"Твой день и час" - читать интересную книгу автора (Соколовский Владимир Григорьевич)

2

Вчера хоронили старшину отдела Жорку Гилева. Перед тем Жора завез со склада полушубки для участковых и стал их выдавать в своей каптерке. Участковые устроили там пьянку вместе с ним, и у старшины прорвалась давно болящая желудочная язва; он умер на операционном столе. После похорон все, продрогшие, собрались в детской комнате и стали отогреваться. Продолжали уже в кабинетах, когда кончился рабочий день. Носов с дружком из следственного отделения, лейтенантом Борькой Вайсбурдом, по прозвищу Фудзияма (за страсть к восточной поэзии), завалились к Эмке Сибирцевой, инспектору уголовки по розыску. В некие времена Эмка тоже была на следствии, вернулась беременной с курсов повышения квалификации, родила мальчишку и ушла в розыск, на более тихую, бумажную работу: давать и собирать информацию о скрывшихся преступниках, пропавших без вести людях, неопознанных трупах. Сын, не дожив до четырех лет, умер нынче летом от лихой быстрой болезни. И вот что дернуло Фудзияму, когда они пили втроем водку, — с сочувствием, глядя Эмке в глаза, продекламировать:

Эмка заревела в голос, заматерилась и стала выталкивать их из кабинета. Поперлись по домам. А дома — на тебе! — ждала уже Носова развеселая компания, бывшие однокурсники жены, физики-лирики, туристы-альпинисты, барды-гитаристы. Менестрели. Золотая молодежь. Феликс с крутым подбородком, сильная личность и поэт; Родя — его Носов звал про себя Моральое право — из-за привычки к этому выражению. Тихий бледный Витек, участник всех походов. Подтянет любую песню, поддержит любую шутку. И — перл, душа — Галочка Деревянко, Вечная Спутница. Раньше на ней держался весь курс, теперь — эти вот его жалкие остатки. Крепкая, недурная видом деваха, — она ни с кем никогда не крутила любви, организовывала походы, была там поварихой, лазила по горам, пела песни; летом ездила с парнями в стройотряды. Когда учились, Лилька, носовская жена, выпадала как-то из этого круга, — но так получилось, что у нее единственной оказалась теперь отдельная квартира, где можно было собираться. Лилька радовалась: «Ребятки-ребятки!.. Вот ребятки придут, вот ребятки споют, вот ребятки расскажут…» С ними действительно бывало порой интересно, однако для Носова эта компания так и не стала в доску своей. Он пил с ними водку, орал песни, — но ребята казались ему какими-то полунастоящими, их кругозор очертился еще в школе и прочно встал на стопор: физика, спорт, походы, преодоления, хвастливые дурные песни, девочки… Всякую другую жизнь они воспринимали как ненужную. Михаил пытался как-то рассказать им про свою работу — и вовремя остановился, ощутив, что если к его словам и проявляется интерес — то нечистый, сосущий, информационный. Они даже книжек не читали: Носов завел однажды разговор о Бунине, которого очень любил — парни только похмыкали: «Что ты говоришь! Надо будет как-нибудь глянуть на досуге…» Хотя разных сплетен из жизни литературы, искусства они знали гораздо больше, чем Михаил. Галка была поразвитее, пограмотнее их всех, но добиться душевного контакта с нею было чрезвычайно трудно.

Да, так вчера! — выпивка к приходу Носова почти кончилась, ему досталась всего рюмка; Феликс сидел и брякал на гитаре:

У него заболела голова, стало грустно и одиноко. Глупо сидеть как пенек, и спать не уйдешь, как же — гости, Лилька запилит потом.

И Господь сжалился, послал друга: бывшего однокурсника, теперь военного следователя Славку Мухлынина — он позвонил, затоптался в коридоре — большой, продрогший.

— Давай… давай выпьем скорей… — пыхтел он. — Бутылка… бутылка в портфеле… во…

Носов вздохнул, и Славка насторожился.

— Э, погоди! У тебя опять эти, как их… придурки сидят?

— Почему это — придурки? Они, мне кажется, не дурнее нас с тобой.

— А, кончай! Навидался я этих мальчиков, еще в школе… Вот тебе и на! А я думал, мы ее с тобой на пару раздавим.

С видом попавшего в глухую западню человека Славка шагнул в комнату.

— О! Здравия желаем, товарищ старший лейтенант!

— Не старший, а страшный лейтенант, ты забыл?

— Да он еще и с водочкой! Ну, совсем о’кей!

— Садись, садись, Слава, — суетилась Лилька. — Вот, закусочки себе накладывай. Что-то вид у тебя… замерз, что ли?

— Да уж замерз… отпилил сегодня на «уазике» сто пятьдесят верст туда да столько же обратно. З-закоченел, собака…

— Куда это ты так далеко ездил? — спросил Михаил.

— В колонию на Улым. Строгий режим, знаешь? Там солдат зека застрелил.

— Ой ты! За что? — у компании заблестели глаза.

— В побег пошел, рвань… Солдат его заметил, когда тот перебегал от поленницы к поленнице. Окликнул, выстрелил в воздух. И когда он дернул к следующей поленнице — ударил очередью. Так вы представляете, со ста тридцати метров — три пули из пяти в теле! Это же меткость поразительная. Стал допрашивать — ничего не понимает, бормочет: «Она бежаль… моя сытреляль…» Киргиз, что ты скажешь! Такой зоркий оказался, а глаза-то — будто щелочки…

— И… и что же ему теперь будет? — Галочка съежилась.

— Трудно пока сказать… в отпуск, наверно, поедет. Я, во всяком разе, высказал командованию такую мысль. Думаю, что поедет. Заслужил.

— Но… но ведь он же убил человека!

— Не надо так волноваться. Солдат срочной службы, охраняющий объект, считается стоящим на боевом посту и выполняющим боевую задачу. Он поступил по уставу, я не понимаю, о чем тут еще толковать?

Носов подал ему рюмку с водкой:

— Правильно, Славка, не трать на это время, согрейся.

— Нет, я хочу знать! — уперлась Деревянко. Славка лениво оглядел ее.

— В принципе я согласен поговорить с вами на эту и на иные темы… но в другое время, а? И в другом месте. Давайте обменяемся телефонами. Сегодня что-то нет настроения. Устал на службе.

— Мальчики, он, кажется, меня оскорбляет?! — визгнула Галочка. Носов замер в ожидании скандала и небольшой потасовки, но ребята среагировали сегодня удивительно спокойно: Витек с Родькой вообще промолчали, а Феликс сказал кисло: «Ладно, ладно, не будем ссориться…» Видно, не хотелось выползать на улицу, потому что хозяин дома все равно встал бы на Славкину, не на ихнюю сторону. Опять забренчала гитара:

Водку моментально выпили; Носов с Мухлыниным тоскливо глядели друг на друга. Особенно Славку было жалко: что ему эти сто грамм, как слону дробина. Михаил хоть пил сегодня на похоронах и у Эмки в кабинете…

— Ладно! — сказал он другу. — Пойдем! У меня стоит в сейфе бутылка. Долбанем ее — и лады… Собирайся!

Славка радостно кинулся к своей шинели.

Бутылку изъяли у некоего Репина, он купил ее на собственноручно подделанный чек. Репин сидел теперь в тюрьме, а бутылка перекочевала в носовский сейф. Однако спиртное не считается официально вещественным доказательством: оно сдается вместе с делом, и после процесса судисполнители обычно бьют бутылки на ближней свалке, под протокол. Так что репинскую можно спокойно выпить, надо только заменить ее к окончанию дела другой.

На улице подмерзло и начался снегопад. Пока они пешком добирались до райотдела, превратились в снеговиков: на шапках и плечах — целые сугробы. Сели за столы друг напротив друга, поставили бутылку и радостно вздохнули. Мухлынин хитро крякнул и вытащил из портфеля большого вяленого леща.

— Ребята в колонии дали, — сообщил он. — Там места рыбные, знай лови. Хорошо я сделал, что у тебя дома его не вытащил, вовремя опомнился…