"Игрок" - читать интересную книгу автора (Сабатини Рафаэль)

Глава 20 Общественный долг

Достижения лаэрда Лауристонского в сфере финансов превосходили все, известное до него, но и они должны были померкнуть в сравнении с тем, что он собирался предпринять дальше.

Возможно, в реализации своих гигантских планов он находил утешение от сердечной боли, которую испытывал после встречи с графиней Орн. Не исключено также, что, после того, как она открыла свои чувства к нему, он стал питать надежду если и не на возобновление их прежней близости, то хотя бы на то, что достижение им головокружительных высот в экономике заставит ее тайно гордиться им. Это чувство встречается довольно часто. А может быть, все объяснялось еще проще — его безграничным честолюбием, которое удовлетворилось бы только тогда, когда вся экономика Франции оказалась бы в его крепких руках. Скорее всего, однако, его невероятную активность вызывали все три названных стимула и можно только гадать, какую часть составлял каждый из них.

После заключения ее мужа в Бастилию, чему она обрадовалась как избавлению, графиня Орн покинула Париж, ее дом на улице Аржантей был закрыт, и мистер Лоу узнал от леди Стэр, что она поселилась в Дордони, в приобретенном ею замке. Он подумал, что ее отъезд вызван не только арестом графа, но и благоразумием в отношении его самого. Он признал это справедливой, хотя и жестокой мерой, и целиком погрузился в свою работу.

Таким образом, в то время как граф Орн сгорал от ненависти в Бастилии, герцог де Ноай и члены парижского парламента злобно наблюдали за деятельностью удачливого иностранца, а Катрин Лоу разрывалась между светскими развлечениями и ревнивыми размышлениями о своем муже, отблеск величия которого вызывал все растущее уважение к ней в beau monde, яркая звезда лаэрда Лауристонского поднималась к своему зениту.

Теперь он держал монополию на торговлю Франции с Америкой, Азией и Африкой. Он увеличил свой флот до семидесяти кораблей. Он начал ввоз канадской кожи и владел также монополией на соль и табак.

Но, поскольку все его богатство держалось только на разработанной им системе кредита, которую плохо понимали остальные, он понимал, насколько это ненадежно. Он решил получить для себя еще больше полномочий. Главной целью для него стал пост генерального контролера финансов, на котором пока находился д'Аржансон.

Предварительным условием для этого был контроль над чеканкой монет. Он сделал регенту головокружительное предложение взять на себя выплату общественного долга, размер которого, достигавший полутора миллиардов ливров, требовал от казны выплат в виде ежегодных процентов восьмидесяти миллионов. Теперь мистер Лоу посчитал, что его кредит достаточно силен, чтобы выдержать этот груз. Только от человека, известного своей финансовой мудростью, регент мог согласиться выслушать серьезно такое предложение.

Когда Его Высочество пришел в себя, то дал разрешение ознакомить его с деталями плана, а также пригласил д'Аржансона принять участие в их обсуждении.

Закрывшись с ними в Пале-Рояле одним августовским днем, мистер Лоу, легко играя цифрами, отбивал все их возражения, пока и у герцога, и у генерального контролера головы не пошли кругом.

Его предложение сводилось к тому, что он брал на себя этот долг, и за это казна позволяла ему сбор налогов в стране, а также платила три процента годовых от стоимости долга, что составляло пятьдесят миллионов, то есть он экономил государству тридцать миллионов. Он же, в свою очередь, выпускал банкноты на сумму, равную сумме долга. Их должны были в установленном порядке раздать кредиторам государства и таким образом выкупить долг.

Для начала, сказал он, он выпустит сто тысяч банкнот по пятьсот ливров каждая. Регент выпятил нижнюю губу, сомневаясь, разойдется ли такое количество. Но мистер Лоу сказал, что он придумал наживку, которая должна будет притянуть публику. Это была наживка, основанная на отсутствии выбора.

Монополистическая сеть, объединившая крупнейшие компании в одну — Индийскую, привела к тому, что единственным другим местом, куда можно было инвестировать капитал, оставался государственный долг. Поскольку этот долг брала на себя все та же Индийская компания, обладающие капиталом члены общества, рантье, не имели иного выхода, кроме как вкладывать свои деньги в выпущенные акции, если они, конечно, хотели и дальше продолжать стричь купоны. Схема поражала своей простотой.

Убежденность регента переросла в энтузиазм, и он дал свое согласие.

Тщетно д'Аржансон, от возмущения лишившись даже своего обычного красноречия, пытался противостоять этому плану. Перед ним встала отчетливая перспектива лишиться права на сбор налогов и, таким образом, у него, генерального контролера финансов, не оставалось, собственно, никаких финансов для контроля.

— Ваше Высочество, неужели вы не видите, что происходит подмена государства Индийской компанией? Ведь вы фактически превращаете долги государства в акции компании господина Ла. Вы также забываете об интересах тех, кто вложил деньги в организацию сбора налогов. А они имеют от нас двенадцать процентов годовых. Теперь их дивиденды, получается, будут произвольно снижены до трех процентов?

— Не произвольно, — сказал регент. — Вы исходите из того, что они будут обязаны реинвестировать средства в акции компании. Но никто их не станет к этому принуждать.

— Мне кажется, господин Ла однозначно доказал нам, что у них не останется выбора. Если произойдет то, чего он добивается, то Индийская компания станет единственным объектом для инвестиций во Франции, и как раз на это господин Ла и рассчитывает. Огромный капитал в полтора миллиарда фактически окажется вложенным в акции его компании. И Ваше Высочество полагает, что рантье останутся довольны, когда по необходимости произойдет резкое падение выплат их дивидендов?

Регент вопросительно посмотрел на улыбающегося мистера Лоу, предлагая ответить ему самому.

— То, что вы предполагаете, маркиз, не является обоснованным. Три процента годовых, которые государство заплатит компании за передачу ей его долгов, будут составлять сорок восемь миллионов. Сбор налогов принесет, как вы знаете, еще шестнадцать миллионов. А то, чего не достает до восьмидесяти, которые сейчас получают владельцы долговых обязательств, они получат за счет самой компании.

— Это, — в ярости сказал маркиз, — дом на песке.

— Простите, маркиз, но до сих пор он не упал и не упадет до тех пор, пока будет существовать торговля.

— У меня нет такой уверенности, — смуглое лицо д'Аржансона пылало негодованием. — То, что ваша всеохватывающая компания будет делать, это пока из области мечтаний. И я скажу вам, сэр, и вам, монсеньер, если позволите, что передавать всю торговую монополию в руки государства означает ставить эксперимент с непредсказуемыми последствиями. Вы убираете главный стимул для торговцев, который является основой общественного богатства, — конкуренцию. Опытные торговцы будут заменены не имеющими опыта служащими, назначенными господином Ла. Последует спад торговли, а затем и производства.

— Я как будто слышу слова, — сказал мистер Лоу, — бывшего канцлера д'Агессо. Вы, наверное, еще не успели забыть, маркиз, что когда он приводил те же самые аргументы, единственный голос против принадлежал вам?

— Не совсем так, — возразил ему д'Аржансон. — Я поддерживал вас только в отношении банковской системы. Никто не предвидел такого огромного всеохватывающего монстра, как ваша компания. И я заявляю, что это сумасшествие — подвергать страну опасностям, которыми чреват отход от общепринятой финансовой практики. Я предсказываю катастрофические последствия.

— Сходные аргументы приводились и против моей банковской системы. Их ошибку показала практика, она же в будущем покажет ошибку и ваших слов. Не забывайте, что я сразу снимаю с государства почти половину его ежегодных выплат по обслуживанию долга.

Этот последний аргумент перевесил все построения д'Аржансона, хотя его самого и не смог переубедить. Его неприязнь к мистеру Лоу сильно возросла после такого удара как по его карману, так и по его гордости. Его Антисистема теперь была обречена на разорение. Кроме того, он терял право на сбор налогов.

Вспоминая, как он один против всех защищал банковские идеи Лоу, д'Аржансон смотрел теперь на шотландца, как на змею, пригретую им на своей груди. Униженный вдвойне, и как финансист, и как юрист, он в тот день вышел из Пале-Рояля смертельным врагом мистера Лоу.

Позднее, когда мистер Лоу, придя в Отель-де-Невер, объявил о победе своему брату, тот отнесся к ней без восторга. Он встретил рассказ боязливыми возражениями, сходными с аргументами д'Аржансона, но высказанные с гораздо большей откровенностью.

Осторожный, уравновешенный младший брат был в ужасе перед невиданным размахом предстоящих дел. Давно зная о планах, вынашиваемых старшим братом, он надеялся на благоразумие регента, который должен был их отвергнуть. Он едва мог поверить, что азарт игры захватил регента настолько, что победил его врожденную осторожность.

Он хмуро сидел в кресле, и рассказ брата о победе заставлял его хмуриться все сильнее. Вместо радостных восклицаний, которые мистер Лоу, как он считал, вполне заслужил, он услышал от Уильяма только тихий стон.

— Пугает меня это все, — сказал он.

— Да ты, кажется, не понял меня. Короче говоря, я заменяю старый, умирающий кредит новым и жизнеспособным.

— И сколько он, по-твоему, проживет под таким ужасным грузом в два миллиарда? И это к тому, что мы уже успели нахватать. Да он нас просто раздавит.

Мистер Лоу засмеялся.

— Кассандра ^[64], предсказывающая гибель Трои.

— Надеюсь, я не похож на Кассандру, которой не верили обреченные.

— Обреченные! Да ты подумай как следует, Уилл. Как только выйдет указ, мы сможем соединить в одно целое банковское дело, торговлю и управление всеми финансами Франции. У нас в руках будет самая большая финансовая власть, которая когда-либо существовала.

— Вот это-то и пугает меня: управлять всем этим будет крайне сложно. Сможешь ли ты?

— С твоей помощью, Уилл.

— На мою помощь ты, конечно, можешь рассчитывать. Я отдам делу все свои силы. Но тебе же будет нужно больше, гораздо больше сил. Боже! Куда эта дорога приведет нас? Хотелось бы узнать хоть что-нибудь обнадеживающее про Луизиану. До сих пор Миссисипи не дает прибыли. И даст ли когда-нибудь? Ты улыбаешься, Джон? Думаешь, я трус, да? У меня просто не такие нервы, как у тебя, игрока.

— Признай, по крайней мере, что на такие ставки я еще не играл.

— Это да, Джон. Ты чертовски силен в рассчитывании ходов. Но, ради Бога, ответь, — простонал он, — почему ты не удовлетворишься достигнутым. Есть ли предел твоей жадности?

— Жадности! — мистер Лоу расхохотался. — В чем ты видишь жадность? Да, я ворочаю миллионами, но что я взял лично для себя? Что я купил лично для себя, если не считать дома в Германде поблизости от Брие? Да и это я сделал для Катрин, чтобы она могла воображать себя владелицей замка. Этот мой образ жизни в Париже? Но я мог бы так же жить и на те деньги, что у меня были, когда я только сюда приехал. Это не жадность, Уилл. Это страсть к игре. Она для меня все. И, — добавил он с неожиданной серьезностью, — таким меня и надо принимать. И не надо меня за это корить.

— Да не корю я тебя. Я боюсь, что у нас сорвется все дело.

Мистер Лоу пожал плечами.

— Солдат знает, что рискует жизнью. Это не мешает ему оставаться солдатом. Человек — хозяин своей судьбы. Нужно уметь ставить на карту все.

— Ладно. Поглядим, что из всего выйдет.

— Может быть, неплохо выйдет.

— А ты не думаешь, что строишь на песке?

— Песок превратится в камень, как только потекут товары из-за океана.

— А они успеют?

— Должны.

Уилл вздохнул и наморщил лоб. Он заговорил с сильным шотландским акцентом:

— Ты должен совершить чудо, как Моисей, добывший из камня воду.

— С той только разницей, что он добыл воду, а я добуду золото. Но пока следует еще поработать, чтобы быть готовыми к выходу указа.

Указ был обнародован в конце месяца и утвержден парламентом со скрытым неодобрением. Согласно ему отменялась существующая аренда на сбор налогов, и право сбора передавалось Индийской компании. Тем, кто вложил деньги в организацию сбора налогов, они возвращались. Аналогичным образом возвращались деньги и владельцам государственных обязательств. Держатели всех этих ценных бумаг должны были явиться в казначейство, где им выдавали квитанции, на которых указывалась сумма. Эту сумму они могли, не откладывая, получить в Индийской компании по желанию золотом или банкнотами.

Принимая во внимание, что денежная надбавка тем, кто предпочтет банкноты, остановит на них выбор большинства, регент согласился с требованием Лоу увеличить их выпуск. Эти банкноты затем должны были уничтожаться при продаже на них очередной серии акций Индийской компании.