"На Стратилата" - читать интересную книгу автора (Соколовский Владимир Григорьевич)

17

— Ты надолго домой? — спросил он первым делом, оказавшись на кухне. — Учти, я в этом не заинтересован.

И снова надо было напрягать хмельную, уставшую за день голову. Что-то, что-то надо ему сказать… Будоражащая, жужжащая искорка бегала внутри мозга, и никак не ладила уколоть в нужное место. А, вот же!..

— Да, знаешь… Я прокинулся уже кое-с-кем. Не советуют пока уезжать.

Надо было еще суметь это сказать: лениво, вполголоса, с внутренним нажимом.

— Нно?.. С кем, если не секрет? С Кочковым? С этим гулеваном? Неходовая часть. Они в моих делах голоса не имеют.

— Ну, зачем? У меня есть серьезные знакомства. Сашку Фетиньева, Фуню — знаешь?

— Так… — Толик медленно выпрямился на табуретке. — Нно… и что?

— Друг мой доармейский. Большие были кореша. К кому же, посуди, мне было еще идти?

— Нно… Волну гонишь, ракетчик?

— Зачем? Узнай при случае. И про тебя, кстати, толковали.

— Нно?..

— Ниичего так особенного. Давно ли знаю, что за человек… Но я, в отличие от тебя, парашу не нес, гадство не подстраивал…

— Копают под меня… — Толик судорожно дернулся. — Кому-то надо… Мол, я не на том месте сижу. И — что теперь? Тебе предлагали?

— Больно мне надо! — беспечно ответил Пашка. — Я пока сам по себе.

— Если не врешь — держи кардан, — Гунявый протянул руку. — За мной не пропадет. А за то, что получилось, не обижайся. Суди по факту: явился дубак, мент. Да еще в лагере ты так меня кинул… Ты вот что: подходи ко мне. В гости. Теперь я твой должник.

— Ты о чем?

— Погоди, узнаешь…

В горнице Нинка шлепала по щекам распластавшегося на кровати мужа. Вдруг махнула рукой, и устало сказала:

— Ну его к чемору! Ну и вечер, тетя Поля. Дурной какой-то. Даже не попели. Давай-ко, сестра! Тетя Поля!

И они затянули «Очаровательные глазки». У сестер были чистые, сильные голоса, не подпорченные еще житейской хрипотою.

— В них столько жизни, столько ла-аски, В них столько страсти и огня-а… — Я опущусь на дно морское! —

выводила старшая, и сразу за нею вступала Танька:

Я поднимусь за облака… Отдам тебе я все земно-ое… Лишь только ты лю-уби м-меня-а!

— Хорошо-о! — крикнул, поднимаясь, Ванька Корчага. — Пей, гуляй! Да-ко и мы споем!

И он затрусил по полу, подстукивая босыми пятками:

— Ой ты сукин сын комаринской мужик, Он куды-куды по улице бежит? Он бежит-бежит поперды-ват! На ходу штаны поддерги-ват! И-и-ыххх!..

Дядя Юра бешено выругался, схватил его и потащил к порогу. «А, сука! — орал Корчага. — Кулак, кровосос! Унисстожу-у!!»

— О! О! — веселился им вслед Гунявый. — Пр-рально! Кинь ему в торец!

Вернувшись, Габов оглядел примолкшую компанию.

— Испортил, сволочь, песню, — сказал он. — Ну… знать-то, и всей музыке конец.

Пашка сел на табуретку, закрыл глаза. Ничего, уж он отоспится… Только надо… надо проводить народ… Таньку… Таньку… жениться на ней, бляха-муха… чем худо будет?..

Он встрепенулся, оглядел озаренную светом горницу. Танька с Гунявым стояли в углу, о чем-то говорили. Она кивала безучастно. Увидав приближающегося Пашку, они разделились, обтекли его и исчезли.

Пашка дотронулся до стены, сунул нос в дырку от порванных обоев. Пахло мхом из паза, старым деревом, сухой бумагой… Он пошел на кухню.

— Ой, я не знаю! — ответила мать на вопрос о Таньке. — Вот только была, и делась куда-то. Домой, поди-ко, усвистала. Упустил ее? Вот так кавалер!

Подкрался Толик, толкнул тихонько:

— Ну, ты как? На покой? Устал?

— Чепуха… По двое суток на ногах выстаивал. А чего?

— Я ухожу. Ты давай-ка, подгребай к моей избушке. Где-нибудь через часок.

— Зачем?

— Солдата надо встречать, как положено. Мы ведь теперь не враги, верно? Так вот, обещаю: словишь кайф.

— Травка, что ли? Так это бесполезно. У нас в роте баловались ребята, а я не стал даже пробовать.

— Фраер, что ли? Мужичок?

— Нельзя! — внушительно сказал Пашка. — Все деловые завязывают. Вон Фуня — даже вина капли не пьет. Что ты, такие времена!

— Нно… Опять кидня пошла. Ты вот что: приходи, если зовут. В одной упряжке, похоже, бежать придется. Надо ладить. И я обещаю: будет тебе полный кайф. Без травки. Век свободы не видать, ну?! Только стукни. В дверь там, в стекло.

Он ушел. Пашка заглянул в горницу; гости исчезли, лишь дядя Юра, лежа одетый поверх кровати, тихо разговаривал с матерью.

— Павлик! — сказала она, увидав сына. — Я тебе в чуланчике постелила. Лето, душно дома. Ступай, с боушком.

— Ладно. Я, мамка, если спаться не будет, погуляю.

— Ночью? — встревожилась она. — Чего это? Спи давай!

— Ну вот, забоялась… Я ведь тут — пройдусь, на бережку посижу…