"Игрок" - читать интересную книгу автора (Сабатини Рафаэль)

Глава 7 Предостережения

Всю весну дела Банка шли прекрасно, а Миссисипская компания увеличивала свой кредит. Хотя ее акции и стоили ниже номинала в пятьсот ливров, но это было в порядке вещей, поскольку их выпустили в свое время слишком много.

Мистер Лоу теперь действовал без спешки, поскольку был уверен в том, что занимает ведущее положение. Больше внимания он стал уделять укреплению своих взаимоотношений с регентом. Это удавалось ему без труда. Его Высочество всегда приветливо встречал его в Пале-Рояле.

Иногда он посещал регента и в лаборатории, и с удивлением узнал, сколь разносторонними были познания принца в химии и медицине. Иногда его приглашали на теннисный корт. Физическая ловкость мистера Лоу была такой, что регент, любивший эту игру, но бывший посредственным игроком, предлагал ему сразиться с Бироном, Канильяком или другими сильнейшими своими игроками и с азартом наблюдал за мастерством шотландца. Иногда в salle d'armes ^[34] мистер Лоу показывал свое искусство фехтования, в котором он был весьма силен, имея преимущества высокого роста и быстроты реакции.

Однажды его снова пригласили на один из интимных вечеров регента, слава о которых, усиленная клеветой, шла повсюду. Его Высочество, отбросив свое королевское достоинство, вовсю развлекался с компанией гостей, чья разношерстность смутила мистера Лоу и уменьшила в нем гордость от пребывания в столь узком кругу избранных.

Там были Бирон и Канильяк, а также герцог Бранка и еще три-четыре человека, которых герцог называл своими roues ^[35], иногда бывали менее постоянные гости, такие как граф Орн и актер Бульдак.

Из дам высшего света были госпожа де Парабер, нынешняя maitress-en-titre ^[36] регента, за глаза прозванная Марией Магдалиной, госпожа де Сабран, в прошлом носившая этот титул, госпожа де Фалари, к которой он, видимо, должен был перейти, и, к удивлению мистера Лоу, родная дочь регента, герцогиня Берри. Кроме этих дам, присутствовали также две девочки из оперы, чье вольное поведение было на грани приличия.

Чтобы господа чувствовали себя совершенно нестесненно, слуги на эти вечера не допускались. С одной стороны это, естественно, было желательно, но с другой — оставляло почву для домыслов о том, что же творилось за столь плотно закрытыми дверьми. В глазах мистера Лоу, который, впрочем, особенной щепетильностью не отличался, происходившее было достаточно пошлым.

Слуги перед своим уходом оставили множество холодных и горячих блюд, а также раскаленную плиту. Госпожа де Саб-ран жарила на ней маленькие итальянские колбаски, а госпожа де Парабер делала omelette royale ^[37], объясняя мистеру Лоу, что секрет его вкуса заключается в особого сорта масле.

За столом ели вволю, следуя примеру регента, чья своеобразная диета заключалась в том, что ужин являлся для него единственным обильным приемом пищи, а его обед ограничивался одной-единственной чашкой шоколада.

Пили также не в меру, и по мере того как количество выпитого возрастало, беседа становилась все более несдержанной. Остроумная поначалу и касавшаяся множества различных тем, она скатывалась к откровенной пошлости и даже неприличной grivois ^[38]. И по мере того как связность терялась, росла смешливость, а что касается вольности поведения, то герцогине Берри в этой компании не было равных.

Около четырех часов утра регент, торжественно-дружелюбно восседавший в своем кресле, ухмыльнулся пьяной компании и объявил, что вечер закончен и пора спать.

Мистер Лоу оставался единственным, кто мог выйти не шатаясь, что увеличило уважение к нему регента. Он вежливо отклонил гостеприимное предложение одной из оперных девочек и через маленькую боковую дверцу вышел на улицу Ришелье. Там он разбудил ожидавшего его кучера и поехал домой, думая о том, что мудрый человек должен как можно реже ужинать с принцами.

Благодаря тому, что он был представлен веселой герцогине Берри в такой интимной обстановке, он через несколько дней получил приглашение для себя и Катрин в Люксембургский дворец ее светлости на бал, в котором принимал участие весь цвет двора.

Там, вскоре после полуночи, регент с державшей его под руку прекрасной госпожой де Парабер, пройдя через анфиладу ярко освещенных комнат, заполненных множеством гостей, встретил свою дочь за игральным столом рядом с мистером Лоу. Высокий смуглый шотландец руководил ее игрой. Он был великолепен, одетый в камзол из золотой парчи, на его ногах были белые чулки и туфли с красными каблуками и позолоченными застежками.

Банкометом был маркиз де Данжо, опытный и удачливый игрок. Однако сегодняшним вечером ему не везло. Герцогиня с помощью мистера Лоу выигрывала кон за коном. Золото и банкноты текли через стол, грудами ложась перед ее светлостью.

Регент положил руку на плечо мистера Лоу и, помолчав, произнес:

— Когда вы не заняты помощью мне, вы помогаете моей дочери. Я хотел бы побольше иметь друзей, столь же внимательно относящихся ко мне и к моей семье.

— Вряд ли Ваше Высочество страдает от недостатка друзей, — сказал мистер Лоу.

— Но, увы, они страдают от того, что их не касалась рука Мидаса ^[39].

— Стоит ли завидовать? Царь Мидас считал этот дар проклятием.

— Он жил в другое время. В наши дни, хотя мне это и неприятно признать, за золото можно приобрести абсолютно все.

— Я так не думаю, — сказал мистер Лоу.

— Он печален, — вмешалась герцогиня, — как жертва безответной любви.

Регент ущипнул ее за щеку:

— У тебя богатая фантазия, Жуфлотта. Но я вам мешаю. Продолжайте раздевать маркиза дальше.

— Фи! Он не в том возрасте, чтобы это было интересно делать.

Регент засмеялся и пошел с госпожой де Парабер дальше. Вскоре после этого Данжо объявил, что с него хватит, и тот, кто хочет, может сесть вместо него.

Герцогиня не стала ждать. Она приказала сопровождавшему се юноше забрать выигрыш, а мистера Лоу попросила проводить се в бальный зал.

Сопровождаемая высоким шотландцем низенькая полная герцогиня, на белом платье которой сверкали бриллианты, прошла через заполненные людьми комнаты и вступила на порог бального зала, где скрипки, флейты и гобои исполняли менуэт. Здесь, среди почтительно расступившихся гостей, стояли регент и госпожа де Парабер.

Посредине зала красным шелковым канатом, который держали четыре лакея, было огорожено место, на котором кружилось около десятка пар.

— Мы опоздали, — сказала герцогиня, — а я надеялась потанцевать с вами, барон, в знак моей признательности.

— И невзирая на ваш титул?

— Да, иногда я просто дочь моего отца.

Регент сказал, подходя к ним:

— Слишком часто, увы. Меня трудно назвать образцовым отцом. Но как случилось, что вы не дали Данжо отыграться?

— Он признал свое поражение и бежал с поля боя. Я как игрок тоже уничтожена, и клянусь, никогда не сяду за карты, если мне не будет помогать господин Ла.

Но регент их не дослушал. Госпожа де Парабер привлекла его внимание к приближающейся паре. Одетый в черное, невысокого роста мужчина с худым лицом желтоватого цвета вынужден был наклоняться, чтобы слышать сопровождаемую им женщину, которая была ростом с ребенка, имела острое лицо, носившее печать неприязни, худой подбородок и внимательные глаза. Это были принц Сельямаре, испанский посланник, и герцогиня Менская. Их вид напомнил мистеру Лоу то, о чем рассказывал ему граф Стэр. Видимо, это вызвало сходные воспоминания и у госпожи де Парабер, поскольку она зашептала на ухо регенту: — Ты видишь? — и добавила возмущенно: — Да как они вообще посмели сюда явиться?

Пара подошла к ним поближе, и тут низенькая светловолосая женщина резко изменила выражение своего лица, заметив, что их рассматривают. Она на полуслове прекратила свою беседу с Сельямаре и остановилась, чтобы сделать реверанс регенту, который с улыбкой кивнул ей головой и чуть приподнял свою руку. Когда они прошли, он ответил на вопрос госпожи де Парабер.

— Неужели моя дочь должна закрыть двери перед своей родственницей?

— Но она угрожает вам.

— Должен ли я относиться всерьез к ее брюзжанию? Если бы я наказывал всех, кто что-либо говорил против меня, то вся Бастилия была бы заполнена от чердака до подвала.

— Я благодарна вам, сударь, за ваше мнение о моих гостях, — сказала его дочь.

— Он ни к чему серьезно не относится, — пожаловалась госпожа де Парабер. — Объясните мне, Филипп, почему эта карлица так близка с испанским посланником?

— Фи, госпожа! На что вы намекаете? Господин де Сельямаре не так юн, как обычные друзья герцогини. А если она увлеклась древностью, то кто мы, чтобы судить ее?

Госпожа де Парабер не собиралась шутить.

— Если вы дадите ей волю, то скоро будете воевать с Испанией.

— Вполне возможно, — согласился он. — Можно только посмеяться, если подумать, сколь многие стараются пресечь это злодеяние. Кто только ни пугал меня им. Даже господин Ла виноват в этом. А вот, кстати, и милорд Стэр, еще один из этой компании.

Его сиятельство, весь в белом, со звездой ордена Чертополоха ^[40] на груди, сопровождаемый под руку госпожой Раймон, подошел к ним. Он воздал должное герцогине за изумительный бал, польстил регенту, а потом позволил себе упомянуть о миссис Лоу, чтобы кольнуть самолюбие ее мужа:

— Не припомню, видел ли я когда-нибудь баронессу такой красивой, как сегодня. Господин де Орн, по всей видимости, имеет уже дюжину вызовов на дуэли от кавалеров, чьи попытки поухаживать за баронессой он пресекает.

— Вам следует бояться графа де Орна, господин Ла, — хихикнула госпожа Раймон. — Очень опасный человек.

— Но, надеюсь, не очень быстрый, — улыбнулся мистер Лоу.

— Надейтесь! — снова хихикнула госпожа Раймон. — Надежда — это сон тех, кто бодрствует. Так говорит лорд Стэр.

— Он читает слишком много стихов, — сказал мистер Лоу.

— А Орн их сочиняет, — вмешался регент. — Для дворянина он довольно одаренный поэт. Его всегда рады видеть на поэтических вечерах госпожи де Мен в Со.

— Будьте внимательны, барон, — сказала ему герцогиня, — он их, наверное, как раз сейчас и сочиняет.

Посмотрев, куда она указала, он увидел в полукруглом алькове на другой стороне зала свою жену. Она сидела на маленькой круглой банкетке под статуей Дианы, нижняя часть ее лица была скрыта под веером.

Ее расширявшаяся книзу юбка окружала собой всю банкетку, так что сесть с ней рядом было невозможно. Но, низко склонившись над ее головой, граф Орн что-то говорил ей, и в том, как она слушала его, была крайняя степень интимности.

Мистер Лоу легко нашел, что ответить:

— Если он их сейчас сочиняет, то я могу поверить, что госпожа Лоу помогает ему найти рифму к слову наглость.

— Какая доверчивость! — издевательски воскликнул Стэр.

— Какое счастье для господина де Орна, — засмеялась герцогиня. — Господин Ла, как нам известно, не всегда был столь доверчивым.

— Я не всегда имел столько оснований, чтобы доверять, — сказал он. — Но позвольте вас покинуть. Возможно, милый господин де Орн ждет, чтобы его сменили.

Поклонившись, он оставил герцогиню на попечение маркиза де Канильяка и отошел.

Стэр мрачно следил за ним. Он почувствовал, что остался вдвоем с госпожой Раймон. Регент с дамами покинул бальный зал. Менуэт заканчивался.

— Наглый выскочка, — тихо проговорил он.

Его компаньонка засмеялась.

— Орн украсит его рогами. Этому homme a femmes много времени не понадобится.

— Желаю ему удачи. Лаэрд Лауристонский может быть опасным.

Госпожа Раймон презрительно фыркнула:

— Слышала об этом. Но сейчас он не выглядит опасным. Похоже, он знает свое место.

Мистер Лоу подошел к своей жене и графу Орну. Было видно, что с графом он разговаривал крайне любезно.

— Ты должна помнить, дорогая, — говорил он, подавая жене руку, — что злоупотребляешь временем его сиятельства.

Орн подумал, что это издевка, но решил, что лучше будет ее не заметить.

— Сэр, — запротестовал он, — вы искажаете факты. Это я отнял слишком много времени у госпожи.

— Вы очень любезны. Мы уходим, граф.

Он поклонился. Катрин сделала ему реверанс, протягивая вялую руку. Орн поднес ее к своим губам, прошептав: «Serviteur»! ^[41]

Они вернулись домой; опытный Лагийон встретил их, помог им переодеться, и Катрин уже собиралась идти в свою комнату, когда к ней обратился мистер Лоу:

— Минутку, Катрин. Можно тебя на одно слово.

Она остановилась на полпути к выходу и обернулась. Рассчитанная нелюбезность ее тона была самой обычной:

— Нельзя отложить до завтра? Меня служанка ждет.

— Я буду краток, — он был холодно вежлив, — только одно слово. Слово предупреждения.

— Предупреждения? — она наморщила лоб.

— Да, чтобы ты не злоупотребляла временем его сиятельства графа Орна. Так я выразился перед ним. Но думаю, что он не почувствовал иронии. Он вообще лишен способности чувствовать. Животное.

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. Лицо ее побледнело. Странный блеск появился в ее глазах и странная улыбка раздвинула ее полные губы. В голосе ее зазвучала настоящая страстность:

— Боже мой! Возможно ли это? Ты ревнуешь!

— Нет, это невозможно. Но я не собираюсь быть мишенью для насмешек. Я не собираюсь выслушивать, как подруга лорда Стэра госпожа Раймон предупреждает меня, что господин Орн опасный человек. И ты, Катрин, очень обяжешь меня, если это запомнишь.

В выражении ее лица произошло резкое изменение, которое, будь он к ней повнимательнее, могло бы ему многое объяснить. Странная, почти страстная, улыбка замерла на ее губах, которые были теперь просто искривлены. Лицо ее покраснело. Глаза ярко заблестели. Ее возмущение было столь сильным, что она не могла найти для его выражения слов.

Но мистер Лоу не смотрел на нее.

— Тебе может быть полезно вспомнить, — добавил он, — другого человека, которого тоже считали опасным.

— Это угроза?

— Возможно, но для господина le comte ^[42].

Ярость помутила ее разум. Она закричала, не выбирая слов, стараясь только побольнее его оскорбить:

— Ты осел! Ты, ты думаешь, человек его крови скрестит шпагу с… с… профессиональным игроком?

Он с улыбкой вздохнул:

— Ты уже сравниваешь меня со своим угодником, и не в мою пользу. Но не важно. Ты предупреждена. Я не буду тебя задерживать. Мне больше нечего сказать.

— А мне — есть, — заговорила она сквозь слезы. Ее торопливые сбивчивые фразы содержали мало смысла: — Я предупреждена? Так? О чем я предупреждена? Чего я, по-твоему, могу бояться? Бояться можешь ты сам. Грозишь поссориться с графом Орном? Да он поколотит тебя, как поганого притворщика, каким ты и являешься! Как ты смеешь, кто ты такой, чтобы так говорить об этом человеке? Ты изливаешь здесь свою бессильную злобу за то, что он сделал меня своим другом.

Ее ярость усиливалась от той холодности, с какой он продолжал стоять перед ней.

— Мне надо прятаться от своих друзей, потому что я имею несчастье быть твоей женой? Твоей женой! А ведь я и ей-то не являюсь по-настоящему. Я твоя жертва, твоя пленница. Только такой дурак, как ты, может думать, что женщина станет выносить это. Постарайся понять, я не такая И как ты вообще смеешь попрекать меня моими знакомствами? Почему я не могу знакомиться с кем хочу? Какую верность я должна тебе сохранять? Сколько раз ты сам обманывал меня за эти годы? Ты предупредил меня, так? А теперь я предупрежу тебя в свою очередь. Я не твоя рабыня и не твоя игрушка. Я принадлежу только себе. Запомни это. Я буду делать только то, что мне угодно.

Она замолчала и посмотрела на него, словно в ожидании ответа. Но он молчал. И тогда, зарыдав, она громко повторила:

— Вот так! Теперь ты тоже предупрежден.

С этими словами она резко повернулась и выбежала из комнаты.