"Искатель. 1969. Выпуск №1" - читать интересную книгу автора

8

Обитель человека порой может рассказать о нем больше, нежели он сам. Эта старая истина вполне подтверждалась в доме № 74 по Тирпитцуфер в Берлине, где располагалась резиденция начальника абвера. Это был старинный особняк, который множество раз по указаниям самого адмирала перестраивался, надстраивался, переоборудовался, пока не превратился в сущий лабиринт с немыслимым переплетением коридоров, неожиданными тупиками, лестницами и переходами. Бывало, что два старых сотрудника, всегда считавших, что они работают в разных концах здания, вдруг случайно обнаруживали, что на самом деле их комнаты расположены почти рядом.

Достаточно было один раз побывать в резиденции Канариса, чтобы понять, почему за ней прочно закрепилось прозвище «лисья нора». И в центре этого странного дома обитал его хозяин.

Кабинет адмирала отличался скромностью и хорошим вкусом. Его украшали только две фотографии: предшественника Канариса на посту руководителя германской разведки в годы первой мировой войны — знаменитого, полковника Николаи и любимой таксы адмирала по кличке Зеппль. Начальник абвера презирал людей и доверял до конца только собаке.

Канарис был самым осведомленным человеком в Третьей империи. Глаза и уши у него были буквально всюду. Не составляла исключения и имперская канцелярия, скорее, наоборот, она была объектом самого пристального наблюдения. Агенты Канариса держали под неотступным надзором и адъютантов Гитлера Шмундта, Шаба и Гюнше, и шефа прессы доктора Дитриха, и слугу — штурмбаннфюрера СС Линге, и секретаршу фрау Юнге, и личного врача Штумпфеггера, и даже собаковода, воспитателя знаменитой овчарки Блонди фельдфебеля Торнова.

Множество подобных документов в секретных досье начальника абвера способствовали тому, что для Канариса тайн в имперской канцелярии не существовало.


Гиммлер и Шелленберг покинули кабинет фюрера около двенадцати часов. К вечеру того же дня Канарис точно знал как об их докладе, так и о принятом фюрером решении. И адмирал вынужден был признать, что стоит на грани поражения…

Уже несколько месяцев Канарис тщательно следил в меру тех возможностей, которыми располагал, за всем, что происходило в Белом доме и на Даунинг-стрит. Хуже обстояло дело с Москвой.

Успехи в борьбе с русской контрразведкой носили лишь локальный характер. Канарису не удалось добиться главного — посадить своего человека в советские правительственные учреждения.

Проверенные десятки раз в других странах безотказные приемы и методы в России оказывались безрезультатными.

Прямых сведений о том, что происходит за стенами Кремля, Канарис так никогда и не получил. О планах и намерениях советских руководителей он мог судить только на основании отрывочной информации, которую его агенты добывали на Западе.

Радиоцентр абвера в Гамбурге работал круглосуточно, его обслуживали лучшие специалисты, каких только можно было отыскать в Европе. О том, что, по-видимому, готовится встреча руководителей великих держав, первыми узнали они. Это была и победа Канариса и его поражение. О дате предварительной встречи Рузвельта и Черчилля в Касабланке удалось узнать из перехваченных и расшифрованных телеграмм президента США и премьер-министра Великобритании. Поистине редкостная удача! И в конечном результате полный пшик. Даже не провал, а просто ничего. Он обманул сам себя, решив, что, так как Касабланка по-испански означает «Белый дом», речь идет о встрече в Вашингтоне, а не в столице французского Марокко.

Самолеты люфтваффе тогда еще относительно свободно летали над Северной Африкой, во всяком случае, им не представляло особого труда нанести по Касабланке мощный бомбовый удар. Правда, наверняка англичане и американцы позаботились там о сильной противовоздушной обороне, но для достижения такой заманчивой цели Геринг не пожалел бы и целой армии бомбардировщиков.

Геринг… Канарис поежился. Он тогда подвел рейхсмаршала. Сообщил ему, что Черчилль после встречи в Алжире 1 июня вылетит домой на обычном пассажирском самолете компании «Бритиш Оверсис эрвэйс». Даже без охраны, чтобы не привлекать внимания немецких патрульных истребителей, ранее на такие самолеты никогда не нападавших. «Мессершмитты» Геринга легко перехватили над морем одинокий «дуглас». Экипаж и тринадцать пассажиров погибли, но Черчилля среди них не было. Агенты Канариса в Африке приняли за премьер-министра Великобритании финансового эксперта Альфреда Ченфилдса, действительно обладавшего удивительным внешним сходством с сэром Уинстоном Черчиллем.

Канарис тогда чуть было навсегда не лишился расположения Геринга. С большим трудом удалось сослаться на редкое совпадение.

Адмиралу не было свойственно чувство благодарности, но все же он помнил, что именно Геринг ходатайствовал за него, когда решался вопрос о назначении Канариса, тогда еще капитана первого ранга, на пост начальника абвера. Как-никак толстый Герман, ненавидящий Гиммлера, как ближайшего после себя, и Геббельса — кандидата в наследники Гитлера, всегда поддерживал адмирала в его столкновениях со службой безопасности.

Честолюбивый, самовлюбленный и ревнивый Геринг оставался единственной надеждой Канариса, после того как рейхсфюрер СС и начальник VI отдела опередили его. Плохо одно — придется выкладывать рейхсмаршалу все источники информации.

Быть может, Канарис не так бы сожалел о вынужденной необходимости раскрыть Герингу некоторые свои связи, если бы знал, что бригаденфюрер СС Шелленберг почерпнул свои сведения о готовящейся конференции из тех же источников.

Вся разница между начальником VI отдела и начальником абвера заключалась лишь в том, что каждый из них намеревался использовать эти сведения по-разному, Шелленберг — сразу и прямо для резкого усиления своих позиций. Канарис же, привыкший из любого дела извлекать двойную выгоду и не очень уверенный, что покушение удастся, надеялся передать кое-что (не безвозмездно, конечно) англичанам и американцам. У него не было иллюзий по поводу не такого уж далекого конца войны, и он полагал, что в случае чего союзники зачтут ему бездеятельность, вернее, недостаточно активную деятельность абвера в Иране в дни Тегеранской конференции.

Но теперь уже ни о какой двусторонней выгоде не могло быть и речи. Если Гитлер придет к выводу (а Гиммлер будет его к таковому подталкивать), что начальник абвера знал о конференции и скрыл это от фюрера, ничто не спасет Канариса от немедленной и жуткой расправы.

От этой мысли по спине адмирала пробежали мурашки, и он решительным движением поднял трубку «лягушки».

Сообщение Канариса подействовало на Геринга как красная тряпка на быка. Он метался по огромному кабинету, изрыгал чудовищные проклятия в адрес Гиммлера и Шелленберга и в адрес самого Канариса. Его безобразное, разбухшее тело содрогалось от звериного рева.

— Это все вы натворили, проклятый интриган! — исступленно орал он. — Я-то знаю всю вашу игру! Но меня не обманете! Почему вы молчали, черт вас побери?!

В ярости он грохнул кулаком по столу, толстое бемское стекло лопнуло с жалостным звоном. Уже спокойнее Геринг повторил:

— Почему вы молчали до сих пор? Отвечайте!

Канарис, съежившийся в просторном кожаном кресле, невнятно пробормотал:

— У меня не было уверенности в надежности информации…

Геринг грубо выругался.

— Ваше счастье, если мне удастся убедить в этом фюрера.

Затем он погрузился в долгие размышления вслух по поводу того, в каком мундире ему следует в данной ситуации ехать к Гитлеру. Наконец решил, что лучше всего подойдет скромная партийная форма — она поможет придать неприятному разговору принципиальный характер.

Переодевшись и приказав Канарису никуда не отлучаться до его звонка, Геринг ринулся в имперскую канцелярию.

Его разговор с фюрером был обоюдной истерикой. Гитлер, захлебываясь от ярости, кричал Герингу, что он вместе с начальником абвера предатели и изменники, которые пытались скрыть от своего фюрера факт огромного значения для судьбы германской империи.

Геринг визгливо возражал: они с Канарисом действительно знали о подготовке встречи и разрабатывали соответствующую операцию. Движимые лучшими побуждениями, они не сообщали пока ничего любимому фюреру, чтобы сделать ему приятный сюрприз, когда все будет готово. И вот теперь, когда они проделали огромную черновую работу, в дело вмешивается этот интриган Гиммлер. Да попомнит фюрер его слова — вмешательство авантюриста из службы безопасности лишь все испортит.

Геринг клялся, божился, брызгал слюной, в порыве обиды даже разорвал воротник коричневой рубашки. После часа ожесточенных убеждений и клятв ему удалось все же смягчить Гитлера.

— Хорошо, Герман, — хрипло сказал фюрер. — Даю адмиралу последний шанс доказать свою преданность мне и государству. Я разрешаю ему действовать самостоятельно. Но если Гиммлер опередит его…

Геринг ушел.

Гитлер проводил рейхсмаршала недобрым взглядом.

С каким наслаждением он бы приказал покончить с «наци № 2», так и целящимся на его, Гитлера, место «наци № 1». Если бы… если бы за Германом Герингом не стояли те же могущественные силы, которые привели их всех к власти десять лет назад!

Но напрасно все они — и Геринг, и Гиммлер, и Канарис думают, что так легко обвести его, фюрера. Он не позволит им до конца забрать всю инициативу в свои руки. Глупцы, они полагают, что покушение на Большую Тройку в том виде, какой родился в их пустых головах, самый сильный ход!

Он нажал кнопку звонка.

— Да, мой фюрер!

— Немедленно соедините меня с рейхсфюрером СС.

Через десять минут на другом конце провода Гиммлер поднял трубку «лягушки».

— Кому поручено осуществление акции в Тегеране?

— Нескольким проверенным специалистам, они уже знают о задании и теперь срочно вызваны в Берлин. Прибудут, по-видимому, завтра-послезавтра.

— Это никуда не годится! Приказываю, немедленно принять меры, чтобы в Тегеран было заброшено несколько групп парашютистов. Пусть следуют разными маршрутами из разных центров. Привлечь все службы: и СД и гестапо, а не только Шелленберга. О полном размахе операции никто не должен знать, кроме вас. Акция должна остаться в секрете навечно, поэтому возвращение рядовых исполнителей нежелательно… Учтите, что в деле участвуют и люди Канариса…

— Вас понял, мой фюрер.

Гиммлер ждал этого звонка. Соответствующие приказы были им уже давно отданы. Он тоже хорошо знал своего фюрера.