"Неподходящая женщина" - читать интересную книгу автора (Джеймс Джулия)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Кэрри открыла глаза и постаралась поскорее выбраться из тяжелого, вязкого сна. Оживленное уличное движение начиналось в Паддингтоне ранним утром, а она уже отвыкла от этого шума. Как отвыкла еще от многих вещей: есть, спать и проводить свободное время в одной единственной комнате с уродливыми обоями, с ободранными углами и ковром, давно нуждающимся в чистке.

Я испорчена. Испорчена роскошью.

От этой мысли ей сделалось стыдно.

Это добавило еще один пункт к длинному списку того, за что ей безумно стыдно, — например, за все горькие слова, которые она обрушила в то последнее утро на Алексеуса. Наверное, они копились в ней все время, пока она лежала в комнате на вилле, прислушиваясь к хрупкой жизни, только что зародившейся в ней, и размышляла — сохранится ли эта жизнь, или будет принесена в жертву.

И вот жертва принесена, она свободна. Но цена, заплаченная за свободу, слишком велика. И она никогда, никогда в жизни не забудет об этом. Но если бы ребенок родился, она вынуждена была бы   отдать его в другую семью. И этот кошмар тоже мучил бы ее вечно.

Помимо гложущего чувства стыда Кэрри мучили воспоминания. Изумительные глаза в пушистых ресницах, от взгляда которых она таяла, сильные руки и их прикосновения - от этого она теряла сознание, попадала в мир неведомых до сих пор ощущений.

Я хочу забыть все это. Должна хотеть...

Пусть уйдут сны и виденья.

Правда, их место нечему занять. Только пустота...

Ко всему примешивался тихий голос доктора:

— Дорогая моя, распоряжается природа... Хорошо, что так случилось на ранней стадии...

Его слова породили в ней страх. И чувство, что весь этот ужас послан ей в наказание.

Я не заслужила своего ребенка, потому что зачала его от такого человека, в таких обстоятельствах. И у меня ребенка отняли...

Несмотря на всю глубочайшую горечь недавних переживаний, Кэрри понимала — нельзя позволить страданиям сокрушить себя. Нужно принять случившееся. Взять себя в руки и вернуться к жизни.

Обычной, моей жизни.

По крайней мере, комната, в которой она жила до отъезда, как бы убога она ни была, сохранилась за ней. Кэрри заплатила вперед, когда уезжала из Лондона, потом послала плату из Америки.

Чтобы не оказаться на улице, нужно найти работу.

Чек с запиской «На первое время», который Алексеус вложил в конверт с авиабилетом, она порвала, как только обнаружила, и ни разу не пожалела об этом. Достаточно она жила на средства Алексеуса, расплачиваясь в постели.

Работу она нашла — регистратором в отеле днем и официанткой по вечерам. Обе работы скучные, утомительные, с маленькой оплатой. Но зато она была занята, на размышления о времени, проведенном с Алексеусом, сил почти не оставалось.

Правда, теперь Кэрри стала частенько вспоминать свой родной город, откуда она так поспешно уехала.

Эти воспоминания вызывали боль и порождали еще большее чувство вины.

Зачем я сбежала оттуда? Не стоит обманываться, я поступила так не в поисках новых ощущений и романтики, я пыталась укрыться от боли утраты.

Ну и что? Стало только хуже. К той потере добавилась новая. Нет, хватит бесцельно корить себя! Максимум к концу лета нужно прийти в себя и вернуться в свой город.

Конец лета настал гораздо раньше, чем она ожидала. Вернувшись однажды с работы, она обнаружила в прихожей конверт. Ее бросило в дрожь, когда она увидела, откуда отправлено письмо.

Оно должно было прийти гораздо позже, не сейчас! Значит, плохие новости.

«Дорогая Кэрри!

Я бесконечно счастлив сообщить вам, что совершенно неожиданно получил чудесную новость...»

Буквы заплясали перед ее глазами.

Дочитав письмо, Кэрри позвонила в агентство по найму, сообщила, что ей больше не нужна работа, привела в порядок комнату и отправилась на вокзал.

Домой!

Алексеус направлялся в Швейцарию, чтобы найти мать. Не хотелось, но выбора не было. Нужно выяснить, зачем она это сделала.

У него до сих пор холодок пробегал по спине, туман застилал глаза, когда он вспоминал обвинения Кэрри.

Как могла мать предлагать Кэрри плату за аборт? Но самым страшным для Алексеуса было сознание, что причина всех страданий Кэрри — он сам.

Вина и гнев как змеи мучительно жалили его. Пальцы сжимали руль. Он не видел потрясающей красоты вокруг. Ехал и ехал. Вперед. К цели.

В состоянии полнейшего смятения он подъехал к пансионату, в котором поселилась Беренис. Назвал себя у входа, и его почтительно проводили в ее номер.

Беренис читала, сидя на балконе. Увидев сына, она сразу опустила книгу и вопросительно, ищущим взглядом посмотрела на него.

— Кэрри потеряла ребенка, — без всяких вступлений сказал Алексеус.

— Мне так жаль, очень, очень жаль, — Беренис покачала головой.

Алексеусу было мучительно слышать эти слова. Мать может быть счастлива сейчас — она сэкономила пять миллионов евро! И ее драгоценный сын не должен жениться на неподходящей женщине!

— Можешь праздновать победу, — жестко сказал он.

— Праздновать? — побледнев, она смотрела на него.

— Конечно! Случилось то, за что ты готова была платить пять миллионов евро! — Не давая ей вставить и слово, Алексеус продолжал: — Как ты могла? Как? Это чудовищно! Желать смерти моего ребенка, своего внука, потому что каким-то твоим меркам не соответствует его мать? Она небогата? Ты говоришь, как безмерно ты меня любишь. И это ты называешь любовью?

— Подожди! Постой! Выслушай меня!

— Что ты можешь мне сказать? Что сделала это ради меня?

— Да, — стальным голосом сказала она. — Ради тебя.

— Чтобы защитить меня? — он смотрел ей прямо в глаза.

— Да. Послушай, — она не прятала глаз. — Я твоя мать и сделаю все — абсолютно все — для твоего счастья. Ты стоял на границе больших перемен в жизни.

— Ты решила спасти меня? ― Она тяжело перевела дыхание.

— Мне нужно было понять, кто она, эта женщина, которую ты собирался сделать своей женой. Самой узнать и понять, Алексеус. Поэтому я пошла к ней. Поэтому и сказала ей то, что сказала. Предложила убить собственного ребенка за плату, за большую плату, за целое состояние. Я должна была знать — должна! — согласится ли она. Я сделала это дьявольское предложение холодно, спокойно и расчетливо. — Беренис вновь тяжело вздохнула. Помолчала, успокаиваясь. — Если бы она приняла мое предложение, я бы свела землю с небом, чтобы убедить тебя отобрать у нее ребенка, когда он родится. Но она отвергла этот ужас... И я поняла — в ней нет того, чего я боялась. И мне стало жаль ее... всем сердцем...

—  Не понимаю, — медленно произнес Алексеус. Его гнев куда-то испарился.

Беренис помолчала, по-прежнему не сводя с сына глаз.

— Ты думаешь, я хотела, чтобы ты женился на богатой наследнице и стал еще богаче? И смог бы тягаться с отцом? Ну... отчасти — да, но основная причина другая. Я не хотела, чтобы твоя будущая жена страдала, как страдали мы. Возьми ты в жену богатую наследницу, ее собственное состояние дало бы ей силу, она была бы равной тебе во всех отношениях и в обществе. Мы — жены твоего отца — не были равными ему в его понимании. И это определяло его отношение к нам.

— Я не мой отец!

— Да, но у тебя много тех преимуществ, какие есть у него. Ты богат, красив и привлекателен, очень умен и удачлив в делах. Ты берешь от жизни все, что хочешь. Особенно, что касается женщин. Выбираешь, бросаешь. Некоторые из них, возможно, и заслуживают подобного обращения. Ведь они, несомненно, соглашались быть выбранными тобой взамен на те блага, которые ты им предоставлял. Этим женщинам плевать на твое истинное к ним отношение. Но если бы тебе встретилась другая? Когда эта девушка отказалась от огромного состояния, которое я предложила, мне стало очень жаль ее. Она собиралась отдать себя, свою красоту человеку, который женится на ней лишь из чувства долга. Ты же хотел от нее лишь секса, верно?

Какое-то время оба молчали. Потом Алексеус заговорил:

— Ты не права. Не права. Полностью, абсолютно не права.

— Да? — очень тихо, внимательно глядя на него, спросила мать.

— Да. Более не права, чем когда-либо, более не права, чем такое возможно.

— И что ты собираешься делать с этой моей неправотой?

— То, что я должен.

— Должен? Судьба освободила тебя от ответственности, от неподходящей жены, над тобой уже не довлеет долг чести.

— Ты не права. Я должен сделать это. Без сомнений и колебаний. В моей жизни нет другого смысла.

— Если так, — в глазах Беренис блеснули слезы, — поезжай за ней. И когда ты найдешь ее, передай ей мое благословение и мою безмерную благодарность.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Счастливого пути, — мягко сказала мать. Сын наклонился, поцеловал ее в щеку и вышел.

Вновь Алексеус не видел, не обращал внимания на прекрасную альпийскую природу, на прозрачный голубой воздух и неповторимые виды. Он думал о своей жизни, и, возможно, чистейший горный воздух позволил ему увидеть и понять все с пронзительной ясностью.

Неужели он был так слеп? Его брат, бесчувственный, безответственный молодой повеса, открыл ему глаза. Алексеус считал, что мать полностью поглощена поиском богатых невест, уверенный — это тактический шаг в войне, объявленный Беренис бросившему ее мужчине, но она заставила его увидеть правду, о которой он и не подозревал.

Со стыдом и болью Алексеус понял — он не узнал бы правды о самом себе, если бы не беременность Кэрри, если бы не эта трагедия, если бы она не разгадала его игру, если бы не оттолкнула его.

Я продолжал бы думать лишь о себе, о своем удовольствии... Продолжал бы тратить время впустую.

А ведь Судьба давала ему знаки, не будь он так самоуверен, он обратил бы на них внимание.

В день их знакомства — он же остановил машину, повинуясь неведомому импульсу. Пригласил незнакомку к себе, хотя прежде никогда так не делал. Ощущал в ее присутствии какой-то невероятный подъем. Ничего подобного он не испытывал с ее предшественницами...

Он чему-то научился у Кэрри. Чему-то важному, жизненно важному.

И я хотел не только секса, не только ее тела.

Нам было хорошо вместе. Как все просто.

Кэрри — та женщина, с которой я хотел быть. Просто быть с ней. Сидеть с ней рядом, лежать с ней рядом.

В конце концов, только это и важно. Он хотел быть с ней.

До конца своих дней. Если она согласится.