ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Грузовик, набитый до отказа пустыми ящиками, мчался по шоссе. На ящиках сидела девушка. Она крепко держалась за веревки, боясь свалиться, и зорко следила за крутыми поворотами. Донесся свист паровоза. Девушка слегка приподнялась, стараясь сквозь ветви деревьев разглядеть станцию. Грузовик повернул на немощеную дорогу. Немного проехав, остановился. Шофер высунул голову из кабинки, крикнул:

— Ваша станция! Слезайте, а то дальше увезу! Девушка, цепляясь за веревки, спустилась с машины. Затекшие руки и ноги болели.

— Торопитесь, поезд подан! — Шофер указал вправо.

Надя Платонова обогнула небольшой садик, увидела поезд, суетившихся людей. Купила билет и едва протиснулась в переполненный вагон. Пришлось стоять, а она так устала; больше суток провела в пути.

Пересаживаясь с грузовика на телегу, а где и пешком, Надя еле добралась до станции.

В поезде тесно и душно. Но все же колеса стучат, мелькает километр за километром… Ленинград скоро!

Всюду видны следы войны: разрушены железнодорожные пути, взорваны мосты… А народ уже хлынул в Ленинград. Поезда переполнены. Возвращаются из эвакуации коренные ленинградцы, едут люди, никогда не жившие там. У всех одно желание — помочь возродить город.

В вагоне стало свободнее. Толпившиеся в проходах пассажиры кое-как разместились. Наде тоже удалось пристроиться на кончике скамейки: подвинулась девушка в украинской вышитой рубашке. Она приветливо сказала:

— Попробуйте уместиться здесь. Лучше, чем стоять!

Девушки разговорились. Надя скоро узнала, что спутницу зовут Варей. До войны она с матерью и сестрой жила в Ленинграде. Училась в школе. Перешла в восьмой класс. Мать на лето отправила ее в гости к своей сестре на Украину.

— Если б я знала, что так будет, ни за что бы не поехала!..

Варя расплакалась, и только из отдельных фраз Надя поняла, что пережила девушка за это время.

Немцы неожиданно подошли к селу, куда приехала Варя. Тетка с односельчанами хотела укрыться в лесу.

— На шоссе нас обстреляли немецкие самолеты. Тетку убили… Я побежала вместе с другими…

Варя замолчала. Надя видела, как тяжело ей. Не расспрашивала. Девушка снова заговорила:

— В Ленинграде дом, где жила моя мать, разрушен. Я все писала ей, а ответа не было. И вот совсем недавно получила открытку от мамы — она жива! Читаю и глазам не верю. Я сейчас же в Ленинград поехала. С Украины нелегко было добраться сюда, да еще без денег.

В вагоне зашумели.

— Подъезжаем!..

Надя и Варя прижались к стеклу. Мелькают обгорелые стволы, всюду огромные воронки, развалины, сорванные крыши, трубы на месте пожарищ. Они стоят как часовые, как немые свидетели войны.

Поезд остановился. Ленинград!

Надя, схватив багаж, хочет первой выйти из вагона.

— Помоги мне! — просит Варя. — Мне надо сдать вещи на хранение.

Надя с удивлением смотрит на большой чемодан.

— Это яблоки для мамы. Она же здесь голодала, — глаза Вари полны слез и счастья.

Надя и сама бы так поступила, если бы у нее была мама.

И девушка уже не думает о своем желании скорее увидеть город. Она помогает Варе тащить чемодан. С трудом пробираются они вперед. А народу много, все бегут, торопятся. Кругом все непривычное, невиданное. Остановиться нельзя: людская волна подхватывает и несет.

Идти пришлось далеко. С каждым шагом чемодан становился все тяжелее. Они уже не несли, а волокли его по земле. В камере хранения большая очередь. Постояв минут пять, Варя измучилась. Так невыносимо ждать, когда радость, может быть, совсем близко.

Наде стало жалко девушку:

— А ты знаешь новый адрес матери? Далеко она отсюда живет?

— Совсем близехонько! Если б мне только на одну минутку сбегать, взглянуть на маму?.. — Варя с мольбой глядит на подругу.

Наде тоже хочется уйти скорее с вокзала. У нее есть адрес дальних родственников. Надо их найти. Кто они и как примут ее — девушка не знает. Как поступить?.. А Варя уже на ходу говорит:

— Подожди меня минуточку, Надя! Я скоро, скоро приду!

Надя осталась с чужим чемоданом. Что делать? Поочередно перетаскивает она его и свои вещи вслед за медленно двигающейся очередью.

Часы идут… Вари все нет. Надя достала книгу, попробовала читать. Много раз пробегает одну и ту же страницу — ничего не понимает. Сама все смотрит на дверь.

В кладовой уже тихо. Пассажиры заходят редко. Они теперь берут обратно багаж. Надя не знает, что делать. «Брошу ее чемодан и уйду, — думает она. — Почему я должна здесь сидеть? Сосчитаю до ста и уйду!» Сосчитала сто, триста, пятьсот. Встала, взяла свой багаж, направилась к двери и… вернулась. Сидит, опустив голову, даже не смотрит больше на дверь.

— Надя, Надюша! Ты здесь! — Варя бросилась к ней. Кричит: — Я маму нашла! Вот она, посмотри, как изменилась! — и девушка от Нади бросается к пожилой женщине в черном платке. Та молча, ласково прижимает к себе дочь.

Надя вспомнила свою маму. Ей нелегко смотреть на чужую радость. Она хочет скорее уйти, но Варя с матерью не пускают, зовут ее к себе.

— Надюша, ты здесь целый день сидела голодная, усталая, чужие вещи берегла! Очень ты сердилась на меня? Если б ты знала, что было со мной, когда я увидела маму! Я забыла обо всем, и о тебе, и о вещах. Когда вспомнила, — решила, что ты уже ушла. Даже идти сюда не хотела: мама настояла. И неужели мы тебя отпустим теперь?

Пришлось подчиниться… Пошли пешком — до Суворовского недалеко. В маленькой комнате сестра Вари уже приготовила чай. Вся семья дружески отнеслась к Наде. И все же она подумала, что в такой день им лучше было бы остаться одним. Но идти искать родных поздно. Да и намучилась она за день. Ей приготовили постель. Надя лежала с закрытыми глазами. Она слышала радостный шепот Вари, говорившей с матерью и сестрой, и еще сильнее чувствовала свое одиночество.

Утром она распростилась с новыми знакомыми и пошла искать родственников. Постучала в квартиру. Ей сказали:

— Такие здесь не живут!

Надя, ошеломленная, стояла на лестничной площадке. В вагоне она старалась представить себе родственников, гадала, как ее примут, но что они не живут здесь — этого она не допускала. — «Может быть, ошиблись?» — подумала она и постучала еще раз. Ответ прежний:

— Здесь такие не живут! Спросите в домоуправлении.

Управхоз долго не мог найти в домовой книге названной фамилии. Когда нашел — сказал:

— Да они еще в начале блокады эвакуировались. — Заметив растерянность девушки, он сочувственно добавил: — Может скоро приедут! Теперь многие возвращаются.

Не обращая внимания на окружающее, Надя шла по городу. Залитый осенним солнцем, он сам напомнил о себе. Широкие улицы. Дома невиданной высоты. Как много разрушенных! А этот?.. Вся середина пуста; огромными кажутся окна без рам и стекол. В них видно небо. Крыша обвалилась.

Невский ей показался лучше. Но дом на углу, у канала привлек ее внимание. Вглядевшись, поняла: «Да это маскировка! Разрисованная фанера прикрывает его!»

Надя вошла в садик. Хотела отдохнуть. Ее тревожил вопрос: где же жить?

На дорожках играли дети. В клумбах распустились цветы. Вспомнила дом, закрытый фанерой…

«Какие тут люди! Они не хотят показывать своих страданий. В этом городе нет места унынию! А я?.. Да вовсе уж не так я и рассчитывала на родных! У меня же подано заявление в педагогическое училище. Там есть общежитие…»

Девушка спросила у прохожих дорогу и, полная надежды, побежала туда. В канцелярии она узнала, что экзамены уже кончились.

— У меня есть справки. Я опоздала по уважительной причине. Может меня согласятся проэкзаменовать отдельно?

— Переговорите с директором.

— А если меня допустят, в общежитие я могу переехать сейчас или после экзаменов?

— К сожалению, все места уже заняты. Вам нужно было приехать раньше.

Надя растерялась. Тихо отошла в сторону. Безучастно смотрела на подходящую к столу молодежь, повторяя про себя: «Где же я буду жить?»

Этот вопрос встал перед ней сейчас во всей силе. Она не представляла себе, что так может получиться.

Медленно спустилась по лестнице. Приближался вечер.

«Переночую еще раз у Вари. Она наверно поможет мне найти квартиру. Или у себя оставит жить… Да я же не записала ее адрес!.. Название улицы помню. Найду!..»

Расспрашивая прохожих, Надя добралась до Суворовского. Дома так похожи!.. Который из них Барин? Девушка заходит во дворы, поднимается по лестницам, ищет… Но как же найти, когда даже фамилии не знаешь! Отчаяние закралось в сердце. И такой она почувствовала себя маленькой, несчастной… Вспомнился родной колхоз, прощание с отцом и его последние слова:

— Доченька, если попадешь в трудное положение, не будешь знать, как тебе поступить, иди в райком.

У постового милиционера она узнала адрес райкома комсомола. Оказалось — совсем близко. Надя поднялась в третий этаж. В приемной много молодежи. Одни приходят, здороваются, шутят. Другие на ходу договариваются о встречах. Все давно между собой знакомы, связаны общей работой.

Девушка за столом заметила Надю, робко стоявшую у входа. Подошла к ней. Узнав, что она хочет видеть секретаря, попросила немного подождать. Надя старалась привести в порядок мысли. Ей трудно было сосредоточиться. Все отвлекало. Когда ее позвали к секретарю, она совсем растерялась. В кабинете даже не решилась сесть, хотя слышала приглашение.

— Ваша фамилия Платонова?

— Да, — тихо сказала Надя, не поднимая глаз.

— Вы хотели о чем-то спросить меня?

— Я только вчера приехала. Очень хочу здесь работать с детьми и учиться. Я хочу стать педагогом. Но я никого не знаю, и пришла к вам.

В райком часто обращались приезжие с просьбой устроить их.

Вам и жить негде? — сказала секретарь. — С площадью у нас плохо. Много домов восстановлено, но народ все приезжает и приезжает…

— Пожалуйста, — горячо заговорила Надя, — помогите мне остаться здесь! Я всех потеряла… совсем одна. Хочу именно здесь работать. Мне легче будет…

Секретарь почувствовала, что Платонова много выстрадала.

Работа есть, и вас легко устроить, — успокоительно сказала она и позвонила. Вошла худенькая светловолосая девушка с усталым лицом.

Познакомьтесь, Платонова, с Татьяной Васильевной Зориной. Она у нас заведует школьной работой. Чем-нибудь вам поможет…

Секретарь коротко рассказала Зориной о Наде. Татьяна Васильевна покачала головой.

— С общежитием у нас можно найти работу только в строительных организациях, а вы хотите работать с детьми…

Наде показалось, что все кончено, но она не хотела сдаваться.

— Я так мечтала заниматься с ребятами, и именно в Ленинграде. Отдать им все силы, все знания… какие есть…

Секретарь улыбнулась.

— Татьяна Васильевна, поговорите с комсомольцами. Может, временно кто-нибудь приютит ее у себя?

— Пойдемте со мной, — сказала Татьяна Васильевна Наде. — Через час у нас собрание. Я спрошу у молодежи.

В длинной полутемной комнате, вокруг стола, накрытого красным сукном, разместились комсомольцы. Татьяна Васильевна обратилась к ним:

— Товарищи! Надо помочь Платоновой. Она приехала сюда, хочет учиться работать. Родных у нее нет. Она никого не знает. Ее надо где-нибудь поселить.

Комсомольцы зашумели. Им хотелось помочь девушке, но не знали, как это сделать. Потом кто-то вспомнил о тете: может, она временно пустит?.. Одна девушка пригласила к себе…

— После собрания пойдем вместе, — сказала она Наде.

Через несколько дней Надя нашла себе крохотную комнату, правда, временную, и почувствовала себя ленинградкой.

Она прибежала в райком.

— Подумайте! Завтра я перееду в свою квартиру! — объявила она.

Платонова с первого взгляда понравилась Татьяне Васильевне. Круглолицая, с розовыми щеками, с тонкими светлыми косичками, она казалась подростком. Но глаза ее, робость, грустная улыбка говорили о пережитом.

Из коротких разговоров, случайных фраз Зорина уже знала главное о Наде. Через райком прошло много молодежи. В детстве и юности Платоновой как бы повторялась жизнь большинства деревенских подростков в годы войны. Татьяна Васильевна хотела ближе познакомиться с девушкой. Она просто сказала:

— Ты переезжаешь завтра, а сегодня ночуй у меня.

Надя обрадовалась.

После ужина Татьяна Васильевна пригласила ее посумерничать на диване.

— Я люблю, сидя здесь, слушать радио. Особенно музыку. Думается так хорошо, отдыхаешь…

Они молча слушали сонату Бетховена. Потом Татьяна Васильевна спросила Надю, где она жила до войны.

Сначала девушка едва отвечала на вопросы. Постепенно воспоминания увлекли ее, и она доверчиво и просто рассказала о себе.