ЧиппендейлП. Норки!: Роман / Пер. с англ. В. Гришечкина. — М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 2002. — 576 с. — (Заповедный мир).

Роман «Норки!» — злободневная, острая и жестокая «звериная» фэнтези — является выдаюшимся дебютом Питера Чиппендейла. Роман написан с такой страстью, юмором и поразительным проникновением в суть политических интриг, что это делает его сравнимым со «Скотным двором» Дж. Оруэлла, но в 90-е годы.

В этой книге соединилось все, чего, по словам Томаса Вулфа, недостает в современных романах: трагикомизм, диккенсовское богатство характеров, столкновение разных культур.

Peter Chippindale«mink!»

Издательство выражаетблагодарность литературному агентству Эндрю Нюрнберг

Перевод с английского В. ГРИШЕЧКИНА

© 1995 by Peter Chippindale

© В. Гришечкин. Перевод, 1999

© Издательство «Азбука».Оформление, 1999

© ТЕРРА—Книжный клуб, 2002

Часть II

Глава 14. «МЕХ И ПЕРЬЯ»

Летя на встречу с Лопухом, Филин был настроен крайне решительно. В качестве места встречи он сам выбрал Карьер вблизи Водораздела, искренне надеясь, что здесь их никто не потревожит. Меньше всего ему хотелось, чтобы Юла или Рака — и тем более Фредди или Борис — слышали, как он просит кролика растолковать ему что и как. Позволив себе увлечься проблемами Сопричастных Попечителей, Филин старательно избегал своих старых приятелей. Юла прямо и недвусмысленно заявила ему, что не желает слышать ни слова о кроликах и единственное, чего она от него хочет, это чтобы он, наконец, починил гнездо. Откровенно говоря, Филин был ей даже благодарен, хотя приступать к ремонту не спешил. Разговор с Дедушкой Длинноухом помог ему отчасти прозреть, и теперь он чувствовал, что стоит на пороге чего-то совершенно нового, доселе неизвестного, однако ни объяснять, ни защищать это новое в словесных баталиях с супругой и прочими он был еще не готов.

Прилетев на место и не обнаружив там Большой Задницы, Филин выбрал подходящий обломок скалы и уселся на него. Каменоломня напоминала ему о давнем вторжении людей, которые рубили здесь камень и вывозили его по Тропе. В результате в лесу образовалась уродливая выбоина, напоминающая след лошадиного копыта. По всей площади были разбросаны бесформенные каменные глыбы; судя по всему, они так и лежали там, где их бросили расточительные люди. Дно было усыпано мелкими и острыми кремнистыми осколками, и поэтому на здешней почве не росло почти ничего, кроме нескольких серебристых карликовых берез.

В целом старая каменоломня производила жутковатое впечатление, и большинство лесных обитателей старались избегать ее. Что-то в ней пугало их, особенно в лунную ночь, когда черный провал зиял посреди леса, словно зловещая перекошенная пасть невидимого чудища, а стволы деревьев вокруг казались сверхъестественно белыми. Лопух, возможно, будет чувствовать себя здесь не слишком уверенно, однако в настоящих обстоятельствах Филин готов был воспользоваться любым, самым призрачным преимуществом.

— Привет, могучий Филин! — прокричал снизу запыхавшийся Лопух. — Прости, я немного задержался. С Уложением о Порядке неожиданно возникли проблемы, и мне пришлось срочно доводить его до ума. Из-за этого и собрание чересчур затянулось. Надеюсь, я не злоупотребил твоим терпением? Ты, наверное, уже давно ждешь меня?

— Достаточно давно, — отозвался Филин. — Кроме того, было бы совсем неплохо, если бы ты — просто для разнообразия — начал говорить на языке, который бы я понимал. В моем мире нет выражения «злоупотребил терпением». Ты опоздал — и точка!

— Еще раз покорнейше прошу меня извинить, — с раскаянием проговорил Лопух. — Большинство кроликов любит пышный слог, но я изо всех сил постараюсь выражаться предельно понятно.

— Вот и хорошо. А теперь расскажи мне предельно понятно, в чем там у вас дело? — строго сказал Филин.

Очень скоро он, однако, пожалел о своей просьбе. Ему оставалось только благословлять судьбу, что на этот раз перед ним был только один кролик, на котором он мог сосредоточить все свое внимание. Филин пока не разобрался, нравится ему Большая Задница или нет, но

он, по крайней мере, утвердился в своем первоначальном мнении: Лопух был прожженным политиканом. При создании Общества Сопричастных Попечителей Леса предполагалось, что кролики, отличающиеся сильными внутриплеменными связями и этикой, станут основным ядром, объединяющим всех остальных участников движения, однако Лопух сумел оттеснить других кроликов на вторые роли и сам стал основным связующим звеном между различными фракциями Общества. Как бы там ни было, от всех сложностей и путаницы, о которых толковал Лопух — и совсем не «предельно понятно», — голова у Филина пошла кругом.

— Главная проблема с собраниями, Филли, заключается в том, что мы обнаружили существенный изъян в системе голосования. Наши решения и резолюции всегда принимались на основе принципа «одно живое существо — один голос». И он работал очень хорошо, пока относился только к таким существам, как мы, кролики, то есть к животным, способным принять разумное решение. К несчастью, новое поколение молодых активистов-раскольников поставило все с ног на уши, — печально добавил Лопух.

Филин наконец почувствовал под собой более или менее твердую почву. Должно быть, под «активистами» Лопух имел в виду кроликов, которых Борис прозвал «пушистыми придурками». Это были молодые, но очень серьезные кролики, которые стали привлекать в Общество Сопричастных Попечителей разную лесную мелюзгу. Никто и никогда не считал, сколько видов и подвидов живых существ обитает в Старом Лесу, однако, по приблизительным прикидкам Филина, их было столько сот тысяч, что одно их перечисление заняло бы целую жизнь. Выиграть от этого никто не выиграл, поскольку нормальным животным, если только они не сумасшедшие, никогда бы не пришло в голову всерьез договариваться о чем-то с низшими формами жизни. В большинстве своем эти последние были крайне странными, если не сказать хуже, существами и обладали столь скромными запасами мозговых клеток, что говорить о полно-Ценном общении с ними было по меньшей мере смешно.

Иными словами, эта публика способна была заинтересовать птиц и насекомоядных животных разве что с гастрономической точки зрения.

«Какая чушь! — негодующе фыркал Борис на последнем заседании Общества Памяти Полевой Мыши. — „Слизняки-Великаны", „Лягушки за Эмансипацию", Общество Свободных Листоедов, „Власть Черных Жуков", „Вперед, Кузнечики!"… Я пытался запомнить все названия, насчитал три десятка и плюнул. — Он замолчал и принялся ожесточенно чесаться. — В последнее время мои блохи что-то совсем обнаглели», — пожаловался он.

«Несомненно, вследствие пропаганды Ассоциации Освобожденных Блох, — улыбнулся Фредди. — Должно быть, это особая фракция „Свободных Вшей"».

Филин запустил клюв в густой барсучий мех и без труда выловил нескольких паразитов.

«Щас я вас освобожу!» — пригрозил Борис и, опустив свою остроконечную морду, резко втянул воздух, проглотив придавленных блох разом.

Когда они кончили смеяться, прилетела Рака, которой не терпелось рассказать кому-нибудь последние новости о «Трупоедах за Свободу Слова» — соперниках «Могучих Личинок», которые, в свою очередь, блокировались с группировкой «Синие Мухи Превыше Всего!». Все три организации вели ожесточенную тяжбу с «Местью Навозных Жуков» из-за соблюдения порядка очередности при принятии пищи.

— В общем и целом, — с усталой покорностью говорил тем временем Лопух, — молодые активисты разворошили осиное гнездо. Не только фигурально, но и буквально: именно с деятельностью объединения «За Возрождение Полосатых Ос!» связаны самые последние скандалы.

— Я сам слышал про это гуано! — перебил Филин. Лопух вздохнул. Он честно пытался объяснить своему

новому союзнику всю подкоготную, но, в отрыве от противоречивых политических тенденций и кипящих страстей кроличьей колонии, все сказанное представлялось бредом даже ему. Несмотря на это, Лопуху нравилось

чувствовать себя на острие событий. Одно то, что ради Общего Дела он пришел в этот мрачный Карьер, чтобы один на один поговорить со страшным хищником, делало его выдающимся кроликом.

Впрочем, Лопух был здесь не совсем один. Разумеется, он не сказал об этом своему грозному собеседнику, не Маргаритка настояла на том, чтобы пойти с ним, и теперь пряталась между камнями. Правда, Лопух понимал, что, если что-то вдруг пойдет не так, Маргаритка вряд ли сумеет реально помочь ему, однако ему было приятно думать о дополнительной паре мощных задних лап. К тому же по большому счету Лопух и не предполагал, что ему грозит реальная опасность. Он был не нз тех, кто безрассудно подвергает себя ненужному риску.

— Молодые кролики создали «Союз Радуги»,— сказал Лопух. — Это название они выбрали потому, что в хх организации должны объединиться существа самых разных мастей и расцветок. Когда мы разрабатывали систему голосования, никто не предвидел такого оборота. В двух словах: существа, которые поддерживают этих активистов, являются на собрания толпами и обес-яечивают им перевес в несколько тысяч голосов. Один только «Нерушимый Союз Свободных Муравейников» чего стоит! Разумеется, суть вопросов, которые обсуждаются на наших собраниях, оказывается гораздо выше же понимания, и это неудивительно, учитывая их малый рост, однако кролики-оппозиционеры продолжают настаивать на том, чтобы соблюдался фундаментальный принцип демократии: одно существо — один голос.

Филину захотелось перебить Лопуха, чтобы узнать, что такое «дремократия» и не имеет ли она отношения « заснувшим на заседании существам, однако ему не хотелось лишний раз обнаруживать свое невежество веред этим лопоухим всезнайкой. Лучше он потом спросит у ДД — если, конечно, тот к этому времени не «Колеет.

— К счастью, — серьезно продолжал Лопух, — внутри этого крыла происходят свои процессы, от него постоянно откалываются все новые и новые группировки.

К сожалению, я не могу назвать эту тенденцию позитивной, поскольку собрания превратились в арену борьбы между фракциями за влияние и власть.

Филин неуверенно переступил с лапы на лапу и чиркнул когтем по камню, но Лопух так увлекся повествованием, что не расслышал этого грозного звука.

— Взять хотя бы распрю между паразитами и их хозяевами. Свежий пример, и довольно наглядный. — Кролик улыбнулся с сознанием собственного превосходства. — Хозяева настаивают на том, что раз их блохи полностью от них зависят, то и голосовать они должны так же, как существо, на котором они паразитируют. Но «Паразитска Вольница» так не считает. Этот леворадикальный блок утверждает, что каждая блоха, каждая вошь, каждый клещ-кровопийца — это совершенно самостоятельное существо, обладающее всеми теми же правами, что и другие обитатели леса. В том числе и правом голосовать по своему собственному разумению. Это очень серьезная проблема, друг Филли.

Он хихикнул.

— Смешно, да? А между тем наши молодые активисты затронули проблему еще более значительную. Существуют, видишь ли, формы жизни, которые даже не осознают себя как индивидуумы. Они не имеют никакого представления о том, что означает местоимение «я», не говоря уже о том, что выражение «я голосую» не имеет для них смысла. Ну скажи, как может голосовать клубок червей для рыбалки? Разумеется, на собрании на это нельзя даже намекнуть, — сокрушенно вздохнул Лопух.— Не успеешь оглянуться, как Фронт Освобождения Червей возьмется за тебя всерьез.

Рассказ о «Паразитской Вольнице» вовсе не понравился Филину, однако последнее замечание кролика заставило его сдержанно улыбнуться. По крайней мере Большая Задница пытался острить, хотя и не очень удачно. Вместе с тем Филин даже не пытался притвориться, будто понимает, где тут голова, а где хвост.

— Мне казалось, вы считаете всех жителей леса равными, — прогудел он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее. — Что же плохого в том, если каждый будет голосовать так, как ему хочется?

— Равенство — это одно, — ответил Лопух таким тоном, словно Филин покусился на святыню. — А равноправие — другое. В реальном, а не в абстрактно существующем лесу некоторые существа должны быть более равными, чем другие, даже вопреки теории демократии.

Стараясь понять, что тут наговорил Лопух, Филин неожиданно представил себе, как все его блохи путем голосования решают, во сколько ему вылетать на охоту и когда возвращаться. Даже думать об этом было неприятно.

— Почему бы тебе не позабыть на время обо всех этих проблемах и не сказать мне прямо, чего вы от меня хотите? — жалобно сказал Филин, пытаясь вернуться на твердую почву.

Этот вопрос заставил Лопуха произвести стремительную переоценку ценностей. То, что он только что рассказал Филину, давало лишь самое общее представление о сложной политической паутине, которую плели Сопричастные Попечители. Ах, если бы ему только удалось заинтересовать хищника ее многочисленными тонкостями и нюансами, тогда он и воспринимал бы ее по-другому, однако Лопух только нащупывал правильный подход, который помог бы ему добиться хотя бы частичного взаимопонимания с могучей птицей. Возможно, Филин был совершенно прав и им стоит двигаться дальше, не заостряя внимания на частностях. Хищники, как уже давно подозревал Лопух, считали, что действия говорят сами за себя гораздо громче, чем слова. Что касается подробностей, то в них Филин разберется позднее.

— На следующем собрании я собираюсь представить тебя как Постоянного Исполнительного Председателя, — откликнулся Лопух самым деловым тоном. — После этого, действуя со всей решительностью и твердостью, ты должен будешь изменить сложившуюся ситуацию, изменить в нашу пользу. Я собираюсь протащить законопроект о голосовании по признаку «мех и перья». Если он будет принят, то правом голоса будут обладать

только существа, покрытые либо тем, либо другим. Никаких насекомых, никаких низших форм… Я не хочу, чтобы ты обвинял меня в элитизме и высокомерном пренебрежении нашими меньшими братьями, — быстро добавил Лопух. — В конце концов, принцип «меха и перьев» тоже несовершенен, в частности потому, что он оставляет за бортом нашего политического корабля жаб и лягушек, внесших неоценимый вклад в наше общее дело в качестве достойных представителей АРРЛ — это Ассоциация Рыб и другого Речного Люда, если ты не знаешь.

Филин не знал, что такое «элитизм»; что касалось Рыб и Речного Люда — тут все выглядело достаточно прозрачно. Просто, решил он, это еще одна дурацкая группировка в составе Сопричастных Попечителей — не хуже и не лучше, чем, например, «Древоточцы и Уховертки за Решительную Колонизацию Ильмов».

«Интересно, что замыслили сегодня трепачи из ДУРКИ? — проворчал бы в этом случае Борис. — Наверняка у них торжественный обед с участием фракции „Дрозды и Дятлы за Рациональное Питание"».

— Мы долго обсуждали возможность допустить к голосованию существа, которые не имеют ни меха, ни перьев, но обладают эндоскелетами,— продолжал тарахтеть Лопух. — Благодаря этой поправке жабы и лягушки получили бы право голоса, но можешь себе представить, сколько опасений было высказано в связи с тем, что благодаря этой же поправке голосовать смогут болотные черепахи и головастики. Как ни печально, нам пришлось отказаться от нашего плана.

Филин с некоторым удивлением наблюдал за беспрерывно лопочущим кроликом. Определенно, он был далеко не глуп, но Филин никак не мог взять в толк, как может существо, имеющее на плечах голову —• хоть и украшенную чрезмерно длинными ушами, — так волноваться из-за таких тривиальных пустяков.

— Самое важное — это протащить наш законопроект. И тут на сцене должен появиться ты! — заявил тем временем кролик и потер передние лапы с таким откровенным злорадством, что Филин невольно поежился.

Впрочем, он почувствовал себя значительно лучше, когда Лопух принялся растолковывать ему детали своего плана. Некоторые выражения — например, «существа равные и еще более равные», а также «дремокра-тия» и «вопреки основополагающим принципам»— по-прежнему ставили его в тупик, однако главная мысль была очевидна: решающую роль в предстоящих событиях должен был сыграть не хилый кролик, а могучий хищник.