбриел, не отдавая отчета в своих действиях, нагнулся и коснулся ее губ. Он впитывал их аромат, не спеша наслаждаясь их вкусом и теми чувствами, какие пробуждались в нем. Он опасался, что в следующий момент она подскочит на кровати и потребует, чтобы он немедленно оставил ее, а затем… ах, затем между ними опять началась бы привычная борьба за право считаться победителем.

Она пошевелилась. Он опять поцеловал ее и нежно обнял. В ответ она, вздохнув, сладко потянулась и обхватила руками его шею. К удивлению Гейбриела, она улыбалась, а в глубине ее распахнувшихся глаз прыгали смешинки.

— Вы, — сонно пробормотала она.

— Да.

— А мне казалось, что это сон.

Ее голос звучал нежно, тонко, пробуждая в глубине его души щемящую боль. Нечто помимо вожделения всколыхнулось в его груди, хотя Гейбриел не мог бы точно разобраться в этих чувствах. Кроме того, ее губы трепетали под его губами, ее пальцы сами собой перебирали его волнистые пряди, а он, казалось, был рад всему тому, что она делала.

Но то, что случилось потом, застало Гейбриела врасплох. Она внезапно толкнула его обеими руками в грудь, так ловко и сильно, что он слетел с кровати и упал навзничь на ковер. От удивления он совсем растерялся и еще не успел прийти в себя, как она оказалась поверх него, ее ночная сорочка задралась, обнажая ее ноги, а перед его потрясенными глазами колыхались ее чудесные полуобнаженные груди. Ему настолько понравилось происходящее, что он и думать забыл о сопротивлении. Гейбриел протянул к ней руки, намереваясь продолжить увлекательную игру.

Однако у Антуанетты были совершенно другие намерения.

Она изогнулась, прижавшись к нему животом, и уперлась ладонями ему в грудь.

— Теперь моя очередь, красавчик, — торжествующе произнесла она. — Вы долго поступали так, как вам хотелось, но теперь пришел мой черед. Предупреждаю, лежите спокойно и не дергайтесь, в противном случае вам грозят тяжелые испытания.

Ее слова прозвучали настолько напыщенно, что он рассмеялся. И все смеялся и смеялся, не в силах удержаться. Она ладонью прикрыла ему рот, ее лицо маячило совсем рядом, а темные блестящие глаза предвещали что-то волнующее и сладострастное.

— Лежите спокойно, — приказала она. — И не пытайтесь бороться со мной. Я буду действовать.

Гейбриел заморгал от удивления. Он не подозревал ее в дурных намерениях, поэтому безо всякого опасения отнесся к ее предложению. Никакого страха он не испытывал. Вместо страха волна приятного возбуждения пробежала по его спине, а сердце забилось тревожно и гулко.

Антуанетта приняла его молчание за знак согласия. Она сняла ладошку с его рта и стала расстегивать ему рубашку, а потом стащила ее через голову. Его обнаженный торс смотрелся восхитительно. Она нежно провела пальцами по его коже, по выпуклостям и впадинам грудных и реберных мышц, затем склонила голову и начала языком и губами вылизывать дорожку, что отозвалась огненным возбуждением во всем его теле. Гейбриел попытался обхватить ее руками, но она отстранила их и прижала к ковру вдоль его тела.

— Не двигайтесь. Я же говорила, что все буду делать сама.

Таким словам было приятно подчиниться. Гейбриел осклабился, пожал плечами и, поудобнее устроившись на спине, закрыл глаза. Пальцы Антуанетты не бездействовали, под их ласкающими движениями его приятель был уже готов выпрыгнуть из брюк.

— О, мой грабитель, — усмехнулась она, — где вы хотите, чтобы я дотронулась?

Она ласково провела рукой по заметной выпуклости на его брюках:

— Уж не в этом ли месте? О, какой он большой!

Она тихо рассмеялась.

— Антуанетта! — застонал он, сгорая от желания овладеть ею, хотя ясно видел, что она нарочно издевается над ним.

Более того, по выражению ее лица было заметно, что это доставляет ей большое удовольствие.

— Что такое? Вам не нравится то, что я делаю? — с притворным удивлением спросила она. — Мне следует остановиться?

— Вы же знаете, что я имел в виду вовсе не это, — пробормотал он.

— Тогда молчите и позвольте мне продолжить.

И она с новым пылом принялась ласкать его, словно изучая на ощупь строение его тела. Низко склоняясь лицом над его грудью, она невольно кончиком косы водила по его коже, и это еще сильнее распаляло Гейбриела. Он мужественно выносил все пытки до тех пор, пока она не ухватилась рукой за его выпуклую плоть через брюки и не начала нежно сжимать ее. Он громко застонал и буквально взмолился, извиваясь под ней всем телом:

— Перестаньте меня мучить, Антуанетта. Прошу вас.

Будто удивившись, она взглянула ему в лицо. В выражении ее глаз скрывалось лукавство, а в полураскрытых губах — очарование. Ему хотелось привлечь ее к себе и целовать, целовать до бесконечности. Вдруг ее лицо стало серьезным, она прищурилась и звонко рассмеялась:

— Похоже, ситуация изменилась на противоположную, не так ли?

— Ничего похожего, — пропыхтел он, возражая.

Антуанетта улыбнулась и принялась расстегивать пуговицы на брюках.

— Да что вы говорите? А, по-моему, именно так. Может, вы хотите, чтобы я остановилась и больше не продолжала?

— Вы знаете, что я хочу вовсе не этого, — простонал он.

Она широко улыбнулась, расстегивая вторую пуговицу на брюках, а затем на ее лице появилось испуганное выражение, как будто она никогда не видела обнаженными скрытые части мужского тела. Гейбриелу это показалось ужасно нелепым. Впрочем, может быть, он кое-что упустил из виду? Но именно в этот момент ее рука проскользнула в его брюки, и тут он напрочь потерял способность рассуждать.

Антуанетта гордилась своей наготой. Просмотренные ею книги кое-что объяснили ей, кое-что показали, но на самом деле она лишь невинно забавлялась, не имея никаких порочных мыслей. Прежде всего ее поразила разница: картинки были холодными и бездушными, но интимные забавы, происходившие между ними сейчас, никак нельзя было назвать ни бездушными, ни холодно-отстраненными.

В Гейбриеле бурлила жизнь, он был настоящим, живым мужчиной из плоти и крови. Кто бы мог подумать, что тело мужчины могло быть таким привлекательным? Это тело, такое сильное и красивое, могло принадлежать скорее сказочному принцу, чем обычному смертному.

Само обстоятельство, что он хотел ее так же страстно, как и она его, наглядно выявляло присущее их натурам эмоциональное родство, чего она никак не ожидала. Чем больше она трогала и ласкала его, тем сильнее разгоралась в ней ее собственная любовная страсть.

От одной мысли, что она займется с ним любовью, что две их половинки сольются в единое целое, ее охватило предвкушение восторга.

Она видела подобные сцены в просмотренных книгах и могла признаться, что ничуть не была шокирована, они не вызывали у нее никакого неприятия, какое могли бы вызвать у благовоспитанной леди; напротив, эти картинки пробудили в ней неподдельный интерес и нескромное желание изведать все на личном опыте.

У нее задрожали руки, а дыхание стало частым и прерывистым. Она балансировала на тонкой грани и в любой момент могла, утратив самообладание, упасть в пропасть, из которой вряд ли уже можно было выбраться.

— Скажите мне, только побыстрее, — с отчаянием спросила она его.

— Что? — удивленно прохрипел он.

— Кто вы такой? Зачем вам нужно письмо? И откуда вы узнали о его существовании? — нетерпеливо пояснила Антуанетта.

Он уже открыл было рот, а она наклонилась вперед и, затаив дыхание, ожидала его исповеди, но пауза затянулась. Гейбриел отрицательно помотал головой. У него заходили желваки на скулах, а в глазах вспыхнул холодный расчетливый огонек.

Какая сладостная смертная мука! Его удерживало данное ею обещание. Гейбриел надеялся: она сделает все, что в ее силах, а как все получится, судить об этом было преждевременно.

Глубоко вздохнув, Антуанетта прижалась щекой к его животу, и он ощутил ее прохладное дыхание, охлаждавшее его разгоряченную кожу. Он тихо застонал, ему стало интересно, надолго ли хватит у него сил выдерживать такую пытку, и тут же понял, что нет, ненадолго. Для того чтобы прекратить мучения, ему надо было ответить на ее вопросы, и тогда бы его страдания окончились.

Да, но если он все расскажет ей, то не увидит письма как своих ушей; более того, он окончательно себя погубит. Она непременно все передаст Эпплби, и, вероятно, его посадят за решетку, осудят и заставят покинуть Англию, и тогда навсегда можно будет распрощаться с надеждой возвратить Уэксмур-Мэнор.

Гейбриел проглотил комок в горле. Она мягкими движениями, словно кошечка, языком ласкала его кожу то в одном интимном месте, то в другом, иногда же для усиления эффекта обхватывала кожу губами. Гейбриел чувствовал, что выдержка ему изменяет, что еще чуть-чуть, и он потеряет над собой контроль.

«Да расскажи ей обо всем, и дело с концом». Его мозг пылал, словно в лихорадке.

Вместо этого он схватил ее руками, мягко приподнял над собой и посадил так, как ему было удобнее, прямо над своим возбужденным приятелем. Антуанетта, тяжело дыша, уперлась коленями в ковер, а руками в его мокрую от пота грудь. Ее глаза широко раскрылись от представшего перед ней зрелища: их тела сплелись в один клубок, их горячая кожа воспламенилась от взаимных прикосновений.

Наступило мгновение экстаза.

Больше не было ни победителей, ни побежденных.

Наступил момент чистого, не омраченного никакими мыслями о письме наслаждения.

Антуанетта понимала; ей надо спасаться, бежать, но вопреки голосу рассудка совсем не собиралась этого делать. По-видимому, он страдал ничуть не меньше, чем она, но беда состояла в том, что она так же страдала, как и раньше. Теперь она лучше понимала, что происходит. Оказывается, вот что он чувствовал, когда пытался пробудить в ней голос страсти, когда сам хотел ее и в то же время подавлял свое вожделение. Ее новые знания, увы, не принесли ей облегчения.

Она вся дрожала, пока его руки крепко обнимали ее за бедра.

Неутихающие движения его ласкающих рук доставляли ей столько наслаждения, что ей хотелось, чтобы это никогда не прекращалось, а продолжалось бесконечно долго. А почему бы и нет? Внутри ее словно ожила ее прабабка, нетерпеливая, безрассудная, горячая, которая словно говорила: «Ты идешь по моим стопам, ты знаешь, что делаешь».

Вдруг за дверями комнаты послышались чьи-то спотыкающиеся неровные шаги. Они оба замерли, прислушиваясь. Неизвестным оказался Уоникот, который шел, напевая себе под нос слова какой-то песенки, иногда громко крича:

— Салли, я уже дома, Салли…

Антуанетта прикрыла ладонью рот, чтобы не прыснуть со смеха, когда ее взгляд случайно встретился с его взглядом, и она поняла по пляшущим огонькам в его глазах, что ему так же смешно, как и ей. Как раз в этот момент Антуанетта опомнилась, и благоразумие взяло вверх над страстностью.

Оттолкнув его от себя, она встала. Она ожидала, что он не отпустит ее, но ошиблась. По-видимому, он уловил разлитую в воздухе опасность и не захотел столь необдуманно изменять своему хозяину, занимаясь любовью с его любовницей. Через минуту он тоже присел и оправил на себе одежду, затем, упав на ковер, застегнулся и откинул руками волосы назад.

— Это была ошибка, — сказала Антуанетта, скорее обращаясь к самой себе, чем к нему. — Я думала, что сумею заставить вас почувствовать то же самое, что и я, но никак не ожидала, что мои желания будут столь сильными и необузданными. Каждый раз, когда мы встречаемся, наши чувства все острее, они как будто сильнее нас самих, им все труднее противостоять.

Гейбриел поднялся и бросил на нее серьезный взгляд, но не сделал попытки приблизиться. Очевидно, он тоже осознавал всю опасность затеянной ими любовной игры.

— Нет, ошибкой было как раз то, что мы остановились, — сказал он.

— Лорд Эпплби…

— …его здесь нет.

Она попыталась встретиться с ним взглядом, но он намеренно не смотрел ей в лицо.

— Мне надо вернуться в Лондон. Вы поможете мне?

Гейбриел улыбнулся и покачал головой:

— Нет, маленький воробышек. Вы здесь живете и будете жить до тех пор, пока письмо не окажется в моих руках. Ну а потом вы вольны ехать туда, куда вам заблагорассудится. Со своей стороны обещаю доставить вас в указанное вами место.

— Вот какова цена вашим обещаниям, — произнесла она с раздражением. — Я не верю ни одному вашему слову.

Он рассмеялся, ничуть не обидевшись на резкость ее замечания:

— Умный воробышек.

Хватит, подумала Антуанетта, ходить вокруг да около одного и того же.

— Я устала. Полагаю, что вам пора вернуться туда, где вы обычно отдыхаете. — И с любопытством прибавила: — Должно быть, вы живете недалеко от поместья.

— Вы собираетесь навестить меня? Но предупреждаю, Антуанетта: если обнаружите, где я живу, то не ждите пощады. Не будет никакой остановки и поблажки, я овладею вами.

Он говорил таким тоном, будто давал клятву. Она обхватила себя крест-накрест руками, чтобы унять дрожь, однако, отбросив в сторону всякие мысли о поцелуях и ласках, ей удалось вернуть самообладание. Вместо того чтобы прогнать, она еще раз обдумала ситуацию, в которой оказалась. Да, она не верила ему, впрочем, так же как и он не верил ей, так почему бы не воспользоваться его недоверием и не позабавиться с ним?

— Если вы откроете мне, где живете, — с притворной любезностью сказала она, — то я могла бы навестить вас в удобное время.

— Неужели?

— Откуда такая подозрительность? Уверяю вас, я никому больше не расскажу.

Он отреагировал так, как она и ожидала:

— Благодарю покорно. Чтобы вы передали меня в руки властей, а те вздернули бы меня на виселице?

Невольно Антуанетта отрицательно помотала головой.

— Нет, я не хочу видеть вас повешенным! — искренне воскликнула она.

Он посмотрел на нее с едва заметной усмешкой:

— Если бы я был доверчивым болваном, которого ничего не стоит обвести вокруг пальца, то, конечно, поверил бы вам. Но я не сомневаюсь, что как только вы устраните меня со своего пути, так сразу вернетесь к лорду Эпплби и извлечете все выгоды, какие только возможно.

Его слова озадачили ее, но, решительно тряхнув головой, она как бы попыталась дать ему понять, что напрасно он считает ее столь мстительной и кровожадной.

— Возможно, мне хочется кое-что о вас узнать, но разве это означает, что я стремлюсь, чтобы вас повесили?

Гейбриел подошел к ней, взял пальцами за подбородок и повернул лицо кверху, к свету луны.

— Я почти верю вам, Антуанетта Дюпре. Вы самая необычная женщина из всех, каких я когда-либо встречал.

— Причиной тому скорее всего необычные обстоятельства, — пробормотала она, не отводя взгляда от его голубых глаз.

Он склонился над ней, его дыхание опалило ей кожу.

— Я хочу вас, а вы хотите меня. Вы знаете, рано или поздно мы станем любовниками, это всего лишь вопрос времени.

— Но только не сегодня. Уоникот, судя по всему, заметил кое-что.

Он подошел к двери.

— Меня не волнует ваше прошлое, — напоследок бросил он ей, открывая дверь.

Антуанетта попыталась понять, какой смысл скрывается за сказанными им словами, но она настолько устала, что ей было все равно. Она отошла к окну, через миг дверь за ним закрылась, и она услышала звук его удаляющихся шагов.

Когда его фигура появилась во дворе, он не остановился, не помахал ей рукой, а быстрыми шагами направился в лес, и Антуанетта поняла: тот огонек, который она видела и первый день своего приезда, горел в его коттедже.

Если бы она нашла его убежище, то, вероятно, сумела бы узнать, кто он такой на самом деле, и заставить его забыть о письме.

Скорее всего, в этом случае ему пришлось бы покинуть страну, чтобы избежать ареста.

И внезапно эта идея вовсе не показалась ей такой уж привлекательной.

Антуанетта перестала беспокоиться о собственной безопасности и подумала, что, возможно, она была как раз тем человеком, который предпочитал опасность всему на свете.